Здравствуйте, дорогие телезрители!

К сожалению, очень много слов и понятий выхолощены, извращены, дискредитированы. Ну, вот, например, понятие «миф», которым довольно часто приходится оперировать, изучая Библию. Поспрашивайте всех подряд, что значит слово «миф». Из 50-ти ответчиков 49 вам ответят, что миф – это выдумка, байка, обман. В то время как на самом деле миф - это весьма важный глубокий и просто необходимый жанр в описании реалий духовного плана, которые прямым бытовым языком не выразить.

Национализм – слово, для многих ставшее ругательным. Понятно, почему. Многие и часто своим поведением дискредитируют это понятие. Например, в регионах, где любят массово ходить в вышиванках, где не упустят возможности пафосно поразглагольствовать про рідну мову, обнаруживается наибольший процент дезертиров, уклоняющихся от службы в армии, и соответственно, от защиты своей Родины. И тем не менее, у любого народа должна быть какая-либо общая цель, идея общенациональная. Как раз об этом и рассуждает наш миссионер отец Виктор Веряскин.

 Виктор Веряскин:

Во Львове возник тайный Львовский университет украинский. Потому что польские власти украинское подавляли: нужно было на польском преподавать, поляками управлять, и так далее. То есть, проблемы, которые сегодня возникают, это вечные проблемы, и тогда периодически они возникали. И, возможно… Вот как говорят, бывает «черная пятница», когда продают, а у нас на прошлой неделе был «черный четверг», когда Шкарпета назначают министром образования. Он уже тогда объявил сразу программное свое заявление, что новое содержание образования будет, три главных направления. Первое направление – это в школьниках и в студентах воспитывать эмоциональный интеллект. Простой интеллект не нужен, нужен эмоциональный интеллект. Вторая задача вроде неплохо звучит – тренировать и воспитывать в школьниках и студентах критическое мышление, критический подход ко всему, в том числе и к украинскому, наверное. А третий, как он его понимает, патриотическое воспитание.

И вот тогда была подобная же ситуация. И вот поэтому в тайном университете во Львове Юлиан Вассиян продолжал изучать философию. Тогда же, кстати, действовала в том числе и тайная Духовная академия Львовская. Не очень долго, потому что через некоторое время поляки… Помните, всякие там выселения были, вплоть до Вислы, и так далее. Поэтому ему там было, мягко выражаясь, очень неуютно, как украинскому студенту, изучающему украинскую философию и украинскую идею. Поэтому он выехал с Львивщины, и уехал в Прагу, и поступил в Пражский Карлов университет, продолжать философское образование.

К этому времени он уже знал несколько языков, не только украинский, польский, а еще и немецкий, чешский. Он тщательно работал над собой. И свои инструменты будущего образования он, конечно, очень тщательно готовил. И вот там в Чехии, в этом Пражском университете Карловом, он начал изучать европейскую философию. И в итоге, в 1930-м году, он закончил Пражский Карлов университет, написал диссертацию, и получил ученую степень доктора философских наук. Его работа называлась «Понимание философии в связи с остальной системой наук, поэтикой и метафизикой». Он также изучал феноменологию Эдмунда Гуссерля на немецком языке, писал работы уже, статьи. А поскольку тогда из Галичины вынуждены были выехать и эмигрировать и сечевые стрельцы, и украинская молодежь в Европе тоже оказалась в диаспоре, он там начал участвовать в издании журнала «Національна думка» - «Национальная мысль», и там писать свои статьи, с философской точки зрения разрабатывать, как обосновать национальную идею украинцев. Вот поляки создали, революция помогла им, они были в составе Российской империи, повезло, теперь у них собственная государственность. Финны создали, откололись в результате 17-го года и поднялись. Когда же украинцы смогут себе создать державу, государственность?

В Чехии и Австрии проходили 1-й и 2-й съезды украинских националистов. Он там участвовал, доклады готовил, выступал. Ну, и в итоге, когда вернулся на Львивщину, его поляки арестовали, как украинского националиста, и отправили в какой-то польский лагерь, где интернировали бывших военных, которые якобы были против Польши. Вы сами понимаете, что 39-й год, началась Вторая мировая война. И в итоге, естественно, он опять думал, как мы иногда надеемся: власть сменилась, может, что-то будет к лучшему? Так опять появился там. Но уже возникшая организация украинских националистов в нем видела будущую ценность идеолога. Мы иногда недооцениваем: для кого-то это были просто разбойники, были просто молодежь. А они, оказывается, мыслили целенаправленно, перспективно. Растет молодой философ, он пригодится для разработки идеологии украинского национализма. И они его после выкрали у поляков, отвезли, обеспечили ему квартиру, рукописи его с собой вывезли и сказали: «Работай». Часть архива… Ну, при всех арестах и переездах многое было потеряно, но часть у него была с собой, и он продолжал работать. Когда пришли немцы, после Советов, 39-й год, потом 41-й, и во Львове провозгласили Украинскую республику, на 1 – 2 дня, там, Стецько, Степан Бандера, и так далее, - сразу же тоже арестовали, немцы заставили упразднить эту республику. И естественно, опять ничего не получается. И он опять вынужден был быть в эмиграции.

Некоторые лелеяли мнимые надежды: а вдруг при этой власти что-то будет возможно сделать? И он тоже имел неосторожность вернуться во Львов. Там его гестапо уже арестовало. И он опять был в лагере, только уже со стороны немцев. Ну, а когда пришли Советы, конечно, тоже ему пришлось бежать, и он оказался в Германии, в Баварии, и там уже жил после войны, до 50-го года. А когда уже был подписан Варшавский договор, и Германию разделили, и Советы стали все контролировать, он уже уехал в Чикаго. Это 50-е годы.

Он написал очень много работ, которые, может быть, даже и перечислять не надо. Но, например: «Греческое мировоззрение» - одна из его работ, «Религия», «Христианство» - это тоже названия работ. И также «Основы идеологии национализма», это тоже одна из его работ. Поэтому теоретически он пытался определить, а в чем смысл существования народа, нации, племени, чем одно от другого отличается. А самое главное: а какое это имеет значение для христианства, а как это понимать по-евангельски? И он не только политически об этом мыслил или рассуждал, а всегда привязывал к духовным смыслам и основаниям всех этих вопросов.

 Иоанн Замараев:

Отец Андрей Кураев продолжает делиться своими размышлениями о сходствах и различиях религиозных миросозерцаний.

Андрей Кураев:

Итак, задача религии и традиции, с одной стороны, отменить историю, уйти в такие времена, когда все было хорошо, время золотого века, базовое время мифа; с другой стороны, это задача обеспечить мое бессмертие. Мы с вами говорили о том, что при этом это бессмертие, победа над смертью, она по-разному воспринимается в разных сотериологических моделях. Помните, я говорил, что для понимания того, что такое данная религия представляет, надо задать вопросы, как она представляет себе спасение, что есть спасение, вот позитивно как оно описывается. То есть, представь себе, что такое, грубо говоря, рай по-твоему, вот что там в раю. Хотя, конечно, слово очень узкое для данного понятия, но тем не менее. Второе: от чего надо спастись, что является той угрозой, от которой надо убежать. Это может быть невежество, может быть, какие-то дурные твои чувства, неправильный опыт любви – это вот скорее христианский ответ: избежать надо неправильного опыта любви, любви к тому, что недостойно. Так, блаженный Августин это выразил: «Все беды человечества происходят от того, что мы пользуемся тем, чем надлежит наслаждаться, а наслаждаемся тем, чем надлежит пользоваться».

Что мне больше всего, признаюсь честно, ненавистно в речах современных попов и епископов – именно это. Они не замечают, что они отрекаются от Христа и Бога, когда говорят: «Наша Русская Православная Церковь всегда служила своему отечеству!» Отцы, вы о чем?! Вы вроде Христу должны служить-то! Что ж вы сами себя до уровня замполитов сводите? Я понимаю, что для государства любая религиозная группа и религия – это не более, чем инструмент для их земных задач. Но зачем же нам-то самим принимать этот язык и эту систему ориентиров и ценностей? Так вот, мы наслаждаемся тем, чем надлежит пользоваться, и пользуемся тем, чем надлежит наслаждаться. То есть, по Августину, высшее наслаждение – это созерцание Бога, это жизнь во Христе. Мы это превращаем в какое-то орудие земной политики или земной карьеры, в рамках, скажем, церковной системы, как те самые фарисеи, которые напоказ молились, чтобы увеличить свои гонорары и свое почитание. И с другой стороны, какие-то земные вещи, которые должны быть не более, чем инструментами в жизни, - мы начинаем их считать критериями успеха, удачи, и начинаем коллекционировать эти внешние побрякушки.

Итак, отчего надлежит спастись? Или от заблуждения, или от неверной любви, любви, направленной не на то, на что надо. Грех в православном понимании – это невовремя и некстати реализованное добро. Это вопрос аксиологии. Аксиология – это научение о системе ценностей. Помните, когда «крошка-сын к отцу пришел, и спросила кроха, что такое хорошо, что такое плохо» - это хороший вопрос, но только для крохи. Взрослый человек должен уметь ставить более сложные вопросы. Не что есть хорошо и что есть плохо. Надо научиться разбираться в сортах г*вна: это плохо, но это еще хуже, и поэтому кушать будем первое. Надо научиться различать то, что добро и добрее – добро добра добрее. Иногда бывает нужно отказаться от одного добра ради исполнения другого добра, другого долга. И вот это уже очень сложные вопросы. Как апостол Павел говорил, «у опытных чувства навыком обучены различению добра и зла». Это касается не только таких грубых случаев, как, скажем, светские ценности и религиозные ценности, а в самой религии. А что важнее – совершение правильного ритуала или что-то другое? Евангельская притча о добром самарянине – там же ведь явно предполагается, в этой притче, что лучше было бы священнику опоздать на службу и отменить ее, но помочь этому избитому человеку. Это был бы по-настоящему религиозный поступок, а не перерезание глотки очередной корове в храме в Иерусалиме. То есть, для религиозного сознания это на самом деле ежедневный выбор – что главное, а что второстепенное, чем пользоваться и чем наслаждаться.

Вот буквально два дня назад одно бельгийское радио берет у меня интервью, им интересна религиозная жизнь в Советском Союзе. Я, как аксакал, динозавр, человек с советским религиозным опытом, должен был им что-то рассказать. Понимая, с кем я беседую, я анимировал такую действительно очень интересную подробность. В Москве было такое знаковое место – храм Всех скорбящих радости на Ордынке. Там был легендарный для тех лет архиепископ Киприан Зернов. Уникальный случай – член Синода, которого отправили в отставку, он потом с Пименом, кажется, серьезно поругался, отчасти, может быть, с властями, хотя он, в общем, лояльный был человек. И вот он был членом Синода, управляющим делами патриархии, а его просто со всех постов сняли, кафедры не дали. Его называли Киприан всея Ордынки. Он был интересный образованный человек, и с Ахматовой был знаком, и с семьей Ардовых, и прочее. У него были интересные проповеди, у него был хороший хор. И вот накануне Великого поста, как вы знаете из православной традиции, поется 136-й Псалом «На реках вавилонских», Псалом изгнания. И вот в эти вечера, в субботние вечера накануне православного Великого поста, вся еврейская Москва приходила в этот храм. Точнее говоря, приходили отказники, не получившие разрешение на выезд из Союза в Израиль. Потому что это Псалом изгнания. «На реках вавилонских мы сидели и плакали, вспоминая о тебе, Иерусалим». И вот люди приходили специально на это песнопение, а потом тихонечко уходили. Я не знаю, в Петербурге было такое или нет, но вот такая интересная черта, она была.

Так вот, можно любить богослужения за красивые песнопения, какие-то красивые манипуляции, даже за красивые проповеди и красивые глаза, но это будет все-таки нечто вторичное, это не главное. Итак, поэтому надо фиксировать этот тезис: грех – это невовремя и некстати реализованный импульс добра, когда нечто даже хорошее почитается вместо лучшего.

Может быть, спастись надо от какой-то зависимости, зависимости телесной, сексуальной, кармической и так далее. То есть, это тоже важная логия – от чего спасение. Дальше, третий вопрос, помните, мы обсуждали: что подлежит спасению? То есть, только мой дух, или моя душа, а может быть, и мое тело заодно? Моя индивидуальность спасется или нет? Петр останется Петром, или должен превратиться в какого-то Всеадама, растворится в каком-нибудь первоначальном Кришне, или еще чем-нибудь таком? Это разные ответы.

И четвертый вопрос: какие средства спасения, пути спасения? Что Бог или боги сделали для нашего спасения? И что люди должны делать для своего спасения? Два вопроса, то есть, объективная и субъективная сотериология. И дальше уже различия субъективной сотериологии. Во что я должен верить, и что я должен делать. Что я должен делать с точки зрения ритуальной, и что я должен делать с точки зрения этической. Это разные вещи. В объективной сотериологии различия будут: что Бог сделал для моего спасения во время оно, во время базового мифа, и что Он делает для моего спасения сейчас.

Вот эти вопросы – они и дадут нам достаточно четкий ответ вероучения данной религии.

 Иоанн Замараев:

Отец Димитрий Вайсбурд, клирик нашего Сретенского собора, продолжит свой разговор о вере и Церкви.

Димитрий Вайсбурд:

Дорогие братья и особенно сестры!

Сегодня я хотел бы несколько слов сказать о месте в Церкви вот именно вас, женщин. Дело в том, что на эту тему часто даже от клириков можно услышать просто полную чушь. Чаще всего в этом случае ссылаются на цитату из апостола Павла, из Первого послания к Коринфянам. Давайте мы ее, чтобы не быть голословными, прочитаем. «Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же они хотят чему-то научиться, пусть спрашивают о том дома, у мужей своих, ибо неприлично жене говорить в церкви».

Внимательный человек тут сразу заметит несколько «но». Во-первых, апостол Павел в другом месте пишет совершенно противоположное: что во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного, и в том числе, ни мужеского пола, ни женского, то есть, что перед Богом все равны. Вот как же так, почему это вроде бы одно противоречит другому?

Во-вторых, другое «но» возникнет, если мы посмотрим на контекст. Вот буквально на протяжении нескольких стихов перед этой цитатой, которую мы сейчас прочитали, апостол Павел объясняет коринфянам, что в церкви надо вести себя прилично, что говорить всем одновременно – это нехорошо, что, если кто-то говорит, остальные должны молчать, ну и так далее. И вот в том числе говорит, что женщинам лучше бы вообще помалкивать и спрашивать потом об этом у мужей дома. И тут же добавляет: «как и закон говорит». А закон – это что? Ведь иудеи не знали другого закона, кроме закона Божьего, то есть, Священного Писания Ветхого завета. То есть, это ветхозаветная норма.

И сразу возникает вопрос: а как же в Новом завете, так же или как-то по-другому? Ответ на этот вопрос нам дает Сам Спаситель. Поэтому давайте читать Евангелие.

«В продолжение пути их пришел Иисус в одно селение. Здесь женщина именем Марфа приняла Его в дом свой. У ней была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении, и подошедши сказала: «Господи! Или Тебе нет нужды, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы помогла мне». Иисус сказал ей в ответ: «Марфа, Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее».

Этот отрывок чаще всего толкуют так: что Марфа – это такая вот перфекционистка, хлопотушка, она заботится о большом угощении, и что это, конечно, неплохо, но вот Мария – она такая высокодуховная, она избрала то, что лучше. Это, конечно, правильно, но это правильно с нашей сегодняшней христианской точки зрения. В ветхозаветном обществе, в котором это все происходило, это выглядело все совсем иначе. Там, если в доме собираются гости, а уж тем более, если среди них есть Учитель, то, простите, бабье место на кухне. Что-то подать, принести – это еще нормально, но дальше – только исчезнуть и не отсвечивать. А если хочешь что-то понимать, то, пожалуйста, пусть спрашивает потом у мужа. Поэтому то, что сделала Мария – это не какой-то высокодуховный поступок, а это просто вопиющее хамство. Она пришла и села с мужчинами, да еще и в первом ряду, как здесь написано, «у ног Иисуса». И соответственно, то, что сделала Марфа – это, опять же, не забота о большом угощении, а это просто норма поведения. Она обращается даже не к своей сестре, а к старшему в собрании, к Иисусу: «Скажи ей, что так неприлично. Отправь ее ко мне на кухню, я там найду, чем ей заняться». И то, что Иисус говорит: «Нет, пускай сидит» - это революция! Такого в Израиле никогда прежде не было. Вот какова новозаветная норма. Вот где место женщины в Церкви – у ног Иисуса, то есть, наравне с мужчинами, поскольку действительно во Христе нет ни мужеского полу, ни женского.

Позже Церковь в некоторых вопросах от этой нормы отошла. В частности, в вопросе поставления в клир. Да, сейчас в клир поставляют только мужчин, но на это были свои причины: исторические, культурные. Поскольку эти причины остаются, то мы не можем их игнорировать. Но при этом давайте не забывать, что место женщины в Церкви – это вовсе не где-то подальше, а наравне с мужчинами. Есть женщины и диакониссы, и катехизаторы, и еще многие служения женщины могут нести в Церкви, и вовсе необязательно молча. Поэтому давайте стараться соответствовать этому вашему призванию!

Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Остановились мы с вами на претензии папы Григория 7-го, можно сказать, на мировое владычество. Он ставил себя выше императоров и любых мирских владык. Свой диктат он проводил с одинаковой жесткостью, не только с Германией, но и Францией, где королем был Филипп. Папа пытался осуществить во всех областях жизни вот эту универсальную идею юстиции, распространяющуюся на весь западный мир, причем не только западный, но и восточный. При нем оживились отношения с Константинополем. Он планировал великий освободительный поход против ислама, который имел в перспективе это самое насаждение папской юстиции повсюду. То есть, от симфонии – к юстиции. Как мы помним, юстиция в данном контексте значит «божественная справедливость». Но в узком смысле слова борьба за инвеституру, которую начал Григорий, продолжалась 50 лет, и закончилась его победой. И хотя потом окажется, что сей результат – с переменным успехом, в целом политическое могущество пап, как следствие идей Григория 7-го, стало реалией высокого Средневековья 11-го, 12-го и 13-го веков.

Все-таки, несмотря на то, что Григорий 7-й проиграл, его политика принесла некоторые добрые плоды, в первую очередь – общественно-политические. Потому что стремление Запада к единому христианскому миру, к единой культуре, к единому торговому пространству, конечно, было всегда.

В дальнейшем исторические реалии многократно корректировали, уточняли положение вещей. Потихоньку начали различать духовную и светскую власть папы, что было довольно сложно. Достаточно сказать, что окончательно практический вопрос папской власти будет отрегулирован только в 20-м веке. Еще в 19-м папа правил своей областью, собирая налоги, содержа свои тюрьмы, и все такое прочее. И понятно, что антиправительственные выступления оказывались тогда и антипапскими. В той же мере, в какой папа брал на себя рычаги гражданской власти, так, соответственно, и недовольство народа негараздами отражалось на его авторитете.

И все-таки идея универсальной Церкви, идея единого христианского мира была весьма привлекательной. И попытка Григория 7-го, еще раз отметим, была связана не только с попыткой просто политической борьбы за власть, а с вселенской ответственностью понтифика, который отвечает за все.

Исходя из его программы, действовали другие последующие папы. В частности, Урбан 2-й, который непосредственно связан с Крестовыми походами. Григорий 7-й думал о соединении Церквей воедино, о военном походе для защиты угнетаемых греческих христиан, об освобождении Гроба Господня. Все это входило в его планы. Но осуществлять сие начал лишь папа Урбан 2-й.