Здравствуйте, дорогие телезрители!

Не так просто для нашего понимания разобрать – где Божья воля, а где человеческая. Множество разговоров на эту тему, споров даже среди людей церковных. Одно из видений этой синергии Божеского и человеческого озвучит наш отец Яков Кротов.

Яков Кротов:

Воля Божия. Как может быть, что у Бога есть воля? Потому что, либо она у Него есть, и тогда Он отвечает за то, что не мешает злу, либо у Бога воли нет. Ведь молитва «Отче наш», главная, а вернее, лучшая молитва, которую я знаю, куда лучше, чем популярное «Боже, дай мне различать…», как там? Где чай, где кофе, где водка, где кока-кола?.. Молитва «Отче наш» - там же ведь «Да будет воля Твоя». Главное, что нужно знать о Божьей воле – все, что мы говорим о Боге, это антропоморфизм. То есть, когда мы говорим, что у Бога есть воля, это уподобление Бога человеку, то есть нам, а еще точнее, себе, мне. Когда я даже говорю, что Бог непознаваем, это все равно уподобление Бога мне. Я непознаваем. Каждый человек непознаваем. Долгое время атеисты и не очень умные позитивисты обещали, что вот наука скоро раскусит тайны человеческого мозга, и тогда будет человек вполне управляем, лечим и так далее. Но сегодня самые умные из атеистов-позитивистов, как, например, очень популярный в книжных прилавках аэропортов Ювал Харари, военный историк из Израиля… Я почему так саркастически говорю про аэропорты? Это же для богачей литература. Вот Чехова, Лескова, Тургенева, их продавали в ларьках на железной дороге, на станциях. А Ювала Харари – в самолетах. Разные ценовые категории людей. Так вот, он говорит: «Даже не думайте, мозг настолько сложен, что, похоже, там действуют квантовые закономерности, неопределенность, непредсказуемость». В общем, забираем назад свои обещания – ну и берите.

Бог непознаваем, как и человек. Моя воля – что я считаю у себя волей? Воля, видимо, означает простор, и моя воля – это ощущение того, что моя жизнь – это определенное свободное пространство. Степь, как сказал бы Чехов. Что я что-то могу сделать. Когда на меня нападает безволие, я словно оказываюсь замурованным в жизни. Нету жизни, я не могу и не хочу ничего сделать, потому что у меня ощущение самосознания человека в скафандре, из которого откачали воздух.

А что же тогда мы имеем в виду, когда я говорю, что есть Божья воля? Мне проще сказать о Боге. Потому что это очень, видимо, первичное религиозное чувство, слабо связанное с верой, с верой, как знанием, что Бог есть. Религиозное чувство, которое мне говорит, что в этом мире, этот мир, он находится как бы внутри Бога, Бог не часть этого мира, Бог не вмешивается ежеминутно в дела этого мира, а Бог обнимает этот мир. Замечательный православный мыслитель, отец Сергий Булгаков, сравнивал это с жизнью ребенка во чреве матери. Конечно, это тоже антропоморфизм. Но он может быть лучше, чем любая другая метафора. То есть, мы все внутри Бога, не будучи Богом. Конечно, мы не похожи на Бога так, как ребенок похож на мать. Но обратим внимание: у матери есть воля? Есть. Она влияет на жизнь плода? Скорее, нет. Ну, мама поставила музыку. И что, это сделает будущего ребенка композитором? Там внутри совершенно автономное, со своей будущей жизнью и личностью, человеческое существо. Но мать – это волевое существо, мать может быть и безвольная, или слабовольная. Может, она хочет даже сделать аборт, хотя на аборт нужна сильная воля. Может быть, она согласилась отдать ребенка в детдом. Да мало ли как.

