Здравствуйте, дорогие телезрители!

Мы продолжаем с вами библейско-богословскую телепрограмму «Страницами Главной Книги». Громадное спасибо руководству и всем труженикам телеканала «Ски-фия» за возможность телевизионных бесед на духовные темы.

Три основных страницы сегодняшней нашей встречи. Первая страница - это наши с вами размышления о божественном откровении. Ведет ее мой собрат - настоятель право-славной Свято-Духовской церкви в Москве отец Яков Кротов.

Отец Яков:

Когда мы говорим «откровение», когда мы говорим «спасение», мы вынуждены быст-ро добавлять: от чего спасение? И тогда, наверное, главный ответ остается библейский: спасение от того, что совершилось, когда люди покинули Бога. Значит, оказывается, что Бог не спасает человека от смерти. Он не спасает человека от зла. Он спасает человека от отсутствия Бога.

Кажется, что это то, что называется «масло масляное» - Бог спасает от отсутствия Са-мого Себя. Но в предельном значении это единственный аккуратный и точный ответ на вопрос о смысле откровения и о смысле гибели в этом мире. Умереть – не страшно. Хри-стиане так же умирают, как все другие люди. Страшно – не иметь Бога. Тогда вы скажете мне: «А я Его не имею, и Он меня не имеет. Ему, может быть, страшно, что я у Него от-сутствую, а мне вот совершенно ни холодно и ни жарко. Я неверующий человек… или человек верующий, но, во всяком случае, не ходящий в Церковь. Ну нету у меня Бога – что, мне страшно?». Ну конечно, не страшно. Проблема как раз в том, что Богу страшно быть без нас. Он нас разыскивает. Откровение совершается в мире не потому, что мы ищем Бога – Бог ищет человека. Как Диоген искал. Только Диоген искал человека с горя-щим фонарем средь бела дня, а Бог ищет человека с крестом. Но тоже обычно среди бела дня, чтобы крест было заметно издалека.

И еще. Продолжение откровения. Вера – уверенность в невидимом, а откровение – это обнаружение невидимого в нашей жизни. И вот здесь начинается христианство, начинает-ся Евангелие. Христианское откровение – это откровение о том, что Бога можно увидеть. Если рассуждать с точки зрения родителя, который привел ребенка в школу… Теперь представим себе: школа, одиннадцать классов. Десять классов ребенка учат, что нельзя ковырять пальцем в носу, это ужасно, противно, омерзительно. И наконец, наступает одиннадцатый класс. И первого сентября, в День знаний, учительница торжественно со-общает: «А теперь, ребята, весь одиннадцатый класс, мы будем дружно учиться ковырять в носу!» Это нормальная школа? Это ненормальная школа!.. Так вот, Библия на девять де-сятых - Ветхий завет, где постоянно говорится о том, что Бог невидим, что Бог – по ту сторону плоти, Бог не может, в отличие от того, что говорят язычники, ни превратиться в человека, ни родиться, ничего такого, - и вот после этого начинается Евангелие, Бог ста-новится человеком.

Может Бог поступить по-другому? Нет! Ему было трудно, конечно, удерживать Своих верующих от того, чтобы оглядываться на видимых богов. Ну, подумайте сами. Евреи всегда – в Египте, в Палестине, в Вавилоне – жили в окружении людей, у которых были изображения божества. Представим себе современный город, где живет человек, у него дети… В соседних квартирах у всех друзей сына или дочери есть телевизоры, а он в свою квартиру телевизор не ставит. Потому что не хочет, чтобы дети, не умея еще критически глядеть на мир, просто на мир глазели через телеэкран глазами чужого дяди или чужой тети. И вот теперь поступают они, опять же, в класс десятый или одиннадцатый, и отец торжественно приносит в дом компьютер. Что видит ребенок? Ребенок видит телевизор, к которому, правда, прилагается еще какой-то ящик. И попробуйте этому ребенку объяс-нить, что это не телевизор, а совсем другое устройство!

