Давеча моему коллеге отцу Якову Кротову был задан довольно трудный вопрос, он и звучит тяжеловесно: Если писатель создаёт характер, он наделяет персонажа набором слабостей и пороков. Причём, этот набор будет не таким, как у других. Собственно, в этом и заключается индивидуальность. Ну, разве что, могут быть ещё разные таланты, но и они – повод для гордыни, зависти и неумения этими возможностями распоряжаться.

А вот ежели человек совершенный, что, конечно, большая редкость, то он так же праведен, как и иной совершенный человек – заповеди, ведь, универсальны. Стало быть, все праведники – праведны одинаково, а все грешники – грешны каждый по-своему. Так что же – рай будет собранием одинаковых людей, клонов? В чём тогда смысл будущей загробной жизни, если каждый станет, как все остальные в Царстве Божьем? Может тогда более правы кармические религии, видящие смысл жизни в том, чтобы изжить личность и раствориться в абсолюте?

Ну вот такая задача – мудрёная, но интересная. Далеко неглупый вопрос, на который попытается ответить о.Яков Кротов.

Я.Кротов:

- Этот замечательный вопрос задал писатель. И сразу вспоминается вереница анекдотов, начиная с самого первого, что в аду веселое общество, зато в раю хорошая погода, вот и выбирайте. На самом деле, все восходит к замечательной сатирической повести Марка Твена «Путешествие капитана Стормфилда в рай». Один из первых, я бы сказал, такой криптоатеистический памфлет. Марк Твен не был верующим, но в Америке рубежа 19-го и 20-го веков в этом было совершенно невозможно признаться, и он это замечательно скрывал. Он завещал через сто лет после смерти открыть его архивы. Открыли, и оказалось, что он не был верующим. Он скрывал это, как если бы он был педофил: страшная постыдная тайна. А оказывается, он всего-навсего агностик. Ну что же тут такого? Но в него с детства так вдалбливали про рай, где праведники воспевают Богу: «Аллилуйя!», что ему казалось, что если он в это не верует, то это конец его биографии. На самом деле, только начало.

Так вот, есть два представления о мире. Мир как некоторая законченная сумма, и если у одного прибавляется, у другого убавляется. И мир тогда – это действие и противодействие. У кого-то нехватка, у кого-то полнота. И рано или поздно наступит момент тепловой смерти мира, так называемый. То есть, сейчас один похолоднее, другой потеплее. Во Вселенной неравномерно нагретые точки. Но происходит смешение температур, холодные тела нагреваются от теплых, и рано или поздно все будет… Как говорила одна американская писательница, она видела будущее таким, что все будут одинакового приятного шоколадного цвета. Потому что все расы (расы – термин дурацкий, но уж используем) смешаются. Я думаю, что на смену современному многообразию людей придет какое-то другое разнообразие. Может быть, и в цвете кожи, мутации внезапные всегда возможны.

Но главное в другом: разве цвет кожи делает нас яркими личностями? Конечно, нет. И вот это представление, что для того, чтобы было интересно, должны быть какие-то трудности, которые мы будем преодолевать, квесты, оно ведь очень подростковое, на самом деле. Мы все еще дети. Человечество не вышло из… ну, давайте сойдемся на третьем классе всемирной истории. У Марка Твена в романе «Приключения янки при дворе короля Артура», там герой, прибывший из 19-го века, смотрит придворную газету. «Понедельник – король катался в парке. Вторник – король катался в парке. Среда – король катался в парке». И он говорит: «А где же здесь, собственно, события? Может быть, король упал, поскользнулся хотя бы, чихнул – вот событие!..» Это рассуждение капиталиста, который вложил деньги в корабль, послал его в Америку, чтобы приумножился капитал, и ждет сообщений о бурях, о Гольфстриме, о войнах, обо всем, что может помешать кораблю вернуться, обо всем, что может его потопить, не дать достигнуть цели, и он потеряет деньги. Получит деньги - и он пойдет в ресторан есть фуа-гра. (В Америке как раз в этом году запретили, во всяком случае, в Нью-Йорке, готовить фуа-гра, потому что там ведь в гусенка пропихивают шланг резиновый, и кормят его принудительно чрезмерно жирной пищей.)

Так вот, совершенный человек – это вовсе не сферический шар, белый или прозрачный. Наоборот, сферический совершенный человек – это значит, всего-навсего, человек, подобный Богу. Мы здесь, в этом мире, подобны обезьяне. Мы от нее и произошли, у нас такое оправдание. Боже, Ты же нас от обезьян произвел? Значит, остальное – проблема эволюции?

Нет, это не проблема эволюции, это проблема деволюции. Так формально называется обратный процесс, когда человек деградирует. Деградация, деволюция. Дьявол тут совершенно ни при чем, это чисто человеческое. И тогда вся наша жизнь… Вот где-то там до 15–16-ти лет - у другого есть солдатики, а у меня нет, обзаведусь солдатиками. Когда вот у меня будет яхта, вилла и вся планета, и у другого будет своя планета, своя яхта, своя вилла, мы же будем совершенно одинаковые. В чем разница? Понятно, что это детские размышления. Потом мы встречаем свою любовь. Может быть, мы встретим свое предназначение – писать книги, делать столы, сочинять песни, танцевать, в общем, тем или иным способом давать людям радость. Вот в чем смысл жизни человека. Мне хорошо, когда мне дают радость, не просто кусок хлеба, не просто масло, а что-то еще, непредсказуемое. Предсказуемая радость – это гадость, или, во всяком случае, так, аттракцион, десять долларов заплачу, а больше нет, и второй раз не пойду.

Совершенство – это начало неожиданного. Вот когда человек любит, что будет со мной в моей любви? Я живу с женою, мы любим друг друга 43 года, и каждый день - новый. Сейчас, когда нам идет седьмой десяток, все намного интереснее, чем раньше. Раньше было предсказуемо: дети, карьера и так далее. А сейчас – каждый день где-то так вот, посередине, между Галактикой и Богом, и все намного тоньше, все действительно интереснее.

Когда человек начинает писать симфонию… Я вас уверяю, те, кто дописывал симфонию Моцарта, это все недорого стоит, он бы дописал по-другому. Настоящая жизнь, совершенная, совершенство в том, чтобы свободно парить. Не ковылять по земле и клевать тут зернышко, тут зернышко, и каждому зернышку радоваться. А совершенство в том, чтобы творить землю, творить миры, творить себя, помогать творить другого. Как Бог. Его совершенство не в том, что Ему ничего не нужно, у Него все есть, что Он сотворил. Но Его совершенство в том, что Он идет дальше. Для Него мир – это не законченная сумма денег, которые положил в сейф и наслаждаешься. Мир – это даже не тесто в кадке. Бог постоянно что-то делает. Он не часовщик, который сделал часы, повесил и пошел чай пить. Он Творец, Он Живой.

Поэтому и мы живы Его жизнью, Его искрой. Мы живы и тогда, когда мы делаем нечто новое. И совершенный человек – это тот, кто умеет ввести новое в мир, новое в любовь. Когда мы начинаем тормозить (а мы все тормоза), тогда наша живость заканчивается, и мы потихонечку-потихонечку заваливаемся набок и возвращаемся в обезьянье состояние. Ничего страшного в этом нету. Важно понимать эту опасность, важно понимать, что 99 из 100, что мы устанем, опустимся, окостенеем, задуреем, состаримся духом. Понимать это, следить за собою, рефлексировать, размышлять об этом, поглядывать на реакцию окружающих: если они скучнеют, когда мы появляемся, значит, чего-то не то.

Это называется покаяние. То есть, я помню, первый раз… «рахунок сумення» - по-польски, испытание совести. То есть, каждый вечер спрашивать себя: «А ты - «сукин сын», как Пушкин?» Когда он что-то там написал, «Бориса Годунова», он говорил: «Ай, да Пушкин, ай да сукин сын!» - в ссылке он был, некому было похвалить. «Я - сукин сын, или я благопорядочный, добропорядочный, нормальный, несовершенный?»

Надо быть совершенным «сукиным сыном», чтобы сделать в этом мире такое, чтобы ты сам был в восторге, и другие были в восторге. Это полезно помнить. Необязательно каждый встречный и поперечный. То, что ты создашь, то, как ты любишь, предназначено очень конкретно кому-то. Как Бог дает жизнь конкретно мне, а не вообще человечеству. Вот такой будет наш ответ.

----

Протодьякон Андрей Кураев об истории взаимоотношений между Церковью и учёными.

А.Кураев:

- 17-й век – это век расцвета мизантропии. В европейской культуре этого времени явственно звучит нотка мизантропии, презрения к человеку. Ренессанс-то учил, что человек – мера всех вещей и вершина. Теперь обратная сторона маятника: напротив, человек – это позор Вселенной. И вот тут, с одной стороны, приходят всякие Ньютоны и говорят: «Так и есть. Посмотри, человек, на муравья, на пчелу, на звезды – они все исполняют заповедь Творца, все они не грешат, только ты, мерзавец, грешишь». То есть, механицистская картина мира была воспринята, как проповедь аскетики. Идеал – это часы. Каждая пружинка и колесико знает свой шаг. Так же и человек. Вот в ордене иезуитов это возвещается: человек-послушник должен быть послушной палкой в руках игумена, ничего своего. Это идеал. Все будет идеально. Бойль, объясняя, почему нужно создать Академию наук, и Ньютон за ним, говорили: потому что человек, который будет изучать науку, никогда не пойдет в пивнушку, не будет пьяным, не будет безобразничать. Это очень важно.

Так вот, идея мизантропии разливается в воздухе. Мы разочарованы в самих себе. И тут, говорят, какой-то ученый сказал: «Мы не центр Вселенной, мы всего лишь плесень на камушке, который носится по окраине Галактики». – «Точно, даже наука доказала, что мы дерьмо, и звать нас никак!» И вот такая публицистическая интерпретация идей Бруно и Коперника – вот она испугала церковников. Нельзя так низко думать о человеке. А церковники в чем-то, и уж точно папы Римские – это в чем-то еще люди Ренессанса. Это энциклопедисты, все как один, вплоть до папы Урбана, который приговор выносит Галилею, хотя это его личный друг, Галилей. Это энциклопедисты, они все прекрасно астрономию знают, искусство и прочее. И для них человек – это очень высоко. А тут такое про человека говорят.

В общем, Бруно начал придавать религиозный и антихристианский смысл математической модели Коперника. Расплачиваться за это пришлось Галилею. Это печальная история, но очень запутанная, на самом деле. Я уже сказал, что Галилей и папа – они близкие друзья. Еще за 11 лет до публикации своей книги, где-то в 20-е годы 17-го века, Галилей говорит папе, что он планирует такую книгу, диалог о разных системах мироздания, там будут разные точки зрения. Папа соглашается: это прекрасная идея, да, это надо, аргументы «за» и «против», pro et contra… «Только у меня просьба, - говорит папа. – Вы, пожалуйста, напишите там, что человек может считать так, может этак, может быть, даже легче считать по Копернику. Но Бог не обязан делать все в мире так, чтобы нам было легче считать». Вообще разумная мысль. Галилей это делает. И эта фраза появляется в его книге.

А вот дальше происходит какой-то странный инцидент. Дело в том, что книга Галилея – это была первая книга в истории, первая научная книга, написанная не по-латыни, а на итальянском разговорном языке. В этом он тоже был революционером. И это именно диалог, вернее, полилог, там много разных персонажей. И там был персонаж по имени Симпличчио, в переводе на русский – дурачок, простачок. Галилей в уста именно этого персонажа вкладывает эту фразу. Нашелся какой-то умный интриган при дворе, который показал папе эту страницу и говорит: «Ваше святейшество, узнаете ваши слова?» - «Да, узнаю». – «А кто их говорит? Ваше святейшество, он вас дураком обозвал».

А у папы тяжелейшая ситуация политическая. У него конфликт с орденом иезуитов. За весь понтификат папы Урбана ни один иезуит не получил кардинальскую шапку. Иезуиты обвиняют его в том… Это время, напоминаю, религиозных войн. И Франция, католическая Франция, поддерживает протестантскую Германию. Понимаете, скандал какой? Франция, дочь Церкви, на стороне протестантов. А папа симпатизирует французам, при всем при том. Иезуиты требуют: «Анафематствуй французского короля», и так далее. Папа воздерживается. То есть, у него тяжелейшая политическая ситуация. И тут вдруг появляется такой козырь. «Во-первых, ваше святейшество, смотрите-ка, ваш ближайший друг, друг папы, оказывается, еретик. И во-вторых, он сам папу же дураком обозвал». То есть, желание папы во что бы то ни стало спасать Галилея немножко уходит.

----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

В.Веряскин:

- Я не знаю, жив ли Федорчук, но Леонид Кравчук жив, который принимал эти докладные записки и организовывал в итоге идеологическое преследование, в том числе, групп колядовальников. Это происходило на собрании группы, там принимал их и Иван Светличный, и это в Киеве. Отслеживались эти же события и во Львове, за прежней женой Вячеслава Чорновола, Еленой Антонив, и за писателями Романом Иванищуком и Романом Лубкивским. Как использовали деньги, которые были собраны? Они были использованы на адвоката при защите Аллы Горской, правозащитницы, а это тоже было почти антигосударственное деяние. Потому что государство считало себя правым, преследовало людей, которые пробовали защищать права человека в области свободы слова и мировоззрения, и сопротивляться, и платить за это адвокатам, чтобы лучше защищали от советского государства, - вероятно, это воспринималось как ступень преступной деятельности.

Львовская группа посещала в ответ Киев, а киевская посещала в ответ Львов. «Плохо, что они (колядовальники) не видят хороших черт в нашей советской действительности. Не за колядки же их привлекать», - сам написал в своей докладной записке председатель КГБ по Украине Федорчук. И рекомендации в идеологический отдел коммунистической партии: «Надо взять под полный контроль мероприятие «колядование»». Я не могу удержаться от некоторых горьких улыбок, зачитывая эти выдержки из докладной записки.

Упомянутые в докладной записке председателя КГБ были привлечены к ответственности. У них были организованы и проведены обыски и аресты. Правда, в привязке к какому-то другому подобному делу. Задержаны были: Василь Стус, Игорь и Ирина Калинец, Иван Светличный, Евген Сверстюк, родственник Ивана Франка Зиновий Франко, Леонид Плющ, Вячеслав Чорновол, Иван Гель и другие. Операция называлась «Блок». Хотели блокировать развитие националистических настроений, выражавшихся в предрождественских и предновогодних колядованиях. Всего было арестовано около ста человек, по сообщению правозащитницы Алексеевой, которая написала книгу «История инакомыслия в СССР». Осуждено было 89 человек. Колядки выключили из музыкальных программ радио и телевидения. Владимир Щербицкий, Леонид Кравчук и Виктор Федорчук закручивали гайки идеологического наступления на движение украинства и народных христианских традиций Рождества и колядования.

Часть этих материалов опубликована в более полном изложении, и кто пожелает, может прочитать в ежемесячнике «История» статью «Справа колядувальників», українською мовою, с фотографиями и копиями документов. Это тоже история Украины, новейший период, его горькие и ироничные страницы.

----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Продолжим наш разговор о попытках императора Ираклия и патриарха Сергия, это в 7-м веке, преодолеть церковные нестроения, разрушительно влиявшие и на Церковь, и на государство.

Как мы уже неоднократно говорили, раздирало тогда империю противостояние так называемых монофизитов с диафизитами – православными, по-нашему. Вестимо - спор о Богочеловеке – Христе – как найти компромиссную формулу, объясняющую взаимоотношение Божеской и человеческой природ в Иисусе, чтобы примирить две враждующие партии. Разные были попытки. Сперва стали говорить о единой личностиХриста, а затем - и о единой энергииИисуса.

Патриарх Константинопольский Сергий, как мы упоминали с Вами, был человеком чрезвычайно опытным и, вместе с тем, осторожным. Он искал тонкую богословскую терминологию, приемлемую обеим сторонам, и в начале предложил идею, что «во Христе, хотя и две природы, но одна энергия». В общем - неплохой ход и, в общем, результативный. Православных это вполне устраивало, и монофизиты согласились на исповедание таким образом двух природ во Христе, конечно, с некоторыми оговорками.

Таким образом, как мы уже упомянули, формула Сергия на какой-то момент возымела огромный успех. Произошло даже объединение христиан, причём, закреплённое литургически – православные с египетскими монофизитами совершили совместную литургию. А чуть позже, как мы уже отметили, в 633 году был даже установлен по этому поводу праздник под названием «Прекращение схизмы».

Однако эта богословская проблема была решена лишь на поверхности. И если для нынешних христиан философия не в особом почёте, то в те времена было иначе. Ведь по Аристотелю, энергия – это всегда проявление конкретной природы. По определению не могут две природы воспроизводить одну и ту же энергию. И это проблема, которая со временем даст о себе знать.

Да, поначалу на этом не заморачивались. Ведь, даже халкидониты признавали, что во Христе можно различать две природы, но лишь мысленно, а личность и ипостась Христа – она одна. А если так, значит, можно попытаться, согласно Сергию, говорить и об одной энергии этой Богочеловеческой ипостаси. То есть тут случилось некое соглашение православных с монофизитами, однако, такое, непрочное, ненадолго.

Сергий, конечно, тоже понимал трудность, связанную с употреблением слов «одна энергия». Вы помните, что двум природам Христа должны соответствовать две энергии. Аристотелева метафизика говорит об этом. Но сказать о двух энергиях – Божеской и человеческой - будет неприемлемым для монофизитов.

И как же тогда быть? Терминологическое противоречие, оно, как шило в мешке – торчит, однако. Вроде бы речь о двух природах, и тут должно быть две энергии, а чтобы поладить с монофизитами, надо, чтоб была одна. И патриарх Сергий в попытке выйти из тупика, после консультаций, сделал следующий шаг. Так как речь идет об одном Лице, об одной Ипостаси Иисуса, то он предложил употреблять вместо «одной энергии» «одну волю». То есть, избавиться от недоразумения и двусмысленности и говорить об одной воле этого Лица. Энергия как свойство и воля как свойство будут свойством одного Лица. А по-гречески «воля» - это θέλημα, «фелима», отсюда название «монофелитство».

Вот такой новый христологический вариант. Надо сказать, сама эта свежая идея Сергия весьма интересна. Этот моноэнергизм, как и следовало ожидать, чрезвычайно понравился монофизитам. А две природы можно было истолковать, как Севир Антиохийский говорил: мол, в принципе, можно говорить о двух природах во Христе, но разделяющихся лишь мысленно, т.е., условно-схематически.

В 634-м г. Сергий эту христологию излагает в письме к папе Римскому Гонорию. Пишет о достигнутом воссоединении, и просит одобрения римского престола этого учения о единой воле во Христе - монофелитства.

Вот выдержка из его письма: «Согласно учению всех Вселенских соборов, один и тот же самый Господь Иисус Христос производит все Свои действия. Посему не следует рассуждать ни об одной и ни о двух энергиях, а нужно довольствоваться признанием одной воли. Выражение «одна энергия» хоть и встречается у некоторых особ, производит на неопытных пугающее впечатление: они полагают, что этим отрицается двойство природ во Христе. С другой стороны, и выражение «два действия» соблазняет многих, так как оно не встречается ни у одного отца…»

Для нашего с Вами уха звучит мудрёно и не очень вразумительно. Однако если вникнуть – фраза эта содержит логическую ошибку из серии: «Поскольку в Африке нет страусов, значит, там нет птиц». Нелепость. Иное дело – если бы истинно было утверждение, что «В Африке нет птиц» - тогда из этого суждения следовало бы, что «В Африке нет и страусов», но никак не наоборот. Страусы в Африке есть, конечно. 

Ещё раз: «…не следует рассуждать ни об одной и ни о двух энергиях, а нужно довольствоваться признанием одной воли...»

Это богословское хитросплетение патриарха на самом деле не так уж и безобидно в общерелигиозном контексте. Заключить, что во Христе была лишь одна воля – будь то Божеская, будь то человеческая, будь то гибридная – это ещё полбеды. Настоящая проблема, когда мы рассуждаем о себе самих - например, в той же Господней молитве: «Отче наш». Мы молимся: «да будет воля Твоя, Господи, на земле, как и на Небе!» Т.е., выходит, будто мы стоим перед выбором, где третьего не дано – либо наша воля - человеческая, либо - Божья. Иными словами, провозглашая волю Божью среди нас, мы якобы отрекаемся от своей собственной!

Быть может, кто-то так и думает. Но речь не о расчеловечении человека, отказывающегося от самого своего главного признака человечности – свободы воли, а о согласии людей со Всевышним, синергии, совпадениянашей воли, наших желаний и устремлений с Божьими. Вся ценность нашей жизни – именно в последнем. 

Остановимся, давайте, сегодня на этом и, если даст Бог, продолжим наши с Вами церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго.