Эра правления императора Константина. Арианская вера. Вселенские соборы и Символ веры.


Здравствуйте, дорогие телезрители!

Итак, новая эпоха церковной истории, эра Константина. Христианство с 313-го года признается равноправным по отношению к другим религиям. Всяческие преследования Церкви, естественно, прекращаются. А проходит немного времени – и христианство становится государственной религией. Церковь выходит из подполья и начинает пользоваться всеми благами свободы и цивилизации. Возводятся храмы, строятся школы, все, казалось бы, благополучно. Но таков уж человек: если нет внешнего врага, то усугубляются внутренние противоречия. Знаете, это как в сталинских лагерях: сидели и православные, и католики, и протестанты, и все были рады друг другу, братьями называли друг друга… А сейчас вот – Папа приезжал, так некоторые, называющие себя православными, в горло готовы были вцепиться старику, потому что Московский Патриарх тоже папой хочет быть, братские отношения его не устраивают. Ему нужно быть непременно хозяином. Жажда власти… Она имеет одно лицо, всегда и везде. Как-то был я на Одесской киностудии – меня пригласили в качестве консультанта для съемок кинофильма «Пустыня». Первосвященника Кайафу, осудившего Христа на смерть, великолепно играл один талантливый актер. В перерыве между съемками я познакомился с ним и выразил восхищение его игрой. Он поблагодарил и сказал, что за свою актерскую жизнь ему доводилось играть и королей, и всяческих властолюбивых начальников, и руководителей нынешних государств, и средневековых феодалов. Причем он сказал, что для него эти роли очень просты, и даже не очень интересны. Почему?.. Власть, оказывается, откладывает на лицо человека совершенно одинаковый отпечаток. Властители имеют одно лицо, одни жесты, одни повадки. Поэтому стоит сыграть какого-нибудь там рабовладельца, а потом уже все пойдет как по маслу. И деспотического архиерея сыграть проще простого, и мужика, который в семье поставил себя царем, а домочадцев сделал верноподданными.

Так вот, первым и серьезнейшим испытанием Церкви при Константине Великом явилась арианская смута, буквально потрясшая христианский мир.

Арианство нельзя назвать просто ересью. Это действительно была смута, доходившая до междоусобицы. В этом движении была замешана и императорская власть, и политические интересы различных группировок, хотя стержнем арианства, безусловно, был богословский спор о тайне Пресвятой Троицы. Мы уже говорили с вами в прошлую субботу, что в 318-м году Александрийский епископ Александр прочел местным пресвитерам проповедь о Лицах Святой Троицы. Против этой проповеди стал возражать ученый аскет, известный проповедник, пресвитер Арий. Стремясь подчеркнуть абсолютное единство Бога, Арий учил, что Бог-Сын не равен Богу-Отцу, что Он не предвечен, а сотворен Отцом.

Вообще, эти богословские тонкости на первый взгляд могут показаться бредом. Любой из нас может сказать: «А какая разница - Бог-Сын, Бог-Отец, кто из них главный, а кто подчиненный, и кому это может быть точно известно? И какой Бог-Сын – «омоусиос» или «омиусиос» (в переводе с греческого «единосущный» или «подобносущий»?» Собственно говоря, вот эти два слова, «омоусиос» и «омиусиос», - эти два слова и были главным предметом споров, раздоров, конфликтов, а кому-то стоили эти словечки тюрьмы или ссылки.

Вообще нужно сказать, что на самом деле этот спор был не такой уж и пустячный. Дело даже не в этих «омоусиос» или «омиусиос». Спросите у современных священнослужителей, что такое «омоусиос» или «омиусиос» – большинство из них пожмет плечами. Так почему же так важно православное положение о том, что Бог-Сын единосущен Богу-Отцу? «Омоусиос», а не «омиусиос», то есть подобносущен Богу-Отцу? Опасность заключалась не в терминах, а в выводах, которые могли последовать за этими понятиями. Если бы в Церкви победило арианство, то была бы искажена сама сердцевина нашей веры, вера в то, что воплощенный в Лице Иисуса Христа Сын Божий действительно был Богом, а не творением, пусть даже и высшим творением.

Итак, летом 325-го года император Константин за государственный счет созвал в городе Никее всеимперский съезд представителей Церкви. Съезд этот и вошел в историю как Первый Вселенский собор.

О ходе Первого Вселенского собора можно говорить много. Собственно, бесед десять или двадцать можно было бы этому посвятить. Но я этого делать не буду, чтобы не уморить всех скукой и тоской. Если кому-то интересны подробности, то есть прекраснейшие лекции по истории древней Церкви Василия Васильевича Болотова. Лучше работ Болотова по этой теме нет. Приобрести их, конечно, непросто, но при сильном желании возможно. Можно, кстати, заказать в нашем магазинчике «Христианская книга» на улице Суворова.

Итак, в результате многочисленных дискуссий на соборе был выработан Символ веры. Все вы помните: «Верую в Бога Отца, Вседержителя, Творца всего мира, верую в Сына Божия, воплотившегося в Иисусе Христе…» В этом Символе церковная истина нашла свое полное выражение. Христос был признан единосущным Отцу и одновременно Человеком, жившим в определенный период истории. Именно поэтому в Символ веры вошло имя иудейского прокуратора Понтия Пилата… Но, как мы уже говорили, главное сражение на Первом Вселенском соборе произошло в связи с введением в текст Символа веры слова «единосущный» – «омоусиос».

