Здравствуйте, дорогие телезрители!

По обыкновению, откроет нашу с Вами христианско-просветительскую телепрограмму отец Яков Кротов - настоятель Свято-Духовской общины Украинской Церкви в Москве, очередными своими размышлениями.

 Яков Кротов:

Мы с вами хорошо знаем (даже те, кто не читал Евангелие), что первые последователи Спасителя, Петр, Андрей и так далее, приходили не к Спасителю, они приходили к Иоанну Предтече. И они крестились, то есть, они очищались. Как в нашем любимом кино: Яковлев залезает в душ и просит, чтобы ему потерли спинку. Это ведь была своего рода религиозная революция, потому что до этого такое вот очищение, омовение, было сугубо личным делом: хочу – вымоюсь, не хочу – не вымоюсь, хочу – покаюсь, не хочу – не покаюсь. А тут такая вот публичная исповедь.

И часто это оборачивалось тем, что людям даже не давали исповедоваться и покаяться. Потому что однократно крестился, покаялся – и я даже знаю священника, который иногда говорит: «Что вы ходите каяться? Не подходите». Православный священник, но он такой, вдумчивый. «Как вы можете каяться, - говорит он, - если вы христиане? Мы не должны каяться – мы не должны грешить». Я встречал такую логику у мусульман: что если человек кого-то убил, совершил теракт, то какой же он мусульманин? Он уже не мусульманин. Но лучше всего эта логика показана у Чехова, в рассказе, где к военврачу приходит офицер и говорит: «Дай справку, жениться хочу» - полковник давал разрешение на свадьбу для состоящих на действительной службе. Чехов говорит: «Я не могу. Ты же хочешь жениться. А если ты хочешь жениться, ты сошел с ума. Я не могу дать справку тебе, что ты здоровый. Вот когда ты придешь и скажешь: «Не хочу жениться, дай справку», я тебе дам».

Так вот, это действительно какой-то тупик. Потому что вот буквально сегодня я с утра слушал новости, и там грузинка-политик, прямо как в анекдоте, говорит: «Это стыдная страница нашей истории», так вот, стыд и позор. Почему все-таки в христианстве утвердилась тайна исповеди? И не только у нас. И почему она вообще появилась, исповедь? То есть, это, в сущности, такое нано-крещение. Я омываюсь своими собственными слезами, или, как говорил Златоуст, великий реалист, «слезинки часть некая», чуть-чуть, что-то такое – может, слезинка, а может, просто блефарит, ну что-то такое есть. Господь зачтет за крещение. И я опять христианин, я опять на коне, я опять могу причащаться!..

Потому что Бог милосерден. И это милосердие Божие, оно ежедневный, ежечасный, ежеминутный мистический факт, главный факт мистики. Не откровение, а вот это милосердие. Откровение – оно и есть про милосердие. Значит, чтобы не срамить и не позорить человека, чтобы облегчить ему. А как вы думаете, почему большинство абортов делают? Потому что стыдно перед окружающими, потому что боятся родителей, который сейчас будут срамить, а могут и пришибить – читаем «Мастера и Маргариту». Нам стыдно выставлять свой грех на всеобщее обозрение.

Но, друзья мои, это означает, что исповедь должна быть тайной, чтобы снять хотя бы это препятствие. Но это означает, что и проповедь не должна быть уж очень явной. Мы сегодня пилим человечество, как злая спутница жизни пилит злого спутника жизни. Ну, вот по Евангелию, Господь любил сравнивать отношения человека с Богом с невестой / женой, и с женихом / мужем. То же самое между нами. Вот Церковь – невеста, и она пилит, пилит будущую свекровь, будущую тещу – человечество. Это же все тоже наши родные. Почему не то сделала, почему не так сделала?.. Куда посмотрел, куда положил?.. Тут – эвтаназия, тут… И даже я, когда сражаюсь против войны, я же тоже пилю человечество. Я же тоже изматываю людей своими бесконечными напоминаниями о том, что нельзя убивать никого и никогда, начиная с квартиры. Большинство убийств в мире происходит на почве домашнего насилия, между близкими, между родными. Тюк! – «вы же и убили, Родион Романыч». И заканчивая, в том числе, искусственным прерыванием беременности, заканчивая смертной казнью, беспилотниками и прочими нехорошими излишествами. И в результате у нас, у верующих, не только у христиан, не то чтобы репутация, но от нас шарахаются, потому что бывают городские сумасшедшие, стоит на перекрестке и вопит: «Вы все погибнете! Вы все плохие люди!» (обычно и покрепче). Ну что, спорить с ним не приходится.

Если бы Иоанн Предтеча говорил только о том, что «вы порождения ехиднины» (это, кстати, говорил Господь Иисус, при всей Своей ласковости и доброте), если бы они только обличали, если бы они только говорили: «ваши уши заплыли, вы не слышите»… Но тогда не было бы никакого Евангелия. Евангелие не поэтому, а потому, что они говорили: «…но!» - что открылась дорога, открылась бездна, звезд полна, открылся Бог, открылось Царство Божие, открылась жизнь, в которую вы все можете!.. Как предвыборный лозунг Барака Обамы: «Yes, we can!» - да, вы можете, мы можем, наконец-то! Поэтому – Благая весть.

А мы все время говорим: «вы не можете делать то-то, вы не можете делать то-то». Этого мало. Мы еще и прибегаем к рупору государственной власти. Люди, мол, непонятливые, так мы им запретим. Мы демонстрацию устроим, потребуем закон принять, чтобы не прелюбодействовали. Как в Женеве было при Кальвине. Мы бы хотели, чтобы нам приняли закон, что нельзя быть христианином? Как это – нельзя быть христианином, это же хорошо! Для меня – хорошо, я знаю Христа, Он вошел в мою жизнь, и я знаю, что это хорошо. Ко многим людям Господь входит, и мне хорошо. Это отдельный разговор. Верующие верит, что несмотря на то, что с Богом трудно и веровать трудно, а все-таки хорошо. Трудно, но хорошо. А мусульманину-то что до этого? А правоверному ортодоксу-иудею что до этого? А атеисту что до этого? У него нет вот этого сознания. Почему нет? Все претензии к Богу. Вера от Бога, вера от Духа, от благодати. Ну, они и напринимают тоже законы, что нельзя быть христианином.

Давайте так. Мы будем проповедовать христианство тайно, то есть не через парламенты, не через газеты. Я вас заверяю, это один из худших способов. Не через законы. Мы будем проповедовать христианство через очереди в магазине, полтора метра дистанции соблюдем, но мы так попросим отпустить хлеба, что продавщица скажет: «Слава Богу». Люди запоминают интонацию, люди запоминают чувства, которые мы на них произвели. И сказать, что это неправильно, иррационально, что надо больше прислушиваться к словам, чем к чувствам, к рассудку - неверно. Потому что чувства – они интегрируют и рассудок. Если в голове плохо, то и чувства будут скверные. Если чувства скверные, то значит, у нас чего-то в голове не так, даже если у нас там полное собрание творений святых отцов.

Милосердие Божие – оно не явное, оно тайное. Поэтому вновь и вновь возникает вопрос о смысле зла. Но это уже давно не вопрос о смысле зла Всемогущего Творца. Это вопрос о смысле злобности, злости, злопамятности нас, верующих в Бога. Вот это отодвигаем – и Бога придвигаем.

 Иоанн Замараев:

Отец Димитрий Вайсбурд, клирик нашего Сретенского собора, продолжит свой разговор о вере и Церкви.