Вот то же самое происходит в Новом завете. Бог становится видимым. И попробуйте теперь объяснить людям, что Он вовсе не стал тем, кого выдумали древние язычники, что это Бог воплотился – но не стал человеком в нашем понимании. Он стал вполне человеком за единственным исключением – без греха. Ну, как компьютер – это телевизор без телеви-зионного начальства, без всех склок между телеактерами, телережиссерами, без теленово-стей. Если мы определим компьютер как телевизор без телеактеров и теленовостей, нам что-то это скажет?.. Нет. Но Христа приходится определять прежде всего так: это человек без греха. Я думаю, что нам это должно казаться диким. Мне это кажется диким, потому что мы, когда думаем о себе, прежде всего определяем себя через наши грехи – мы их, ко-нечно, считаем достоинствами. Все-таки это правда жизни. И, во всяком случае, другого человека мы определяем через его недостатки, не через его достоинства, - к сожалению, так устроен человек. Мы ищем возможности использовать чужие недостатки. И вдруг че-ловек, в котором нет греха! Оказывается, это и есть настоящая человеческая натура, на-стоящая природа.

Понятие греха современному человеку говорит мало. Это хорошо, потому что понятие греха даже в древности, и совсем недавно, понималось очень просто, по букварю: что грех – это нарушение какого-то определенного порядка. Но тогда подразумевается, что добро, счастье, мир, радость, любовь – это определенный порядок. Это взгляд не христианский. Это взгляд Конфуция, это взгляд многих древних, как мы сейчас говорим, носителей вос-точных религий, - что существует некоторое идеальное состояние мира. И обычно древ-ние языческие философы полагали, что это состояние неподвижно, и всякое движение уже признак греха. Между тем взгляд Библии совершенно другой, он более театральный и бо-лее человеческий. Когда мы определяем грех, мы ведь что делаем? Мы пытаемся найти какое-то аналогичное существительное, но в современном языке. То есть обычно говорят: «грех – это промах», - ну, вот можно выстрелить и промахнуться, промах называется гре-хом. Да, таково происхождение славянского термина «грех». Можно сказать: «грех – это ошибка», можно сказать: «грех – это долг». Во всяком случае, в Евангелии в «Отче наш», когда говорится «прости нам долги наши», то речь идет прежде всего именно о грехах. Так на арамейском языке обозначали грех.

Но все-таки Библия как откровение идет по совершенно другому пути. Бог идет по другому пути. Он ставит спектакль – Он не пишет трактаты. И вместо того, чтобы объяс-нять, что такое грех, Бог показывает, что это такое. Это сделано в рассказе о грехопаде-нии. Нельзя описать грех – его можно только разыграть, как некую сцену. Отношения «Адам, Ева и Бог» – это те отношения, внутри которых возможен грех. Если нет Бога, ме-жду Адамом и Евой греха быть не может. Если есть Бог, есть Адам и нет Евы, между Адамом и Богом греха возникнуть не может в принципе. Вот есть вещи, которые сущест-вуют, только когда налицо вся актерская труппа. Грех возникает там, где есть Творец, есть Его творение, есть мы, но именно «мы», а не просто «я» – один человек согрешить перед Богом не может оп определению. Даже если человек оскорбит Бога, это будет не грех, это будет просто сумасшествие. Неверие превращается в грех не тогда, когда я говорю, что Бога нет, - ну что ж, я был атеист. Нормально для человека проверять себя на прочность, Бога на прочность, и смотреть: «Он невидимый? Невидимый. Его нет!» Это абсолютно точная формулировка: «Бога не видно – значит, Его нет» (в нашем земном понятии). Это не грех. Я в Него не стрелял, я не промахнулся, я констатирую факт: я не вижу мишени – все нормально. Неверие становится грехом тогда, когда оно становится агрессивным. Ко-гда человек сносит чужой храм – вот это уже отрицание Бога через действие. Опять ра-зыгрывается спектакль, который был разыгран в райском саду, когда Ева и Адам прежде всего заявляют друг другу, что они Бога не боятся. Это абсурд, потому что – что значит «может быть, Он имел в виду совсем другое»?

Грех – это всегда нечто, что совершается в отношениях моих с другим человеком и с Богом. Наверное, все-таки проще напомнить о том, что такое антигрех. Любить ближнего, как Бог любит меня, - вот очень четкая и ясная пропорция. Если я люблю ближнего, как самого себя – это грех. Потому что я себя люблю плохо и недостаточно. Я не могу любить себя, как бутылка шампанского не может сама себя выпить. Если я люблю Бога и не люб-лю ближнего, - ну, с этим вообще понятно. Это иллюзия, это вообще не в счет. Значит, ес-ли я люблю Бога, люблю себя, потому что Бог меня любит, и в то же время ставлю барьер на пути своих отношений с другими, - тоже все заканчивается.

Отец Иоанн:

Вы слушали отца Якова Кротова – известного во всем мире историка, философа и бо-гослова. Если даст Бог, в следующий четверг отец Яков продолжит размышления о боже-ственном откровении. А мы с вами переходим ко второй части нашей телепрограммы, также связанной с откровением о Боге. Но только с естественным откровением, природ-ным.

Самая большая проблема современного человека – это информационный потоп. Чело-век захлебывается в реке самых разнообразных информационных потоков, и зачастую те-ряет под своими ногами опоры, фундаментальные основы. Он перестает видеть самые простые окружающие его вещи, перестает удивляться ими, восхищаться. Полет бабочки, например. Кого удивишь сейчас этим. Но судьба этого насекомого, как и все остальное мироздание, свидетельствует о гениальности Творца Миров - Всевышнего Бога.

Да, есть многие насекомые, от которых мы были бы рады избавиться. Мы жалуемся на этих прожорливых непрошеных гостей. Например, анисовую гусеницу с раздвоенным, как у ласточки, хвостом. Когда жизнь гусеницы в состоянии личинки подходит к концу, она начинает целый ряд приготовлений к новой фазе жизни. Приготовление шелковой петли – важный шаг в этом процессе. Прикрепив концы шелковой нити там, где нужно, гусеница прядет нить за нитью, делая прочный шпагат нужной длины. Когда петля окончена, она ловким гимнастическим движением просовывает в нее голову. Как только петля попадает на место, гусеница висит спокойно несколько дней. В это время таинственно исчезают ложноножки, расположенные в нижней части тела. После периода отдыха тело гусеницы начинает конвульсивно содрогаться, переходя к ряду ритмичных мускульных сокраще-ний. Мы знаем, что гусеница превращается в куколку, а потом в бабочку, но мало кто на-блюдал этот переход. В несколько моментов гусеница сбрасывает кожу, ноги и все внеш-ние признаки гусеницы, для того, чтобы перейти в таинственное состояние куколки. Поз-же мы еще раз обратим внимание на эту таинственную перемену окраски. Так вот, прежде чем гусеница теряет кожу, ей сравнительно легко держаться за ветку. Но в период сбрасы-вания кожи ее акробатика делает выступление гимнаста на трапеции чем-то жалким. Сна-чала она держит кожу в складках своего тела. Потом она высовывает то, что энтомологи называют кремастером, и аккуратно зацепляется им за ветку. Кажется, что она сорвется, когда силой старается освободиться от кожи. Но нам нет нужды об этом беспокоиться. Она прикрепила себя так, что и при стократно большем весе ей было бы просто невоз-можно оторваться. Кремастер - это уникальный орган на самом конце ее тела. Размером он не больше булавочной головки, но микроскоп обнаруживает на нем сто сорок малень-ких крючочков – как раз то, что нужно гусенице. Однако крючки – это еще не все. Еще за несколько дней до этого гусеница предусмотрительно соткала почти невидимую шелко-вую паутину на ветке. Вот эта-то паутина и держит так прочно крючки.

Куколку сразу и не заметишь? Ее почти не видно. Ловко замаскирована, не правда ли?.. Это слияние красок не случайно. Так было задумано.