Наши победили, особенно отличился диакон Афанасий, будущий епископ Александрийский. Истина как будто восторжествовала. Но император Константин совершил трагическую ошибку. Он в очередной раз подменил суд Церкви судом императорским. Увидев, что большинство членов собора склонилось на сторону нового Символа, Константин непокорных арианских вождей отправил в ссылку. Собор был закрыт. Но на самом деле оказалось, что это только начало борьбы. Через некоторое время арианство начало опять набирать силу, и вскоре почти повсеместно одержало победу. Этому способствовали разные вещи. Сыграли роль и интриги арианского духовенства, и ошибки православных. В течение почти полувека православие было гонимо государством. Защитников православия можно было пересчитать по пальцам. Наверное, самую главную роль в отстаивании христианской истины сыграл тот же Афанасий, избранный предстоятелем Александрийской кафедры. Собственно говоря, им и были спасены все принципы, провозглашенные на Никейском соборе. Оставаясь почти в одиночестве, он победил – наверное, потому, что с ним был Бог.

Время шло, арианство распадалось на бесконечное число сект и стояло на пороге своей гибели. Оно бы и раньше погибло, но арианство поддерживалось правящей династией. По-прежнему государство активно вмешивалось в дела Церкви, и, как мы видим, совершенно не по делу. И вот против этого вмешательства вели борьбу великие отцы и учители Церкви. Прежде всего это Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский. О каждом из них мы с вами еще будем говорить. Через 56 лет после Первого Вселенского собора был созван Второй Вселенский собор в городе-столице Константинополе. Это было в 381-м году. Председательствовал на соборе, как уже повелось, сам император – тогда уже был Феодосий 1-й. На этом Втором Вселенском соборе Символ веры был дополнен. Дополнения в основном касались Третьего Лица Святой Троицы, Святого Духа. Те из нас, кто постоянно читает Символ веры, помнят слова: «…И в Духа Святого Господа, животворящего, от Отца исходящего, с Отцом и Сыном поклоняемого и славимого, говорившего через пророков». Вот эта часть, эти слова как раз и были вписаны отцами Второго Вселенского собора.

Что ж, все прекрасно, выработан прекрасный Символ веры, и Первый, и Второй Вселенский собор возглавляли императоры, а в 392-м году все религии, кроме христианской, были запрещены государством. Как видите, маятник отклонился в противоположную сторону. Духовенство почувствовало себя на положении жрецов, епископы стремились к почестям, к богатству, к власти. Деньги из императорской казны рекой текли в церковную кассу, а это разжигало алчность духовенства. Христианство, которое входило в мир, но не стремилось преобразить его, в конце концов само стало рабом общества, рабом мира.

Сам же мир на рубеже Средневековья испытывал глубочайший кризис и упадок - наряду с зарождением феодальных отношений, давших толчок развитию материальной цивилизации, давших толчок и оживлению экономической жизни, и бурному росту городов. Но все же, наряду с зарождением феодальных отношений, культура роковым образом угасала. Язычество изжило себя, его представления о мире выродились в крайние формы скептицизма и в дикие суеверия. И вот здесь, казалось, именно Церковь призвана спасти культуру! Но компромисс, который она заключила со старым миром, этот компромисс определил ей судьбу иную. Процесс разложения не миновал и Церковь. Священнослужители в своей деятельности руководствовались исключительно честолюбивыми помыслами, а миряне скорее напоминали толпу фанатиков, чем членов Церкви Христовой. Те же, кто свято оберегал в душах огонь истины, были зачастую бессильны остановить этот процесс. Христианству суждено было выстрадать и пережить гордыню князей Церкви, горькое унижение и бессилие перед лицом мировой истории. Такая вот судьба постигла Церковь, как жестокая кара за грех исторического христианства, пропитавшегося языческим духом. Но одновременно эта судьба стала великим уроком для будущих поколений христиан. Григорий Назианзин первым увидел пропасть, которая разделяла историческую Церковь и подлинную Церковь как Тело Христово. Антагонизм между церковными кафедрами Запада и Востока все время обострялся. Рим был суров, был правоверен, настаивал на своем главенстве. Александрия от благородной и просветленной христианской свободы скатывалась в суеверия и нетерпимость, и наряду с Антиохией соперничала с Римом, соперничала за первенство в христианском мире. Константинополь объявил себя вторым Римом, но и Константинополь погряз в богословских спорах и церковных интригах. Падение нравов в Византии было ужасающим. Повсюду царили коррупция и разврат. Вынужденно покидая Второй Вселенский собор, отрекаясь от патриаршества, величайший отец Церкви Григорий Богослов предостерегал: «Восток и Запад разделились на две противные стороны, и есть опасность, что они составят разные уделы из-за своего упорства во мнениях».

Очень замечательны и другие слова святителя Григория Богослова, эти слова могут быть эпиграфом и к состоянию современной нашей Церкви: «Все беды есть результат, когда смешивается евангельская весть с языческим обрядоверием, а общество находит не иереев, не созидателей душ, а накопителей богатств, не пастырей, а могущественных представителей власти». Так было всегда, так оно и сегодня. Хотя история движется вперед, и какие-то выводы нам с вами нужно из этого делать, дай Бог честности!

На этом я с вами прощаюсь на сегодня и желаю всего доброго.