Димитрий Вайсбурд:

Бог зла не творит, просто по определению. Тот, кто творит зло, не есть наш Бог. Но, кроме Бога, таким вот субъектом, который ответственен за свое поведение, который различает добро и зло, который может, соответственно, творить добро, а может творить зло, кроме Бога – это только человек. Если, скажем, волк в лесу поймал зайца и съел, это не зло, это естественное поведение животных.

Итак, выходит, что все зло в мире от людей. Потому что ответственным за свое поведение является только человек. Но тут опять придется сделать оговорку: что не любой человек, а только человек свободный. И вот тут мы переходим к важнейшему понятию христианства: понятию свободы.

Дело в том, что свободу иногда не совсем правильно понимают. Свобода – это не возможность делать все, что я хочу, а это возможность самому определять свое поведение, и соответственно, самому нести за него ответственность. Если у меня возникает проблема, то если я раб или ребенок, то я иду к своему хозяину или, соответственно, к своим родителям, и говорю, что у меня проблема, и они решают мою проблему. А если я свободный человек, то я свои проблемы решаю сам. Ну, или если это сложная проблема, то совместно с другими свободными людьми. Поэтому, когда апостол Павел говорит: «К свободе призваны вы, братья», то это вовсе не означает: «Не парьтесь и делайте, что хотите». А это означает именно призыв самим решать свои проблемы, а не сваливать их на кого-то другого.

Так как же в этой связи выглядит, с точки зрения Нового завета, проблема зла? Вот происходит какое-то зло. Разве Бог этого хотел? Да нет, конечно. Бог всегда указывает людям, как поступить лучше, как поступить правильно, указывает, где добро, а где зло, как правило, через совесть, хотя возможны варианты. Знает Бог о том, что здесь происходит зло? Разумеется, знает, Он все знает. Может ли Бог предотвратить это зло? Разумеется, может. Но предотвратить зло означает лишить человека возможности творить зло. А это значит, низвести его на уровень животного, то есть лишить его свободы. Тогда человек оказывается на уровне собаки или того же волка, и его надо сажать на цепь, условно говоря. Или как с волком: если волков разводится слишком много, то просто организуют охоту на волков, и их отстреливают. С людьми так не поступают, это был бы геноцид. Но если человека низвести на уровень животного, то придется относиться к нему вот так вот, как к животному.

И тут надо нам поставить вопрос: а как же мы ценим свою свободу, что мы готовы ради обуздания соседа, ради лишения его возможности причинить нам зло, готовы отказаться от своей свободы, то есть низвести человека на уровень животного? Поэтому давайте постараемся ценить нашу свободу хотя бы так, как ее ценит Господь. Если Он ради ее сохранения терпит все наши безобразия, то давайте постараемся их потерпеть и мы, и верить в то, что все-таки окончательное зло и окончательное разрушение с нами не приключится.

 Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

 Виктор Веряскин:

Дело в том, что в это время не только князь Константин Острожский эти модели будущего себе строил. Во-первых, у него тоже были амбиции. Не на патриарха Киевского, но на короля Польского и царя Московского, очень серьезные. Поскольку наследника там нет, и Сейм выбирал короля в польском тогдашнем собрании шляхты, то и он подавал свою кандидатуру, потому что он был богатейший человек. У него было около 80 городов, он действительно был богатейший некоронованный король тогдашнего царства Польского и всей Речи Посполитой. И он же был и родственником Рюриковичей, в том числе Московского царского гнезда, которое там управляло. И поскольку мы из истории смутно помним, что, когда Федор Иоаннович, последний Рюрикович, скончался, то в Москве тоже встали перед вопросом, кого же на престол призывать. И Острожский подумал: «А я же родственник Рюриковичей, меня и позовут, да я и сам намекну им, чтобы меня позвали». Оказывается, к нему приезжал будущий Лжедмитрий, был в Остроге, и сохранился даже экземпляр книги, подаренной князем Константином Острожским, вот этому Григорию Отрепьеву, будущему Лжедмитрию.

Я кратко напоминаю, что всегда идет возня – политическая, государственная, межличностная, интриги, планы и модели, куда же повернуть развитие. Москва в это время пытается сама возвыситься, Киев пытается тоже возвыситься. В то время один английский историк написал, что особой близости, о которой позже говорили, между Москвой и Киевом на самом деле не усматривалось. Об этом писал и князь Николай Трубецкой. Он говорит, что это шли две линии довольно разного развития, и только в 17-м веке они начали сближаться, и потом пытаться соединиться, и даже поглотиться.

Князь Острожский не получил удовлетворения своих монарших амбиций, ни в столице Речи Посполитой, ни в столице Московии, по каким причинам – это тоже в истории туманно. А он был воевода Киевский в Речи Посполитой, назначенный руководителями Великого княжества Литовского и царства Польского, еще с тех времен. И поэтому он подумал, что как раз через возвышение Киевского митрополита до статуса патриарха он и сам усилится. А поскольку он считал, что видит дальше и больше, и может больше, то он и будет влиять, в том числе, как светский руководитель, на церковную политику, и через это будет тоже участвовать в решениях мирового масштаба событий и дел. И вот именно поэтому он усмотрел, что реформу, которую предпринял митрополит Киевский Иосиф 2-й по фамилии Салтан, он ее поддержал, и развитие Киевской митрополии пошло вперед и вверх, обгоняя тогдашнюю Московскую митрополию. Потому что, если помните, только позже патриарх Никон попытался провести реформу с помощью киевских грамотеев и знатоков, и получился только раскол, и в итоге, на самом-то деле, очень интересный вариант раздвоения вот этих событий, точка бифуркации.

Как вмешаться? Очень интересно: найти компромат. Ну, как и сегодня действуют политики, лидеры, те, кто участвует в выборах, и те, кто между выборами участвует. Найти компромат. Митрополит Киевский и Галицкий Онисифор со странной фамилией или прозвищем Девочка (так он зафиксирован в истории), как разведали помощники и слуги Константина Острожского, выяснили, что он двоеженец. Он должен быть монахом, должен быть митрополитом, а он до этого дважды был в браке. Ну, и решили это использовать, как осуждающий момент, чтобы показать, что он недостоин занимать должность митрополита Киевского. И его сместили.

И так опять началось вмешательство светских магнатов и олигархов в церковные дела под видом очищения, нравственного возвышения, исправления всяких отклонений и так далее.

Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Сегодня мы начнём с Вами говорить о разделении единой христианской Церкви на Восточную Православную и Западную Католическую.

Первый и, пожалуй, самый важный тезис будет такой. Разделение Церквей – это прежде всего процесс, а не акт. Не стоит рассматривать этот раскол как событие с точной датой, мол, в таком-то году, такого-то числа произошло разделение Церкви. Это невозможно по определению. Церковь – реальность многоуровневая. Мы с Вами из экклезиологии знаем о сложных границах Церкви. Понимаем, что Христос не разделяется Сам в Себе. Знаем, и что врата адовы не одолеют Церковь. С другой стороны, мы помним, что те или иные общины или даже поместные церкви таки прекращают своё существование.

Наша тема, которую мы сегодня начинаем с Вами обсуждать, предполагает очень бережное к себе отношение, потому что мы будем говорить об одном из самых трагических явлений в христианской жизни. Мы будем говорить об этапах отчуждения между церквами латинской и греческой. Назовём какие-то важные даты. И всё-таки не забудем, что речь идёт о длительном процессе.

Если говорить о временных границах, то в целом это где-то с 9-го по 18-й век. И можно даже сказать, что сие будет довольно грубой историософской схемой, однако не бесполезной для понимания.

Сразу надо сказать, что весь этот процесс обусловлен обстоятельствами, характерными именно для Константиновского периода церковной истории. И начинать наблюдать за этим движением следует с того времени, когда Церковь стала жить раздвоенно, и эта раздвоенность к концу константиновского периода становится нормой.

Если говорить о событиях, которые ознаменовали началои конец разрыва Церкви на Восток и Запад, то таких событий два. Это конфликт при патриархеКонстантинопольском Фотии; как мы уже неоднократно подчёркивали, он был очень сильным патриархом, и тогдашним папой римским Николаем, тоже очень мощным папой. А конец этого процесса, его завершение происходит – в 18-м веке, когда впервые слова «католики» и «православные» стали употребляться не как технические термины, а как две разные христианские церкви, совсем разные. Когда речь идёт уже не об одной церкви, в которой произошёл конфликт. Ну, например, вот в семье случилась ссора, муж и жена не разговаривают друг с другом, но они пока ещё одна семья. А тут уже как бы не просто развелись, но и новые семьи образовали. Ну, Вы помните, как в древней Церкви, скажем, во втором веке, христианская община, которая обличала другую церковную общину в каких-то грехах или ереси, могла приостановить евхаристическое общение. Можно сказать, что такого рода разрывы были очень частым фактором в жизни Церкви - и в античности, и в средневековье. И в общем-то, после трудов Франтишека Дворника, трудов середины 20-го века, было ясно, что не во времена Фотия произошёл вот этот раскол.

Следующая дата уже общепринятая, обозначающая момент удара и звона разбивающейся чашки. Это 1054-й год, когда папа Лев IX послал в Константинополь легатов во главе с кардиналом Гумбертом. Поводом разборок явилось закрытие в 1053 году латинских церквей в Константинополе по распоряжению патриарха Констатнинопольского Михаила Керулария, при котором его сакелларий Никифор выбрасывал из дарохранительниц Святые Дары, приготовленные по западному обычаю из пресного хлеба, и топтал их ногами. Вообще-то это не только перчатка, брошенная Западу, но и в общехристианском плане страшное кощунство.

С какой стати так вероломно повёл себя Константинопольский патриарх? Дело в том, что накануне Лев ему направил послание, в котором были попытки обосновать главенство римского престола над церквами мира. В качестве обоснования притязаний приводились пространные извлечения из поддельного документа под названием «Константинов дар». Патриарх столь бурно отверг претензии Папы на верховенство, что не возгнушался актом святотатства над святыми Дарами. После этого Лев в том же году посылал легатов в Константинополь для улаживания спора. Там, конечно, ещё и шкурные интересы – одной из задач папского посольства было стремление получить от византийского императора военную помощь в борьбе с норманнами.

Итак, 16 июля 1054 года, уже после смерти самого Папы Льва IX, в соборе Святой Софии в Константинополе папские легаты объявили о низложении Керулария и его отлучении от Церкви. В ответ на это 20 июля патриарх предал анафеме легатов. То есть, состоялся акт взаимного отлучениякардинала Гумберта и константинопольского патриарха Михаила Керулария. И это событие стало считаться официальным актом вот этого раскола. В конце 11-го века были попытки восстановить церковное общение Востока с Западом, однако в полном объёме уже никогда преуспеть в этом не удастся. Посему 1054-й год так и останется официальной датой раскола. Хотя, как я уже сказал, 1054 год - это некая жирная точка на шкале межцерковных разногласий и конфликтов.

Вот, например, если убить императора, то его уже нет. А Церковь – не человек, это Богочеловеческая реальность, очень сложная, многоуровневая. Возможно ли уничтожить межлюдские связи - любовь, взаимоуважение, союзничество в духе веры и служения Богу? К сожалению, да, но далеко не все и сразу. Ещё долгие десятилетия и даже века между христианами Востока и Запада, несмотря на прещения иерархов, сохранялось молитвенное общение.

Впрочем, бывает и наоборот. На высшем уровне произошло объединение, а на низовом подозрительность и горький осадок остаётся ещё очень долго.

На этом давайте сегодня остановимся,и если даст Бог, продолжим наши с Вами церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго!