Здравствуйте, дорогие телезрители!

В Украине сегодня и храмов много, и священнослужителей, а вот миссионеров – раз, и обчелся. В России ненамного лучше. Отец Андрей Кураев был замечательным проповедником, так его, так сказать, выдавили из Церкви, лишили сана. Осипов Алексей, личность выдающаяся, заслуженная, но уже по старости лет деменция. Ну вот еще отец Георгий Кочетков есть, выступлением которого в последнее время мы открываем наши с вами христианско-просветительские телепрограммы.

 Георгий Кочетков:

Я очень люблю и уважаю Льва Николаевича, честно вам скажу. Более того, я очень разделяю позицию... Помните, почти сразу после смерти Льва Николаевича, уже, кажется, в 11-м году была выпущена замечательная книга, называлась «Религия Льва Толстого», в издательстве «Путь», это была то ли первая, то ли вторая книга этого издательства, вот они сразу первую посвятили Соловьеву, а вторую Толстому. И они говорили, что и после смерти надо говорить всю правду. Там просто лучший, звездный состав был, так сказать, авторов, самых-самых того блестящего звездного времени в нашей стране. И там как раз уделялось много внимания тому, как умер Лев Толстой, что он все равно ведь поехал в Оптину, потом в Шамординский монастырь, потом пригласил к себе старца. Меня это поразило, когда я был в Ясной Поляне: он уехал после прочтения соответствующей главы из «Братьев Карамазовых» Достоевского, которому он оппонировал нередко, а тут это на него произвело огромное впечатление. И он уехал, он бросил свою секту, он не выдержал. Не потому, что его затравили.

К слову говоря, официальная Церковь все-таки анафему ему не выносила, как вы знаете. Там было еще и другое. Там было определенное отношение к таинствам, там было определенное отношение к Церкви, к Евангелию – Толстой спокойно брал красный карандаш и вычеркивал все, что ему там было непонятно или не нравилось. Осуждали те или иные взгляды. Взгляды действительно он высказывал разные, и не всегда схожие с новозаветными. Действительно, в нем было много ветхозаветного. Безусловно, он хотел найти лучшее на основе добра. Это было тогда очень актуально для всего человечества. Мы не будем сейчас разбирать все, понятно, не хватит просто сил и времени. Но, конечно, часто Льва Толстого осуждали, как говорится, под сурдинку, уже несправедливо.

Хотя, повторю, анафемы не было. Куприн в своей «Анафеме» все-таки преувеличил, не будем этого забывать. Церковного отлучения, церковной анафемы не было. Было осуждение отдельных взглядов, а это совсем не одно и то же. Плюс, надо учесть его такую все-таки мистическую смерть. Поэтому мы не осуждаем Толстого, не наше дело.

Вообще, вечный суд принадлежит Богу в любом случае, а не Церкви. Да, всегда есть тенденция у некоторых людей, которые действительно воспринимают веру как форму, причем самодовлеющую форму. И с такими людьми очень трудно договориться. Мы это сейчас называем фундаментализмом, когда-то в древности это называлось фарисейством. Ну куда деться, много фарисейства в жизни, много, понимаете. Проникает оно в периоды упадка и в церковную ограду. А что же, разве нет? И до революции это было, и сейчас это есть. И то, что будут ругаться… Ну, будут ругаться всегда, всегда будут ругаться. Если мы будем бояться того, что кто-то будет нами недоволен и будет ругаться, тогда мы ничего не сделаем в жизни, абсолютно ничего. Это только сидеть на кухне и жевать макароны, и все, или в Интернете с утра до ночи, это то же самое.

Поэтому не надо ничего бояться. Не было ни одного приличного человека, уж не говоря о святых, которые так или иначе не подвергались нападкам. В том числе, уже апостол Павел пишет о бедах от лжебратий. Это во времена апостольские! Что же вы хотите через две тысячи лет? Да, беды от лжебратий и у нас бывают, а иногда и просто от братий. Ну что ж, ничего, мы не сдаемся. Они тоже. Ничего страшного, Бог не выдаст, все будет нормально. Много есть опасностей разных. Это не единственная опасность, но одна из серьезнейших. Надо просто самому стремиться не впадать в эти грехи. А дальше уже Господь помогает как-то это преодолеть.

Я очень рад, что зашла речь о человеке, который действительно прославился своей честностью, несмотря на все свои ошибки. Это хорошо, потому что это говорит как раз о том, что мы хотим именно такой честной веры, и чтобы был ответ на все наши вопросы такой же честный, такой же открытый, если нужно, самокритичный, но и с честными оценками ошибок того, кто, может быть, эти вопросы задает.

Вопрос: Благословляет ли Церковь брак христианки и атеиста?

Венчаться, конечно, трудно в таком случае, потому что один верующий, другой неверующий. Как читать молитву для того, который неверующий? Это было неуважением к его, так сказать, самоидентификации. И поэтому Церковь, конечно, этого не делает. Но признает такой брак законным и не считает, что он является незаконным, то есть блудом.

Вопрос: Человек не христианин может ли быть духовным человеком?

Да. Вспомните Достоевского, рассказ про луковку, где Достоевский рассказывает, что вечный суд, исход его, может быть, будет зависеть от того, что человек оказал милость в какой-то ситуации, может быть, один раз за всю жизнь, может быть, этого будет достаточно. Мы не судим. Просто внешних судит Бог. Мы не судим, но мы признаем эту духовность, эту совесть, и любовь, и веру. Я не случайно говорил о том, что я не считаю, что здесь есть хоть один неверующий, хотя это совершенно не означает, что я думаю, что всех надо сразу записывать в православные. Совсем не считаю. Для этого должен быть сделан выбор, для этого должен быть сделан некоторый духовный акт, некоторый шаг, но свободный и сознательный. Поэтому мы с вами и беседуем. Но не будь духа в человеке, он бы этот выбор духовный никогда бы не сделал. Мы обращаемся сейчас к духу вашему, к сердцу вашему и к уму вашему. Поэтому ответ очевиден.

Вопрос: В моей истории было венчание, я венчан на своей жене теперешней, и теперь, когда я начинаю говорить о том, что: «слушайте, может, развестись», мне говорят: «Как же так, ты же венчанный». И это такое вот… Даже люди, далекие от Церкви, спрашивают: «А вы венчались? Так как же ты теперь будешь разводиться?».

Я бы на вашем месте… Вы, естественно, свободный человек и поступаете, как хотите. Но я бы на вашем месте сначала попытался решить вот этот внутренний вопрос с верой. Дело не в венчании. Все можно, так сказать, отменить, снять благословение на венчание, все можно, на самом деле. Да, это делает епископ. Это все детали, сейчас неважные. Есть определенные традиции, определенные условия церковные. Но действительно, вас венчали не сознательно. Это проблема, конечно, и для Церкви. Это вызов для нас, для священников, как мы делаем то, что предполагает сознательный выбор и желание человека. То же самое с крещением, с венчанием, иногда даже с причащением, особенно детей. Это отдельные вопросы. Они разрешимы. Трудно разрешимы, потому что все это с длинной-длинной исторической бородой, как вы понимаете, но тем не менее, разрешимы. Все вполне может быть разрешено, все такие проблемы.

Но все-таки, по отношению, коль вы уж решились свой личный вопрос задать в присутствии всех, то скажу вам, опять же, честно и откровенно. Я бы посоветовал себе, на вашем месте, а следовательно, и вам, если пожелаете принять, сначала попытаться… То есть не спешить с разводом, хотя вы пять лет, может быть, мучаетесь, я не знаю, как мучаетесь, но, видимо, как-то все-таки не просто так это желание развода появляется. Не спешите. Сначала разберитесь с главным. Коли вы здесь, значит, у вас есть это желание разобраться с главным. Вы действительно человек ищущий в самом высоком смысле этого слова. Не пройдите мимо этого. Если вы сейчас начнете с развода, это разрушит то хорошее и доброе, что в вас есть, появилось. Любой развод – это очень такая, я бы даже назвал, изуверская процедура, которая даже в самом лучшем случае, когда почти внешне без скандалов проходит (что бывает редко), все равно это разрушительная вещь. Для этого… Иногда приходится идти на развод, приходится. Церковь не благословляет развод, но иногда и не запрещает. Не может запретить, потому что все мы понимаем, что бывают условия, когда продолжать брак невозможно. Но начните все-таки не с этого. Может быть, и вы что-то не поняли в своей супруге, и может быть, в чем-то и вы согрешили против нее, и может быть, это можно еще уврачевать, есть надежда. Может быть, ничего не получится, а вдруг получится? Начните со своей духовной жизни, с внутренней жизни, с того, о чем мы сегодня говорим. Я думаю, что это существенно повлияет на вашу личную ситуацию.

