Здравствуйте, дорогие телезрители!

Участвует ли Церковь в политике государств? К сожалению, да, и это было почти всегда, причем редко это на пользу Церкви. Разумеется, в данном случае под Церковью мы имеем в виду систему, институцию. Потому что Церковь-то состоит из граждан той или иной страны, и каждый отдельно взятый член Церкви самостоятельно определяет свое отношение к тем или иным политическим предпочтениям. Это, безусловно, касается и национальной идеи, если она, конечно, есть. И тогда, конечно же, возникают вопросы: а как согласуются эти наши земные, государственные, культурно-национальные конструкции с вечным идеалом Христа? Об этом как раз и продолжит свой разговор православный миссионер отец Виктор Веряскин.

Виктор Веряскин:  

Возникла дискуссия. Вы же понимаете, что в Конституции у нас написано, в первой же фразе преамбулы: «Мы, депутаты Украины, осознавая свою ответственность перед Богом, историей и людьми, вот это вот вам пишем…» А с другой стороны, в середине Конституции написано: «Мы светское государство, секулярное, и у нас отделена Церковь от государства, и школа от Церкви». И поэтому некоторые депутаты говорят: «Если мы светское государство, зачем вообще у нас христианские символы в гербе? Архангел Михаил, и так далее… Это несоответствие, это противоречие». И это – одна из причин, почему казака поставили выше архангела.

И тут у нас возникает вопрос, в христианском нашем понимании: есть ли иерархия ценностей, и как эти ценности располагаются, что выше, что ниже? Владимир Соловьев пишет, что духовный человек отличается от других тем, что у него сформировано и есть внутри чувство ранга. Так он выражается в 19-м веке. Что человек различает в себе нечто, о чем он говорит: «Это ниже моего достоинства, и до этого я не опущусь. А вот это – на равных со мной, в демократической равности со мной. Но есть нечто, что выше меня, и перед этим я почтительно преклонюсь». И только тот человек, который в себе имеет такое различение и чувство ранга, тот считается человеком духовным, в понятии Владимира Соловьева.

И тут мы с вами замечаем, что если человек такого чувства ранга не видит, что, если архангел Михаил для него даже ниже казака может располагаться, значит, некоторая деформация в сознании, гражданском, и эстетичном, и художественном, все-таки есть у наших людей, и у наших художников. И поэтому я принес с собой проект Великого герба Украины 1940-го года, художника-эмигранта, который в старой Украине еще воспитывался, и потом эмигрировал, и закончил на американском континенте свой жизненный путь. Но он как раз нарисовал казака. Здесь архангел Михаил выше казака, значит, у него в сознании иерархия ценностей и чувство ранга другие были. И я бы, если честно, рекомендовал бы именно такой герб в окончательном утверждении принять за Великий герб Украины. Потому что здесь вмещены все области и земли Украины. В центре – тризуб князя Владимира, герб столицы – архангел Михаил, Галицкого королевства, с короной, потому что папа Римский корону возлагал на князя Галицкого, и конечно, в основе государственности в том числе участвовали и казачество со своим мушкетом, и он его расположил, но не выше архангела Михаила. Вот он, казак с мушкетом.

Значит, украинцы на разных этапах осмысления своей истории, своей символики и своего герба, иерархии ценностей, по-разному выстраивали. На мой взгляд, к великому нашему сожалению, Украиной сегодня управляют люди, которые очень плохо знают ее историю. И поэтому у нас даже с третьей попытки не получается адекватно осмыслить символ, герб и все прочее. Нельзя сказать, что работа не ведется. Вот известный многим Олесь Доний собрал огромный материал: «Трансформация украинской национальной идеи», как представляли на разных этапах многие представители украинской мысли национальную идею Украины, и как потом выражение символическое, и герб, и символ, и все остальное. Вот такой целый том, я читаю внимательно, и хочу сказать, что разброд и шатание, конечно, не прекратились, и окончательного варианта и итога пока не видно.

Мы сегодня думаем о том, кто на разных этапах представлял христианскую мысль украинцев. И получается, что, несмотря на то, что Иван Франко писал поэму «Моисей», и как раз хотел, чтобы был вождь, лидер, и представлял путь вывода Украины к великому финалу… Мы с вами забываем иногда, что Леся Украинка написала драму «В катакомбах», где она описывала жизнь первых христиан. То есть, все на самом деле лучшие представители литературы и истории по-своему, не всегда одинаково, пытались найти образец какой-то, на что равняться, к чему тянуться. И один показывал Моисея, например, как Иван Франко в поэме «Моисей», Леся Украинка показывала на первых христиан, как идеал демократичности, равенства, соборности, как она понимала это. Преодоление рабского состояния, потому что 2000 лет назад среди христиан многие были рабами. И сегодня многое рабское в психологии и сознании не преодолено, в том числе и представителях украинского народа.

И вот сегодня я бы хотел, чтобы мы вспомнили одного, почти никому не известного, украинского мыслителя и философа. Потому что некоторые говорят: «Да какая философия может быть в Украине! Что, у нас тут Гегель был, или Кант, или кто-нибудь такой?» А поскольку мы не очень знаем, какой величины были и могли быть в Украине некоторые мыслители и носители философского мышления и сознания, вот мы сегодня вспомним, на мой взгляд, чрезвычайно важную личность. Я разыскал его портрет. И мы кратенько обсудим в том числе не только личность этого человека, философа, малоизвестного в Украине, но и немножко его взгляды.

В энциклопедии его нет, ни в Большой, ни в Советской. Поэтому, когда академика Аверинцева спросили: «Как охарактеризовать Большую Советскую энциклопедию?», он говорит: «Дам ей определение лаконичное, краткое: брехня в алфавитном порядке». Так сказал академик Аверинцев. Ведь многое существенное, многое ценное было не включено. Потому что критерии отбора были совсем другие. И те, кого клеймили: этот буржуазный националист, а этот украинский буржуазный националист, - им места не было в энциклопедии, даже в большой, потому что она советская.

Так вот, запомним это имя (у Олеся Дония его в монографии тоже нет). Юлиан Иванович Вассиян. Он родился на Львивщине. А тогда Львивщина называлась королевство Галичини и Володимирии Австро-Венгерской империи, в семье учителей. Учился во Львовской гимназии, потом поступил во Львовский университет, на философский факультет. Хотел быть философом. В 1914 году он окончил философский факультет Львовского университета. Вы же понимаете, что такое 1914 год. Это все равно, что для некоторых 2014 год, в Симферополе или где-нибудь еще, когда начались такие события, которые перемололи многие планы и судьбы, и достижения, и утраты многих людей. Поэтому, когда началась Первая мировая война, он, как юноша, стремящийся к мудрому пониманию жизни, но и патриотически настроенный, пошел в легион сечевых стрельцов, чтобы научиться, в том числе, отбиваться. Потому что поляки претендовали на Львивщину, Австрия претендовала на продолжение владычества на Львивщине, и уже зашли российские императорские войска на Львивщину. Арестовали тогда Андрея Шептицкого, увезли, и так далее. Вот такая была обстановка, и такая была история, когда он бросил на время философию и пошел в легион сечевых стрельцов. Научился оружие держать, пытаться отстаивать свои философские взгляды на страну, на украинский народ, на положение Львовщины в том числе. И так прошло до 16-го года. Там Февральская революция. Там 17-й год, Польша вышла из состава Российской империи, начала строить свою государственность, в том числе Львивщине, подавляя все украинское, и выпячивая все польское. Как вы понимаете, национальные интересы и национальная идея у Польши уже была, какая бы она ни была. У России уже была своя русская идея, какая бы она ни была. Украинская еще только зарождалась и пыталась формироваться в устах и умах вот этих молодых философов, еще почти студентов.

 Иоанн Замараев:

Отец Андрей Кураев продолжит делиться своими размышлениями о сходствах и различиях религиозных миросозерцаний.

 Андрей Кураев:

Православная Литургия – это и есть Тайная вечеря. Не воспроизводство, а истончается толща времен и пространств, которая отделяет нас от той единственной горницы, от той единственной трапезы. И мы входим туда. Вот это – очень архаичное, очень древнее, именно общерелигиозное представление. Смысл настоящего обряда, по большому счету, именно в этом: отменить историю и вернуться к истокам. «In illo tempore» – «во время оно», как читается в Евангелии. Некое «время оно» – это базовое время, базовое для данного мифа, когда создавался архетип. Все последующее – это образцы. А вот войти в саму матрицу, в саму парадигму, войти в первоисток.

И вторая вытекающая отсюда цель, самая чаемая – это изменение моего посмертия. То есть, важнейший аспект, или проекция религиозного обряда – должно быть убеждение в том, что совершаемое мною сегодня действие не только куда-то в прошлое меня обратит, но оно и определяет мое будущее, мою вечность, оно влияет на мое посмертие. Вот там, где эти два признака есть, перед нами, несомненно, религиозный обряд. И соответственно, там есть религия, а не просто религиозная философия, и так далее.

