Здравствуйте, дорогие телезрители!

Как быть с должниками? Вопрос, конечно же, непростой и неоднозначный. Много нюансов может иметь значение – сколько должен, кто таков – друг, родственник или чужой? Наглый или кающийся, и так далее и так далее. Отец Яков Кротов об этом несколько слов.  

 Яков Кротов:

Немножечко о долгах. «Остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим». В Священном Писании в древнем Израиле была традиция субботнего года. Каждый седьмой год землю не пахали, не сеяли, оставляли под паром, хотя по условиям тогдашнего земледелия, в этом ближневосточном регионе это было довольно обременительно, я вас заверяю. Это делалось не от избытка. Это делалось от доверия к Богу, и от удивительного знания, которое было зафиксировано: «Помни день субботний». От знания, что есть не только количество труда, но и качество. И что, если согнать тысячу солдат и заставить их копать колодец беспрерывно, они сделают это намного медленнее, а скорее всего, даже ямы не выроют, чем пара-тройка солдат, которым скажут: «Как выкопаете – освобождаем от армейской службы». Я вас уверяю, будет такой колодец, с такой скоростью!..

Так вот, действительно, остави нам долги наши. Если я делаю перерыв, у меня начинает накапливаться долг, я нервничаю: «Надо сделать и эту работу, и эту работу, а я тут сижу. Вперед, вперед»! А я в церковь пошел. Иногда надо сесть и успокоиться. Будут расти мои долги, да. Ну и что? И наконец, есть нечто более важное, чем мой долг перед собой. Вот сегодня споры вокруг расизма в США. Я за что люблю Америку? Америка – это самые обычные люди, только с них сняли кожу, с них содрали маски. Вот мы в России, в Украине, в Польше, во Франции, Бельгии, Британии, короче говоря, мы в Старом Свете (очень удачное выражение) живем в маске коллективных традиций, и так далее. В Америке – эмигранты, до сих пор. И вылезает иногда совсем не лик святого, а мурло мещанина, обывателя, злобного расиста, ненавидящего людей, с неврозами, и прикрывающего эти неврозы агрессией: грудь вперед, баки расчеши!.. Тем не менее, когда сегодня белые расисты США говорят: «Давайте не делить людей по цвету кожи, рабовладения уже нет, каждый может напрячься и вперед, есть же чернокожие, которые стали миллионерами, так чего остальные требуют каких-то компенсаций? Давайте устроим субботний год, всем все простим. Начинаем с чистого листа». Э-э-э, если начинать с чистого листа, тогда давайте, дорогие мои, всех отдадим в детдом, и каждого будут воспитывать с нуля. А то один рождается в семье миллионера и продает газеты, может быть, на улице, начинает на фабрике своего отца с уборщика, через год уже управляющий, прошел все стадии – ага, прошел. Просвистел. «Вот пуля просвистела, и ага», и мы имеем уже товарища Трампа наверху социальной пирамиды. Нет, друзья мои, так не пойдет.

Да, иногда нужно подвести черту. Подведи под собой, пожалуйста. Любое покаяние – это подвести черту, забыть все, что накопил, и сказать: «Боже, чего я там, что я накопил? У меня нет времени отделять в своей душе козлов от мух, я выкину и козлов, и мух. Прости меня, Господи!» Но главное, я могу просить о прощении своих долгов, но я не могу подводить черту под чужими долгами. Этот номер не пройдет. Субботний год – он для меня, суббота – она моя. Я не могу сказать страждущему, голодающему, обобранному: «А сейчас суббота, доживем до воскресенья, пожалуйста». Тогда уж я вам должен обеспечить такую субботнюю жрачку, чтобы он до понедельника даже дожил.

Это называется щепетильность. Когда Господь Иисус в Евангелии говорит: «У вас попросили зерна, принесли мерку…» Ну, это были, натурально, глиняные или такие медные ведра просто, мерки, это не мешок. Вот: «Насыпайте с горкой». То есть, насыпал доверху, встряхнул, зерно осело, и ты еще горочку досыпь. Вернут тебе без горки. Потому что Бог тебе насыпал с горкой.