-----

Далее отец Димитрий Вайсбурд, клирик нашего Сретенского собора, продолжит свой разговор о вере и Церкви.

 Димитрий Вайсбурд:

Наверное, процентов 80, если не больше, вопросов, которые задают священнику, это вопросы: «Можно или нельзя?». Причем это не спрашивают разрешения взять какую-то вещь или куда-то зайти, а вот как поступить в жизни, что выбрать. Постараюсь ответить сразу на все эти вопросы.

Дорогие мои, «можно или нельзя» - это Ветхий завет. Вот в Ветхом завете Господь именно дает человеку заповеди: вот это можно, а вот это нельзя, вот это надо делать обязательно, а вот это по усмотрению. А в Новом завете Он так с людьми не говорит вообще. Он дает уже не запреты и предписания, а как бы ориентировки, что вот это – хорошо, а вот это еще лучше, а вот это плохо, а вот это так себе, а вот это совсем безобразие. А вот что из этого выбрать, дорогой мой, решай сам, ты уже взрослый и ответственный человек, и можешь сам отвечать за свои поступки и за свой выбор. Да, к сожалению, у нас есть немало людей, которые сами делать выбор и сами за него нести ответственность не в состоянии. Таким людям действительно приходится давать какие-то запреты и предписания, и говорить, что вот это – нельзя. И если они это «нельзя» нарушают, то приходится их как-то наказывать, иначе они просто не понимают. Это, конечно, очень печально, потому что это инфантильность. Вот для ребенка это нормально и естественно: он не может сам отвечать за свое поведение. А когда это взрослый, это очень печально.

Но это, так сказать, полбеды. Еще хуже то, что у нас есть немало людей, которые на основании того, что вот у нас есть люди, которым приходится вот так ставить границы, пытаются эти свои «можно» и «нельзя» навязать всем, всему обществу. Вот, например, можно или нельзя прийти в храм в шортах или в брюках женщине? Но здесь же первый вопрос: а какова альтернатива? Конечно, лучше прийти в храм в костюме-тройке мужчине, а женщине в вечернем платье. Но если нет возможности зайти домой и переодеться, и альтернатива, соответственно – не прийти вообще, то, конечно, лучше прийти в чем угодно, но только прийти. Потому что, если человек не приходит в храм долгое время, скажем, больше месяца, и не участвует в жизни Церкви, то он просто из Церкви выпадает, его потом приходится снова в Церковь принимать. Конечно, уже не через крещение, а через покаяние, но все равно это серьезное дело, это не то, что прогулял какое-нибудь занятие.

Или вот другой пример. Сейчас в связи с пандемией у нас нашлась масса людей, которые свои средства борьбы с вирусом пытаются навязать всем. Всем обязательно надеть маски, всем обязательно делать прививки. Дорогие мои, понимаете, даже если бы речь шла действительно о спасении жизни людей, кто нам дает право спасать их насильно? Вот кто нам дает такое право – за другого человека принимать решения?

Давайте же постараемся уважать в каждом человеке его сообразность Богу, в том числе и его свободу принимать решения в своей жизни самостоятельно, и тем самым будем все сынами Отца нашего Небесного. Аминь.

-----

Отец Виктор Веряскин, православный миссионер Украины, со своими размышлениями о взаимосвязи христианства с национальной идеей.

 Виктор Веряскин:

Владимир Соловьев говорит: «О Русь! В предвиденьи высоком Какой ты мыслью занята? Каким ты хочешь быть Востоком: Востоком Ксеркса иль Христа?». Мы же играем этими словами: «Это Запад, а мы Восток, мы восточные славяне, может, нам на Запад не надо». А выбор надо делать и осознавать. А чтобы сделать осознанный выбор, надо понимать разницу между Востоком и Западом. Английский поэт Киплинг говорит: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, им никогда не сойтись» - в его представлении, в его поэтическом выражении.