Превратившиеся здесь в куколок гусеницы были все одного типа – анисовые, с раздво-енными хвостами. Они питались одной пищей, развивались в одних условиях. Разница только в том, что они попали на разноцветные веточки перед тем, как превратиться в ку-колку. Появившаяся куколка не сразу сливается с окружением. Сначала она белесо-зеленоватого цвета, но она быстро меняется, становясь неотличимой от окружающей ее среды. Маскировка служит единственным средством защиты беспомощного насекомого в двухнедельный период ожидания дня освобождения. Когда наступает этот день, насеко-мое сильно вздрагивает, и через несколько мгновений куколка лопается. На свет появля-ется вполне развитое насекомое – бабочка. Правда, с первых минут она еще не совсем по-хожа на бабочку. Ее крылышки не вполне закончены, но на это не уйдет много времени. Этот процесс произойдет буквально у нас на глазах. Тоненькие сосудики в крыльях начи-нают наполняться одни кровью, другие воздухом, а некоторые – жидкостью, которая вскоре, затвердев, как цемент, придаст крыльям твердость и силу…

И вот с этого момента гусеница начинает отдавать свой долг обществу. Она была ужасной помехой в саду. Но в стадии бабочки она не только украшает собой мир, но и ис-полняет жизненно важную функцию, перенося пыльцу с одного цветка на другой.

Или вот другое, тоже интересное существо – парамеция.

Парамеции всегда считались у биологов классическим примером простоты. Но более поздние исследования показали, что этот маленький одноклеточный микроорганизм обла-дает колоссальной жизненной потенциальностью. Некоторые формы, попав в идеальные условия, размножаются каждые три часа. К нашему счастью, этот процесс не продолжает-ся непрерывно. Причиной этому служат дидинии. Эти маленькие существа пожирают па-рамеций. Несмотря на то, что они меньше своих жертв, они заглатывают их целиком. Ка-ждый дидиний может проглотить шесть парамеций в день. Но что было бы, если бы раз-множение парамеций было бы непрерывным? Тогда всего только за пять лет непрерывно-го размножения парамеции могли бы заполнить собой все известное нам пространство.

Есть еще одна поразительная особенность парамеции. Многие десятилетия ученые нам говорили, что парамеции так просты, что, будучи однополыми, они размножаются путем деления надвое. Однако новые открытия потрясли биологический мир, как в свое время атомная бомба. Малюсенькие создания, которых считали такими простыми, оказались в некоторых отношениях сложнее человека. Таковы, например, парамеции бурсарии. Они зеленого цвета потому, что внутри их находится микроскопический вид водорослей, кото-рый в зависимости от количества света во время роста бывает темно- или светло-зеленым. Давайте посмотрим, как при помощи микропипетки, диаметром равной толщине челове-ческого волоса, парамеция одного пола впускается в культуру другого пола. Что происхо-дит в этом случае? После смешения культур эти живые организмы группируются. Другие примыкают к ним, и число парамеций в одной группе иногда достигает пятидесяти и больше. Со временем группы разбиваются на пары, придерживаясь определенного, преду-смотренного порядка.

Но что здесь особенного? Как мы знаем, в природе есть два пола - мужской и женский. Это мы наблюдаем и в животном, и в растительном мире. А вот у парамеции не два пола, а больше двадцати полов. Представляете, гораздо сложнее все, чем даже у человека. Представляете, если бы у нас с вами люди делились не на мужской и женский род, а на двадцать разных полов?.. Таким образом, в поисках простоты, ученые набрели на порази-тельную и непостижимую сложность.

Фантазии у нашего Небесного Отца столь много, что для исследования многообразия Его творений нам не хватит миллиона человеческих жизней. И все же хорошо бы нам со-хранить естественные человеческие способности наблюдать природу, восторгаться ею, и благодарить за все Бога.

Ну, и третья часть нашей сегодняшней телепрограммы – это проблемы связанные с христианской моралью.

Остановились мы с вами в прошлый раз на осмыслении древних терминов – таких, как кесарь, хлеб, зрелища. Мы отмечали с вами, что человек так устроен, что его всегда при-тягивают эффектные вещи, красивые, зрелищные. И это, в общем, нормально. Но это тя-готение людей к зрелищности всегда использовалось кесарем – то есть тем началом, кото-рое стремится к власти ради самой власти. То есть зрелищность зачастую не столько употребляется, сколько злоупотребляется.

