Иоанн Замараев:

Здравствуйте, дорогие телезрители!

Кто-то веру обретает, а кто-то её теряет. По разным причинам. Обстоятельства жизни, влияние авторитетов, личные переживания – вообще много чего. Отец Яков Кротов на сей раз размыслит на эту тему.

 Яков Кротов:

Почему люди теряют веру? Когнитивная ошибка – так на современном языке, на языке психологии, современной, извините за выражение, псевдофилософии, называется сомнение. «Когнитивный» - от слова «познавать». То есть, «ошибка в познании». Человек умеет ошибаться. Вы понимаете, сегодня об этом говорят многие атеисты, в том числе священники, которые стали атеистами, и они говорят: «Я, оказывается, могу ошибаться! Более того, я слушаю Докинза, я слушаю других великих атеистов, сам Невзоров объяснил мне, что человек может ошибаться! Ну, а раз я могу ошибаться, значит, я ошибаюсь».

В чем тут дело? Действительно, современная психология (именно психология, а не философия) активно изучает человеческий мозг и особенности нашего восприятия реальности. Изучение головного мозга, физиология головного мозга, нейрофизиология за последние 50 лет продвинулась чрезвычайно далеко. При этом она так продвинулась, что учение сегодня говорят, что целиком познать человеческий мозг невозможно: он слишком сложен. Ну, это как полет на Альфу Центавра – теоретически возможно, практически не хватит солярки. Даже полет на Марс – «бабок» не хватает. Об этом как-то Жюль Верн и все прочие не задумывались. А прошло сто с лишним лет, и оказалось, что для полета на Марс нужны прежде всего деньги. И вот этих денег не хватает даже у Америки.

Так вот, далеко продвинулось изучение мозга. Но тем не менее, Юваль Харари, есть такой историк военный в Израиле, очень популярный, попсовый, я бы сказал, писатель по философии и истории, говорит, что все равно, мы порождения нашего мозга, но мы никогда до конца не поймем, каким образом мозг нас порождает, просто с этим надо смириться. Да я не собираюсь смиряться!.. Перед истиной я готов смириться, а перед невозможностью познать истину я не собираюсь смиряться, я буду ее познавать, загоню ее в угол и так познаю, что мало не покажется.

Так вот, на самом деле, современная наука находится не то, чтобы в застое, но она развивается преимущественно как техника. То есть, развиваются технические усовершенствования, развиваются приборы, но глобальных научных открытий на уровне познания законов природы последние лет… 20-е годы, 30-е… лет 90, пожалуй, что и нет, после появления квантовой теории. Наука никак не может объяснить сосуществование двух гипотез, двух способов описания мира, классической физики и квантовой. Ну, не может и не может, когда-нибудь сможет. Важно то, что застой – это очень часто просто набираются силы перед очередным рывком.

Но дело в другом. Кстати, надо просто хорошенько финансировать фундаментальную науку. А финансируют всякую лабуду, типа увеличения груди. Количественно физиология мозга очень многое нам говорит о том, как мы ошибаемся, но качественно она ничего не прибавляет к тому, что испытывал человек 10 000 лет назад, когда он прекрасно понимал, что «Я иду по темному лесу, я вижу тень, мне кажется, это рысь, но это не рысь. Я заблуждаюсь». Это только немецкому профессору-философу в 19-м веке, который ходил только в парк, казалось, что дикарь по лесу идет, и от каждой тени шарахается, и считает, что есть Бог и духи. А люди, которые живут в лесу, они отлично знают, что они очень могут ошибаться, и принимают меры, поправки когнитивные. Как и профессор. Профессор может ошибиться и принять бездарного студента за гениального. Он это знает. Он вносит поправки в свое познание, и бездарного студента вышибает из института (я надеюсь).

Так вот, мы способны ошибаться. Но мы способны и исправлять наши ошибки. То есть, в наш мозг вшита не столько способность ошибаться, сколько способность корректироваться. И может быть, это уникальная способность. Если бы мы только могли ошибаться и жили в мире иллюзий, приспособления, мы бы вымерли. И это иногда бывает. Если мы позволяем иллюзиям взять над собой верх, так и до самоубийства можно докатиться, и до ядерной войны. В человеке, как в обезьяне, есть способность ошибаться, но в человеке как в человеке и образе Божьем есть способность и жажды истины.

Как мы можем понять, обманули мы себя или нет? Вы знаете, вот сколько я ни слышал разговоров про когнитивные ошибки, они все исходят от мужчин. И вот сейчас, за последний месяц, двое священников заявили, что они оставляют веру, уходят из Церкви: они, мол, такие верующие не в личного Бога, а вообще. Ну, то есть пофигисты. Это очень мужская позиция. Для женщины важнее воспитать детей, воспитать мужа, навести порядок дома, чем разобраться с ошибками. Конечно, это не означает, что мужчина рациональнее, а женщина эмоциональнее. Это просто два статуса человека, одного и того же, который в патриархальном обществе принудительно распихан по разным гендерам (полам). На самом деле, к истине стремится и женщина. Да чего далеко ходить? – Склодовская-Кюри. А к любви стремится и мужчина, если только он не заглушил это водкой и пивом, и портвейном «Три семерки».

Не надо бояться когнитивных ошибок. Не ошибаясь, мы не откроем истину. Из тысячи экспериментов только один иногда ведет к истине. Ну и что? Это не означает, что нужно жить во лжи, если уж мы что-то установили, что ложь. Но когда речь идет прежде всего о вере, надо понимать: вера – это не знание. Вера начинается с того, что мы говорим себе: какой Бог, ничего такого нету. А вот потом то здесь, то там мы сталкиваемся в жизни не с чудесами – с непонятицей, с каким-то смыслом, который прорывается к нам. и мы прорываемся к этому смыслу. И тут говорить, что это когнитивная ошибка, что это дети думают, что во всем есть смысл, который их касается, означает совершать интеллектуальное самоубийство. Интеллектуальное, я не говорю духовное. Потому что мы забегаем вперед, мы даем ответ, толком еще не поняв вопроса. Поэтому давайте сомневаться, давайте понимать, что когнитивные ошибки возможны. Но уж точно не надо делать из этого скоропалительных выводов.

А я по своему опыту сомнений скажу, что обычно сомнение у верующего человека – верный признак того, что он где-то разменял Бога на суету. И мы забыли Бога, как говорится, мы меньше молимся. А если молимся, то поверхностно. Значит, это не когнитивная ошибка, это поведенческая ошибка. И вот честное слово, не хочу быть циником, но в 9 случаях из 10, когда я слушаю истории священников, которые разочаровались, - они ушли и от семьи, и с женой порвали. Разные бывают ситуации, обычно это кризис среднего возраста. Совпадение? Не думаю. Дайте мне грант, и я проведу исследование, докторскую защищу.

Так вот, поосторожнее на поворотах. Именно на поворотах рождаются когнитивные ошибки, первая из которых – сказать себе, что вера – это фуфло, а наука доказала, что Бога нет. Наука ничего такого не доказывала, и не может доказать. А вот мы своей жизнью можем доказать, что человек рожден для истины, может открыть истину, и главное, может открыть истине себя.

 Иоанн Замараев:

Протодиакон Андрей Кураев – о некоторых скромных признаках перемен в Церкви, вопреки ее глубокой консервативности.

 Андрей Кураев:

Ну, и конечно же, очень важная перемена – это вот опыт жизни Церкви в условиях открытого общества, прозрачного общества, в котором есть право и возможность получить ответочку. То есть, проповедник нечто говорит, а ему могут возразить и в аудитории, и потом на каком-нибудь Интернет-форуме, на сайте какой-нибудь газеты. Сплошь и рядом видишь: газета публикует пышный, торжественный, чисто позитивный репортаж о некоем церковном событии, а идешь вниз странички, и там длинная-длинная лесенка вполне себе матерных комментариев от простых юзеров и читателей.

И вот это очень серьезный вопрос: Церковь, живущая в режиме онлайн, как это меняет ее и будет ее менять. Этот вопрос рано или поздно приведет к тому, что и для самих церковных людей будет расколдован мир самой церковной жизни и церковной иерархии. Знаете, я еще в конце 90-х годов говорил о том, что наши лучшие семинарии и академии готовят церковных революционеров, в том числе и моими стараниями. Почему? Потому что в курсах семинарии появилось сектоведение. 90-е годы на постсоветском пространстве – это действительно пир всевозможных альтернативных религиозных движений, от неоязычников до мормонов и иеговистов, и так далее. Надо быть хоть какую-то информацию дать, хотя бы своим студентам, о них. А ведь что это означает? Что вот я начинаю лекцию и поясняю: «Смотрите, свидетели Иеговы, когда они работают с Библией, они ее препарируют, такие-то приемы ее препарирования, такого-то рода мифологемы они создают о своей собственной истории, эти факты из своей истории умалчивают, эти чрезмерно выпячивают», и так далее.

Ну, знаете, классическая история. В 80-е годы разрядка, детант, 70-е – 80-е. Билли Грэм, американский баптистский пастор, проповедовал с амвона патриаршего Елоховского собора в Москве. И поэтому в те годы появилась такая история. Какой-то такой протестантский пастор подходит к православному священнику и говорит: «Дорогой брат, а можно ли я в порядке экуменизма (а экуменизм был официальной политикой нашей патриархии в те годы), можно ли я скажу несколько слов о Господе нашем Иисусе Христе вашим прихожанам?» Батюшка говорит: «О Христе – да, пожалуйста, только покороче, потому что наши прихожане устали, служба долгая была». – «Да-да, я о Христе, немножко, только по Библии». Ну, прекрасно. Пастор взгромождается на амвон, на кафедру, начинает говорить о Христе, Библию в руках держит… А потом, поговорив несколько минут о Христе, переходит к главному: «У вас тут всюду иконы, а Библия запрещает идолопоклонство, поэтому все это неправильно, не по-библейски, не по-христиански», и так далее, и с цитатами из Библии все показывает. Когда же он завершает свою бурную речь, батюшка подходит к нему и говорит: «Дорогой брат, я, конечно, мог бы поспорить с вами, но не могу: люди устали. Поэтому я скажу просто: если с Библией обращаться так, как вы с нею сейчас обращались, то я могу с помощью буквально пары цитат из Библии доказать, что ваш долг христианина состоит в том, чтобы пойти и покончить жизнь самоубийством». Пастор говорит: «Нет, этого не может быть, я знаю Библию, там такого нет, самоубийство – это грех, безусловно!» - «Да я вам докажу, парой цитат из Библии. Невозможно? Ну, дайте мне сюда вашу Библию». – Полистал, открывает и говорит: «Видите, что здесь написано? «Иуда пошел и повесился», - листает дальше, - «А вот здесь, смотрите: «Иди и ты сделай так же».

Так вот, смотрите, что происходит. Я рассказал моим семинаристам, как сектанты манипулируют своими слушателями. Семинаристы это поняли. Как я могу запретить моим семинаристам потом эти же методы критики приложить к истории самого православия? С чего началась библейская критика на Западе вообще? Разделение христианского мира, Реформация, и начинается война за прошлое. Протестанты создают свою версию истории Церкви, «Магдебургские центурии», а католики создают свою версию церковной истории, книгу кардинала Баронио, умнейшего человека, друга Галилея, и так далее.

Дальше, если не ошибаюсь, это 1613-й год, когда происходит, в общем-то, рождение научной филологии, когда выходит книга одного швейцарского ученого, в которой он доказывает, что тексты, известные под именем Гермеса Трисмегиста, это подделка. Ведь вся поздняя античность и Средневековье были уверены в том, что так называемый «Герметический корпус» - это древнейшие книги на Земле, это старший современник Моисея, древнейший какой-то египетский автор, такие удивительные и мудрые вещи писал. И святые отцы цитировали Гермеса, в порядке вещей, позитивно цитировали. И вдруг доказывается, что на самом деле нет, потому что нет ни одной цитаты из книги Гермеса ранее 3-го века нашей эры, например, и прочее, и прочее.

То есть, вот такими вещами, вполне земными и рациональными, доказывается, что это позднейший апокриф. Значит, появляется аргумент. История текста датируется по тому, когда этот текст становится известен, когда с ним начинают спорить, или когда, напротив, с ним соглашаются и цитируют в качестве позитивного аргумента. Рождаются методы научной критики. Проходит 200 лет, и их обращают к Библии. А когда на самом деле были написаны пять книг Моисея? А почему об этих книгах ничего не говорит Иов? А почему про Моисея никто не упоминает в книге Эсфири? А почему ранние израильские пророки никогда не цитируют Второзаконие? И тогда начинаются вот эти вещи, очень серьезные вопросы ставятся.

И вот точно так же, когда мы ругаем какие-то мифы советской пропаганды, или американской пропаганды, замечаем фейки рано или поздно, человек, какая-то группа людей, выборка, начинает смотреть программу «Время» теми же глазами: «А здесь точно нет фейков? А распятого мальчика кто придумал? И прочее, и прочее». Это касается и речей некоторых церковных риторов, и некоторых страниц нашей церковной истории.

 Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

Виктор Веряскин:  

Зеленский встретился с папой Римским. Они друг друга просили помочь с установлением мира, в том числе на Донбассе. Может, даже и пригласил Зеленский Франциска в Украину, может, даже и приедет, может, даже с гуманитаркой. Но мы должны пытаться принимать слова: «Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божьими нарекутся». Да, трудно, да, непонятно, каким образом достичь этого мира и примирения. Но мыслить, молиться и пытаться, и делать первые шаги какие-то – придется и надо. Да, не любой ценой. Да, не любой мир приемлем. Но какой-то надо искать. Нагорная проповедь, главные призывы – блаженны миротворцы. Хочешь испытать блаженство? Хочешь быть счастливым? Попытайся найти способ примирения. Если этих попыток со стороны нашей не осуществится, Церкви так и останутся пленниками крайних политических позиций, крайних националистических позиций, и в этом смысле так и не выйдут на свое прямое предназначение: быть Церковью и быть пример подвижничества, самоотверженного служения и проявления настоящей любви.

Конечно же, можно верить статистическим замерам Центра Разумкова: православными в целом назвали в Украине, и Киевского патриархата, и Московского, и ПЦУ 66,9%. 67% вслух дерзнули назвать себя православными. А мы же с вами шутили и помнили: а в чем выражается ваше православие? А какие вы православные? «Входит некто православный, говорит: «Теперь я главный, у меня в душе Жар-птица и тоска по государю, дайте мне опохмелиться, а не то в лицо ударю». Иосиф Бродский описал православного так, бывают разные православные.

Но надо честно сказать: Церковь теряет часть процента доверия. Несколько лет назад Церковь была в первых рядах и наверху доверия. До сих пор мало доверяет народ Верховной раде, но понизилось и доверие к Церкви. А может быть, это по нашей вине? И когда мы не очень адекватно Евангелие и Христа представляем в мире, когда мы не видим путей примирения в обществе и между собой, народ смотрит и говорит: «Смотрю я на вас, и мне уже ни Киевского патриархата православия не хочется принимать, ни Московского, ни ПЦУ». Поэтому мы должны ответственнее относиться к тому, как мы представляем из себя верующих в глазах тех, кто нас воспринимает.

Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Относительно церковных изображений. Таковые появились среди христиан уже в первом веке, можно сказать, с первых дней существования Церкви. Но поначалу, они носили характер аллегорий или символов. Ну, вот, например, изображение рыбы. Ну, вы знаете, почему? Рыба по-гречески – Ίχθύς. И это слово оказалось древним акронимом, аббревиатурой, монограммой имени Иисуса Христа, состоящей из начальных букв слов: Ἰησοῦς Χριστός, Θεοῦ Υἱός, Σωτήρ, т.е. Иисус Христос Божий Сын Спаситель.

К концу первого столетия уже появляется изображения Креста Христова, ну и кое-какие прототипы икон. А завершается переход к исторической иконописи в 5-м, 6-м веках, уже после Константина Великого.

Ну, Вы помните, император строит специальные базилики для христиан – в Александрии, в Антиохии, в Константинополе. И хочет, чтобы эти здания были роскошными. Соответственно, искусство должно служить замыслам императора - это первый момент.

Второй мотив – миссионерский. Священные изображения исторического характера иллюстрируют Писание и играют роль популяризаторско-педагогическую.

Ну и в-третьих, я бы поставил развитие священных изображений, иконописи в тот же ряд, что и развитие паломничества. Помните – масса народа устремляется в «Святую Землю», хотят прикоснуться к, так называемым, «святым местам». Это, кстати, как раз и получило неимоверный всплеск именно в константиновский период. Тенденция сия, как мы отмечали с Вами, мягко сказать, не очень христианская, обличалась она многими выдающимися умами Церкви, дескать: «Зачем ты идёшь в Иерусалим? Гроб там пуст!».

Мы не ошибёмся, если скажем, что желание от жизни христианской перейти к символам этой жизни, стремление перейти от благодати к её образам, на самом деле это общая характерная черта именно константиновского периода.

Плюс, тогда сильно расцветает целый спектр Ветхозаветных предпочтений. Т.е., сильное влияние дохристианского иудаизма на умы тогдашних христиан.

С другой стороны, мы можем наблюсти и противоборство оязычиванию христианства, так сказать. В качестве иллюстрации прочту Вам отрывок из письма Евсевия Кесарийского, автора первой «Церковной истории». Пишет он письмо сестре Константина Великого, Констанции - вдове того самого Лициния, который был убит Константином. Судя по письму, Констанция просит прислать ей изображение Христа. Зачем, можно догадаться- - если её брат стал христианином, говорит о Христе, то она хочет иметь изображение Христа. Евсевий удивляется и даже сердится на неё за такое желание:

«Так как ты писала относительно какого-то будто бы Христова образа и желала, чтобы я прислал тебе такую икону, то спрашиваю: какую же икону разумеешь ты? Истинную ли, неизменяемую и заключающую в себе сущность Божества, или же представляющую то естество Христа, которое воспринял Он ради нас, облёкшись плотью, как бы одеждою рабского вида? Но кто же в состоянии изобразить мертвыми бездушными красками и тенями издающего сияние и испускающего блистательные лучи славы и достоинства Господня? Даже избранные ученики Его не могли взирать на Иисуса на горе Фаворской. Конечно же, ты ищешь икону, изображающую Его в образе раба, во плоти, в которую Он облёкся ради нас. Но мы научены, что и она (Его плоть) растворена славою Божества, а смертное поглощено жизнью».

После этих слов Евсевий называет поклонение таким образам обычаем языческим. Кстати, точно в таком же стиле отцы 4-го века языческим обычаем называли паломничество по святым местам. «Мы Христа по плоти не знаем, - говорили они, - а желание пощупать пустой гроб есть нежелание искать Христа живого и Воскресшего». Т.е., Небесный Иерусалим там, где благодать и это не географическое понятие. Посему ранние христиане не имели предметов культа, как не имели самого культа. В том числе и поэтому их и обвиняли в безбожии.

Т.е., отношение к иконам – вопрос не простой, оно оказалось предметом пререканий уже с 4-го столетия. Так, в начале 5-го Епифаний, епископ Кипрский,однажды в селе на территории своей епархии увидел завесу с изображением человека, то ли Христа, то ли кого-то из святых, и её разорвал. Очевидно, из стремления чёткого соблюдения Второй заповеди, думая, что такое изображение противно Писанию.

Кроме этого, следует отметить, что в христианском греческом мире существовала особая неприязнь к изобразительному искусству, которую нам, людям 21-го века трудно понять. Дело в том, что кроме языческого, там не было иного искусства. Сплошь языческие божки, олимпийские герои и так далее. И когда Евсевий говорит о язычестве, он, конечно, имеет в виду эллинские обычаи изображать всякого рода сакральные сцены. Собственно, этим и само изобразительное искусство было, как бы скомпрометировано.

Да, в Церкви изображения появились очень рано. Но до 3-го века, как мы уже отметили с Вами, самые старые, сохранившиеся в домашней церкви в Риме иконы, имели, скажем так, две особенности: очень большая орнаментальность, во-первых, а во-вторых, всё-таки опять же символичность. Лицо специально не изображалось.

Таким образом, использование языческого эллинского искусства для христианских целей большинством авторитетных христиан считалось неким возвратом вспять. Тем более Вы прекрасно помните даже крайности, перегибы, так сказать, когда с языческим искусством боролись, как с самим язычеством.

Это на Востоке. А на Западе, в Испании в 305-м г. на одном из самых старых соборов, от которого остались акты, вообще постановили не допускать священных изображений в церквах.

Так, что, как видите – умонастроения по части икон изначально были сложными и далеко не однозначными.