Здравствуйте, дорогие телезрители!

Святое право собственности – оно действительно должно быть неприкосновенным? Но где граница? «Мой дом – моя крепость» - это более-менее понятно. С землей сложнее. Но сами-то мы себе самим принадлежим? Кто-то нас рожал, кто-то нянчился, воспитывал, учил, помогал, выручал. Господь создал жизнь на нашей планете, флору и фауну, солнышко светит… Да ведь и ум, и сознание – не совсем наши. Мы-то существа социальные, наши взгляды и мироощущения слишком зависимы от окружающих. Посему, когда мы говорим «мое», надо бы делать множество оговорок, хотя бы мысленных. Отец Яков Кротов – об этом несколько слов.

Яков Кротов:

Что будут вспоминать наши далекие потомки про наше время (если будем кому вспоминать, но я думаю, что будет)? Президента Трампа точно будут вспоминать. У Трампа есть удивительное свойство, видимо, полезное, потому что оно помогает ему сохранять власть: о чем бы он ни говорил, он всегда упоминает Обаму. То есть, он говорит… ну, я думаю, что он жене говорит: «Доброе утро, дорогая! Не то, что при Обаме». Вот о чем бы он ни говорил, он всегда выводит на то, как плохо было при Обаме, и соответственно, как хорошо при нем. Я всегда вспоминаю: «Что за весной приходит лето – спасибо Ленину за это».

Бывает противоположная крайность. Братья Стругацкие в одном из романов высмеивали писателей, которые говорят: «В комнату вошел человек в бабочке»: он что, был голый, на нем только бабочка? Понятно, что это придумывание, понятно, что человек был одет обычно, но бабочка необычна, и упоминается только необычное. Ну, вот есть в Москве Андрей Борисович Зубов, религиовед из академии при, прости Господи, Министерстве иностранных дел – он всегда ходит в бабочке. А я всегда в бороде и в подряснике, и про меня можно сказать: «Вошел человек в подряснике», хотя там много чего еще.

Так вот, существует то, что называется «по умолчанию». По умолчанию, люди не ходят голыми, поэтому совершенно не обязательно описывать, во что одет человек, если только вдруг не какая-то странная деталь. Вот поэтому Трамп, например, все время подчеркивает, что Обама… а если у него есть еще две секунды или три, он добавляет: «…который послал 300 миллионов долларов в Иран, наличными». И в общем, выходит, что Обама так растранжирил американскую казну, что просто ужас. 300 миллионов долларов наличными, кэ-э-эш!.. Но самое замечательное, что при этом он никогда не упоминает, что эти 300 миллионов наличными принадлежали иранцам. Когда был нефтяной кризис, когда свергли шаха в Иране, США заблокировали иранские деньги в своих банках. И только при президенте Обаме долгие многолетние переговоры о возвращении денег владельцам закончились успешно. И что-то выплатили из компенсаций, а вот эти 300 миллионов наличными – вот вышло так, что их послали наличными, но это иранские деньги. Так что в данном случае Обама ни на один цент ни одного американца не обездолил.

Если говорить о более современном, то вот формула Штайнмайера. Одни говорят, что по этой формуле должны быть украинские пограничники на границе с Россией. А другие говорят, что там этого не написано. Одни думают: «А вот по умолчанию, на русско-украинской границе должны быть украинские пограничники». А другие думают: «Но этого не написано, значит, этого не должно быть». Политические вопросы решаются в одной плоскости.

Я все это перечислил для того, чтобы стало понятнее, что такое христианство, и что такое, в каком-то смысле, вся религия. Моя функция в этом мире… Говорить о том, что в комнату вошел человек, одетый в бабочку, и с 300 миллионами долларов наличными, - это, конечно, очень важно. Но важно еще по умолчанию понимать, что все, видимое нами, как сказал великий русский мыслитель 19-го века Владимир Сергеевич Соловьев (кстати, мать у него была с Украины), - что все видимое нами – только отблеск от невидимого очами. И наш поиск истины всегда подразумевает способность сделать из материального метафору, символ.