Ведь не секрет, что для большинства людей сегодня почти единственная форма досуга – это телевизор. Сам по себе он тоже хорошая вещь. Но если ваш ребенок будет смотреть в ящик по 12 часов в сутки или по 18 часов не выходить из Интернета, то с психикой ско-рее всего будут проблемы, не говоря уже о проблемах развития. Да и взрослый человек, который уже не помнит, когда последний раз брал в руки книгу, а самая ручная для него вещь дистанционный пульт – вряд ли он сможет быть вполне сознательным человеком. Он, скорее всего, жить будет не своей головой, а теми установками, которые ему навязали посредством голубого экрана.

И тем не менее, если оставить в стороне кесаря и сказать несколько слов о зрелищах как таковых, то, вне всякого сомнения, придется разделять – зрелище зрелищу рознь. Есть ведь великолепные фильмы. Сейчас Россия оказалась мощным рынком кинопродукции, в том числе и высококачественной, несущей большую духовную пользу. Есть очень серьез-ные телепрограммы. Познер, например, очень часто великолепные вещи делает. С другой стороны, огромнейшая часть развлекательных телепрограмм не несет в себе ничего по-ложительного, а просто опустошает телезрителя, особенно если они связаны с эксплуата-цией физиологии.

Нет, никакой я не мракобес, я не за то, чтобы запретить эротику. Но эротика не должна вторгаться в мою голову без спросу. Да, человек свободен в первую очередь потому, что его таковым создал Бог. Любому индивиду должно быть доступным все, даже жесткое порно. Я не глубоко не согласен с пресловутой москвичкой, что в СССР секса нету. Но нельзя человека хватать за волосы и тыкать носом в обнаженные телеса, потому, что это своего рода изнасилование - а на самом деле хуже изнасилования.

Наверное, не совсем так будет обстоять дело со спортивными зрелищами. Как-то од-нажды Сергей Иосифович Фубель обронил одну интересную фразу. Это был человек до-вольно консервативных убеждений, хотя и очень глубокий. Так вот, записано одно из его высказываний: «Нас потому по-хорошему притягивают спортивные зрелища, что у нас есть интуитивная тяга к ловкому владению собой, своим телом и так далее. И когда мы это умение, доведенное до совершенства, обнаруживаем в другом, мы как бы инстинктив-но радуемся тому, что наша внутренняя неуклюжесть преодолена вот хотя бы в этот мо-мент этим человеком». Замечательно сказано.

Я понимаю, конечно, как говорили в советское время, изнанку профессионального спорта, я понимаю, что это большой абсурд – когда футболист зарабатывает несколько миллионов долларов в год просто потому, что он ловчее других гоняет мяч… Но дело в том, что в этом гонянии меча все-таки обнаруживается какая-то принципиальная возмож-ность человеческой ловкости. В этом есть пусть многократно извращенное, но все-таки соответствие какому-то нашему природному запросу. И потому спортивное зрелище – это все-таки то, что человека, может быть, хоть в чем-то приподымает.

Лично я внутренне глубоко против профессионального спорта, да и вообще такого фе-номена, как именно спорт, я, в общем, за физкультуру. Но я думаю, что, скажем, если вот эту извращенность, изнанку профессионального спорта отбросить, то людям полезно по-бегать на футбольном поле, хотя по видимости они занимаются ерундой. Мне кажется, что даже такие формы общения, и какое-то такое по-хорошему расковывание своей, в об-щем, зажатой природы, зажатой очень многими вещами – не случайно ведь спорт как фе-номен развивается достаточно бурно в какую эпоху?.. Совсем не у крестьян, которым футболить некогда… У них игры были совсем другие, к слову сказать. Итак, если заду-маться над этим, то в спорте есть какое-то здоровое начало. На нем есть миллионы на-слоений, но что-то в этом есть.

Ну и все же спорт – это пусть косвенная, но все же пропаганда мужества, труда над самим собой, громадных усилий, стремления к совершенству. А это, безусловно, хорошо, благо. Хотя и этот, так сказать, положительный вид зрелища будет обязательно использо-ван в чьих либо интересах. Он все равно в большей или меньшей степени будет работать на кесаря. Поэтому, наша задача быть зоркими, различать самую тень кесаря везде и во всем. Беречь себя от любого порабощения – хранить свою свободу.

На этом, пожалуй, давайте остановимся в наших рассуждениях до новой встречи через неделю. А пока я прощаюсь с вами и желаю всего доброго.