Понимаете, когда мы говорим «слабовольная» или «сильная воля»… Леди Макбет решила убить человека ради блага себя и своего мужа. Это проявление сильной воли или слабой? Грех – это проявление сильной воли или слабой? Я думаю, слабой. Грех слабоволия. Так вот, Божья воля, она сильна. Но именно поэтому Бог не вмешивается в мою жизнь. То есть, Его воля – как воздух, она наполняет все. И в этом смысле она присутствует и там, где люди грешат. Когда я прошу: «Боже, пусть будет Твоя воля», я разве имею в виду, что Он безвольный? Или что Он в какой-то момент оставил меня, предоставил меня моей воле, или моему безволию? Нет. Я имею в виду, что Его воля может быть по-разному. Как и Божья любовь, как я люблю любимых людей и любимого человека, по-разному. И это во многом зависит от того, как ведет себя другой человек, как ведет себя любимый человек, особенно любимая женщина. Я не могу любить тараном, я не могу любить, как танк: вот люблю, и все. Нет, любовь начинается там, где я слушаю, чувствую другого человека. Значит, люби меня, не просто ухаживай за мной, не просто дари мне цветы и так далее, а чувствуй, что мне нужно. И может быть, иногда любящий человек чувствует лучше, чем любимый сам знает свою нужду.

И когда я прошу: «Боже, пусть будет воля Твоя», я прошу Его любить меня, невзирая на то, что я к этому не готов. Это с Ницше связывают учение о человеке сильной воли. Ницше имел в виду как раз бунт против ханжества, бунт против фарисейства. То ханжество, которое в течение многих веков европейского человека заставляло жить, словно в детском саду, на помочах – у Церкви, у цивилизации. «Нет, - говорит Ницше, - у человека должна быть сильная воля, значит, свободная воля». Но это не означает, что человек должен стать эсэсовцем, нацистом, убивать. Наоборот. Ницше никого не убивал.

Сильная воля – это человек, который не убьет, не украдет, не позавидует, а будет давать жизнь, а будет делиться последним, или предпоследним – мы никогда не знаем, что последнее. И наша надежда на то, что, если я отдам последнюю корку хлеба – ан нет, глядишь, еще предпоследнюю. Который будет уважать старших, хотя мы, старшие, честное слово, не заслуживаем этого уважения. Вот она, сильная воля. Воля Божия – она в нашем мире безволия, в нашем мире тирании слабоволия, в нашем мире страха и испуга, которое выдает себя за волевое начало, челюсть вперед – я волевой человек! Какой ты волевой человек? Ты волевой, но не человек. Ты волевой кирпич. На все в мире воля Божия. А как же со злом? А зло – это не все. Зло – это не мир, это пустота. На зло нету воли Божией, но и зла нету. Оно выдает себя за волевое, решающее начало в мире. А оно пустота, просто дырка.

Как же Бог это терпит? А потому, что Его воля, чтобы все спаслись. Нельзя спасти, привести к любви и свободе человека, если будешь за него все решать. И Божья воля, она рождается на границе зла и человека. Божья воля совершается на Голгофе. И у каждого своя Голгофа. И у меня, и у другого человека. И я прошу: «Пусть будет воля Твоя. Не моя воля, моя воля может быть в том, чтобы другой умер, погиб от чего-то. А я прошу: пусть будет Твоя воля, чтобы никто не умер, никто не погиб, но все спаслись, все научились любви».

 Иоанн Замараев:

Протодиакон Андрей Кураев – о вопросах, связанных с религиозностью и неверием, а также со взаимоотношением личности и общества.

Андрей Кураев:

У нас следующий шаг делает Петр Могила. Петр Могила, соответственно, это уже польская образовательная школа. Это 17-й век. И вот в его Катехизисе впервые употребляется слово «персона». Катехизис он издает на церковно-славянском языке и на латыни. И если славянские авторы до этого писали или по-гречески, «ипостась», или по-славянски, «лице», то Петр Могила здесь заменяет слово «лице» на слово «персона». И это означает, что он открывает для славянского читателя мир тех ассоциаций, которые с этим словом были в западной культуре. В конце 18-го века в русском языке создается слово «личность». Собственно говоря, автором этого слова является Карамзин. И конечно же, это калька с французского «персона».

А вот для Церкви очень важно то, что в своем уже Катехизисе Филарет Московский в 19-м веке именно это слово использует для разговора о Троице. Вот впервые в текстах Филарета Московского слово «личность» становится заменой слова «ипостась». И понятно, что это сознательное внедрение тех смыслов, которые у этого слова уже были, в мир православной мысли. И уже к концу 19-го столетия становится в порядке вещей у русских богословов писать «личность», то есть «самосознание». А в 20-м веке в официальных документах Московской патриархии, скажем, в определениях филологической ереси отца Сергия Булгакова, эта формула уже прозвучит на языке синодальных указов. «Личность», то есть «самосознание».

Вот здесь надо иметь в виду, что у святых отцов этого не было. Перед нами интереснейший пример псевдоморфозы. Псевдоморфоза – ну, это термин геологический, но его Шпенглер ввел в мир культурологии. В геологии – это когда в каких-то старых пластах происходит эрозия, образуется какая-то лакуна, пустота, и она заполняется более свежими слоями магмы. И поэтому форма старая может быть, и вокруг старые слои, но на самом деле это некое вполне новое по происхождению вещество. Вот Шпенглер это использует в культурологии. Типичный пример псевдоморфозы – это эпоха Ренессанса. Сами люди, творившие эту культуру, ощущали себя репликантами. «Мы просто воспроизводим античные образцы, мы ничего особо нового не творим». На самом деле они, конечно, создавали новую культуру. Другой пример псевдоморфозы – это русское старообрядчество. Им тоже казалось, что они просто следуют отцам. На самом деле их психология, самосознание, способ организации общинной жизни и так далее – они были совершенно новые. Русский вариант Реформации определенный. Огромный вопрос, в какой степени псевдоморфозой является жизнь нашей Русской Православной Церкви. Тоже официально мы все воспроизводим, и так далее. Но на самом деле, наверное, только историки следующих веков поставят нам окончательный диагноз, кто мы на самом деле были. Я полагаю, что все-таки скорее это весьма авторская версия православия, то, что вот сегодня мы так или иначе нашими усилиями создаем.

Так вот, с термином «ипостась» произошла подобная штука. На словах вероучение Церкви в святая святых своих, в богословии триадологическом, не меняется. Веками мы твердим: Бог един по Своей природе и троичен в ипостасях. Но оказывается, за эти века очень серьезным образом меняется понимание. Причем то понимание, которое мы сами до конца не улавливаем, которое мы связываем с этими словами. И вот мы за последнее столетие научились находить для слова «ипостась» синонимы. Нам кажется, этим синонимом является слово «личность». А здесь сложность вот какая. Та же самая, что и со словом «ипостась» в 4-м и 3-м веках. Не мы его создали, и не мы контролируем наличие консенсуса по тому, какой смысл этому слову придается. И вот поэтому сегодня уже христианскому мыслителю приходится вести полемику, бороться за те или иные смыслы слова «ипостась».

 Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

 Виктор Веряскин:  

Очень интересно, что упоминается Литургия св. апостола Иакова, приписываемая ему, 1-го века. И там говорится о бережном отношении к природе. Очень интересный момент. Потому что вы, наверное, знаете, что Вселенский патриарх писал диссертацию о защите окружающей среды, его называют «зеленым патриархом». На самом-то деле, Библия действительно говорит, что Бог погубит тех, кто губит Землю. Он ее создал для жительства. И в этом смысле, оказывается, христианин тоже обязан иметь ответственность за биосферу, за сохранение, а не загаживание, не за уничтожение, и так далее. И здесь откровенный призыв, и новые для нас, например, цитаты, потому что мы не знаем многих греческих авторов, не переведенных, особенно современных. Они там пару цитат приводят, и говорят, что есть 11-я заповедь Закона Божия. Помните, мы с вами шутили про 11-ю заповедь Закона Божия, типа: «Не грузи ближнего твоего чрезмерно»? А какая 11-я заповедь закона Божия? Тут как бы говорят: вы не знаете? Она не записана в Писании, но она есть. Какая? – «Любите деревья и травы». Из греческого перевода цитату там приводят. Это интересный новый поворот тоже. Потому что нас учили столько десятилетий, весь советский период: «Мы не можем ждать милостей от природы, забрать их у нее – наша задача», «Мы реки повернем вспять, мы все перевернем, мы Арал уничтожим, опустошим», и так далее. И получается, что мы биосферу, в том числе, не берегли, и даже уничтожали. И в этом смысле новый призыв, в том числе: «Земля – твой дом», как говорил Экзюпери: «Проснулся утром – прибери свою планету», и так далее. И мы смеемся, а постепенно это должно было войти в наше сознание, в нашу жизнь, в наше повсеместное ощущение всего этого. Евгений Евтушенко, тоже наполовину украинского происхождения, написал: «Сохраните эту землю, эти воды, каждую былиночку любя. Берегите всех зверей среди природы, убивайте лишь зверей внутри себя». И вот это экологическое сознание должно быть частью сознания христианского, и в этом смысле православного. Вот поэтому хотелось бы, чтобы мы сегодня эти вопросы с вами осмысляли.

И я бы хотел, чтобы мы два словечка сказали о пророчестве. Когда в 63-м году, во время Карибского кризиса, Хрущев пошел на уступки западному миру и все-таки выпустил из заключения кардинала Иосифа Слепого, греко-католического, под условие, что он будет выпущен за рубеж, если не будет рассказывать о том, что творится в тюрьмах и ГУЛАГах Советского Союза. И он многие годы выполнял это обещание. На этих условиях Ватикан его выхлопотал. И поэтому он должен был тоже слово держать, оказывается. Но в то же время он потихоньку готовился и высказывал странные пророчества. Он говорил: «Мне было видение, и мне открыто: скоро не будет Советского Союза. Мы должны готовиться к тому, что будет Украина, будет свобода, будет Церковь». Ему говорили: «Да нет Церкви, решен униатский вопрос, греко-католики уничтожены, ничего не будет!»

Он знал молодого человека, сегодня тот работает, служит в Острожской восстановленной академии, в городе Остроге, и заведует первой в Украине кафедрой библейских переводов, и учит переводчиков Библии. Так вот, тогда ему, в начале 80-х годов, сказал Иосиф Слипий… Тот говорит: «А что конкретно делать для будущего? Не всем верится, что рухнет Советский Союз, это пророчество может не исполниться». – «Исполнится». Он говорит: «А что конкретно делать, как готовиться?» Иосиф говорит: «Изучай языки, потому что нужно будет переводить более новый, совершенный технически и научно перевод Библии, украинскою мовою». И отец Рафаил Турконяк изучил 15 языков, и осуществил перевод Библии на украинскую мову, и получил за это Шевченковскую премию государственную. И сегодня учит остальных переводчиков. Там же рядом с ним работает на кафедре переводов Якибчук, молодой ученый, который перевел уже Коран украинскою мовою. То есть, работа идет, идет совершенствование и воспринимание Божественного откровения во всех его аспектах проявления и переводах.

Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Сегодня мы таки начнём с Вами разговор о Константинопольском патриархе Фотии.

Во-первых, он был не просто человек знатного происхождения (в его семье было несколько крупных церковных деятелей, в том числе и кто-то из патриархов), но и человеком учёным. Он преподавал в учебном заведении, которое сегодня назвали бы университетом, а его величали бы столичным профессором.

Почему «бы»? - на тот момент подобные школы на Востоке ещё не носили названия «университет». Но это были высшие учебные заведения, где преподавался целый круг гуманитарных и точных наук, в том числе и Богословских. Организация этих высших учебных заведений была связана с некоторыми императорами - поборниками просвещения, а так же частными инициативами. В принципе - естественно - в обществе было принято учить детей – для этого нужны учителя, а учителей тоже надо учить.

Напомним, что греческое образование отличалось от раввинско-иудейского. Последнее было обусловлено тем, что община отвечала за воспитание ребёнка, общинасодержала учителя-раввина. А в эллинистическом мире - и греческом, и римском, образование ребёнка было заботой целиком родителей. Как видим, в обоих вариантах и плюсы и минусы. Еврейская система – как бы социалистическая – всеобщее бесплатное образование. Но учителем был раввин, который, конечно, мог быть и разносторонне развитым, но скорее всё-таки начётчиком Торы, талмуда и прочих писаний. Посему о высоком полёте говорить не приходилось. В Греко-римском мире – там богатые платили за обучение своих детей и, естественно, старались подобрать контингент учителей как можно умнее и образованнее. И вот получались такие по сути университеты – заведения высшего класса, в которых преподавался максимально широкий круг наук, хотя университетами их на тот момент никто ещё не называл. Так вот среди таких элитарных учителей-профессоров в Константинополе и был Фотий. Будущий патриарх пользовался чрезвычайной популярностью среди тогдашнего преподавательского состава.

Карьера его началась на государственной службе: он исполнял дипломатические поручения - например, путешествовал с миссией ко двору арабского халифа. Вообще дом Фотия был центром интеллектуальной жизни Константинополя. Об этом известно довольно много, и хорошо описано: как ученики буквально толпой шли за ним, когда он, скажем, возвращался с работы домой. Они задавали ему вопросы, хотели с ним как можно больше общаться.

В чём же была суть его образования? Образованный в греческом средневековье – это человек, которого мы анахронически можем назвать энциклопедистом. Он должен быть специалистом и в математике, и в медицине, и в астрономии, и в истории, и в поэзии, и в литературе. Обязательно – в Священном Писании, в богословии, в свято-отеческих трудах. Таких людей, конечно, никогда не было много, но вот Фотий был одним из таковых. Понятно, что этот энциклопедизм был обусловлен познаниямитого времени, над многим из чего мы можем только посмеяться. Например: вот есть змеи, они умеют заползать в курятник, и как им в этом помешать? Никогда не угадаете! Рекомендовалось на четырёх углах курятника написать «Адам», и тогда змеи заползать туда не будут: это слово их отпугнёт. Ну, и тому подобное.

Как он занимался дома с учениками? Они читали какие-то книги, их обсуждали. И надо сказать, что, пожалуй, самый ценный труд Фотия, который до нас дошел, это его труд под названием «Библиотека». Фактически это конспект из каких-то прочитанных им книг. Очень ценный конспектик вышел. В этой работе он описал несколько сотен книг – некоторые их них, особенно раннехристианские, вообще нам известны исключительно по его описанию.

В 858-м г. он становится патриархом, хотя до этого был простым мирянином. Такие случаи бывали - с Амвросием Медиоланским, например, с патриархом Никифором, патриархом Тарасием.

Кстати, на Западе с Григория Великого, то есть примерно с 600-го г., епископы стали монашествующими. Григорий Великий был первым римским епископом-монахом. А потом это стало очень распространённо. На Востоке такая тенденция запоздала - для патриарха к тому времени уже было безбрачие, но монахом быть необязательно - были и монахи, и не монахи. Монашеский епископат на Востоке стал нормой со 2-й половины 14-го века, со времён Григория Паламы. А до этого было по-разному. На Западе, в частности, у франков, в это же время большинство епископов были семейные, по крайней мере, ещё в 7-м веке. На Востоке – где-то до 5-го века большинство епископов были семейные. Напомню, что безбрачие и монашество – вещи разные. Обет безбрачия – это то, что на Западе называется целибатом. А монашеские обеты подразумевают не только безбрачие, на Западе они связаны с конкретной общиной, или конкретным монашеским движением (тем, что там будет называться «орденом»). На самом деле и на Востоке, и на Западе всегда были благочестивые подвижники, которые не принимали ту или иную форму монашеской жизни. Были и брачные, и безбрачные, которые, по словам Пахомия Великого, хотели собраться и вместе «жить по Евангелию».

Остановимся пока, давайте, на этом и, если даст Бог, продолжим наши церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго.