Здравствуйте, дорогие телезрители!

В прошлый раз мы восхищались гениальным Божьим изобретением – красной кровяной клеткой, тем множеством функций, которые она блестяще выполняет. Миллионы характеристик заключены в кровяных клетках, и каждая из этих характеристик – на пределе совершенства, начиная с внешней формы. Кто-то в шутку назвал ее помесью бублика с блином. Она действительно по виду представляет собой что-то среднее между этими выпечками. Вот если бы вы или я конструировали кровяную клетку, мы бы, наверное, сделали ее шарообразной, потому что шар – самая простая из компактных форм и самая удобная, у нее больше вместительность, чем у двояковогнутого диска клетки, она самая прочная из всех форм, ей проще других форм скользить по запутанной сети кровеносных сосудов… Но у нее есть роковая слабость, она не годится.

В одной из лабораторий сделали модели всевозможных форм для красной кровяной клетки. Затем разрезали их так, чтобы разрез был виден во время их погружения в подкрашенную жидкость, чтобы определить скорость, с которой жидкость впитывается ими. У шара впитывание происходит быстро вначале, но к центру процесс замедляется до скорости улитки. Весьма очевидно, что шарообразная клетка слишком медленная для этого дела. И поэтому самым очевидным выходом из этого положения может показаться превращение шара в диск. И опыты показали, что это действительно разрешает проблему быстрого впитывания. У диска достаточная скорость, но недостаточный объем. Идеальной формой для клетки была бы форма, совмещающая в себе емкость, скорость и прочность.

Нам нет необходимости гадать, какой она должна быть: это можно определить научно и математически. Начав с законов газа, и применив к ним принципы исчисления высшей математики, возможно извлечь формулу, которая даст максимум емкости при максимуме скорости впитывания газа. Вот эта формула. Она учитывает все те упомянутые нами переменные качества законов газа, емкости, площади поверхности и времени. Ученые достаточно долго просчитывали модель, приближающуюся к идеальной форме, применяя доступную вычислительную технику. И вот смотрите: здесь поперечное сечение действительной формы красной клетки, а это – фотография формы, данной вычислительной машиной, извлеченной из формулы идеальной кровяной клетки. Как видите, кровяная клеточка имеет единую совершенно идеальную форму.

Но эти наши расчеты сделаны недавно, задним числом. А Всевышний эти расчеты сделал миллионы, если не миллиарды, лет назад. Классических доказательств бытия Божия числится пять. Но на самом деле их – бесчисленное количество! Если человек захочет поверить в Бога, то в одной только своей кровяной клеточке он найдет не менее 30 биллионов этих самых доказательств авторства Божия.

Иоанн Замараев:

Дальше в программе отец Яков Кротов размышляет об основах веры.

Яков Кротов:

Символ веры начинается словами «Верую во Единого Бога Отца». Обратим внимание, что тут слово «верую» стоит в первом лице единственного числа. Более того, строго говоря, тут должно стоять слово «я» - «я верую». Но в древних славянских языках личные местоимения были не в почете – ну, как в современном польском: по сей день поляк не говорит: «Я пошел», он говорит: «Пошел», и все. И в польском, и в итальянском языках то, что это я пошел, выражается просто окончанием глагола, местоимение отсутствует. Так и вера во Единого Отца. Кто «верую»? – я, ну как бы само собой понятно… Непонятно. Ведь это поют в церкви, мы поем все хором, и говорим: «верую». Более того, Символ веры составили несколько сотен человек, проголосовали, значит, это коллективный текст, а написан в форме первого лица.

Это напоминает нам о том, что, прежде чем я сказал: «Верую во Единого Бога», в то, что Бог один и един, еще прежде я должен уверовать в то, что едино человечество. Что на самом деле довольно тяжело. Для современного человека единство людей является абстракцией, статистикой: 7 миллиардов. Но и для древнего человека, и для современного, единство человечества – фикция, потому что нет любви. Единство человечества – об этом много пишут, но ведь когда какой-нибудь политик говорит об общечеловеческих ценностях, у нас ощущение, что нас щекочут под мышками: нам хочется смеяться. Потому что мы понимаем, что политик врет, он лукавит. Нет общечеловеческих ценностей, потому что человечество не дано нам в опыте. Мы скорее поверим в Бога – и мы веруем в Бога – чем в то, что едино человечество.

А теперь спрашивается: можно поверить в Бога – Творца человечества, если мы не верим в единство человечества? А если для меня негр – чужак, значит, я в единство человечества не верю, если я считаю, что он должен быть в своей Негритянии, а мою страну оставьте мне. Да я не верю даже в единство со своей собственной женой – глубоко-то кто из нас в это верит, в то, что это действительно до гроба, в то, что это и за гробом, что это навсегда? В современном мире это не самая почетная концепция. Но она единственная верная и реальная истина – вот хоть режьте меня. Это часть единства человечества – оно сшито вот по таким микроэлементам. И в этом смысле вера в Бога – это любовь к Богу, вера в человечество – это любовь к человечеству, причем эта любовь начинается вот буквально в твоей собственной кровати, продолжается на кухне, на лестничной клетке, и так далее.

И вот сколько бы мы ни изучали Бога, мы вновь и вновь не поймем, какое отношение к нам имеет рассказ о грехопадении, если человечество для нас фикция. Мы не поймем, какое значение имеет для нас Воскресение Христа, если единство человечества – абстракция. Мы ничего не поймем, для нас это просто будет… Ну, это как с вышивкой: может быть огромная куча ниток, но если нету основы, на которой мы все это расцвечиваем и вышиваем, то все, рисунка нет. И вот человечество – это не основа, это ткань, на которой уже все вышито. А мы – взбесившиеся нитки, из которых думает каждая, что ее узелок - пуп Земли, и он единственный, и не связан с другими.

Так вот, слава Богу, все-таки этот ковер один, не надо растаскивать на ниточки. Потому что первый, кто от этого пострадает, будем мы сами, если мы себя отсюда выдернем. «Верую во Единого Бога Отца» означает: «Я верую вместе со всеми, произношу слова со всеми». Я верую в то, что эта вера – человеческая и человечества.

 Иоанн Замараев:

Драгоценные слова великого архипастыря, блаженной памяти митрополита Антония Блума, давайте еще послушаем, воспользовавшись пастырским видеоархивом.

 Антоний Блум:

Тема прощения идет очень далеко. Можем ли мы простить людей, которые страшно ранят нас или других? Когда речь идет о нас самих, это в каком-то отношении легче, по принципу, который я только что выразил: «Друг друга тяготы носите, и так вы до конца исполните закон Христов». Но когда речь идет о других, опять-таки, если подумать… Вот этот человек – преступник. По-земному, он заслуживает наказания, возмездия. Это другая тема. Но если поставить вопрос о том, что с ним будет, когда он станет на суд Божий?

Я помню книгу, в которой некоторые части меня очень поразили. Книга, написанная в Америке, на английском языке, под именем отец Викентий. И там есть момент. Когда этот русский священник, который прошел через революцию, был в Белой армии, оказался в эмиграции, всю жизнь боролся с коммунизмом, с ужасом относился сначала к Ленину, а затем к Сталину, - и вдруг он узнал, что Сталин умер. И все вокруг него возликовали. И вдруг его в душу ударило сознание, что по-земному мы можем радоваться: его больше нет, он больше не будет творить тех ужасов, которые он творил раньше. Но теперь он стал один перед судом своей совести на суд Божий. Каково ему будет? И этот отец Викентий, простой человек, не усложненный, вдруг почувствовал с ужасом, что мы не можем отнестись безразлично даже к нему. И он бросился в церковь и стал молиться: «Господи, Господи! Мы ничего не можем для него сделать. Он для себя больше ничего сделать не может. Молитв Земли ожидать ему не приходится. Услыши хоть крик мой: мне его жалко! Потому что теперь – теперь он все понимает, он понимает все, что натворил, он понимает, чем он был. Он видит вокруг себя миллионы жертв своих, он стоит в ужасе. Господи! Ты – Единственный, который может что-нибудь сделать!»

И тут мне приходит на мысль нечто, что описал католический богослов, Жан Данелю, где он говорит, что единственная надежда преступника – это прощение со стороны тех, кого он онеправдывал, и кому он сотворил даже предельное зло.

