Здравствуйте, дорогие телезрители!

Что такое жизнь? Биохимический процесс? Или симуляция некоей матрицы? Быть может, мы фигуры в какой-то компьютерной игре, и тогда любой из нас не более, чем математический алгоритм? Ну а как же тогда с самосознанием? «Я» - это что? Личность в таком случае – это фикция? Вопросы эти на самом деле повисают в воздухе, как в среде философов, так и выдающихся учёных. Например, Ро́джер Пенро́уз, физик и математик, работающий в различных областях общей теории относительности и квантовой физики, считает, что сознание никак не вписывается в физическую картину мира. Но тогда – что оно такое? До сих пор, к сожалению, ни один философ, ни один учёный, вразумительного ответа не дал. Отец Яков Кротов также несколько слов по сему поводу.

 Яков Кротов:

Самый большой страх человека – не увидеть кошмарный сон, а самому оказаться сном. Этот страх не так ярко выражен. Но когда мы во сне переживаем кошмар, мы являемся не собой, и мы это довольно четко понимаем: что налицо сложная, но иллюзия. Страх оказаться не собой, а сном, прекрасно выразил Станислав Лем. У него есть научно-фантастические рассказы про роботов-инженеров Трурля и Клапауция, это 60-е годы, компьютеры только начинаются. И вот один из этих роботов сделал компьютер, в котором как бы целая живая планета, люди на ней живут и думают, что это настоящая Земля, что они свободны, независимы, воюют, любят, и так далее, и тому подобное. А он их разглядывает. Почему этот рассказ производит впечатление кошмарного сна? Если бы так было, то мы бы все покончили с собой. Потому что робот бездушный. Если бы он был, как Бог, действительно, не просто Создатель, а Создатель по Своему образу и подобию! Не могут создания бездушного робота, который просто наблюдает, быть любящими, воюющими и так далее. Они были бы просто, как Ленин, грибы, как поганки – бездушные. Поэтому рассказ противоречив. На самом деле, мы любим потому, что Создавший нас любит. Мы на Него похожи, и это не вызывает у нас шока и ужаса, потому что это часть нашей свободы.

А с другой стороны, есть кошмар, скажем так, образованных людей, которые убеждают себя, что это не кошмар, а все так и надо. За последние 20 лет нейрофизиология сделала огромные успехи в познании человеческого мозга, и некоторые ученые говорят (некоторые, не все, а склонные к философствованию): «Посмотрите, мы ставим эксперимент. Вот вы перед компьютером, у вас цифра 1 и цифра 2. Какую вы нажмете? Мы подсоединили к вам электроды. И мы видим, что вы нажали 1. Вы думаете, это вы решили? Еще до того, как ваш палец потянулся к цифре 1, у вас в мозгу произошла химическая реакция, и вы потянулись в результате этой химической реакции. Не вы решили – мозг за вас решил. Может, вы плотно позавтракали, или еще что-то. Хрупкая чаша равновесия вызвана процессами в вашем мозгу. А вы…» - «А я?!» - «Звиняйте, вас нет. Есть некоторое, так сказать, эхо биохимии».

Где здесь логическая ошибка? Летит беспилотник. Ну, беспилотник, электромобиль, мы уже и такие видим. Означает ли существование беспилотника, что нет пилота? Ну, для кого-то, возможно. Но не для пилота, он знает, что это его беспилотник. Мы путаем причину со следствием. Биохимические процессы в мозгу – да, есть. Но откуда эти биохимические процессы? Мы можем убедить себя, мы можем доказать, что они сами – результат того, что я на них воздействую. Кто такой я? Ну, я – это я. Я – это тот, кто может воздействовать даже на мозг, и это ни один ученый не проследит. Как Бог, тогда я действительно образ и подобие Божие. Нельзя проследить, как Бог творит мир, и как Он в нем присутствует? Вера. Так же, как и мое существование – это предмет веры.

В чем разница тогда? А разница в том. Между вот этим кошмаром, где я всего-навсего производное от среды, ну, мы такие и мозг такой – и настоящим, разница вот в чем. Я настоящий не потому, что я выбираю 1 или 2, и даже не потому, что я могу познать бытие, создать математику, создать физику и так далее. Я такой, потому что я могу войти в жизнь другого человека. Не в жизнь другого биохимического существа, а в жизнь другого человека, того, кто до биохимии. Вот где начинается любовь. Не после гормонов, а до того, а гормоны у меня, только как гармонь: «одинокий блуждает гормон».

Так вот, Бог не бездушный Творец, а мы не игра Его, от нечего делать. Потому что Бог, в отличие от того робота Трурля, вошел к нам и жил с нами. И не мы, оказывается, Его марионетки и игрушки, а Он стал нашей марионеткой и игрушкой, Он дал Себя убить, Он дал (и дает) над Собой издеваться. Так и человек проверяется не тогда, когда мы командуем другим, а когда мы даем себя любить, когда не отвечаем злом на зло. Откуда «подставь щеку»-то? Что означает любовь к врагу? Это высший тест на то, существуешь ты или нет. Или ты, щелкни тебя в нос, махнешь хвостом, или кто-то есть посередине между твоим хвостом и твоим носом? Есть. Доказывая себе себя, мы приближаемся к возможности дать Богу доказать нам Себя.

Иоанн Замараев:

Отец Димитрий Вайсбурд, наш клирик Херсонского Сретенского собора, продолжит свой разговор о вере и Церкви.

 Димитрий Вайсбурд:

Сегодня мне хотелось бы поговорить с вами о проблеме зла. Это довольно важная проблема. Из-за нее многие люди теряют веру, или наоборот, не могут прийти к вере, потому что она им мешает. В таком вот богословском смысле она формулируется примерно так: что если Бог всеблаг, всесилен и всеведущ, то в мире не должно быть зла. А поскольку оно есть, и немало, и достаточно агрессивно и отвратительно, то Бог как минимум одним из этих качеств не обладает. Но это все теория, а практически это выглядит так. Вот происходит с человеком какая-нибудь беда или несчастье, или с кем-то из его близких, и человек просто вопиет: вот как же Бог мог такое допустить? Или вариант того же самого: за что?

Эта проблема волнует людей уже довольно давно. В Ветхом завете этой проблеме посвящена целая книга, она называется книга Иова. Она написана примерно в середине 1-го тысячелетия до нашей эры, но повествует она о событиях более древних, из 2-го тысячелетия. Это такой мидраш, то есть, некая история, сочиненная специально для того, чтобы на ее примере пояснить какую-то мысль.

Главный герой этой книги, Иов – это такой древний восточный патриарх, человек состоятельный, с большим имуществом, с большой семьей, у него много детей. Он человек праведный – это важно, это специально задано, как условие: что Иов праведник. И вот с этим праведником происходят все мыслимые и немыслимые несчастья. Он лишается всего имущества, у него погибают все дети, и даже сам он оказывается поражен проказой. Это такая болезнь, которая делает человека нечистым, он теперь не может жить вместе с людьми, он вынужден поставить себе шатер где-то на отшибе и проводить время в одиночестве. И вот к Иову приходят трое его друзей, чтобы как-то его поддержать. Сначала они долго молчат, а потом каждый из них говорит какое-то слово поддержки и дает ему какой-то совет, как ко всему этому относиться. И вот, собственно, советы этих друзей – это и есть ветхозаветные ответы на проблему зла.

Так вот, первый из друзей Иова, если его речь сократить с двух глав до двух предложений, говорит примерно следующее: что Бог не может быть несправедлив, поэтому, если с тобой такое происходит, то это значит, что есть какой-то грех, из-за которого это все случилось. Посмотри на свою жизнь, покопайся в себе, найди этот грех, покайся в нем, и Господь тебя простит, и все будет снова замечательно. Второй из друзей Иова, опять же в сокращенном виде, говорит так: «Ты же знаешь, что Бог тебя любит? Поэтому попроси Его, обратись к Нему с молитвой, искренне, с чистым сердцем, попроси его искренне, и Он даст тебе все, что тебе нужно». Иными словами, это значит, что ты как-то плохо молишься, надо как-то получше. И наконец, третий советует другое. Тоже, если выделить самую суть, следующее: «Прости меня, а кто ты такой, что предъявляешь претензии Богу? Раз Бог так с тобой поступает, значит, это нужно для чего-то, одному Ему известному. Будь любезен, принимай от Бога все, что Он тебе дает, без ропота, без претензий, такова наша доля».

Все эти ответы абсолютно правильные. Если кого-то из вас один из этих ответов устраивает, удовлетворяет, то очень хорошо. Этого достаточно. Но дело в том, что уже в Ветхом завете было понятно, что все это замечательно, но не очень убедительно. Поэтому сам Иов все три ответа отвергает. Но книга Иова кончается тем, что ему самому, Иову, дается некое личное откровение от Бога, в результате которого он признает себя неправым, а Бога правым, раскаивается во всем и принимает все как есть, после чего Господь дает ему всего гораздо больше, чем он имел прежде. То есть, Иов и выздоравливает, и дети у него новые рождаются, и имущества он получает гораздо больше, в общем, такой полный хэппи-энд, как в сказке. Ну, в каком-то смысле мидраш – это сказка и есть. В общем, для Ветхого завета это все.

В Новом завете есть свой ответ на проблему зла, на мой взгляд, гораздо более убедительный. Но, прежде чем к нему перейти, нужно как-то понять, а каков источник зла, с точки зрения Нового завета. Ведь Бог зла не творит, просто по определению. Тот, кто творит зло, не есть наш Бог. Но, кроме Бога, таким вот субъектом, который ответственен за свое поведение, который различает добро и зло, который может, соответственно, творить добро, а может творить зло, кроме Бога – это только человек. Если, скажем, волк в лесу поймал зайца и съел, это не зло, это естественное поведение животных. Волку нельзя предъявить претензию, что он в чем-то неправ. Так же и собака – если она кого-то покусала, то отвечает за нее хозяин. Собаку могут посадить на цепь, чтобы она не причиняла вреда людям, но это, опять же, дело хозяина. Даже какое-то стихийное бедствие, наводнение или землетрясение, само по себе не является злом, даже если в результате него погибли люди. Это несчастный случай.

Правда, здесь есть одно «но». В наше время в большинстве случаев гибель людей от стихийных бедствий можно предотвратить, если заранее об этом побеспокоиться, принять какие-то меры, и если это не было сделано своевременно, и в результате этого погибли люди, то это, конечно, зло. Но это, опять же, зло, сотворенное конкретными людьми, которые обязаны были это сделать и не сделали. Итак, выходит, что все зло в мире от людей. Потому что ответственным за свое поведение является только человек.

Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

 Виктор Веряскин:  

В великом государстве Речи Посполитой были свои олигархи, были свои магнаты. В том числе – один из них, князь Василь Константин Острожский. Он начал пытаться осуществлять кадровую политику. Мы же сегодня говорим, что это слабое место у нас сегодня. А оказывается, это всегда было слабое место у всех правителей. И вот кого бы выбрать кандидатом, например, в будущего патриарха Киевского? А вы представьте себе, он тогда занялся вопросом не только издания Острожской Библии, не только повышением образования в Острожской академии, куда пригласил, в том числе, мирового уровня учителей и преподавателей. Например, греческий язык там преподавал будущий патриарх Александрийский и Константинопольский Кирилл Лукарис, который сам, с другой стороны, был родственником тогдашнего патриарха Константинополя. Надо честно сказать, что иногда мы забываем, что тогдашние связи родственные, клановые, семейные тоже были очень сильно распространены по всей Европе, потому что люди старались заключать браки с родственными кланами богачей, магнатов, тогдашних олигархов. Выучили, подготовили настоятеля монастыря, там, на Ровенщине, на Волыни. Его звали Дионисий, по фамилии Раллис. Он считал себя тоже, по крайней мере, так позиционировал, что он родственник Палеологов, византийского влиятельного клана, лиц государственных и церковных, и так далее. И вот его и подготовили, и послали рукополагаться в Константинополь.

А тогдашний Константинополь был уже под властью турок. Вы знаете, что с 1453-го года, когда турки взяли Константинополь, там мусульмане уже всем верховодили, и нужно было с ними все согласовывать, и пробовать свою политику согласовывать в том числе и с их государственными и вероисповедными вопросами. Подготовленный князем Острожским кандидат приезжает в Константинополь, и там его рукополагают, хиротония произошла. Но не в патриарха Киевского, а в митрополита Болгарского. И отправляют в город Тырново, там тогда была кафедра Болгарской Церкви. Историки гадают, почему. Некоторые считают: потому, что у него были свои амбиции и свое происхождение, вот греческое, если там от Палеологов, то может быть. А самое интересное, что в Диптихе Церквей тогда Болгарская Тырновская митрополия, конечно, была выше по статусу, чем Киевская митрополия, автономная внутри Константинопольской митрополии. И возможно, он хотел высшего статуса.

А вы знаете, человек слаб. Иногда он соблазняется более высоким званием, более высоким статусом, и поэтому он, так сказать, уже забыл о том, что обещал, и чему его учили, что направляли его из Киева, и вот там остался митрополитом Болгарским, Тырновским, и заняв через это более высокое место в Диптихе значения Церквей.

Через некоторое время болгары попытались восстать против турок. Он был среди лидеров этого восстания, восстание было подавлено, и он был вынужден потом скрываться в ссылке. Получается, что и для Киева ничего не приобрел, и для себя все утратил. Тоже интересный момент. Когда мы делаем выбор и что-то совершаем, а потом несем последствия, и оказывается, и то не приобрели, и это потеряли, и думаем: «Наверное, не так выбрали, не так подумали, не так рассчитали», и в итоге пожинаем вот эти последствия, и несем их потом на себе.

Понятие выбора – это на самом деле связано со свободой, и с разумом, и даже с образом Божьим в человеке. Потому что то, что нас отличает от животных, это способность разумно осмыслить, действительно рассчитать, прикинуть, и сделать, конечно же, выбор, свободный и сознательный, но и ответственный, чтобы потом понести последствия этого выбора.

 Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Продолжая наш с Вами разговор о весьма авторитетном святом отце преподобном Симеоне Новом Богослове, сегодня давайте коснёмся его учения, изложенного прежде всего в его текстах. Я уже говорил, что у него были катехизические слова, были гимны, были проповеди. И ещё есть что-то типа богословских сборников, под названием «Главы».

Наиболее оригинальная и дерзновенная часть его наследия – это гимны. Это стихи, в них поэтические образы служат для выражения личного духовного опыта. Строго говоря, об опыте духовном только и можно говорить в образах.

Главную истину преподобного можно выразить буквально несколькими словами: Христианская вера есть личный опыт общений с Богом. В чем тут нюанс? Симеон говорит не просто об интеллектуальном Богопознании, а о некотором исполнении Духа Святого.

Эта мысль выражена святым в ответ сановнику, бывшему митрополиту Стефану Никомедийскому, который предложил ему Богословский спор – ну, чтобы поймать Симеона, уловить в какой-нибудь ереси. И вот что написал ему Симеон. Это 21-й гимн.

«Ни неверующим, ни славолюбивым, ни риторам, ни философам, ни изучившим эллинские языческие писания, ни ведущим актерский образ жизни (в смысле лицемерныйобраз жизни), ни говорящим изящно и красноречиво, ни удостоившимся высоких титулов, но нищим духом и жизнью, чистым сердцем и телом, стяжавшим простое слово и ещё более простую жизнь, и более простой образ мысли, посылается Дух Святой».

Ну, и потом он обличает этого же Стефана в его попытках лукаво мудрствовать:

«Прекрати, человек! Содрогнись, смертный по природе! Как только дерзаешь ты, будучи сам весь плотью, и ещё не исполнившись, подобно Павлу, духом, философствовать и говорить о Духе Святом! Оставь любопытство, отвергни богохульство своих слов, и как змий, всячески приобрети мудрость, яд же злобы изблюй». – То есть, Симеон говорит о том, что тот богохульствует: говоря о Духе, не стяжав в себе Духа Святого. Ну, Вы помните, о. Сергий Николаевич Булгаков догматические свои лекции всегда читал лишь после Евхаристии из соображений, дескать, как можно говорить о Духе, не исполнившись Духа? Вот такая мысль. Конечно, когда митрополит прочёл эти слова, его охватило негодование.

Отрицание возможности живого и сознательного общения с Богом во Христе и во Святом Духе для Симеона представлялось самой худшей из всех ересей. Подобное для него было отрицанием Самого Христа и служения Ему.

У него есть потрясающий 27-й гимн:

«Не говорите, что невозможно принять Божественный Дух. Не говорите, что без Него возможно спастись. Не говорите, что кто-нибудь причастен Ему, сам того не зная. Не говорите, что Бог невидим людям(то есть не открыт людям. Он даже настаивал, что Бога надо стремиться видеть). Не говорите, что люди не видят Божественного света, или что это невозможно в настоящие времена. Это никогда не бывает невозможным, друзья!»

Среди особенностей такого рода его проповедей было то, что он переносит центр христианской жизни в плоскость настоящего. Он всячески борется против того, чтобы христианство рассматривать как некую перспективу загробную. Христианская жизнь должна быть сосредоточена на том, что происходит сейчас. Жить во Христе, и в Теле Христовом. Он об этом пишет удивительные вещи – например, глядя на себя после Евхаристии: «Что за чудо, во мне Христос пребывает, как сие возможно!».

Это в 30-м гимне: «Христос пребывает бестелесно в теле, не смешиваясь с нашей природой, и обоготворяетнас, как Ему сотелесных …».

Есть у него одно из писем, где он говорит об исповеди и о покаянии. В частности, он утверждает, что принимать исповедь дано лишь тем, кто видит Бога. Он совершенно не считал, что епископы и пресвитеры автоматически могут принимать Покаяние. Как ты, писал преподобный, сможешь очищать других, если не очистил себя самого?

Собственно, такая позиция вполне оправдана. Во многих православных церквах далеко не каждому священнослужителю разрешается принимать исповедь. На том же Афоне – иному даже простому монаху даётся такое право, а маститому протоиерею – зась.

Даже в соседней Болгарии – там на духовничество практикуется специальное рукоположение. И действительно, само рукоположение в священный сан не прибавляет человеку ни благодати, ни ума. Исповедь – дело весьма ответственное и тонкое. Надо иметь опыт и житейский, и духовный, хорошо знать человеческие души и много чего. И вот Симеон убеждён, что на смену иерархически-должностному служению должно возвратиться харизматическое.

Кстати, Симеона часто обвиняли, исходя из этих его взглядов, в том, что он скрытый противник таинств. Однако Симеон в этом выглядел неправым, только если смотреть на таинства, как на магические ритуалы.

Симеон мало интересовался Церковью как организацией, как системой. Вот духовной жизнью, духовным деланием в Церкви он очень интересовался. Помните, я говорил о внутренней эмиграции? Он как бы уходит от такой внешней клерикальной «церковности». Его видение церковной жизни и его духовный путь в какой-то степени являются знамением нового церковного времени, когда духовная жизнь в Церкви предоставлена сама себе, а церковная организация предоставлена самой себе, в то время, как духовная жизнь либо идёт между человеком и Богом, либо её нет.

Однако Симеон и не выступал против церкви, как системы, как тёмного двойника Тела Христова. Он так же, как патриарх Фотий, явил пример того, что можно максимально делать в тех конкретных условиях, в которых можно было сохраниться в Церкви, не борясь с нею, по возможности не противостоя системе, но будучи каким-то таким внутренним эмигрантом. Так будут поступать очень многие святые люди и после него; многие поступают так и до нашего времени.

На этом мы ограничимся в наших разговорах о преподобном Симеоне, ну и завершим нашу с Вами нынешнюю церковно-просветительскую телепрограмму. Всего доброго!