|
Богатство и бедность – тема, к которой мы
вновь недавно приступили, прослушивая наши давние по этому поводу рассуждения.
Мы отмечали с Вами, что отношение Ветхого Завета к богатству и бедности
достаточно простое. Если у человека заметное и устойчивое положение в мире,
значит, он угоден Богу, и, соответственно, наоборот. Но при всём этом, как мы
подчёркивали с Вами, Ветхий Завет нигде и никогда не приветствует дух
стяжательства, т.е., заполучения имущества любой ценой, не считаясь с
обстоятельствами, а главное, с судьбами тех, кто тебя окружает. В этом отношении
Ветхий завет учит искать более дружбы, нежели богатства. Сегодня, давайте, продолжим эту тему.
Архив:
- Говорят, что богатство может быть и некой формой наркомании:
люди, которые очень богаты, работают с капиталом не потому, что им все мало, а
просто им непонятно, как еще жить-то. Они умеют то, что мало кто умеет. Надо
обладать звериным чутьем, каким-то неимоверным темпераментом, отчаянной
смелостью, чтобы пускаться в какие-то многомиллионные проекты с многомиллионным
же риском, и при этом не помереть от инфаркта, отчего кто-нибудь другой на их
месте давно бы копыта отбросил. Это и большой азарт, и трудно это, конечно. И
какие при всем при этом могут быть друзья? Тем более, что у человека такого
склада постепенно, но устойчиво формируется совершенно определенного типа
видение людей, их состоятельности: «Если они хоть как-то похожи на меня, с ними
стоит иметь дело, или интересно иметь дело. А если это кто-то, кто не
вписывается в такую форму поведения, то он уже не очень интересен». И это
серьезно. Это, безусловно, выдает ущербность такой позиции. В данном случае
речь не о критике, а о том, что это не мудрое поведение.
А все, что не мудро - оно, следовательно, не от Бога,
и это то, что порождает страдания и скорбь, чему, опять же, учит Экклезиаст, потому
что это становится суетой. Всякий азарт – это ведь свидетельство суетного
поведения. Это то, что разогревает меня сегодня, а как-то только я это получу,
все это исчезнет. Это эффект колеса, в котором белка бегает. Такое богатство -
да, есть свидетельство благословения Божия, но, парадоксальным образом, не оно
само по себе в первую очередь говорит о том, что сей человек угоден Богу, а оно
вкупе с другими добродетелями. Что значит – вкупе с другими добродетелями? А
то, что человек адекватно видит место своего богатства, своего положения, своей
состоятельности. Если приветствуется друг для человека, который умеет, хорошо
умеет пользоваться положением, который умеет наращивать это положение, то,
следовательно, отсутствие друга при таком положении – это ущерб. А присутствие
друга – это то, что делает положение данного человека еще более основательным.
Поэтому, безусловно, лучше искренний друг, чем богатство, тем более
неправедное.
Если такой человек мудр, то у него, скорей всего,
будет добродетельная жена. А добродетельная жена – это, как известно, сокровище.
Как говорит Библия, «цена ее выше жемчугов». Это один из последних стихов
Притч. Не случайно один из таких персонажей-символов, который нашел
благоволение в очах Божиих – это Иов. Ну, после всех этих пертурбаций, которые
он претерпел благополучно, и Господь умножил, то есть дал ему вдвое против
того, что тот потерял в свое время. В общем, поскольку эта притча – легендарное
повествование, то он успел даже детей наполучать вдвое больше, чем у него умерло.
Но самое-то главное, что Иов получил это все, а «это все» – это не только
положение и состояние. Это еще и уважение, и дети… в общем, все те знаки
благословенного бытия, которые неотъемлемы от того, что зовется законным,
благорасположенным к Богу существованием. «И умер он, насыщенный днями». В
смысле, Иов.
То есть, если взвесить все параметры того, что зовется
богатством как знаком благословения Божия, то получится, в общем, достаточно
привлекательный образ. Но если я спрошу всех нас и себя: а кто-нибудь из нас
хочет себе ущербного социального положения? – Да никто не хочет, заведомо. Если
мы сейчас начнем спрашивать, какой ценой, то это будет другой вопрос. Но вот
пока - изолированно от цены. Вот – цена нормальная, без перекосов, без каких-то
существенных издержек, когда не надо идти против совести, когда не надо
корежить свою жизнь настолько, чтобы 24 часа в сутки на протяжении 10-ти лет
думать только над тем, как бы побольше заработать, а потом уже жить… Ну, если
оно как-то так складывается сбалансированно, когда есть и деньги, и друзья, и
добродетельная жена, или, соответственно, добродетельный муж. Тогда, наверное,
не будет людей, которые принципиально возражали бы против того, чтобы быть
богатыми. Все-таки, как известно, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и
больным. При прочих равных условиях. Всегда надо с такой оговоркой цитировать
это расхожее изречение. Но вот если при прочих равных условиях, то, наверное,
все хотят. И потом, какие могут быть внутренние возражения? Весь вопрос в том,
как можно соблюсти эти прочие равные условия. Тут у нас масса технических
проблем появляется, и они, носят, по видимости, второстепенный характер. По крайней
мере, в Ветхом Завете на них внимание не сосредоточено. Не ставится вопрос так
капитально: а можно ли вообще хотеть положения и заработать его, не идя ни на
какие компромиссы с тем, что не от Бога. Ветхий Завет здесь очень гибко
балансирует между неправедным богатством и неугодной Богу бедностью. Ведь Богу
угодно, чтобы жизнь состоялась. И это касается всех абсолютно людей. Бог не
хочет жизни, которая прошла впустую. Это тоже верно. Никто не будет спорить. И
во Христе важно, чтобы жизнь состоялась. Весь вопрос – что это такое.
Вот Ветхий Завет все-таки предлагает промежуточные
знаки того, что жизнь состоялась. Самым промежуточным знаком при этом является
положение в обществе на земле. Хотя все ведь знают, что это положение, в общем,
эфемерно, с точки зрения вечности. Дней нашей жизни – 70 лет, при большей
крепости – 80 лет, и лучшие из них – труд и болезни, и мы летим... Ну, 70 лет
лететь – это надо быть хорошей птицей, чтобы не почувствовать, что все
достаточно эфемерно. Человек – существо инерционное, поэтому этого полета, как
раз в то время, когда складывается его положение, не очень чувствует. А когда
начинает чувствовать, может впасть в противоположную крайность – что все в мире
вообще относительно перед лицом этой безжалостной
смерти.
И между этими двумя крайностями вот эта здравая этика
Ветхого Завета человека очень хорошо удерживает. Что состоявшаяся жизнь – это,
естественно, какое-то набранное положение богоугождением, исполнением Закона Божия в своем бытии. И это
позитивно, это хорошо, это правильно. Должна же жизнь иметь реальную ценность.
А как Ветхому Завету утвердить реальную ценность моей конкретной жизни, если
моя конкретная жизнь известно, когда началась, и можно ожидать, что через
известно какой статистический промежуток, 70 – 80 лет, кончится? Вот ты в жизни
научился утверждать конкретный факт, что ты есть, что ты чему-то научился,
что-то умеешь. Это хорошо. У тебя есть стабильная, добродетельная семья. И это
хорошо. Сын и дочь выросли не поношением матери и скорбью отца, а подтверждением
того, что отец и мать - праведники, и дети поэтому, идя их стопами, выросли
такими же. И умереть, насыщенным днями - это и благо, с одной стороны, но и производная человеческой добродетели.
Но все-таки, поскольку речь идет об «умереть» – все
это действительно как-то зыбко. Очень важно, что твое богатство не пропало, что
твое положение продолжает служить роду – это очень важно, но все-таки его с
собой не возьмешь никуда. И люди это хорошо знали. И людям хотелось иных, куда
более устойчивых знаков ценности в своей жизни, которые открылись нам уже
потом, через пришествие Иисуса Христа.
-----
О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной
академии Алексей Ильич Осипов.
А.И.Осипов:
- Все наше богословское образование это уже
действительно «схолия», отсюда - «школа», схоластика. Чем характеризуется
схоластика? Тем, что занимаемся вопросами, которые не имеют никакого отношения
к вопросу спасения души. Никакого. Вы знаете, что до самой середины 19-го века
у нас не переводили святых отцов, - то, что касается жизни, этим почти не
занимаемся. Нужно знать очень простые вещи, но надо знать, что христианство
вопреки всему предшествующему периоду, утверждает не просто, что Бог - один, -
да, Он - один, но Он есть Святая Троица. Это даже почему, потому что
воплощается вторая ипостась Сын Божий или Логос, как пишет апостол Иоанн Богослов:
«Эн архи ин о-Логос». Вначале был Логос, вначале было Слово, и Он воплотился.
Что значит, воплотился? Язычники только и знали, что боги воплощались, как? То
в дракона, то в золотой дождь, в кого угодно. А что произошло? Это надо знать.
Не Бог превратился в человека, а Логос - Сын Божий соединился с человеческой
природой. Это совсем разные вещи, мы говорим: воплотился, соединился. Четвертый
Вселенский Собор прямо даже говорит, как: не слитно, не сливаясь в одно что-то
среднее, нет - неизменно, неизменно Бог остался Богом и человеком. Видите, это
очень важно, когда приходится говорить о том, что такое воплощение. Почему
пришлось об этом говорить? Почему откровение Божие об этом? Иначе мы бы не
могли понять, понять очень важного: Зачем страдания Христовы? Почему Он
пострадал? Зачем пришел? Вот опять важные вопросы: Что значит, Он принял на
Себя грехи наши»? Опять, надо знать. Кто первым в рай вошел? Католик или
православный? Первым, в рай? Или лютеранин? Я забыл. Не помните? Спасается
человек, разве формальным знанием, разве формальной принадлежностью к церкви, я
говорю формальной, т.е. где крестили, в какой храм ходит, спасается человек
силою приобретенного осознания того, что он - грешный человек, и - «Без Тебя,
Господи, я погибну». Спасается. Чем разбойник спасся? «Достойное по делам нашим
приняли, помяни меня, Господи, во Царствии Твоем». Вот основной и главный
критерий. И мы говорим истинная или ложная церковь, в чем состоит? Привести
человека к этому сознанию. Православие научает нас, что там, где нет видимости
своей греховности, где человек не осознает, что он находится в ненормальном
состоянии, если человек не смиряется, он погибнет, хоть будь он трижды православным
и имей хоть десять митр на голове. Не
этим спасаемся. Многие язычники, которые действительно убеждались, что они
потеряли человеческое достоинство - «какой я?», сознавали себя грешными: «Боже,
я не знаю Тебя, но помилуй меня». Вот, кто спасается, а задача церкви и
принадлежность церкви в чем? Привести человека к этому состоянию, вот, оказывается,
где спасение-то: видение своей греховности, смирение как таковое, покаяние, молитва,
понуждение себя к жизни по заповедям. Верите, одно дело, значит, церковь как
инструмент спасения, и мы должны искать лучший корабль, а уже кто как себя
ведет - можно и из хорошего корабля выпрыгнуть в пучину, а можно и на доске, не
знаю уж как, но, может быть, доплыть. Искреннее, святое - вот чем спасается
человек, а не формальной принадлежностью к той или иной церкви. Что это, какая
у нас партия, что ли? Православная или католическая? Нет, ищем путь, истинный,
Церковь – это путь, это средство. Не случайно Евангелист Лука своим
Божественным Откровением оставил нам этот поразительный факт: «Достойное по
делам нашим мы получили, помяни нас, Господи, во Царствии Твоем. - Сегодня же
будешь со Мною в раю». Вот что открыто.
-----
Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои рассуждения
о событиях и судьбах, связанных с церковной Реформацией.
В.Веряскин:
- В соседней Швейцарии, она была тоже немецкоговорящей
и по сегодняшний день, там тоже вслед за Мартином Лютером, Ульрих Цвингли
решил, говорит: «Почему все вопросы решаются Римом и римским представителем, у
нас есть городской совет в Цюрихе, у нас есть горисполком и председатель
горисполкома, почему местный горисполком не может ничего решать без Рима?
Давайте самостоятельно решать, в том числе, и как правильно чтить Бога».
Правда, Швейцария - она тоже пестрая, неоднородная, там есть южные кантоны,
примыкающие к Италии, к Лугано - там католические, а есть северные кантоны,
которые ближе к Женеве, к Германии, они стали более протестантскими.
И на какое-то
время Цвингли поддержали, но не так все шло мирно, там были и стычки, даже до
военных столкновений, Ульрих Цвингли погиб в одном из таких столкновений, один
из основателей Реформации, и следующая власть отменила те решения, какие были
приняты городским советом по предложению Ульриха Цвингли. Часть верующих,
которые посчитали его решения истиной и правильным, и уже это приняли и
практиковали, они подали протест, который юридически оформили, - протест против
решения властей отменить вот эту вот верность Евангелию, как они считали -
возвращение к первоевангельским принципам. И впоследствии из-за этого их
прозвали протестантами: они подали официальный протест против того, что власти
как бы посягали на их свободу совести и не давали им верить в Бога и так Его
чтить, как понимали эти люди.
В том числе, и определений Православия, Реформации и
протестантизма конечно же вы услышите много. Например, архимандрит Софроний
Сахаров, помощник святого Силуана Афонского, он дал определение такое: «Быть
православным - это значит видеть Бога, как Он есть, и стараться жить в
соответствии с этим видением». Вот, например, какое определение православия, и
не просто там правильное мнение иметь и правильно славить Бога, а еще и жить
правильно. И это тоже входит в целостность и полноту, по крайней мере, в идеале
и в норме, и в критерии оценки.
-----
И последняя церковно-историческая часть
нашей телепрограммы.
Кто в Церкви главный? Староста, пресвитер, епископ?
Может – Папа Римский, или Константинопольский патриарх?
Епископ главный, ответит Вам любой семинарист, вне
зависимости от статуса административного. И патриарх – епископ, и митрополит –
епископ, и Римский Папа – епископ. Правда, есть ещё соборы – поместные и
вселенские, но они также созываются епископами и состоят в основном из них же.
Причём, епископы главенствуют в привычном нам
административно-правовом плане. Воля епископа - закон для подчинённого пресвитера.
Конечно, в жизни бывает по-всякому. Разные архиереи – и хищники встречаются, и
вегетарианцы, наподобие нашего Дамиана. И, тем не менее, епископ в Церкви – это
хозяин, глава, распорядитель, диктатор. Так издревле, но так было не всегда.
Были времена, когда все были равны в достоинстве. А звания определялись
исключительно видом служения. Кто-то был учителем в Церкви, кто-то нёс пророческое
служение, кто-то - пресвитерское или епископское. Было ещё такое в Церкви
служение - исповедническое. Как мы уже говорили с Вами – исповедники – это
мученики за веру Христову, которые по каким-то причинам остались живы. И вот в
их компетенцию входил, помимо всего прочего, и суд над отпавшими –
испугавшимися мучений и смертной казни и, спасая жизнь, отрёкшимися от Христа,
а после - раскаявшимися и желающими вновь присоединиться к Церкви. Вот что с
ними делать? Принимать в общину христиан, или навсегда затворить для них двери?
И вполне логично, первое слово по этому поводу предоставить не отсидевшемуся в
поместье или в живописных уголках природы, а тем, кто прошёл эти камеры
жестоких пыток и с достоинством вынес мучения. Тем, кто знает, почём фунт лиха,
понимающим немощь человеческую в чудовищных условиях испытаний.
Безусловно, мог случиться и обратный эффект –
исповедники могли бы оказаться ригористами – дескать, мы-то устояли, мы-то вынесли
издевательства, значит, мы – хорошие. А те – ничтожные, жалкие людишки. Но, к
чести тогдашних исповедников – почти все, как один, стали на защиту немощных,
спасовавших.
А епископ Карфагенский Киприан – наоборот, оказался
немилосердным судьёй, мол, раз отказались от Христа, дорога к Богу Вам закрыта.
В Церкви началась смута – на глазах у христиан
происходила небывалая узурпация епископской власти. Да, епископы, безусловно,
пользовались уважением, но они были первыми среди равных, а здесь - явная
претензия на иерархичность, господство, о которых христианство доселе не
знало.
Страсти накалялись - исповедники настаивали на своем исключительном праве судить всех
отступников и принимать их в Церковь. Киприан считал, что решать ему, потому,
что он епископ, поставленный Богом. Здесь ещё надо иметь в виду, что Киприан -
юрист со светским образованием, и в определённом смысле госчиновничьей
психологией, согласно которой, в принципе, всё ясно. За кем последнее слово в
государстве? За императором. В губернии – за губернатором и т.д. А в Церкви –
за епископом. Т.е., Киприан перевёл это противостояние в правовую сферу и небезуспешно решал сугубо юридическими методами.
И это, по словам о. Николая Афанасьева, оказалось переломным моментом в
церковном сознании.
На это стоит обратить особое внимание. Афанасьев
настаивает, что среди внутренних перепетий церковной жизни именно эта была
очень важна, что это даже было своего рода революцией. Он называет этот момент вхождением принципа права в Церковь. Мы
видим, что сперва нет этого принципа как принципа власти, как руководящего
принципа древней Церкви, и видим, как потом он появляется, и как на его
основании, правовом основании, начинает строиться церковная структура в 4-м и
5-м веках.
Народ верных, конечно, сопротивлялся. В ответ на
заявление Киприана о том, что епископсудит падших, партия исповедников пошла на обострение конфликта. Они подключили
ещё и Римскую Церковь, как инстанцию апелляционную. Словом, в этом конфликте
было очень много составляющих.
Исповедники взывали к совести Киприана, дескать, ты же
сам скрывался от гонений, прятался и благодаря этому выжил – что ж ты такой
суровый к тем, кто хватился за своюжизнь.
Киприан в свою очередь в 251-м году собрал собор, на
котором присутствовало большинство епископов северо-африканских церквей, на
котором был принят лукавый компромисс. Дескать, отступники могут быть допущены к покаянию и приняты в Церковь, но только лишь
непосредственно перед смертью и исключительно решением суда епископа.
Иначе, как издевательство, исповедники такое соборное
постановление воспринять не могли. И целая их группа во главе с Новатом
прерывает с Киприаном общение. На этом и мы, давайте, остановимся с Вами, а продолжим, если даст Бог,
наши церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго.
|
|