|
Библия
в современном мире. Анахронизм, еврейский фольклор или Божественное Откровение
– Книга книг? Говорить и спорить можно до бесконечности и не без пользы для ума
и сердца. О.Яков Кротов - туда же.
Я.Кротов:
- Как Библия заняла свое сегодняшнее место в
христианской жизни и в отношении неверующей части мира, то есть подавляющего
большинства человечества, к Божьему откровению? Место, похожее на место
манифеста Маркса, то есть место инструкции к жизни, место авторитета, который
надо понимать буквально, место идола, скажем прямо. Есть даже такой термин:
«библиолатрия», то есть поклонение Библии как идолу. Место это Библия заняла не
случайно. В начале нашей эры, во времена Спасителя Иисуса, Библия такого места
не занимала, и ее, строго говоря, в таком виде еще не было. И большинство
людей, повторяю, были неграмотные. И так оно и продолжалось еще веков 10-ть. В
Средние века Библия, естественно, была редкостью, как и любая книга, и
цитировали ее редко. А сколько было святых! Потом все стало меняться местами.
Шутка. Сейчас тоже много святых, только святые не светятся, и может быть, это
не так уж и плохо. Они работают на уровне закваски и соли.
Начиная с 11-го века, в Западной Европе происходит
зарождение того, что мы называем современностью, модерном. Именно с 11-го века
появляется больше церквей, больше купцов, больше торговых путей, приумножается
народонаселение, начинается, в сущности, демографический взрыв. Он почти
незаметен, и кажется, что в 16-м, 17-м, 18-м веках люди жили примерно
одинаково. То ли дело у нас, в 20-м веке, в 21-м! Но это глубокое заблуждение.
На самом деле, низкий старт, но если считать в процентах, то в 11-м – 12-м
веках развитие шло быстрее, чем сегодня. Потому что прибавлялось иногда и по
100% в год, а сейчас 3-4 – это уже считается очень много.
И что еще прибавлялось? Прибавлялась грамотность.
Появилась, собственно, коммуникационная эпоха, в которой мы живем, когда
сведения, знания, способность вести диалог, стали наполнять человеческую жизнь.
Я не говорю, что они стали производительными силами. Но они действительно стали
содержанием жизни. Началось, может быть, с того, что появились университеты, в
которых не просто давали сумму знаний, а в которых учили вести диалог. Это
аукнулось в развитии права, закона, появилось само понятие о следователе, об
адвокате. Это все было ужасно медленно. Но это было.
И тогда Библия стала превращаться из богослужебной
книги в нечто, что имеет отношение к повседневности, что каждый день можно
читать. И многие люди стали читать. Ну, как многие? Раньше читал один священник
в воскресенье, а теперь каждый день сто человек по всей Западной Европе – рост
в 100 раз! И уже в 12-м веке появляются святые, для которых чтение Библии – это
просто норма жизни, они оттуда черпают вдохновение. Евангелие для них – это как
рассказ о любимом и близком человеке, это действительно ежедневно
перечитывается. И об этих святых пишут подобие Евангелий, как вот сборник
рассказов о св. Франциске Ассизском, житие преподобного Сергия. Это живые,
полнокровные биографии. А попутно появляются книги, описывающие медицину, мир,
звезды…
И вот в 15-м веке происходит изобретение
книгопечатания. Это не какая-то революция, это не что-то новое, и вот -
смотрите все, делитесь. Это ответ на нужду среди людей, которым нужно было
больше дешевых и аккуратно написанных книг. Книгопечатание ведь изобрели
задолго до этого. Макароны – в них потребность была намного раньше, и их
пустили в широкий оборот намного раньше, на 3–4 века. А Библия – вот терпели до
15-го столетия.
В 16-м веке уже появляются такие станки, к которым
нужно писать инструкции. И опять же, это аукается и на понимании Библии. Многие
историки не так давно говорили, что вот это мышление фабричное - станка, идеи,
что для всего должна быть инструкция, она была, конечно, позитивная, но она
нехорошо сперва аукнулась. Появились тюрьмы, психиатрические больницы, которые
были построены на манер фабрик. А в медицине и там, где речь идет о
человеческой психике, такой конвейер очень опасен. Конечно, должны быть базовые
какие-то знания, но только базовые, а дальше очень индивидуально, это часть
психологии. И вот в 16-м веке - Реформация, революция Лютера, но не только
Лютера. Именно Лютер сделал Библию одним из источников христианской жизни.
Каждый должен знать 10 заповедей, и каждый должен знать биографию Спасителя, и
хотя бы в самых общих чертах древнюю историю Израиля, потому что это те точки,
через которые проводится прямая человеческой жизни.
Разумно? Разумно. Но не вся правда. Параллельно с
Реформацией шла другая революция, большая по масштабу – революция гуманизма,
революция Эразма Роттердамского, великого современника Лютера, которого и
Лютер, и папа Римский хотели видеть на своей стороне. Эразм в конце концов
высказался против Лютера, но он не ту сторону занимал, и не эту. Потому что обе
стороны, и католичество, и протестантизм, в своем споре подходили к тексту
слишком механически, поверхностно, слишком авторитарно. А текст – это не
приказ, в том числе откровение Божие, это общение Бога с человечеством. И Эразм
это очень чувствовал, и люди пошли в основном за Эразмом. Поэтому Церковь из
господствующей силы, какой она когда-то была, заняла свое сегодняшнее место.
И вот у филателистов свои учебники, у христиан свои, у
программистов свои… Это ненормально для христиан. Библия – не учебник, Библия –
это голос Божий. И здесь отношение куда более сложное. В этом смысле Библия
напоминает ту книгу, с которой началась современная литература, «Опыты» Мишеля
Монтеня, написанные в середине 16-го столетия. Мэр города Бордо, французский
дворянин, холостяк, умер довольно рано, я уже старше его. И эти «Опыты»
издавались десятками тысяч экземпляров. Для той эпохи это колоссальный
бестселлер. Я и сейчас с удовольствием их перечитываю, и всем советую. Это
живая книга. Человек описывает свою жизнь внутреннюю, свои мысли, так, как это
до него никогда не делали. Кроме Бога. Библия похожа на эти эссе, «Опыты»
Мишеля Монтеня, потому что она включает читателя в диалог с собой.
И поэтому сегодня место Библии в жизни верующего человека,
в жизни неверующего, в жизни культуры – это место не просто памятника
литературы, который породил множество ассоциаций, произведений художественных и
так далее. Это место, как место Толстого или Достоевского. Это живая Личность
обращается к нам. Живая Личность, отличающаяся, конечно, от Толстого,
Достоевского, Сэлинджера и кого угодно, потому что эта Личность ищет не истину,
Она и есть истина. Она ищет нас, ответа на истину. Оказывается, истина такова,
что она не монолог, а диалог. И Библия – это реплика в диалоге Бога и человека.
Не одна, конечно, реплика, а я бы сказал, десятки тысяч. И поэтому отношение к
Библии не как просто к собранию древних легенд, хотя она и собрание древних
легенд, не как к приказу по армии религии, хотя в ней есть и заповеди, приказы,
- это отношение к Библии как к слову Божию. Живая истина, живой Творец, живой
Человек, который пожертвовал Собой ради нас и Воскрес, и живой Дух – обращается
к нам и терпеливо, с нетерпением, ожидает нашего ответа.
----
Протодьякон Андрей Кураев в поисках примеров церковных перемен,
вопреки консервативной сути православия.
А.Кураев:
- В области литургики, богослужения, тоже перемены
есть. Они происходят иногда очень неожиданно. Например, когда было вторжение
наполеоновской армии в Россию, то Синод поручил тому же Филарету Дроздову,
будущему митрополиту, разработать специальный молебен по этому поводу. И когда
уже Наполеон пошел назад, во всех храмах Российской империи служился молебен
«На одоление двунадесяти языков». И потом вечером Рождества каждый год этот
молебен повторялся. Но вы его никогда не слышали, даже в храме зарубежной
консервативной Церкви. Потому что перестали этот молебен служить 25 декабря
1914 года. Как только эти самые франки стали союзниками Российской империи, а
не врагами, в Первой мировой войне, конечно, уже было неудобно служить молебен
на их одоление. Поэтому этот молебен политически мотивированно ввели, и
политически мотивированно его вывели из богослужения. И такие перемены,
конечно, происходят.
Самые главные перемены, конечно, связаны с тем, что
люди меняются, самосознание людей. Меняется наше представление о зоне своей
приватности, во что я разрешаю вторжение постороннему человеку, какой-то
институции, что я открываю для контроля, той же Церкви, а что считаю моей privacy,
и сюда, извините, я вас не звал. Что считается допустимым в отношениях с
людьми? С людьми, с которыми у нас факультативная связь. Потому что приходская
связь, она сегодня факультативна. Это не обязательно прописка и приписка, как в
Российской империи 19-го века, когда у тебя был храм, и ты должен был
обязательно ходить именно туда, на ежегодную исповедь и причастие, а если ты
госслужащий, то есть, скажем, учитель в школе, то еще и справку должен от
батюшки принести начальству, что ты правильно отговел и причастился. К счастью,
наши батюшки были либеральны, а отчасти продажны, и поэтому легко выдавали
фиктивные справки, к счастью либеральной российской интеллигенции, и не звали
полицейских в поисках двушечек.
Так вот, меняется это самоощущение людей. Скажем, лет
20 назад, когда меня спрашивали, каким я вижу будущее Русской Церкви, я
довольно оптимистично отвечал: «Вы знаете, я думаю, что у России нет всерьез
выбора, мы должны быть частью Европы, ее северной окраиной, мы таковой по сути
и являемся в нашей истории. И однажды это будет и официально признано, в конце
концов. И будут у нас Соединенные Штаты Евразии. И будем мы жить по каким-то
американским лекалам. Придет к нам, в частности, в Церковь, и в жизнь
гражданскую, американская манера сутяжничества, когда без адвоката ты ничего не
делаешь, и чуть что, вот вам визитка моего адвоката, разговаривайте с ним, и
прочее».
В этом есть минусы, и в этом есть плюсы. Мы видим, как
буквально на наших глазах, где-то там в Майами, сейчас идет скандал, где
какой-то приходской актив судится с митрополией зарубежной Церкви, с какими-то
решениями друг друга они не согласны. В Американской Автокефальной Церкви за
последний, только начавшийся 21-й век, они, по-моему, трех митрополитов уже
«съели», своих, митрополит глава Церкви, - за то, что неправильно деньги
расходуют, не так, как предписывали приходские собрания. И так далее.
Я полагал, что и к нам это рано или поздно придет, и
изменит ткань социальных отношений, а значит, в том числе и психологическую
атмосферу в наших приходах. Исчезнет черный нал, и проблемы, который
бесконтрольный черный нал порождает, и многое другое. Но сегодня я не настолько
оптимист. Потому что, может быть, мы станем не Соединенными Штатами Евразии, а
Московским обкомом КПК, китайской компартии. И тогда батюшки будут счастливы,
как при татаро-монгольском иге. Попам-то жилось хорошо.
----
Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои
размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной
Церкви.
В.Веряскин:
- Теперь мы еще немножко все-таки уточним, насколько
возможно, еще раз, понятие русского мира, его агрессивной экспансии на
территорию суверенной Украины в последние годы.
На рубеже 2000-х годов началось более широкое
распространение этого термина, применение самого понятия «русский мир». И
сегодня мы видим ряд негативных последствий этого явления. Я бы рекомендовал
вспомнить, всегда в более широком контексте. Есть знаменитый, ну, известный
очень философ и культуролог, Георгий Гачев. Он написал работу «Национальные
образы мира». И в этой работе он как раз говорит, что это естественно, что
каждый человек уникален, неповторим, и совокупность людей, которые живут в
этносе, в племени, в нации, в народе, она тоже создает национальный образ мира.
У него в книге есть главы: «Болгарский образ мира», «Русский образ мира», и
оказывается, это тоже законно. Беда в другом. Люди часто оставляют за собой
право на собственный образ мира – болгарский, русский, и часто не оставляют
право на формирование украинского образа мира. Почему? Да потому, что… Вы,
наверное, тоже слышали недавно, Путин заявил, что украинцев нет и Украины нет,
это выдумка. Чья выдумка? Графа Потоцкого. Последняя интересная новость,
оказывается. Но это повторяется уже, эта идея. То австрийцы выдумали, то
немецкий штаб, то кто-то еще. Вот сегодня - граф Потоцкий. Ну, так доходит, вы
знаете, иногда: «Германия - для немцев», «Россия - для русских»… Иногда можно
услышать даже «Украина - для украинцев».
И вот тут возникает вопрос. Мы имеем в виду «украинец»
как представитель этноса, или как член гражданской нации? Это очень важный и
интересный вопрос: где начинаются подлинные различия? И надо честно сказать,
что если мы будем говорить об этносе как о крови и кровном родстве, то мы тоже
возвращаемся в иудаизм. В старину это называли «ересью жидовствующих». Потому
что, чтобы стать членом израильского общества, иудеям надо было по плоти, мягко
выражаясь, через обрезание буквально пролить кровь и приобщиться по плоти и
крови к израильскому народу. И когда Иисус пришел с Евангелием и Новым Заветом,
Он говорит: «Плоть не пользует нимало, плоть и кровь Царство Божие не
наследуют». Главное, быть едиными и согласными в духе, и тогда это будет
духовное общение, и тогда это будет Царство Божие в духовном смысле, а не по
плоти, не по крови, и не по политике, и не по имперским интересам Римской или
другой империи.
Следует считать, что это деструктивные идеи и
концепции. Они способны разжигать политические страсти, вносить вражду.
Чрезмерная политизация православия в идеале должна быть отделена от
деятельности Церкви. И, интересная логика, она по-своему есть и работает –
логика и лозунги политического православия. Ведь если Москва – действительно
третий Рим, тогда Московский патриархат и есть Вселенский патриархат, раз центр
столичный перешел туда. «Конечно же, само Евангелие и само православие не
связаны напрямую с политическими центрами, столицами и структурами, и способами
функционирования страны и государства».
Дальше немножко даже страшнее. В тексте Нового Завета
есть такое понятие, что не придет конец света, пока не будет взят удерживающий
зло. Ну, и понимали толкователи и комментаторы, что же такое удерживающий,
по-гречески «катехон». Ну, и некоторые столетие назад пробовали трактовать, что
это царство, это империя: сначала Римская, потом Византийская, потом Московское
царство, и, естественно, раз царство, значит, и его царь. Поэтому, например, в
РПЦЗ, в белоэмигрантской Церкви, трактовали, что это Николай 2-й, вот этот катехон,
он удерживает от зла, от распада, через него действует Святой Дух, и он
удерживает от беззакония, чтобы не открылся человек беззакония, антихрист, и
так далее. Ну и, представляете, сегодня считают, что да, это Москва. Но сегодня
в Москве Путин, поэтому на месте Николая 2-го Путин, и он - удерживающий, он
тот самый катехон северных земель, северных территорий царства.
Я хочу сказать, что при такой трактовке и истолковании
православие приобретает крайнюю форму политического и национального трактования
и понимания, и теряет свою вечную сущность, а становится временным инструментом
истории, политики, нации, государства, власти и так далее. Поэтому надо честно
говорить, что эта трактовка, мягко выражаясь, неадекватная.
----
И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.
Сегодня самую малость поговорим о космологии Максима Исповедника,
замечательного святого 7-го столетия. Ну, космос – это Вы знаете - мироздание,
вселенная. Причём, сразу надо отметить, что Максим, воспринимал окружающий нас
мир – как красоту, великолепие - вполне в таком античном духе. Ну, Вы знаете – космос и косметика – однокоренные
слова – близость этих понятий мы до сих пор наследуем у античных философов.
Рассуждения преподобного, мягко сказать, непростые –
на слух неподготовленному человеку не очень удобовразумительны.
Согласно Максиму, всё, что существует, существует в
вечном Боге, то есть в Его ипостасном Логосе, как бы в Божественной мысли. Ну,
Логос, как мы с Вами знаем – одно из лиц Бога, Его явлений – Посредник между духовным
и материальным – тоже вполне такое античное представление.
Но в чём отличие от Платона? У последнего мир идей
внешен по отношению к Божеству: т.е., вот есть Божество, а есть мир идей. А у
Максима Божественные мысли непосредственно сосредоточены в Божественном
Слове-Логосе. Иными словами, всё, что существует, существует как Божественная
мысль в Логосе.
Что Максим подразумевает под Божественной мыслью? Я
сейчас попытаюсь найти аналогию этой идеи, чтобы сие можно было перевести с
неоплатонического языка на язык, может быть, более нам знакомый. Значит, есть
некое Божественное призвание каждого человека. Есть некий Божественный замысел
о каждом из нас. И не только о человеке, но и о мире в целом. Помните из
высказывания апостола Павла о том, что наступит время, когда «Бог станет всем и
во всём»?
Кстати, владыка Антоний Блум очень любил размышления
Максима Исповедника по апостолу Павлу о человеке, призванном вырасти в полную
меру роста Христова. Т.к., есть некий Божественный замысел о людях, который
существует в Боге лично.
Это сложный вопрос, мы не очень привыкли в эту сторону
думать. В первую очередь потому, что христианская антропология говорит о
человеке как о живом диалоге. Человек, говоря на языке религиозного
экзистенциализма 20-го века, - это не просто человек как монада, замкнутость, а
человек-с-Богом, человек открытый, человек – это тот, кто любит.
А вот Ориген видел мир не прекрасным и восхитительным,
а испорченным в результате грехопадения человечества. Более того, мир сей, по
его мнению, движется в сторону удаления от совершенства.
Вот, мол, догрехопадения, мир был идеален. Помните Библейский образ «кожаных одежд, которые
Господь сшил Адаму и Еве»? Некоторые толкователи договорились до того, что,
мол, до грехопадения люди были бестелесными, духовными, а вот после человек
стал «кожаным».
Максим с этим не согласен и, слава Богу! Он считает,
что мир движется к завершению в своей полноте. А стабильность, таким образом,
является целью творения.
Отсюда вывод - «движение в оригенизме это зло, а в системе
преп. Максима – добро. Т.е., у Максима и у Оригена две противоположных системы.
У Оригена, почти по-платоновски – духи вначале Бога
созерцают, потом им становится скучно Бога созерцать, они начинают двигаться,
отвлекаются, - и это отвлечение от созерцания и неподвижности обуславливает их
падение.
У Максима – наоборот - движение – это путь. Через
движение существа стремятся как раз к совершенству. Для Оригена движение – это
начало падения, а для Максима – путь к совершенству. В оригенизме - движение –
это зло, а у Максима - путь к добру. По Оригену, материальный мир – это
результат грехопадения; ну и история меняющегося мира, в этом смысле, так же
есть зло. У Максима – наоборот - природа и движение существуют предвечно в
Логосе, в Боге. А почему история – благо, по Максиму – потому, что есть
предвечный замысел Божий, который через историю как раз и реализуется.
Сотворение мира, по мнению Исповедника, не было обязательным событием для Бога.
Всевышний творил мир свободным движением
Своей воли. По этой же причине и в тварном мире существует свободная воля. А
истинное назначение, истинный смысл свободной воли человека – это движение к
Творцу.
|
|