Хэллоуин недавно весело праздновали многие, в том числе и в Украине. А некоторые осуждающе и гневно роптали, мол, вот христопродавцы!

Кто прав из них, а кто виноват? О.Яков Кротов о сем несколько слов.

Я.Кротов:

- Первое ноября – День всех святых на Западе, в католической традиции. У православных этот день в начале лета. Когда произошел переход? Потому что, и на Западе первоначально было в начале лета. Видимо, где-то в 6 – 7-м столетии. Сегодня 1-е ноября – это прежде всего Хэллоуин, то есть день покойников. Приходят и пугают дети, переодевающиеся призраками, и так далее.

Это традиция американская. Традиция недавняя, но она очень древняя в одном отношении. У людей всегда есть страхи, и люди всегда отыгрывают эти страхи, как говорят психологи. Отыгрывают, то есть дают им разрядку - смехом, весельем, шуткой. И в том числе страх перед покойниками. Это остаток древнейшего религиозного чувства. Наверное, надо было бы сказать: проторелигиозного, то есть, еще не совсем религиозное. Но поскольку культ предков – это все-таки традиция, которую мы воспринимаем как религиозную, то пусть будет религиозный страх. Алтарь предков, свечи, воскурения перед изображениями предков, и так далее – это то, с чем сталкиваются христианские миссионеры в Индокитае, во Вьетнаме, в Африке очень активно. И люди не понимают, почему почитание Бога Творца несовместимо с почитанием духов предков. Действительно, почему?

На самом деле, когда мы, православные, служим панихиды, ходим на кладбища, очень часто это вполне языческое поведение. Мы не хотим вспоминать наших предков, мы совершенно не собираемся о них молиться – мы просто хотим их задобрить. Если говорить про сегодняшний день, мы хотим заполнить внутреннюю духовную пустоту каким-то жестом, показывающим, что мы не просто материалисты, что для нас есть иной мир. Жест и жест – а ведь жесть получается. Ничего мы в бессмертие души не верим, а нам все страшно, что наши предки ревниво за нами наблюдают, и, если что, могут и помешать, и сделать какую-нибудь злость. К сожалению, культ предков – это, прежде всего, защита от предков.

На другом конце шкалы – русский мыслитель Николай Федоров, который в начале 20-го века спорил со Львом Толстым и говорил: «Как это Толстой не понимает, что без воскрешения мертвых средствами науки человек не может жить, потому что без предков человек не становится личностью». Так вот, человек, конечно, может быть личностью без предков. Человек – единица. Предки к этому ничего не добавляют и не убавляют, но они такие же единицы, как и мы. Перед Богом мы все единицы, мы все равны: с египетскими фараонами, с Иваном Грозным, и так далее. И в раю мы не будем считаться степенями родства. Когда в древности первохристиане почитали святых, культ всех святых, - это культ всех умерших христиан, без исключения. Святыми называли они друг друга – то есть те, кто отделен от неверующих.

Поэтому и День всех святых на Западе – это день всех умерших, и никто не роется, не требует предъявить паспорт: православный, католик, язычник и так далее. Более того, День всех святых – очень веселый праздник. В Мексике, в Америке черепа изготавливают, но относятся к этим черепам, как к сластям: их делают из сахара, их разукрашивают в яркие краски. Ну, так легла фишка, так легла культура.

И здесь мы подходим к самому важному. Я слышал, что сейчас в Украине (как и в России, между прочим) многие верующие люди, особенно христиане, горячо протестуют против празднования Хэллоуина, резолюции принимают на эту тему. Во-первых, тревожный звоночек, что одно с Россией в Украине. Тем более, что это суеверие. Вы понимаете, вот череп покойника – это же всего лишь материальный объект. Гамлет берет этот череп и с ним разговаривает. А кто-то может гонять им в футбол. Моим? – пожалуйста, не возражаю. Потому что материальный мир – это мир, в который мы, люди, вкладываем смысл.

С Богом – другое дело. В Бога мы не можем вложить смысл – Он в нас вкладывает. Образ и подобие – это и есть смысл нашей жизни. А в черепа мы вкладываем смысл. Сегодня говорят: «А вот это ведьмы 1-го ноября, якобы на горе на Лысой собирались», и так далее. Это суеверие, что есть ведьмы. Нехорошо христианину так думать. Никакая сила никакого сатаны не может преодолеть силы Божией. А Бог не допускает никому так собираться. Нету их, ведьм. Во всяком случае, уж для православных людей точно.

Что до Хеллоуина… В том виде, в каком этот праздник празднуется в Америке, во многих странах Европы, во многих школах Украины, России, Польши, Югославии бывшей и так далее, это и к ведьмам отношения не имеет. И бесполезно говорить: «А вот истоки!» Но есть ведь и христианские истоки. Но дело не в этом. Надо всегда смотреть, какой смысл вкладывает в то или иное событие, в тот или иной предмет конкретный человек, а не то, как это было 500 или 1000 лет назад. Потому что тогда… Ну вот мое имя – что оно означало 5 000 лет назад? «Хромой». Я что, должен хромать? Мне нужно срочно оперироваться? Надо вкладывать в предметы тот смысл, который вкладывают другие, и не навязывать им своего понимания, основанного на суевериях или часто невежестве.

Я не призываю праздновать Хэллоуин. 1-го ноября помолиться обо всех усопших очень хорошо. Но не мешайте вы людям, которые и в церковь-то не ходят! Если ваши дети в школе вдруг захотят присоединиться – ну это, как Курочка Ряба, это детский сад, это сказка, не надо бояться, что на них что-то дурно повлияет. Я говорю об этом, потому что это ведь не только про Хэллоуин. Это про всякие штрих-коды, это про число 13, и так далее. Неприятное суеверие, опасное для веры. Потому что: либо – либо. И мне кажется, что вера должна вытеснять суеверие, а не наоборот.

----

Протодьякон Андрей Кураев об истории взаимоотношений между Церковью и наукой.

А.Кураев:

 - Что же касается марксистской теории, то она не срабатывает тоже в некоторых мелочах. Во-первых, если мы берем время Галилея, когда эта теория утверждается в научном сознании более-менее, и устанавливается в целом механицистская картина мира, это время отнюдь не экономического прогресса, это время разрухи в Европе. Тридцатилетняя война религиозная, время разрухи экономической, а не время процветания. Во-вторых, те люди, которые создавали новую европейскую парадигму научную, принадлежали или к духовенству, типа того же Коперника, или же к аристократии, типа Лейбница, Декарта, сэра Исаака Ньютона и так далее. То есть они не были связаны с рождающейся промышленностью. Это сегодня невозможно развитие науки без серьезных грантов со стороны крупных фирм, государства и так далее. Тогда это не совсем так. Никакая Ост-Индская компания не финансировала Ньютона, открой он парочку новых законов по механике. Не было такого. Значит, по этой причине марксистская схема здесь все-таки неприложима.

Отсюда возникает вопрос: что же происходило в этом обществе такого, что вызвало социальную потребность в новой картине мира? Вот это вопрос. Давайте пробовать искать на него ответ.

Ну, первое. Какие времена? Рубеж 16-го – 17-го веков. Что такое 16-й век? Вот если одним словом, понимаете… бывают столетия, у которых есть одно собственное имя. 16-й век в истории Европы – это какой век? Век Реформации. Это очень важно. То есть научная картина мира рождается не в эпоху средневековой стабильной религиозной уверенности, когда фундаментальные догмы не ставятся под вопрос: они самоочевидны. И это не 18-й атеистический век. И это не эпоха блюющего раблезианства, это не Ренессанс такой полуязыческий и гедонистический. Реформация – это реакция на эпоху Ренессанса. Есть закон маятника в общественном сознании, в культуре. Если эпоха Ренессанса – это реакция на средневековый натужный аскетизм, то напротив, эпоха Реформации и тот пуританизм, который из нее вырос, протестантский пуританизм, это, скорее, реакция на вольности Ренессанса.

Дальше. Поскольку Реформацию приняли не все, была Контрреформация католическая, значит, западный мир, мир интеллигенции европейской, оказался расколот. Это очень важно. Фундаментальные религиозные вещи стали предметом дискуссии. Неочевидность того, что мне бабушка в детстве рассказывала. Вот раз есть несколько борющихся между собой центров религиозной жизни и власти, значит, я должен выбирать. Будь я дворянин немецкий, кому я свой меч теперь посвящу? Папе, или напротив, моему курфюрсту, который за Лютера стоит? Или, будь я профессор, тем более? Я должен понять, и студенты от меня требуют: с кем я в этой великой дискуссии. И так далее. Это очень важно. Эпоха Реформации вносит в европейскую жизнь потребность в активной дискуссии, в диалоге, в полемике.

Дальше. Поскольку эта полемика ведется, то в итоге ее участники открывают для себя новые миры. Понимаете, Средневековье – это очень толерантная терпимая культура, как это ни странно. Она в чем-то очень ленивая, и поэтому толерантная. Вот как мы, православные, сегодня, в большинстве своем. Мы считаем, что раз наш народ крещен, то большего с него требовать и не надо. Что называется, крестик в графе поставили, и дальше не домогается никто до того, а ты на самом деле в Троицу веришь, а постишься ли ты, а знаешь ли ты каноны Трулльского собора, и соблюдаешь ли ты их? В общем, «имя равняется реальность». Вот некая банда варягов у себя на знамени начертала крест – христолюбивое воинство! Хотя с точки зрения их этикета и нравов ничего не поменялось. И вот в этом смысле Средневековье – оно терпимо. Вот внешность, фасад покрашен, вот и хорошо.

А теперь, когда начинается конкуренция религиозная, дискуссия, вдруг выясняется, что вот эти проповедники идут и обращаются к людям, а они на самом деле про Евангелие и Библию ничего не знают. Уж давным-давно все крещены, как говорят протестанты про нас, православных, «православные Евангелие целуют, но не читают». Ах, раз так, тогда умные те же католики говорят: «Надо народ катехизировать. Надо идти их просвещать».

И тут-то выясняется удивительная вещь. С одной стороны, происходит открытие: а народ-то, оказывается, язычник! А там, на самом деле, ведьмы в авторитете! И вот вам повод для охоты на ведьм. А с другой стороны, что делает протестантизм? Видите ли, в любой традиционной культуре есть вера в светлую сторону силы и в темную сторону силы. В любой традиционной культуре есть представление о том, что есть какое-то древнее зло, таящееся в подземельях. Гномы его потревожили, это древнее зло, и оно оттуда норовит вырваться. Но есть некое противоядие против этого древнего зла: некие тоже древние заклятия, наложенные на зло, сдерживающие. И тут приходит Лютер и говорит: «Это все обман!» Буквальные слова Лютера: «Вода в крещальной купели и вода в поилке для коровы – одна и та же вода, разницы никакой». То есть, понимаете… Вот представьте себе. Есть ребеночек, христианин, воспитанный в католической или православной культуре. Ему бабушка сказала: «Есть какой-то бабайка. Вот мы молимся: «Избавь от лукавого»: есть какие-то чертики. Но ты не бойся, дитя, не бойся. Потому что с нами крестная сила, вот тебе образок св. Николая над кроватью у тебя, поэтому ты, когда ложишься, ты его поцелуй, я тебя святой водичкой побрызгаю, и никакое зло тебя не тронет». И малыш спокойно засыпает. И тут приходит умный дядя Лютер, и говорит: «Никакого Николая нету, он не поможет. Святая вода никакая не существует, а дьявол существует». Лютер лично в него чернильницей бросался.

И в Европе начинается эпоха страха, мистического страха. Это не случайно эти два феномена – Реформация и эпоха охоты на ведьм – они наслаиваются одно на другое. С католической стороны, и с протестантской, а позднее на это еще и инквизиция наслаивается, у протестантов она тоже была, и еще более жестокая, чем у католиков. И в это же время рождается наука.

----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

В.Веряскин:

- Я хочу сказать, что в 46-м году и в Москве происходили большие изменения. Потому что было принято положение об управлении Русской Православной Церковью, куда, конечно же, включали и всех, кто был подчинен управлению Русской Православной Церкви. До этого некоторые епископы могли избираться. Теперь они, по постановлению об управлении Русской Православной Церковью, назначались. И это моменты, для кого-то, может быть, маловажные, а на самом деле, очень принципиальные. Или епархии и приходы могли участвовать в выборах, не только своего настоятеля, но и руководителя епархии, и епископа, или же теперь они смиренно и безмолвно принимали того, кого назначат сверху и к ним пришлют, а они - непричастны к его избиранию.

И это тоже вечная тема, которая по сегодняшний день остается актуальной. Потому что в протестантских церквях – понятно, там есть громада, община, они могли выдвинуть из своей среды кандидата, например, пастора, и избрать пастора для своей общины, и этого было достаточно: он наш пастор, мы его избрали. Все, никакого утверждения сверху не надо было. И мы с вами забываем, что в православии и в католицизме есть принцип другой, где написано в Послании к Евреям, что беспрекословно большее измеряется меньшим, и поэтому надо не только избрать кандидата, но его еще и рукоположить, хиротонисать. Избрание происходит снизу, а рукоположение происходит сверху, потому что никто не может передать другому того, чего нет у него самого. И поэтому беспрекословно - больший благословляет меньшего.

Я хотел бы, чтобы мы тоже понимали, какая была интересная кардиограмма изменения хотя бы количества приходов в тогдашней стране. Еще раз. Если в 17-м году было от 55 до 60 тысяч, и если в 40-м году было всего 100 приходов и храмов на всю страну, то при Сталине уже в 40-х годах стало 16 тысяч. Обратите внимание, вот если рисовать кардиограмму так: 55 тысяч – 100 приходиков – потом вдруг опять 16 тысяч.

И потом пришло время, которое мы называли условно с вами, то ли в шутку, то ли поэтически сравнивая: сталинский ледниковый период, потом хрущевская оттепель, а потом брежневский застой. Так вот, интересные вот эти колебания. Оно вроде оттепель, вроде бы началась, но с другой стороны, это оттепель была в кавычках, очень условная. Для Церкви снова начались заморозки. И в 58-м году, когда Хрущев забрал все три портфеля в одни руки, устранив так называемую антипартийную группу, он стал и председателем Совета министров, и первым секретарем ЦК, и председателем совета народных комиссаров, то он получил то, что мы сегодня называем монобільшість: все в свои руки. И он как раз решил разобраться с экономическими проблемами, с хозяйственными, а потом и с церковными.

И началась хрущевская эпоха гонений снова на Церковь. Из 16 тысяч, ну если совсем точно говорить, то к 65-му году осталось 6800, около 7 тысяч приходов. Оказывается, для того, чтобы это осуществить, были приглашены специалисты. «Кадры решают все» не только при Сталине, но и при Хрущеве. Какие специалисты? В Совет по делам религий были приглашены кандидаты экономических наук, которые стали разрабатывать проекты, как лишить Церковь материальной базы, и через экономическое давление заставить отходить от Церкви священнослужителей, рядовых верующих, и так далее. И именно тогда была назначена, например, 19-я статья - налогообложения. Священник, служащий в Церкви, должен был 80% от дохода отдавать в налог. Иногда вспоминает кто-то, кто в те годы служил, и говорили: «Батюшка же 800 рублей, оказывается, оклад имел!» Только для того, чтобы 700 или 650 отдать в налог, и 100 – 150 иметь на жизнь с семьей, и так далее. И поэтому иногда люди, которые не знают деталей, говорят: «Они там жировали еще в то время, оказывается, они там как сыр в масле катались». Или, например, все простые граждане страны платили за электричество 2 или 4 копейки за киловатт, потому что… ну, или граждане, или организации. А церкви и церковные служители платили 24 копейки за киловатт, и так далее. И при этом люди говорили: «У нас нет дискриминации, у нас равенство». Но оказывается, даже в этом налогообложении была дискриминация через научно разработанную попытку ограничить, задушить.

Некоторые дрогнули. И вы знаете, что в те годы, например, 200 священнослужителей не просто отошли от Церкви молча и тихо, а заявили в газетах и книгами: «Мы отрекаемся, мы отходим, это был обман и иллюзия». Потому что их тоже заставляли через это: «А вы заявите, и мы тогда вам поможем в светской жизни устроиться». И это были не только Осиповы и прочие Дулуманы и Дарманские, в целом их было 200 человек таких, которые публично отошли от Церкви и начали Церковь очернять.