Граница между мной и другими людьми – кем должна охраняться? Мною, ангелами, бесами, силовиками, цензурой? Существует ли граница между мною и Богом? Бог – это какой-то Штайнмайер такой большой, президент? И должен ли я каждый раз, когда я обращаюсь к людям, говорить: «Сегодня прекрасный день, и это несмотря на то, что на Страстную пятницу был распят Господь Иисус Христос, и Он Воскрес, и дал нам вечную жизнь»?

Есть такая притча, байка, о том, что один протестант, даже покупая билет, говорил: «Девушка, дайте мне 8-й вагон, 14-е место». Девушка, естественно, удивленно спрашивала: «А почему?». – «А потому, что в Послании к римлянам, 8-я глава, 14-й стих, сказано то-то и то-то…»

Так вот, существует, по умолчанию, в человеке нечто невидимое. Можно очень хорошо описать, во что кто одет, но мы сами для себя должны пытаться описать себя невидимых. Это называется самопознание, богопознание, как угодно. Главное – не лукавить, главное – вовремя находить вот эти концовочки, как с Трампом. «300 миллионов долларов, наличными!» - но они чужие! – вот маленькое добавление.

Человеческая жизнь – она Богом сотворена. Она – наличные, которые даны кем-то другим, Кем-то. Вот это сознание того, что тебе прислали, что то, что в тебе, и что ты – не совсем ты, и не совсем ты себе принадлежишь, что это не моя наличная жизнь, что она налична у нас, потому что есть Лицо Божие, а я как бы на побегушках из этого Небесного банка, и туда вернусь. Чего и всем желаю. С Богом!

Иоанн Замараев:

Протодиакон Андрей Кураев – немного о взаимоотношениях между учеными и Церковью.

Андрей Кураев:

Чукча едет по тундре и поет песню по принципу «что вижу, о том пою». И он совершенно точно описывает реальность: снег белый, олени быстрые. То есть, в этой его саге все верно, все точно. Но это все-таки не научный текст. Про научные, натурфилософские представления, в том числе – тогда-то Аристотеля, и античных других авторов, арабских исследователей, ученых, и так далее, - вот первая научная картина мира складывается именно на рубеже 16-го – 17-го веков в Западной Европе.

Дальше я предлагаю поставить вопрос: почему? Почему эта самая революция взорвалась именно здесь? Ведь дело в том, что количество этих донаучных открытий и наблюдений более-менее стабильно во всех традиционных цивилизациях: в Древнем Китае и в культуре Древнего Шумера, в Египте и в средневековой арабской культуре, в Риме и в Греции. Но почему этот качественный скачок, от просто вот такого каталогизирования: какие бывают животные, какие растения, как движутся планеты, и так далее, - почему этот скачок произошел именно здесь, вот в этой точке пространственно-временного континуума? Почему здесь бомбануло, в Западной Европе, на рубеже 16 – 17-го веков? Вот для меня это вопрос.

Есть две модели, две группы моделей, объясняющих развитие науки. Первая группа моделей называется интерналистская. То есть, эти модели говорят так. Что наука развивается потому, что она наука, это ей свойственно. Копятся новые данные, они требуют анализа, они не встраиваются в прежние теории, и поэтому происходит научная революция. Ну, и соответственно, теория научной эволюции Куна – это вот классическая интерналистская модель. И вам наверняка на разных лекциях здесь об этом рассказывали. То есть, наука – некая самоценность, самостоятельная реальность, которая сама себя развивает из своих потребностей. Сама ставит себе повестку дня, программирует свою повестку дня, сама создает все эти проблемы и героически их разрешает. И действительно, есть много ситуаций, когда все происходит именно так.

Но есть другая группа моделей, которая пробует объяснить развитие науки. Это экстерналистские модели. Экстерналистские модели полагают, что наука – это феномен прежде всего социальный. То есть, понимаете, науку творят не одинокие ученые, живущие в башне из слоновой кости, которые тихо сами с собой ведут беседу и делают открытия, и вот только они почистят очки повнимательнее, так сразу что-то заметят: о, смотрите, новый тараканчик, новая звездочка и так далее. Экстерналистские модели полагают, что наука встроена в социальный контекст. И поэтому вот в этом ненаучном социуме происходят некоторые очень важные события, которые влияют на развитие науки. Вы понимаете, на кого я намекаю сейчас, да? Самый известный автор такой экстерналистской модели развития науки? Карл Маркс. Естественно, не только Марксом исчерпывается вот этот набор моделей, и у них, конечно, есть своя правда. Я лично сторонник именно этой модели, честно признаюсь.

Но сначала поясню, почему интерналистская модель не может объяснить, на мой взгляд, этот коперникианский взрыв 17-го века. Потому что интерналистские модели говорят так: копятся новые наблюдения. Хорошо, но ведь первая революция-взрыв произошел в астрономии! Вопрос: между античным Птоломеем и новоевропейским Коперником, то есть за пресловутые Средние века, были ли накоплены новые астрономические наблюдения европейскими учеными? Ответ отрицательный. Нет, я понимаю, наиболее догадливые скажут: «А телескоп? Открыли телескоп, посмотрели в телескоп на небо, и…» Не получается. Потому что впервые на небо навел телескоп Галилей в 1616-м году. А Коперник стал говорить о вращении Земли в 1511-м, то есть за сто лет до первых публикаций о том, что в телескоп что-то новое видно. Кстати, отнюдь не Галилей первым изобрел телескоп, и честно говоря, даже не он первый посмотрел через него в небо, насколько я помню. Первым был Леонард Диггес. Его сын впервые посмотрел на звездочки где-то после 1540-го года.

То есть, в 16-м веке телескоп был известен, но он использовался «по-гусарски». Образованные джентльмены, богатые, которые могли позволить себе эту игрушку, любили из окон дворца подсматривать за барышнями, справляющими свой туалет где-то в кустах. То есть, как такая придворная игрушка, телескоп был популярен. Военные стали его ценить, это правда, разведка и так далее.

А вот на звездочки смотреть… Дело не в том, что это никому не приходило в голову. А дело в том, что это было запрещено. И запрещено не инквизицией и не религией, а именно античной аристотелевской натурфилософией. Потому что предполагалось, что там – надлунный мир, он совершенно не похож на мир подлунный, и поэтому это кощунственно – переносить какие-то представления, опыт, рожденные здесь, под луною, переносить туда. Но это отдельная тема.

Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церковью.

Виктор Веряскин:  

Мечта о переходе от какой-то степени зависимости к автономии и к автокефалии всегда жила, на протяжении, на самом-то деле, всей истории, и особенно остро ощущалась вот в эти кризисные периоды 20-го столетия. Среди тех, кто участвовал в этом соборе, и в избрании патриарха, были такие люди, как будущий митрополит Илларион (Огиенко), переводчик Библии на українську мову, и племянник Симона Петлюры Мстислав, который потом снова стал патриархом Украины в 90-м году – а видите, начиналось это все в 43-м году. Я хочу, чтобы мы понимали, что некоторые события, которые сегодня происходят у нас – они показывают только разворачивание и последствия тех событий, которые начинались много десятилетий назад.

Кстати, до 17-го года в Херсоне было 27 приходов в городе, большевики закрыли подавляющее большинство из них, оставались, по-моему, три на начало войны. Всехсвятская церковь, кладбищенская какая-то здесь не закрывалась, и парочка еще. Опять же, немцы пришли – еще открыли два-три прихода в Херсоне. И поэтому в каждом городе была своя такая интересная ситуация, что вроде как при большевиках было даже в этом отношении и хуже.

И естественно, Сталин и его окружение посмотрели на всю эту ситуацию, и решили на незанятых территориях, в тылу, попытаться установить баланс, уравновесить. И вот тогда произошла история, историческая встреча в 43-м году. Он вызвал через тогда еще полковника НКВД Карпова оставшихся в живых и на свободе четырех архиереев и начал с ними беседу: «Как же быстро сделать, чтобы на нашей стороне, не занятой гитлеровцами, было больше расположенности от населения и от народа к нашей политике и к нашим целям?» Он говорит: «Сколько вам надо на это времени?» И будущий патриарх Сергий, Старгородский митрополит, говорит: «Месяца три нам надо, чтобы хоть что-то разведать, кто остался в живых, в ГУЛАГах, в лагерях, отыскать, побрить, помыть, переодеть, свезти их всех сюда в Москву, провести собор…» Сталин говорит: «Три месяца – это долго. Надо большевистскими темпами. Может быть, за три дня управитесь?»

Это мы сегодня с вами можем улыбнуться. А вообще-то во время разговора со Сталиным они дрожали и думали: «Может, он разыгрывает? Можно ли верить вот этим целям и задачам? Может быть, сейчас поиздевается, да и на расстрел отведет? Никто ни от чего не гарантирован в этой стране». Мы с вами забываем. Вот когда Гурвица, мэра Одессы, переизбрали, и журналист газеты ему говорит: «Что, вы сильно переживаете? Вот теперь вы уже не мэр города Одессы, не будете влиять на события ни в чем, вас отодвинули, отобрали власть…» Он говорит: «Нет, я не пойду ни вешаться, ни топиться, я научен моим дедушкой еще. Он говорил: «Запомни, внучок: в этой стране своим собственным, принадлежащим тебе, ты можешь считать только то, что уже разжевал и проглотил, и то, что уже выучил и запомнил». Избрали.

Я хочу обратить наше внимание, что это только автокефалистов было 15 епископов на территории Украины. Еще был десяток автономистов, сторонников связи с Москвой, и, внимание, 70 епископов было на нелегальном положении, в катакомбной Церкви, которые, может быть, по каким-то причинам были не в ГУЛАГе, но и не открыто в Московской патриархии. И вот представьте себе: на свободе четыре, а в подполье – 70. Это на незанятых территориях. А на занятых немцами территориях сколько было?

Иногда мы думаем, проецируя сегодняшнюю ситуацию на те этапы истории Церкви: а сколько сегодня во внутренней эмиграции, и где-то, образно говоря, в кавычках, в каком-то подполье, и в каких-то катакомбах сегодня?..

Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

О Богословии псевдо-Дионисия наша с Вами речь, который оказал довольно мощное влияние на восточно-православное миросозерцание. Ну, мы говорили с Вами, что настоящий Дионисий был свидетелем проповеди ещё апостола Павла в Афинском ареопаге, а вот автор текстов, подписавшийся современником апостолов, на самом деле жил, минимум, на четыре столетия позже.

Да, так вот, по учению псевдо-Дионисия, есть две ступени Богопознания. Первая – это очищение, катарсис. И вторая – выход из себя, по-гречески – ἔκστασις, экстаз. Не эмоциональный всплеск, а выход из себя. По мнению неоплатоников – для познания Бога достаточно было просто очищения. Для Дионисия же важна вторая ступень - выход из себя для встречи со Всевышним. На самом деле идея экстаза была и у Оригена, и у Григория Нисского, особенно в их толкованиях на Песни Песней. И Ориген, и св. Григорий видели в библейских выражениях, которые говорят об эросе, аллегорию неудержимого стремления души к Богу. Эрос невозможно удержать в себе, – он всегда вырывается наружу. И вот это стремление души, вдохновлённой любовью к Богу - это, по Дионисию, - постоянное и бесконечное приближение ко Творцу, бытие Которого неисчерпаемо. В этом смысле Корпус Ареопагитикум – один из главных текстов, который касается христианской мистики. Не случайно название его книги - «Мистическое Богословие» повторяется тем же Владимиром Ивановичем Лосским – русским философом. К слову говоря, именно эти тексты оказались базовыми для развития христианской мистики, что нельзя сказать о космологии псевдо-Дионисия.

Космология, напомним, это учение о мире, о Космосе. Своё учение в этой области псевдо-Дионисий довольно-таки подробно излагает в своей книге «О небесной иерархии» - в духе платонизма. Ну, Вы знаете, что в античной философии обычно онтология (учение о бытии) не отделяется от эстетики. Слово «космос» и слово «косметика» - слова однокоренные, обозначающие красоту.

Вторая важнейшая книга Дионисия, «О церковнойиерархии», она тесно связана с предыдущей - «О небесной иерархии». И обе эти книги отражают в какой-то степени один из вариантов александрийского мировоззрения, которое влияло и на мистицизм, и на околохристианский гнозис. Согласно этому мировоззрению, весь мир организован по принципу иерархической лестницы – на самом деле взгляд вполне платонический.

В чём пафос псевдо-Дионисия относительно вот этой иерархической лестницы? Помните, Лермонтова – «Выхожу один я на дорогу»? Вот это ощущение неба над головой, звёзд, человека под ними – и человеческое желание заполнить вот это пространство – от человека до неба, и дальше – до Бога, чтоб были какие-то ступени ввысь. Это очень характерно для тех времён, ведь недаром «Лествица», книга о восхождении, написанная на век раньше, - тоже говорит о пути от человека к Богу, о неких ступенях восхождения. Человек как бы не хочет остаться один, как ребёнок хочет держаться за руку родителя. Язычник боится остаться один в мире, ему страшно.

Очень может быть, что Дионисием руководило стремление заполнить разрыв между абсолютным Богом и относительным творением, чтобы его космология всё-таки была приемлема для неоплатоников. И в то же время он хотел сохранить и представление о «трансцендентности Бога».

Порочность его системы заключается в том, что все промежуточные ступени между творением и Творцом – иллюзорны – они тварны, это всё равно, что строить лестницу только с земли. По сути дела, этим повторяется та же эллинистическая космология, только под христианским соусом.

Ну, а какова цель мироздания? Этот вопрос был неотъемлем от античного, и средневекового мировоззрений. Бытие обязательно мотивировано, целесообразно. Так вот псевдо-Дионисий ставит перед собой задачу и пытается ответить: каков смысл, какова цельнебесной иерархии?

– Карьера, говоря по-нашему, иерархический лифт – движение разумных существ в уподоблении Богу, в Богоподражании. Употребляемое им греческое слово «иерархия» предполагает движение, некое д4инамическое устремление творения по направлению к Богу. Он классифицирует иерархию, и использует модное в те времена среди неоплатоников троичное устройство.

Неоплатоническая греческая мысль любила везде видеть триады. Помните, скажем, триединство античного театра? Так вот, Дионисиевы чины тоже организованы в эти триады. Наверху лестницы, в преддверии Божества, находятся херувимы, серафимы и престолы. Это первая триада. На второй ступени – господства, силы и власти. На третьей – начала, архангелы и ангелы. Что тут важно? Чинам каждой иерархической ступени открыт доступ к Богу только лишь через чины более высокой ступени, более близкой к Богу. Скажем, архангелам и ангелам – только через господства, силы и власти, а они уже посредством и херувимов, и серафимов, и престолов. То есть, только так Небесный и земной мир смыкается. Ну, а если смотреть сверху вниз, то каждая триада передаёт вниз некий аспект Божества.

В принципе, на эти темы и в Библии есть немного, у того же пророка Даниила. И Григорий Богослов кое-что на эти темы говорил. Хотя надо сказать, что для библейско-христианской традиции эти вещи не очень удобны. В частности, вы помните: серафим – прямой посланник Бога у Исайи. Церковь же, например, чтит архангела Михаила как непосредственного Божьего посланника и главу Небесного Воинства. В то время, как по Дионисию, архангелы – это самая нижняя ступень ангельской иерархии. То есть Дионисий в такой ситуации не соответствует даже букве библейского откровения. Его триады – конструкция литературная, вымышленная.

Интересно ещё и то, что в устройстве вот этой ангельско-иерархической системы псевдо-Дионисия вообще нет веры в Боговоплощение. Вообще нет. Там даже имя Христа практически не упоминается. И в этом смысле сам факт включения псевдо-Дионисиевого учения в русло соборного церковного сознания представляется весьма странным. Вообще, удивительное явление в Церковной истории, как так случилось, что, буквально высосанное из пальца, учение стало столь популярным в Церкви.

Когда мы с вами будем делать выводы, мы поговорим, почему система псевдо-Дионисия была так востребована. Ну а на сегодня всё. Я прощаюсь с Вами до следующей нашей телевизионной встречи. Всего доброго.