Вот это базовое мистическое ощущение: Бог – это действительно Синай, ну, короче говоря, это гора. Мы на горе, Бог нас куда-то поднял. Хотя какие мы, в общем, альпинисты? Нас в горы брать нельзя: мы подведем, предадим. А Он вытащил! Значит, и другому поделиться вот немного от этого прибытка, который дал нам Бог. Ах, мне кажется, что можно было бы побольше? Ах, у меня невроз, что не хватит нам послезавтра? Это моя проблема. А вера говорит: «Хватит, хватит. Не хватит – помрем с голоду вместе и воскреснем, ничего страшного». Да никто не помрет! А вот насчет не воскреснуть – это запросто. Потому что ну как воскреснуть тому, кто не дает подняться другому?

 Иоанн Замараев:

Протодиакон Андрей Кураев – о вопросах, связанных с религиозностью и неверием, а также со взаимоотношением личности и общества.

Андрей Кураев:

Человек – это не обязательно владелец четырех конечностей или еще чего-то – симпатичных глазок, ушек и так далее. Мы видим те или иные случайные наборы качеств, на время свойственных этой личности. Физических качеств или душевных качеств, духовных. И они могут меняться. Вот это различие природы и ипостаси, природы и личности, субстанции и личности, во-первых, это то, что объясняет христианскую веру в покаяние. Никогда не говорит «никогда». И разбойник может покаяться, и праведник может пасть. Покаяние – это опускание кармонепроницаемой перегородки за моей спиной. И мое прошлое, в котором я раскаялся, больше меня не настигнет, и я свободен тогда от него.

Но это касается и меня, и если я верю, что со мной такое возможно, я надеюсь на это, хотя бы на предсмертное такое покаяние, что – Господи, не запомни меня таким, каким я был сегодня или даже 10 минут тому назад, дай мне возможность быть другим – то я, соответственно, должен так и к другому относиться. В старом монашеском труде есть такая известная сцена. Юноша подходит к старцу и говорит: «Отче, как мне не осуждать других людей? Вот если я вижу, что человек врет, я что, должен делать вид, что он не врет, что это все нормально?» - «Смотри. Если ты видишь, что человек врет,      и ты говоришь: «Он врет», ты сказал правду. Если ты сказал: «Он лжец», ты осудил его».

Значит, нельзя замыкать ни себя самого, ни другого человека в клетке прошлого. Соответственно, нельзя считать, что все, что в нас сегодня есть, детерминируется нашим прошлым. Все сложнее, и в этом смысле радостнее. И рискованнее, конечно.

Есть интересная статья, ее легко найти в Интернете. Аверинцев, «Византия и Русь. Два типа духовности». Вот там тоже есть размышления насчет персоны, ипостаси, понимание личности человека в наших культурах. И насколько я помню, там есть такая интересная связка. Если я исхожу из того, что человек есть персона, проявленность, отсюда следует, например, рыцарская культура Западной Европы, из вот этого «dignitos», «достоинство», то, что не было характерно ни для Византии, ни для Руси. Аверинцев считает, что это не было характерно и для библейского материала. Человек Востока не стесняется становиться на колени. Персонаж Библии не стесняется плакать, даже мужчина. А вот для спартанца или для римского мальчика, и мужа тем паче, слезы – это недостойно. А православие – это умиление. Аверинцев великолепно переводит это греческое слово «елеусо», по-славянски «умиление». Как это перевести на английский язык? Он говорит: «Это любовь с заплаканным лицом». Вот для православия это характерно – любовь с заплаканным лицом.

Насколько быстро прижилось православие в Древней Руси? Есть очень разные точки зрения, зачастую политизированные, и так далее. Но среди аргументов, которые работают в пользу традиционно-церковной точки зрения, вот какое наблюдение. Первые русские святые – это Борис и Глеб. Не Илья Муромец, вот это очень важно заметить. Борис и Глеб, дети. Не герои, не богатыри – дети. Ну, Глеб вообще был безусый, в житии подчеркивается еще, подросточек. Борис чуть постарше его. И их подвиг – это подвиг отказа от борьбы, отказа от войны, междоусобной, братоубийственной.

Но есть вот какая подробность. Есть две версии рассказа о подвиге Бориса и Глеба. Есть летописная, и есть житийная версия. Житийная версия более эмоционально окрашена. В ней Глеб, маленький Глеб, плачет и умоляет пришедших палачей пощадить его младость. В летописи этой детали нет. Но когда ученые подсчитывают количество сохранившихся списков, летописной версии и житийной, оказывается, житийную версию переписывали гораздо чаще. А что это означает? Что именно вот этот рассказ «со слезкой» - вот он и был наиболее востребован в Древней Руси. А это очень не по-варяжски. Вспомним, знать времен Бориса и Глеба – это же варяги, норманны. И как это у них – плакать, умоляя врага? Это же совсем не комильфо. А вот для восточного христианства это в порядке вещей. И это уже другой культурный сценарий. И вот то, что он был принят, и так рано принят, это очень важный показатель, насколько серьезные перемены происходили в обществе под влиянием Евангелия. А вот пафос рыцарства, защита чести, тем паче, прекрасной дамы, и так далее – да, это прошло в общем и целом мимо нашей культуры.

Следствие отсюда очень необычное, сложное тоже. Потому что, с одной стороны, у нас до сих пор с вежливостью проблемы. С другой стороны, ведь вежливость – это форма взаимной изоляции. Конечно, если стоит выбор: что мне больше по душе, целлулоидная искусственная улыбка официанта в МакДональдсе или же исконно-искреннее русское хамство в пельменной аналогичного служащего, я, конечно, предпочту улыбку из МакДональдса, чем хамство из пельменной. Это правда, да. Но есть и другая грань этой же тематики. Когда беседуешь с людьми, которые уехали из России, неважно, евреи это или русские, уехали, живут где-то в других странах, и вот когда беседуешь с ними: «Скажите, а есть что-то, чего вам не хватает?» Говорят: «Есть». И это отнюдь не черный хлеб, его сейчас и там научились печь, импортировать и так далее. Не хватает культуры московской или петербуржской кухни. Не в смысле еды, а в смысле посиделок на кухне до утра. То есть, отсутствие вот этих барьеров, открытость души, и целящая, и ранящая. И то, и другое здесь есть.

Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

Виктор Веряскин:  

Так сказал Владимир Соловьев: «Идея всякой нации – это не то, что народ думает о себе во времени и в истории, а то, что Бог задумал о нем в вечности». И если есть судьба у отдельного этноса, и он вынесет на осознание смысл своей судьбы земной и смысл своей судьбы исторической, тогда и возможно осуществление. Вот почему так долго Бог вел израильский народ к осознанию. «Вам не Египет нужен, вам не пирамиды нужны, вам нужен не фараонский строй и способ управления, вам нужно понять, что даже в пустыне, но с Богом вы богаты. А даже в Египте с пирамидами – вы в рабстве. Не будете слушаться, наступят последствия. Будете без храма, без государства». И были 2000 лет.

Но потом в Киеве родилась девочка на улице бассейной, Голда Меир. Там висит на доме ее мемориальная доска. Премьер-министр Израиля родилась в Киеве и жила на Бессарабке. Не было государства – была мечта, была идея, была мысль. И потом это слово стало делом, идея воплотилась. И сегодня это мощное государство. Люди удивляются: «Да там камни одни!» Да, там одни камни. Зеленский опростоволосился, когда его позвали в Бабьем Яру посетить и почтить, а он пришел с цветочком. А они приходят с камнями. У них нету обычая цветы носить. Они камешки кладут.

И оказывается, если знать идеи, тогда можно их воплотить. А когда мы даже их не знаем ясно, мы их не структурировали в своем сознании, то откуда прилив сил будет, и откуда будет прилив денег и энергии? А деньги потекли в Израиль. Даже от тех, кто не захотел туда переезжать: «Мы откупимся, мы вам денег дадим. Сами не поедем, но вы потом эту пустыню превратите в райский сад. Вы там сделаете капельное орошение, и эти кибуцы, и все остальное, все отстроите». И они строят. Из ничего возникает нечто. И такое мощное, что они сегодня говорят: «Попробуете нас коснуться. У нас такой зонтик невидимый, это вы его не видите, любую ракету обратно пошлем, на вас же». Мощь, сила, идея, информация, энергия и вещество.

Митрополит Епифаний заявил: «Спільними зусиллями ми досягнемо статусу патріархату». Очень интересный момент. Об этом вслух долго не говорили. Филарет подсказывал со своей стороны, по-своему понимая этот вопрос. Вопрос правильно ставился. Может быть, путь достижения не совсем открывался и понимался. И я бы хотел, чтобы мы сегодня поняли, что идет борьба, информационный вирус действует. В Украине ликвидировали Комиссию по основам христианской этики при Министерстве образования и науки. Исполняет обязанности министра образования и науки дочка священника Греко-католической Церкви Любомира Мандзий. На прошлой неделе организовали в Верховной Раде Украины межфракционное объединение «За единую Поместную Украинскую Православную Церковь». Из партии «Голос» Соломия Бобровская возглавила объединение депутатов за поддержку Поместной Церкви. Потому что раз уж подают в суд опять за отмену и упразднение Томоса и Церкви, то идет борьба и за поддержку, в том числе.

Я хочу, чтобы мы понимали, что без ясного понимания христианства, православия, политики, экономики и нашего положения в них, мы как ежик в тумане – ходим, натыкаемся то на дерево, на себя, то на кустик, то узелок потеряем. А нужна ясность. Этот документ – попытка внести ясность. Патриарх Вселенский уже откликнулся и говорит: «Политические симпатии и антипатии не должны влиять на правосудие. Если вы осудите Порошенко за ПЦУ и за Томос, от вас отвернется весь западный мир», - уже предупредили Зеленского и его команду.

Мы с вами можем не замечать, но оно идет вокруг. Это называется на новозаветном языке знаете, как? Тайное беззаконие уже в действии. Но пока еще не взят Удерживающий с Земли, Господь не допустит, чтобы все это гавкнулось. Другое дело, опять, как трактуют. Одни говорят, что Удерживающий – это Николай 2-й, в трактовке Аверкиева от РПЦ(З), в учебнике, а другие говорят, что все-таки Удерживающий – более прилично понимать, что это Дух Святой. И тогда у нас больше надежды, что и мы удержимся, и нас удержат, и Господь удержит мир от провала в адские глубины.

 Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Продолжая наш с Вами разговор о патриархе Фотии, взошедшем на Константинопольскую кафедру в 858-м году, надо бы сказать несколько слов о его предшественнике Игнатии, с которым Фотию придётся несколько раз меняться должностями, так сказать, да и вообще - фигура весьма характерна для той эпохи.

Игнатий (в миру Никита) был сыном несчастного императора Михаила 1-го Рангаве. Когда император был убит, его 15-летнего сына насильно оскопили и постригли в монахи; так Никита стал Игнатием. После этой операции кастрат прожил несколько десятков лет практически изолированно от мира. А в 846-м императрица Феодора возвела его на патриарший престол. Ему было на тот момент уже под пятьдесят. Скопец не имел ни опыта церковного руководства, ни государственного. Хотя был подвижником. Несмотря на насильственный постриг, как ни странно, стал искренним монахом. От своих собратьев иноков унаследовал пренебрежение к образованности, а позже и враждебность к светским знаниям.

В том числе и по этой причине император захотел сместить Игнатия, заменив его более респектабельным Фотием, что и осуществил, несмотря на недовольство сторонников Игнатия, прежде всего монашествующих. Фотия они звали не иначе, как узурпатором.

В 859-м г. новый патриарх собирает собор в Константинополе для осуждения партии Игнатия. Последние апеллировали к римскому папе и собрали другой собор в 861-м г. Но последний в присутствии папских легатов признал избрание Фотия легитимным. Игнатиане искренне считали, что Фотию удалось подкупить епископов. Очень даже может быть, но не пойман – не вор, как говорится.

Укрепив свое положение, Фотий начал заменять на кафедрах епископов своими сторонниками, и старался делать это ненасильственно. То есть, стал собирать силы Церкви, которые были ему верны. Точнее, он утверждал на кафедрах людей, смотревших в сторону образования, а не в сторону монашества.

Фотий был умным, хитрым и волевым. На мелкую злость не срывался, удерживался от наказаний, если кто-то из духовенства его лично оскорблял. Вступал в переписку со своими врагами, желая показать, что он вовсе не настроен против монашества как института. В результате некоторые даже из монахов стали его уважать. Впрочем, иногда он применял и строгие меры, боролся за то, чтобы духовные лица подчинялись его власти. Употреблял и пряник, то есть многим делал подарки. В конечном итоге, партию своих сторонников Фотий очень хорошо организовал, и тем явил пример будущим епископам константиновского периода.

Один из немецких католических историков пишет так: «Мало-помалу Фотий образовал вполне благонадёжное войско, состоящее из совершенно преданных ему приверженцев; высшие церковные сановники в большинстве случаев были обязанными ему своим возвышением, ключевые посты занимали его друзья и ученики. Образованных и учёных он привлекал к себе блеском своей образованности. Многих из низшего класса он расположил к себе своей благотворительностью».

Фотий действительно был очень талантлив. И все усилия направил на укрепление Церкви, как института и на её влияния в обществе. Примерно десять лет для этого ему понадобилось.

И вот в 867-м году, то есть на десятом году патриаршества, на трон восходит новый император Василий Македонянин. Как часто бывало в те времена, перед этим он убивает своего благодетеля, императора Михаила 3-го. Ну и, по причинам менее всего церковным, низвергает Фотия с кафедры. А на его место возводится его бывший оппонент - Игнатий.

Последний, вернувшись на кафедру резко стал бороться с Фотиевыми приверженцами, в первую очередь, с епископами. В частности, всех Фотием рукоположенных запрещает в служении. Собирает собор в 869-м г., естественно, против Фотия, который становится, так сказать, торжеством Игнатьевой партии, хотя собор этот был довольно малочисленным – его решения подписали всего несколько десятков епископов. В результате, Игнатий не смог завоевать сколь-нибудь значительную часть сторонников, несмотря на победу на соборе. Партию Фотия он не смог сокрушить, поелику последний уже укоренился в Церкви.

Тут был ещё один интересный нюанс. Для укрепления своего положения Игнатий воспользовался авторитетом римского епископа - он апеллировал к папе римскому, на что, конечно имел право. Ещё в середине 4-го века, во времена арианской смуты в Сердике (нынешняя София, столица Болгарии), состоялся собор, на котором было решено, что епископы имеют в ряде случаев право апелляции к римскому епископу.

Право, конечно, такое имел Игнатий, но не учёл тогдашних умонастроений среди епископата, постепенно отчуждающихся от Запада. Это, мягко говоря, не прибавило ему авторитета. И вот на его фоне Фотий стал казаться гораздо более приемлемым, в том числе и из-за своей антиримской позиции.

Незадолго до смерти Игнатия они с Фотием примирились. Потом умер Василий Македонянин. А в 877-м г. Фотий опять вступает на патриарший трон. Опять собор, 879 – 880 гг, формально он был Вселенским - присутствовали легаты папы. Фотий опять торжествует, хотя править ему остаётся не так уж и много – шесть лет. После конфликта с очередным императором (это был Лев 6-й), Фотий уходит на покой, проживает ещё четыре года и переходит в мир иной. Ну вот такова его история, если вкратце.