----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Сегодня мы начинаем с Вами разговор об императоре Юстиниане Великом, правившем с 527-го вплоть до своей смерти в 565 году. Собственно, не столько нас будет интересовать его биография, сколь перемены в империи и Церкви.

А Юстиниан Фла́вий Пётр Савва́тий, безусловно фигура в истории знаковая во всех отношениях. Именно при нём была осуществлена так называемая «Византийская теократия», союз Церкви и государства, так называемая «симфония». Это то, что касается нас, в частности. Да и в общем, Юстиниан был успешен как правитель. Полководец и реформатор, - один из наиболее выдающихся монархов поздней Античности. При нём были возвращены многие земли Западной Римской империи, в частности, упразднены королевство вандалов и аланов в Африке, королевство остготов в Италии, присоединена часть земель королевства вестготов в Испании, а вестготы, франки, алеманы, анты признали себя вассалами императора. На Западе ему удалось реально завладеть большой частью земель Западной Римской империи, распавшейся после Великого переселения народов в том числе Апеннинским полуостровом, юго-восточной частью Пиренейского полуострова и частью Северной Африки.

Правление Юстиниана знаменует собой важный этап перехода от Античности к Средневековью и, соответственно, перехода от римских традиций к византийскому стилю правления.

При нём осуществлена переработка римского права и появление нового свода законов – «Corpus iuris civilis». По его распоряжению перестроен сгоревший собор Святой Софии в Константинополе – на то время самый грандиозный храм христианского мира.

Конечно, личность Юстиниана непроста и неоднозначна. Достаточно сказать, что именно он закрыл в 529 году Платоновскую академию в Афинах – жемчужину античной культуры и философии. Ну и прочих прегрешений у него было предостаточно. Но в контексте наших с Вами разговоров, естественно, мы обратим, в первую очередь, внимание на его чётко сформулированное учение о симфонии – тесном взаимодействии Церкви и государства, и проведение сего в жизнь.

Юстиниан был человеком богословски сведущим, а как государь - чрезвычайно сильным и настойчивым. Был из той когорты византийских государей, которые определяли эпоху в истории империи. Человек идеи. Автор целостной программы церковно-государственного устройства. То, что было либо в скрытом виде, либо в потенции в предыдущие века, в эпоху Юстиниана нашло своё отражение в целостном учении, ну и воплощении в жизнь.

Начнём с учения, хотя, скорее, оно представляет собою юридические акты. Юстиниан, кстати, занимает совершенно особое место и в истории права, как кодифицировавший римское законодательство и включивший туда церковные каноны.

Его видение государственного устройства наглядно излагается в знаменитой шестой новелле «Теория двух властей Юстиниана». Т.е., два величайших блага, или два величайших дара Господа людям. И эти два явления - sacerdotium et imperia, то естьсвященство и царство. Каждое из этих благ, дарованных людям, установлено Богом, и каждое из этих даров имеет собственное назначение. Т.е., одно и то же начало – в Боге. И, исходя из этого, они проявляются именно в единении, в совместной деятельности.

Можно заметить, что это немного напоминает два начала во Христе – Божеское и человеческое.

Так вот эти два блага имеют собственное назначение, но проявляются в единении и совместной деятельности. Ну, например, всякий раз, когда священный приговор низлагал еретиков, империя всегда оказывается в согласии со священным авторитетом и, наоборот – преступник перед государством, значит, злодей и перед Церковью.

Это учение о симфонии, о котором мы начали с Вами сегодня говорить, после Юстиниана со временем претерпевало весьма незначительные изменения. Собственно, оставался лишь один шаг, связанный с вопросом: если есть некое единство sacerdotium et imperia, то является ли император ещё и священником, и в каком смысле? И буквально в течение двух-трёх веков этот вопрос будет решаться, и нетрудно догадаться в чью пользу.

Ну а пока остановимся с Вами на этом, и, если даст Бог, продолжим эту церковно-историческую тему на следующей телевизионной встрече. Всего доброго.