Здравствуйте, дорогие телезрители!

Политика и мораль – понятия эти совместимы в принципе? Наш с Вами опыт как-то не очень это подтверждает. И, тем не менее, сами по себе проблемы политические носят зачастую нравственную окраску. Отец Яков Кротов несколько слов по этому поводу.

 Яков Кротов:

Наверное, месяца уже два одним из главных событий в мире является протестное движение в США. Началось оно с протестов против полицейского насилия, когда в Миннеаполисе полиция так задержала некоего Флойда, что он затем умер в больнице. Почему я так витиевато излагаю? Потому что говорят: «А вот они его не убивали, они действовали по правилам. Правила плохие, но они вот так вот действовали. Да, в США 13% черных, но они совершают более половины убийств, и поэтому их очень много в тюрьмах, более 40%». В принципе, такая статистика – она российская, она ничего не доказывает. Потому что могут быть перепутаны причины и следствия. Может быть, потому и высокая преступность, что люди в безысходном положении. Потому что убивают нищие, из-за куска хлеба, может быть, не исключено, грабят, потому что нечего есть. И советовать им устроиться на работу – это не слишком разумно, тем более в условиях, когда в США безработица сейчас вообще 13%, и это только официальная, учитывая тех, кто обращается за пособием. А видимо, еще столько же просто не обращаются.

Так или иначе, протесты против расовой дискриминации и неравенства давно перешли за протест против полицейского произвола. И мне эта ситуация видится такой. Что, начиная с середины 70-х, в мире вообще, и в Америке, как в мировом авангарде в целом, пошел поворот вправо. Пожалуй, последним, действительно более-менее левым, условно говоря, демократическим президентом был мой любимый президент, баптист и очень активный христианин по сей день, Джимми Картер. А затем – революция в Иране, приход к власти в Иране религиозных фанатиков… Но ведь и Трамп из религиозных фанатиков, только он неверующий фанатик, он манипулирует религией, но очень активно.

Вот только что я смотрел старый фильм «Роман с камнем», 84-й год, где пародируются всякие слащавые дамские романы про Дикий Запад, ковбоев. И героиня пафосно восклицает: «Он сжег наш дом, убил моего отца, надругался над моей сестрой и убил ее, и наконец, он украл нашу семейную Библию!» Ну, вот: все, что такое Библия – это символ семейного покоя и мира. А она вообще-то о том, что оставит человек отца своего, мать свою, ранчо, Санчо и так далее. И вот этот поворот вправо привел к тому, что в Америке сейчас Демократически-республиканская партия – это одна партия, и довольно правая Консервативная, защищающая в основном интересы богатых. Ну, что делать. Богатые делятся на совестливых и бессовестных. Богатые делятся на тех, кто живет в стране с выборами, и в странах без выборов, как в Белоруссии или России. Путин – богатый человек, но выборы ему безразличны. В Америке выборы – все-таки пока реальная сила. И поэтому там сейчас, помимо этих двух партий, потихонечку идет движение влево, за, скажем так, перераспредение богатств в пользу бедняков, за то, чтобы беднякам был шанс подняться. В 69-м году Джонсон, президент Америки, объявил войну с нищетой. Она составляла 20%, она и сейчас столько составляет.

Нищета ужасна тем, что она человека помещает как бы в перевернутый стеклянный стакан: он видит мир, как и все, но он не может вырваться из некоей изоляции. Не он определяет, что будут снимать, что будут говорить, что будут писать, потому что у него нет денег. А ориентируются на тех, кто может купить газету, пожертвовать на сайт, купить кроссовки, рекламируемые на сайте или в Фейсбуке, и так далее. То есть, это ты заживо похоронен в своей бедности. Мне это очень близко, потому что при Брежневе и раньше мы все были нищими, кроме тех, кто был очень богатым: номенклатура, аппаратчики. Затем перестройка. Номенклатура и аппаратчики стали еще богаче, но и нам кое-что досталось. Прежде всего, потому что нефть. Не потому, что мы стали лучше работать, не потому, что построили капиталистическую экономику, а потому что сырье. И мы все, включая тех русских, которые сейчас уехали в США, как Андрей Илларионов, экономист, или тех русских, которые великие ученые, как Борис Штерн, физик, они частью здесь живут, частью в США, когда нет пандемии, - и они тоже против того, чтобы черным предоставляли какие-то особые бонусы или хотя бы создавали равные условия. Зачем? Пробивайте себе дорогу! Они пробили. Но дело в том, что на каждого пробившего приходится много непробившихся. И говорить, что талант всегда пробьется, а не пробился – значит, не талант, означает плюнуть на могилу Мандельштама, который умер на каторге от голода, означает плюнуть на могилы миллионов людей, которые погибли в гитлеровских и ленинско-сталинских лагерях. Они не пробились, а Фадеев пробился, да? Вы это серьезно?..

Система часто поощряет бездарностей, увы. Так вот, мы все пользовались, и в 70-е, и в 80-е, бесплатным высшим образованием, бесплатной медициной. Я, правда, учился на истфаке. На дневное меня не пустили, как еврея, и отец сидел по политике, но в любом случае, это все-таки было какое-то образование. Это очень много. Американец платит за это сам. У нас у всех была бесплатная медицина, какая-никакая, и продолжительность жизни потихонечку росла. И вот теперь те, кто уехал в Америку, они за это заплатили? Нет. Когда-то большевики брали с тех, кого отпускали за границу, взыскивали с них стоимость образования. Но на самом деле оно бесценно. Оно бесценно. Недаром сейчас в Штатах люди в диких долгах, в десятки тысяч долларов, за обучение. И не могут вернуть, потому что говорили: «О, обучение, оно обеспечит хороший заработок!» - а не обеспечивает. Но обучение обеспечивает нечто несравненно большее: оно обеспечивает социальный мир, оно поднимает взаимопонимание людей. И уже ради одного этого стоит ввести бесплатное образование, включая всеобщее. Ради одного этого стоит ввести обязательный прожиточный минимум, которого сейчас многие в США требуют. Ну, про бесплатную медицину я и не говорю. В России ее практически похоронили, кое-что осталось. Но это хорошая вещь. В Израиле она есть, и ничего. Все восхищаются Израилем – но, как ни странно, и Америкой. Поэтому делиться надо. Поэтому должна быть совесть. Поэтому резкие перепады в доходах – это безобразие.

И я бы сказал, что нищие духом, блаженные нищие духом, это те, кто знают: надо пробивать себе дорогу, надо зарабатывать на жизнь. Я всю жизнь боялся остаться без работы, и сейчас предпочел бы работать. И я работаю, как и всю жизнь, только теперь мне за это совсем ничего не платят. Но я так же пишу, так же говорю. То, что не платят, это отдельный разговор. Ну, Господь благословил, есть пенсия. Так вот, мы пробиваем дорогу. Мы дачники. Вот, мне скамейку на день рождения подарил старший сын. И вообще, я сижу на шести сотках, хорошо, тихо, просторно. Я люблю простор. На этом участке в шесть соток дом поместится целый, где в Москве живут пять сотен человек, включая меня. И я понимаю, что, если выполнить программу, о которой, скажем, говорит вот это движение черных радикалов в Америке, у меня от этих шести соток, может быть, ничего не останется. И все-таки я скажу: лучше выполнить. Потому что хорошо сидеть на скамеечке, под сенью струй… Чуть-чуть капает, и комары, правда. Хорошо сидеть под жужжание комаров на скамеечке. Но еще лучше, если у каждого это будет. Лучше размазать ровным слоем… наверное, не очень ровным, но все-таки минимум – ведь речь идет о минимуме.

Это то, о чем писал Владимир Соловьев. Он один из первых создал концепцию достоинства человека по рождению. Не потому, что он что-то сделал или чего-то добился, а потому что он появился на свет. Эта концепция вошла в католическое учение, в Организацию Объединенных Наций, в Декларацию прав человека, и это хорошо, только она не вошла еще в каждое сердце. А должна бы войти. Поддерживать жизнь людей, делиться, кормить, поощрять, вдохновлять, давать шанс, не потому, что ты хороший и добрый, а потому, что другие – образ и подобие Божие.

А что до расизма… Вот Андрей Илларионов, экономист, который сейчас занял довольно российскую позицию, он живет в Штатах, работает в Институте Катона, это такое объединение либертариан. Либертариан в России знают по Айн Рэнд. Они чудные люди, я их люблю и почти все у них разделяю. Личная свобода и так далее… Только я не люблю, что они за оружие. «Вот моя личная свобода – и я имею право стрелять в тех, кто на это посягнет». Уууу, все, нет. И там второй тезис: «Я сам помогу. Не надо налоги собирать, и т.д., я сам помогу, кому надо». Во-первых, так мы не соберем на вакцину. Никогда богачи не делают то, что делает государство – все обещают. Во-вторых, один богач может так отравить океан, что он не сможет компенсировать. А если на заводе богача взрыв, на химической фабрике, погибнет человек – как это компенсировать? Жизнь человека нельзя компенсировать деньгами. А жизнь 10 тысяч? Разные, знаете ли, аварии бывали. А Чернобыль кто компенсирует? Так что это все демагогия. Не может один человек гарантировать, что он всем воздаст. Не воздаст, не Закхей.

Мы все всего лишь – всего лишь! – мы все создания Божьи. И мы многое можем. Но прежде всего мы можем поддерживать других людей, не рассчитывая, что поддержат нас. Поддерживать не прямо: вот я – другому. Тезис такой, что «я лучше знаю ближнего своего». А вы знаете, вот есть святое незнание. Ты помоги, не зная, алкоголик он или не алкоголик, пропьет – не пропьет. Помоги безусловно. Вот это делают государственные программы. Когда я даю государству, оно распределяет по механическим признакам. Вот у человека такие-то параметры – даем. И вы знаете, мне кажется, это более разумно и более по-доброму, чем читать в чужих сердцах: «способен или не способен? Переродится он от моих ста рублей, али не переродится? А недостойному не дам!» Нет.

Господь нам всем дал, хотя отлично знает, что я не сильно переродился, отлично знает, что каков в колыбельке, таков в могилку. И Он не спорит. Он только говорит: «А вот после могилки…» Вот чтобы после могилки мы воскресли, надо до могилки помогать другим не умирать, а быть достойными по существованию, по быту, высокого звания человека.

 Иоанн Замараев

Протодиакон Андрей Кураев – о вопросах, связанных с религиозностью и неверием, а также с взаимоотношением личности и общества.

Андрей Кураев:

Есть много вещей, которые мы считаем обычными и обыденными, и мы плохо понимаем, сколько должно было всего произойти, чтобы нечто доступное и привычное для нас стало таковым. И вот среди этих обыденностей наших с вами, банальностей, есть немало вещей, которые на самом деле обязаны своим генезисом христианскому отрезку нашей общеевропейской истории.

И вот, в частности, что касается слова «личность». Античная философия, эллинские и латинские языки, для обозначения слова «личность», того, что мы сейчас называем этим словом, использовали определенные группы почти синонимичных терминов, причем латинские термины были довольно точными кальками с греческих. Но давайте присмотримся к ним внимательно. Несли ли эти термины сами по себе ту же смысловую нагрузку, которая для нас сегодня привычна?

Ну, например, берем латинское слово «индивидуум». Это точная калька греческого слова «атомон», атом. То и иное слово буквально означает «неделимое». Атом – это то, что теряет свой спецификум, если его разобрать на запчасти. Ну, например, вот, скажем, соседи уехали в отпуск, надолго, на месяц, и оставили мне своего котенка. Я, чтобы не нести ответственность за судьбу этого замечательного создания, принял надежные меры к его консервации. И поэтому по приезде хозяев, соседей, я им вернул котенка строго по описи: вот у меня каждая деталька была специально на отдельной страничке альбома подшита. Хвостик – один экземпляр, перелистываем дальше; лапка раз, лапка два, лапка три, лапка четыре, глазики – вот здесь в одной колбочке, видите, два глазика было… То есть, все строго по описи я передал. Одна проблема: почему-то вся эта совокупность частей не мурлыкала.

Так вот, все то, что теряет свое своеобразие, будучи разобранным на части, вот это для грека или для римлянина – это атом, это индивидуум. То есть, слово прекрасное, очень важное, но оно очень широкое по своему семантическому полю. Оно вбирает в себя не только людей, но оно вбирает в себя ваш телефон, например, который в разобранном виде тоже не работает, значит, ваш телефон тоже индивидуум.

Другое слово, например, слово очень интересное и очень важное, которое мы будем долго говорить, но пока несколько слов о нем. Это слово «ипостась». Вот именно этому слову была суждена очень долгая и особая судьба в христианской мысли. Это слово из обыденного языка. Долгое время считалось у историков, что сначала, в том числе христианские кодексы и книги, они записывались на свитках, и только позднее стали фиксироваться в виде кодексов, книг, где можно листать странички. Вот сегодня уже от этой точки зрения отказались. Нет оснований так считать. Но различие, тем не менее, страшно интересное.

Что такое кодекс? Это тетрадка, тетрадка ученика. Обычно две дощечки. Вот если вспомните традиционную русскую или византийскую икону, то икона пишется в углублении, как бы вот выдолблена в пространстве доска иконы, там нет приделанной извне, из чужого материала рамки. Но в самой этой единой доске иконы есть некая выемка, в которой, собственно, и пишется лик. Так вот, это древняя тетрадка ученическая.

То есть, вот в этой выдолбленной доске заливали воском, и по этой доске царапали стилем, таким пером, ручкой. Вот мой стилус. Вот такой штучкой я, соответственно, должен был царапать по этому воску. Что удобно? Это то, что ошибку легко стереть, легко стереть выполненное задание, написать новый текст в этой же тетрадке, все замечательно. Но отсюда родилось устойчивое убеждение, что вот в таких тетрадках можно писать только для себя. Это что-то детское, и это черновик. И даже в 5-м веке блаженный Августин посылает такого рода кодекс, пусть не на воске, уже, скажем, на пергаменте или на папирусе, потому что кодекс может быть и папирусным, посылает письмо своего корреспонденту и извиняется: «Прости меня, что я в таком виде тебе посылаю, потому что свитки кончились». То есть, это считалось неприличным, даже в 5-м веке, даже вот в таком кругу ученых-христиан. Тем не менее, если мы подсчитываем, сколько сохранилось до нас кодексов с евангельскими текстами, а сколько свитков, - на порядок больше именно кодексов, нежели свитков. Почему? Это пафос раннего христианства: подобрать камушек на улице и освятить его.

Вот здесь принципиальное различие между этосом (этос – это такое самоощущение, это кодекс неписаных норм), вот между этосом Евангелия и этосом исторического православия. По-моему, есть очевидное противоречие. В Евангелии Христос сравнивает Царство Божие с закваской, которая бросается в тесто. «Я посылаю вас (апостолов), как овец посреди волков», «Царство Божие подобно неводу, брошенному в море, кладу, зарытому в землю», и так далее, и тому подобное. То есть, здесь пафос Евангелия очень оптимистичен. «Очень нужен я там в темноте. Ничего, распогодится». А в историческом православии вот этот неписаный этос стал другим. Здесь скорее возобладала забота о том, как бы спрятать святыню от человека.

Да, так вот отсюда, скажем, на византийских иконах – удивительная совершенно подробность, нигде в канонах не прописанная, но именно поэтому такая очень психологически честная. Когда святой епископ, святитель, держит в левой руке Евангелие, правую руку воздел, между рукой и Евангелием обязана быть прокладка, платочек. Это означает, с точки зрения иконописца или заказчика иконы, что рука человека – это источник скверны, и даже если рука епископа, даже если рука святого, а все равно какое-то такое ощущение есть. Но ведь в Евангелии этого не было. Евангелие нарушает самый главный принцип культуры, тот, который Зигмунд Фрейд назвал главным принципом культуры. Культура, по Фрейду, это система табу, а главное табу – деление на сакральное и профанное. А Евангелие стирает это. Нет больше священной субботы – любая минута священна. Нет больше одного священного народа – любой человек, призванный к вере, он теперь свят и священник сам для себя.

 Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

 Виктор Веряскин:  

Дальше, в 62-м разделе манифеста говорится, что человек – посредник между миром материи и миром духа, и что у него космическое священство, и он носитель всеобщего священства с космической миссией. Это очень для кого-то абстрактные или общие слова. Но также столетия шли к этому люди, через труды Пьера Тейяра де Шардена, Отца Александра Меня, Максима Исповедника, - и мы можем всех вспоминать, которые писали, в том числе, сочинения даже с таким названием. У Пьера Тейяра де Шардена есть прямо такая работа, называется «Космическая литургия». Когда его лишили права преподавания от имени и власти Ордена иезуитов, и он был вынужден делать исследования археологические и этнографические в Китае, и там ходил по горам Тянь-Шаня, не имея возможности служить Литургию – не было престола, не было чаши, не было всех аксессуаров. И он говорит: «Я воспринял, что небо – это купол, звезды – это лампадки, и я космическую Литургию служил, прославляя Бога за творение на этих вершинах» - в том числе, Тянь-Шаня и Гималаев.

И наконец-то человечество выходит, в том числе, на такой высокий космический взгляд, на призвание человека верующего. В конце 3-го – начале 4-го века Григорий Нисский, толкуя притчу Иисуса Христа о 99 овцах, не имеющих нужды в заботе пастыря, и об одной заблудшей овце, дал странное толкование этому тексту Нового завета. Он говорит: «На мой взгляд, одна заблудшая овца, отбившаяся от стада, это земное планетарное человечество, а 99 овец, не нуждающихся в заботе пастыря, это не отпавшие от Творца населенные миры в Космосе, ангельские и прочие, даже не нуждающиеся в искуплении».

Космические масштабы понимания и истолкования евангельского текста в начале 4-го века. И сегодня мы, столько столетий спустя, доходим в документе, в манифесте Православного Вселенского патриархата, к таким высоким взглядам.

 Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Значит, 7-й Вселенский собор 787 года в Никее провозгласил полезность священных изображений, если, конечно, они не боготворятся, и осудил иконоборцев. Но, как мы уже упоминали, после императрицы Ирины и её преемников, в царствование императора Льва 5-го Армянина, очень популярного полководца, иконоборчество началось снова. В военной среде, помимо всего прочего, все помнили, что иконоборческие государи были лучшими правителями и полководцами, и, в частности, о Константине Копрониме была хорошая память. С другой стороны, так сложилось, что после восстановления иконопочитания последовала череда политических неудач, и многие это связывали с Божьим наказанием за иконопоклонение.

В 814-м году Лев поручает молодому учёному-христианинуИоанну по прозвищу Грамматик подобрать святоотеческие места против икон, с чем тот успешно и справляется.

Строго говоря, император Лев Армянин иконоборцем был таким, мягким. Он был против надругательств над священными изображениями, был раздосадован, когда солдаты сбросили икону Спасителя, висевшую над воротами дворца. Впрочем, дабы избежать подобного, велел её там не вешать, а в храмах распорядился поднять иконы повыше, чтобы их народ не лобызал и не кланялся им. Тогда патриархом был Никифор, который отказался исполнить волю императора, за что и числится у нас в святцах. Кстати, среди сторонников патриарха был и молодой Феодор Студит, игумен Студийского монастыря.

Император Лев Армянин, в свою очередь, созывает собор для осуждения Никифора, этот который отвергает 7-й Вселенский (он же второй Никейский), и снова восстанавливает статус иконоборческого собора 754-го года в качестве Вселенского. Ну а патриарх Никифор и Феодор Студит отправляются в ссылку. Это 815-й.

Здесь следует заметить, что в данном случае иконопочитателей, случалось, били, заточали, но кровавых гонений и убийств, как при Константине Копрониме, уже не было.

А вскоре, в 820-м Лев погиб - был убит. Его преемник император Феофил был тоже противником икон, однако ещё более умеренным. При нём на патриаршей кафедре находился Иоанн Грамматик, составивший сборник святоотеческих высказываний против икон.

А вот Феодора, жена Феофила, была иконопочитательницей, и после смерти своего мужа решила восстановить чествование икон. Соответственно Иоанна Грамматика изгнали с кафедры, а на его место поставили Мефодия – он так же у нас есть в святцах. Понятно - если бы победило иконоборчество, то всё было бы, наоборот: в святцах оказались бы иконоборцы.

Мефодий нам известен, как автор чина Миропомазания. Помните чин Мефодия Константинопольского в Большом Требнике, Миропомазании? Этот чин составил именно тот самый Мефодий.

И вот уже под председательством последнего был созван новый собор, который восстановил честь Седьмого Вселенского собора, и 11 марта 843-го г. было отпраздновано Торжество православия - тот самый праздник, который мы знаем как праздник иконопочитания.

На самом деле печально было бы, если всё наше православие заключалось бы всего лишь в благоговейном чествовании священных изображений. К счастью, это далеко не так. Православие –слишком большой пласт и религиозного опыта и христианской культуры, чтобы его просто свести к сермяжному обыкновению в домах и храмах развешивать рисунки.