 Иоанн Замараев:

Жизнь и проповедь Иисуса Христа – это то, что постоянно находится в центре нашего внимания. Поэтому пусть крохотные евангельские фрагменты – но мы их включаем в наши телепрограммы.

Фрагмент художественного фильма Франко Дзеффирелли «Иисус из Назарета» (чудесное умножение хлебов и рыбы)

Иоанн Замараев:

Ну, и заключительная часть нашей христианской телепрограммы – размышления о человеке и его предназначении.

Сам человек не только хорош, но и плох, он не только созидает, но и разрушает. На прошлых беседах мы размышляли о сущности зла и отмечали тот факт, что смысл зла часто выражается в бессмыслице бытия. Зло – это как бы вирус обессмысливания бытия. Имеется в виду зло в тонком смысле этого слова. Мы не говорим с вами о грубых формах зла – убийствах, насилиях, грабежах, и так далее. Тяжких уголовных преступников все-таки на белом свете не так уж и много. Ну, вот у нас с вами какие грехи? Мы ведь не пытаемся из магазина вынести товар, не расплатившись, по чужим карманам не шарим. И это можно сказать о большинстве наших знакомых, родных, друзьях, независимо от их профессии и вероисповедания. А вот то, что называется «жить по течению», или «плыть по ветру» - это в той или иной степени присуще каждому из нас. Это жизнь под лозунгом: «А мне что, больше всех надо?», или по принципу: «Моя хата с краю». Провести время с удовольствием – это другое дело, это понятно. Но мучить себя вопросами: «А зачем я живу, а почему я поступаю так-то, а не иначе» - триста лет нужна мне эта головная боль!.. Но отсутствие в жизни подлинной и абсолютной цели, всякое существование, не обеспеченное абсолютным смыслом, - это уже зло, или, по крайней мере, уступка злу.

Ну, а теперь давайте обратимся к вопросу о предпосылках зла, онтологии, так сказать. Ну, во-первых, эти предпосылки существуют на трех уровнях: на телесной основе мира, в человеческой душе и в духе. В мире изначально, так сказать, хаос шевелится. Хаос – это первооснова мира, мир первозданный. Но это первосостояние мира аморфно и само по себе не есть хорошо. Если вы помните, по книге Бытия мир впервые называется хорошим, когда он обретает динамическое начало, движение, первые признаки четкого отделения тьмы от света, должного от недолжного, целей и от чего нужно отталкиваться. Вот тогда мир становится хорошим. Потому что мир, обретший свои устойчивые характеристики, это мир, который к чему-то движется, динамическое существование.

Но это динамическое существование требует подкрепляющих усилий. Как нам хорошо известно, первозданный мир не есть мир совершенный, потому что совершенный мир, как абсолютно налаженная тонкая машина, в человеке не нуждается. Если мир сам по себе идеален, то зачем для него нужен человек? Хотя и тут можно довольно тонкую сказку соорудить, на тему, что вот мир некогда был совершенным (ну, сразу после творения его Богом), но не было того, кто мог бы Господу Богу сказать за него спасибо, кто мог бы им так же восхищаться, как сам Создатель. И вот для этих благих целей, из этих побуждений, человек и был создан. Просто вы можете такое услышать и в церковной среде: что у человека нет никакой функциональной задачи, и что, строго говоря, мир этот надо было только хранить. Вот библейские слова «возделывать и хранить» редко интерпретируются, как исключительно указание на то, что надо только поддерживать его существование, для того, чтобы можно было восхищаться этим миром, и Богу говорить за него спасибо. Спасибо за мир мы, конечно, должны Богу говорить, но в целом это фантазии. Речь здесь идет о таких материях, как тайна сотворения мира, тайна предназначения человека, и выделить какую-то абсолютно убедительную интерпретацию никогда нельзя, иначе это будет претензия на исчерпаемость тайны. Поэтому на тайне всегда возможна спекуляция.

И вот при такой картине, строго говоря, не очень понятно, а зачем такая тонкая игра Господу Богу, зачем Ему нужен человек, который Его благодарит просто за то, что есть мир. Можно тут сказать сразу: пути Господни неисповедимы, и прочее. Или, там, придумать магические слова: «Мир создан для того, чтобы в мире была любовь, благодарность (поскольку животные благодарить не способны), и так далее…» Но на самом деле, кажется, что подобные зарисовки – а я вас уверяю, что вы на разный манер будете часто встречаться, да и уже встречали наверняка, такие концептуальные зарисовки, – они всегда отличаются одной чертой: крайней непоследовательностью, когда концы с концами не сходятся, когда никакой целостной картины нет. Зато куча всяких соображений на сей момент, для того, чтобы обаять собеседника.

Увы, довольно много людей с разорванным сознанием в церковной ограде. Но, как легко увидеть, тут, пожалуй, даже логика отказывает, потому что, если мир изначально лишен таких начал бытия, как любовь, благодарность, послушание даже, то тогда возникает вопрос: а что в нем совершенного, кроме внешней красоты? Вот как все здорово устроено, красиво пригнано, и так далее… Но разве совершенство не включает в себя все это? И если не включает, то человек продолжает оставаться инородным, ненужным существом. И невольно закрадывается вопрос: все-таки это была какая-то чрезмерная затея, может быть, Господь из каких-то благородных побуждений это все устроил, но человек оказался неудачным экспериментом. Ну, и всякого рода такие подозрения лезут в голову. И чтобы от них отмахнуться, люди просто предпочитают не рассуждать ни о чем.

Но, если все-таки стараться выдерживать некую последовательность, то тогда получится, что первозданный мир хорош, и даже весьма, но несовершенен. Под несовершенством мы разумеем что? Необходимо присущую миру перспективу своего существования, развития. «И почил Бог в день седьмой», - сказано в первой главе Бытия. Но это не означает, что Он закончил творение во времени, в смысле, что мир все необходимые реальные характеристики своего существования, все необходимые параметры, уже имеет. Здесь одно с другим просто не связано. До шести дней творения мир как таковой, собственно, еще не состоялся, он еще не довершен в своих основах. А вместе с сотворением человека творение оказывается довершенным. Вот мир уже есть, такой, какой он должен быть, для того, чтобы было ему куда двигаться. Значит, мир – это динамическая реальность. Но если эта динамическая реальность станет пробуксовывать в своей динамике, то всегда есть искушение вернуться в первозданное состояние.

Этот хаос – это что? Вот у Иоанна Златоуста есть замечательное выражение: «аморфеум» - «аморфность», «бесформенность». Когда что-то есть, но это что-то – полная жижа, желе, нечто такое, совершенно расквашенное, что называется, ни пощупать, ни попробовать нечего. Вот люди бывают такие, к слову говоря. Вот все вроде бы при них: и при уме, и в теле, а человек – полное желе. Иногда кажется, что даже последние пространственно-временные характеристики утратил. Ну, духовные, я имею в виду, физические все при нем, психофизическая структура существует, а представлений о жизни – никаких. Не то, чтобы он вообще не различал добра от зла, но на каком-то, опять же, стихийном уровне, там, где напрягаться не надо – да, человек различает. Нет таких людей, которые совсем бы не различали. Но что касается, скажем, мотивов своего существования, понимаете, можно различать добро и зло: вот не души голубей, которые никому ничего не сделали, не поджигай мусорные урны, никого не бей смертным боем. Но при этом быть совершенно желеобразным существом, даже лишенным каких-то устойчивых мотивов существования. То есть, человек вроде как и не злой, он ничего не хочет, устойчиво не хочет – бывает, хочет, бывает, не хочет, ну, живет и живет. И даже не просто живет, а как бы ползает, одним словом.

Вот эта немотивированность, бесформенность духовной и душевной составляющих, и есть базовая основа зла. И вот это желе, этот самый хаос, шевелится во всем мире. Потому что парадоксальным образом первооснова мира – это бесформенность, а залог существования мира – в формах, в становлении ясных и четких очертаний, признаков и характеристик. Таким образом, творение мира, развитие мира, продолжаются: упорядочивание, формирование, а значит, и отвоевывание пространства у зла, основа которого – хаос.