Но я хочу вам сказать, что жил в Киеве Игорь Сикорский – недавно присвоили Политехническому университету его имя. Он мечтал поближе к Богу быть, людям помогать. Моделировал вертикального взлета вертолет, которому не надо посадочной площадки или большой, или длинного разбега. Он говорил: «Люди вот в горах некоторые страдают, эпидемия какая-нибудь, коронавирус, а к ним не долетит никакой самолет, потому что нет для разбега аэродрома, длинной полосы и т.д. Надо же помочь людям. И я придумал. Нужен вертолет вертикального взлета, вот такой геликоптер – сразу встал и полетел, ни разбега не надо, ничего». Он уже в уме носил такое, потому что помочь людям хотел. И вот он уже придумал идею, как реализовать, но в Киеве не реализуешь, вот в чем беда, и сегодня, и тогда, 100 лет назад. Сегодня поляки говорят: «Вам мало платят, врачи, медсестры, а ну, скорее в Польшу, мы вам больше заплатим. И даже облегчим переезд, и не будете экзамены сдавать. Упростим вам устройство в Польше». Это же наши убежали в Германию, там еще больше платят. И весь мир перетекает.

Вроде и семья Сикорского была профессорская, отец профессор психологии, психиатрии, в Киеве, в столице, все нормально. Но пришлось эмигрировать, пришлось немножко бедствовать, пришлось ходить, просить. Он пошел к Рахманинову и говорит: «Ты тоже уехал из Советского Союза, что, не хотел Интернационал играть на фортепиано? Деньги есть? Дай на вертолет». И Рахманинов дал денег, и Сикорский построил вертолет. Серьезно. Это сегодня не смешно. Я нарочно привожу такие примеры, потому что мы иногда не помним и не связываем их вместе. Игорь Иванович Сикорский был знаком с Иоанном Шаховским. Написал ему письмо и говорит: «Ты же уже эмигрировал из той России. Ты и в Европе себе применения не найдешь. Давай, махни сюда, в Америку, мне Рахманинов денег дал, я тут уже поднялся. Я заплачу пошлину, куплю тебе документ, и ты приедешь и устроишься в Америке». И князь Шаховской переехал, в том числе, на деньги Сикорского в Америку. Стал епископом Бруклинским через некоторое время, потом архиепископом Сан-Францисским. Я был в его приходе, в его мемориальном кабинете, смотрел и садился даже на кресло Александра Шмемана в Нью-Йорке, в Свято-Владимирской академии, так, чтоб немножко приобщиться хотя бы к ощущению, как это могло все быть.

Что я хочу этим сказать? Мы с вами немножко забываем, что мы странники и пришельцы на Земле. И конечно, нам хочется устроиться в этой жизни, и лично, и семейно, и общественно, и государственно, и даже во вселенском масштабе. Но так Господь мудро все устроил, что украинец Королев Сергей, на самом деле, ракету и расчет ее орбиты придумал. И мы сегодня забываем, что этот образ совпадает с образом нашей Земли. Мы летим на этой ракете в космосе, уже и первая отпала, на которой скорость образовывалась, и вторая, и куда нас несет, не знаем, а мы еще выглядываем из окошек, еще тянемся и стараемся какую-то безделушку и безделицу прихватить с Земли, которая в вечности нам совсем не пригодится.

-----

Отец Андрей Кураев продолжает делиться своими размышлениями о сходствах и различиях религиозных миросозерцаний.

 Андрей Кураев:

Христианство – это религия Слова. Христос воспринимается как воплотившееся Слово. Но при этом сам Христос ничего не написал. Вот это уже такой коан христианский, это серьезный вопрос для нашего сознания. Почему Христос не оставил нам письменного своего завещания?

И вот здесь ответ мой скорее будет именно православным, конфессиональным. Я полагаю, что это потому, что то, что сделал Христос, в принципе в слова не вмещается. Так вот, Слово, которое стало плотью, не влезает в обложку Библии, под обложку Библии. Оно стало не Библией, не книжкой, оно стало Человеком, это Слово. И то, что Христос оставляет людям, это тоже гораздо больше, чем книжка. Он оставляет самого себя: «Пейте, это Кровь моя, вкусите, сие есть Тело мое».

Вот в данном случае, что Христос оставил своим ученикам? Инструкцию или что-то большее? И вот ответ, который роднит всех христиан: «Да, нечто большее, - они скажут. – Что именно? Духа Святаго, - они скажут. И пятидесятники, и католики, и баптисты, и православные. Следующий вопрос. А этот Дух Святой, оставленный людям, да, в чуде Пятидесятницы и т.д., зачем Он и что Он? И один из очевидных ответов, опять общехристианских, то, что слова Христа: «Этот Дух, - апостолам говорит, - напомнит вам все, что Я говорил». То есть, понимаете, это все-таки важно. Что связь между рассказами апостолов и жизнью самого Христа в христианской традиции устанавливается не на уровне мнемотехники – у этих рыбаков была хорошая память, и поэтому спустя 40 лет они все хорошо описали. Нет. А на уровне чуда. То есть Христос понимает, что Он обращается к людям, которые все переврут, потому что мы люди, поэтому Он говорит: «У Меня для вас есть волшебная таблетка. Я в ином виде к вам приду, в виде вот этого веяния благодати, которое напомнит вам не в смысле мнемотехники Мои слова, а даст понимание смысла, то, чего у вас не было при Моей жизни. Вы поймете смысл, зачем Я это делал, этого не делал, почему Я это говорил. Вот это осмысление Я вам дам». Вот в этом понимании все христиане опять же едины.

 -----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Итак, 1204-й год, осада крестоносцами Константинополя, а затем и полное разграбление столицы. Византийская империя прекращает свое существование, а на ее месте, как мы уже говорили с вами, возникает империя Латинская, просуществовавшая полвека, достаточно искусственное, хилое и противоречивое образование. Что до награбленного, поелику крестовый поход и захват Константинополя финансировался прежде всего Венецией, то она самая из всего награбленного присвоила себе почти половину: три восьмых. И надо сказать, что венецианцы прекрасно сохранили награбленное, в отличие от многих других.

Далее была дележка территории. Так на этой империи возникло несколько латинских государств. Впрочем, тут же продолжили существовать и несколько греческих государств, Эпир, например. Это сейчас северо-западная часть Греции, где она примыкает к Албании. И отношения межгосударственные, мягко сказать, были сложные. Это и Болгарское царство, северный сосед империи, постоянно с ней воевавшее. Это и Румские или Иконийские султанаты, и т.д. Фактически, все эти 50 с лишним лет существования Латинской империи государства, в нее входившие, в разных сочетаниях воевали друг с другом. Почти сразу часть греков и Болгарское царство объединились, и состоялась битва, в которой был пленен латинский император Балдуин. Его точная судьба неизвестна, но, видимо, болгары его убили. Это где-то 1206-й – 1207-й годы. То есть не прошло и трех лет, как состоялся военный перелом в судьбе Латинской империи. Однако сразу же после этого болгары и греки начали воевать друг с другом. Позднее Эпир будет воевать с Никеей, затем начнется война между Иконийским султанатом и тем же Никейским государством. Потом в первой половине 13-го века монголо-татары дошли почти до Константинополя, с которыми пытались воевать малоазийские греки, объединившись с султанатами, хотя и неудачно – стали данниками монголов.

На Западе в это время императорская власть боролась с папской. Это отдельный разговор. Так, в первой половине 13-го века германским императором, то есть императором Священной Римской империи, был Фридрих 2-й Гогенштауфен, так вот он, поелику враждовал с папой, заключил договор с греками – такая вот необычная комбинация. Там много чего экзотического происходило. Ведь экономические и военные успехи Венеции в Константинополе не нравились ее соперницам, торговым республикам Генуе и Пизе. И естественно, греки тут же начали искать союза с генуэзцами против венецианцев, в частности, с генуэзским флотом.

И такая вот «движуха» была аж до середины 15-го века. Генуя и Пиза оказались главными врагами и конкурентами Венеции и союзницами уже греческого Константинополя. В общем, время смутное и беспокойное, в которое жить было особенно некомфортно.