Это все-таки важно, потому что большинство современных религиозных групп в мире и в России себя предпочитают религией не называть. «У нас клуб самовершенствования, клуб изучения санскрита, еще чего-нибудь, и так далее; мы просто йоги, пусть даже агни-йоги… Но мы не религия». Сплошь и рядом себя наукой называют, пусть даже духовной наукой, и так далее. Поэтому это очень важное тоже умение для религиоведа – не соглашаться с мнением исследуемого субъекта о себе самом. То есть, сам человек говорит о себе нечто одно, а вот надо уметь с ним не согласиться. В чем различие между бедламом и Вифлеемом? Бедлам и Вифлеем – это одно и то же. Просто дело в том, что Бедлам – это психбольница в Лондоне, которая была названа в честь библейского городка Вифлеема. Но почему же все-таки фонетика разная? Смотрите, вот есть египетские иероглифы. Они красивые, симпатичные. В конце концов, Шампольону даже удалось их расшифровать. Но, честно говоря, вряд ли мы когда-то достоверно узнаем, как они звучали. Потому что нет живых носителей этого языка. Это понятная проблема, все понимают, что любые реконструкции древнеегипетской речи – это некая условность.

Но с греками-то иначе! И греки нам все расскажут про свой язык, как какую буковку произносить, как писать, и так далее, все понятно... И вот так считалось в течение веков. Пока один сумасшедший мужик не сказал: «Ничего подобного, греки нифига не понимают в своем языке, они даже читать по-гречески не умеют». Все, конечно, крутят пальцем: «ТЫ чего, парень?» А парень умный – Эразм Роттердамский, однако. Он говорит: «Нет, я докажу, что греки не умеют читать по-гречески». А он ни разу не грек. Роттердамский – это у Северного моря где-то, да? И он доказал. А дело в том, что у Гомера, когда рассказывается о приключениях Одиссея и его банды, помните, там есть эпизод, где некий нехороший циклоп их взял под домашний арест у себя в пещере. И затем они притворились овечками, и пробуют выйти из единственного лаза в пещере. А циклоп уже ослепший, он ощупывает своих овечек, чтобы вот эти людишки не проникли. А те под шкурами овечек идут, сойдет наощупь. Но есть все-таки и другая сигнальная система у людей, и у циклопов в том числе. Овечки должны блеять. И соответственно, Гомер описывает, что Одиссей начал издавать звуки, имитирующие блеяние овечек. И там идут две буковки, одна как русское «в», а другая – такая вот загогулинка. И греки всегда говорили, что эта буква читается, как «и». Первая как «в», вторая как «и» - «вифлиотика». А он говорит: «Нет, это не так, это не может быть так. Потому что все может меняться в нашем мире, но овцы не вивикают, они бебекают. И поэтому давайте все-таки эту буковку будем произносить, как «б», а вот эту – как «э». И вот с этого все началось.

Поэтому сегодня вот проблема: в семинариях изучают доэразмовскую греческую фонетику, в университетах – эразмовскую. А греки, опять же, в наших семинариях. Поэтому, бывает, выпускнику семинарии и выпускнику университета трудно бывает найти общегреческий язык.

Так вот, это я к чему? Это пример того, что бывает, что сам человек, которого вы изучаете, на самом деле себя знает меньше, чем тот, кто его исследует. Ну, собственно, на этом и строится работа психоаналитика, например.

 Иоанн Замараев:

Отец Димитрий Вайсбурд, клирик нашего Сретенского собора, продолжит свой разговор о вере и Церкви.

 Димитрий Вайсбурд:

В прошлый раз мы начали разговор о смерти. Но похоже, что он многих не удовлетворил. Остался вопрос примерно такой: как же так, ведь, если Господь так благ, всемогущ, то почему же люди-то умирают? Неужели Он не мог сделать так, чтобы этого всего не происходило? Дорогие мои, тут все дело в том, что мы понимаем под смертью. Если речь идет о именно физической смерти, телесной, то, к сожалению, действительно все именно так и происходит. Ведь всякая материальная вещь рано или поздно приходит в негодность. Это не потому, что кто-то так специально устроил. Это просто объективное свойство материи. Ничто не может функционировать вечно. И наше тело, поскольку оно материально, и все материальные свойства к нему абсолютно применимы, то и оно не может функционировать вечно, и оно рано или поздно исчерпает свои ресурсы. С этим ничего не сделаешь.

Поэтому смерть для христианина не является злом сама по себе. Ведь для него это не уничтожение человека, а примерно как закончил школу – поступил в институт: переход в некое новое качество. Ну, невозможно же быть школьником всю жизнь, учеником 50-го класса! Надо двигаться дальше. Да, это всегда трудно. Это нужно сдавать экзамены, это нужно затрачивать какие-то усилия, это может быть болезненным, но это необходимо. Смерть может быть злом только в том случае, если она каким-то образом противоестественна. Ну, когда это убийство, это очевидно. И тем, кто верит в то, что человек представляет из себя только тело, в общем, им надеяться в этом плане, к сожалению, не на что.

Но в том-то и дело, что христиане уверены, что человек состоит не только из тела, а и из души, которая нематериальна, и со смертью не погибает. Вот обратите внимание: ведь даже материальные вещи, которые обладают, кроме материальных свойств, еще какими-то нематериальными, ну, например, вещь, которой пользовался какой-то уважаемый человек, о котором мы хотим помнить, такие вещи не выбрасываются и не отправляются в утиль, когда становятся негодными, они сохраняются в музеях, для памяти. Вот так же и в Божественной памяти сохраняются души людей, когда-либо живших на Земле. Поэтому мы и верим, что каждого человека Господь в состоянии восстановить, дав ему новое тело.

Для тех, кто дружит с электроникой, с Интернетом, могу привести такой пример. Если вы свою информацию храните не в телефоне, а в облаке, то есть, на сервере в Интернете, то, даже если вы свой телефон потеряете, утопите, украдут его у вас, неважно, - вам достаточно будет купить новый телефон, снова подключиться к серверу, и вся ваша информация снова будет вам доступна.

Вот так же и с человеком. Он может быть восстановлен. Поэтому смерть для христианина – это не конец, а это переход в некое инобытие, или даже в некое небытие в ожидании новой жизни – жизни в Царствии Небесном.

 Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Итак, на соборе в 1076 году папа Григорий 7-й отлучает короля Генриха от Церкви. Событие это потрясло мир. Папа принялся искать нового короля, который его бы устраивал. Естественно, желающих было много: у Генриха в Германии, разумеется, были политические враги. Григорий поехал на север, чтобы участвовать в помазании нового короля, который будет избран. И вот, зима 1076 – 1077-го годов, крепость Каносса, которая принадлежала как раз герцогине Матильде Тосканской. Там остановился папа. Он ехал в Аугсбург, чтобы испытать достоинство новоизбранного короля.

Генрих 4-й является в Каноссу, как кающийся грешник. Подходит к вратам крепости и просит принять его в Церковь. Приходил он так трижды, но папа его не принимал. В четвертый раз просить за него пришел крестный отец Генриха Гуго, аббат Клюни, и упросил папу принять покаяние Генриха. Как священник, папа не мог отказать в покаянии. Он исповедовал короля и преподал ему Причастие. Но ни о каком возвращении королевского достоинства речь не шла. Это было возвращение в Церковь, ни больше, ни меньше.

Надо сказать, что это унижение короля обернулось, как всегда, победой униженного и оскорбленного. После сего реалии единой церковно-государственной жизни стали очень страдать, оттого, что, конечно, немецкие короли не забудут этого унижения. С политической точки зрения, это было все-таки поражение папы. Да и согласие было недолгим, потому что Генрих 4-й, как человек талантливый и даровитый, довольно быстро восстановил свое значение. Он боролся против нового короля, и в конце концов его победил. Потом он был отлучен от Церкви вторично, но уже не так болезненно на это реагировал. Тут еще надо сказать, что в Германии не приняли вторичное отлучение своего короля, потому что все воспринимали эти действия папы, как политически мотивированные: что папа просто продался интересам другой партии.

Дальнейшая судьба Григория была непростой. Генрих прибыл в Италию, возвел антипапу, осаждал Рим. Большая часть римской знати и кардиналов от папы отпали. В результате Григорий был низложен, а на папский престол был возведен антипапа Генрих. Потом папой стал Гвиберт, епископ Равенны, принявший имя Климента 3-го. А Равенна подчинялась долгое время непосредственно восточно-римскому императору.

Все шло к политическому поражению Григория. Норманны, конечно, освободили его из заточения. Однако, освобождая папу из тюрьмы, они заодно разрушили пол-Рима. И понятно, после сего граждане бывшей столицы были очень сильно настроены против Григория. Он был вынужден бежать в главную обитель бенедиктинских монахов. Там было два главных бенедиктинских монастыря: Монте-Кассино и Субиако. Григорий бежал в Монте-Кассино. Скончался он в изгнании, в 1985-м году. Так что, как некоторые говорят в народе, с сильным не борись, с богатым не судись.

Но спор вокруг Григория разгорелся позже, когда папа Павел 5-й его канонизировал (это 1605-й год). Тут следует указать парадоксы исторической памяти. По крайней мере, до 18-го, а может, даже до 19-го века, в странах, где правили христианские короли, это празднование было запрещено. И во Франции, и в Австрии, и в Германии. Почему? Потому что папа Григорий ненавидел королевскую власть, и его жизнеописание было воспринято, как посягательство на величие королей. Не конкретно германского короля, а вообще. Григорий с одинаковой жесткостью проводил свой диктат. И в отношениях с Францией, где королем был Филипп, правда, там была немного другая ситуация. Григорий пытался осуществить во всех областях жизни вот эту универсальную идею юстиции, которая для него была прямо связана с идеей папства. И это касалось всего западного мира, причем не только западного, но и Востока.

Остановимся давайте сегодня на этом, и, если даст Бог, продолжим наши церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго!