· Митрополит Кирилл Гундяев. Возможна ли симфония Церкви и государства?

· О. Яков Кротов. Зачем нужен Бог человеку, у которого все есть?

· О. Виктор Веряскин. Тейяр де Шарден – духовный путь

· Продолжение телебеседы прот.Иоанна Замараева о духовных судьбах человечества. Богооткровение и Богопознание. Гнозис

Давайте сегодня откроем еще одну рубрику наших с Вами христианских телепрограмм и назовем ее, скажем так, «Вопрос духовному лицу». У любого мыслящего человека обязательно возникают разные вопросы в сфере церковной жизни, и квалифицированный ответ опытного пастыря может оказаться очень кстати. В связи с этим, я очень рад возможности использовать видеозаписи выступлений моего любимого учителя по Ленинградской Духовной академии - митрополита Кирилла Гундяева.

Итак, первый вопрос, который часто задается верующими: возможен ли сегодня союз государства с Церковью, восстановление того единства светской и духовной власти, которое было в старые добрые времена, одним словом, «симфония» Церкви и государства?

- Вот для того, чтоб ответить на этот вопрос, надо сказать об истории происхождения самой идеи «симфонии» светской и церковной власти. Эта идея возникла в православной Византийской Империи, где главой государства был православный монарх. Со времён императора Константина Великого византийские василевсы называли себя епископами внешних дел Церкви. Они не были, конечно, в сане, они были светскими государями, но несли ответственность за внешние церковные дела. Т.е. за отношение Церкви с внешним миром. В первую очередь - с обществом, с государством, а также, конечно, с другими религиями, с которыми христиане сталкивались по ходу своей совместной жизни в Византийской Империи. Поскольку государь был православным, поскольку он нёс личную ответственность за благополучие Церкви, то, естественно, очень большой объём работы по управлению Церковью ложился на плечи светской власти. Но и у духовной власти было своё очень важное пространство, духовная власть занималась своими внутренними церковными делами – устроением епархий, приходов, монастырей, проповедей, миссионерством, благотворительностью и множеством, множеством других дел. Кроме того, Церковь одухотворяла жизнь общества и жизнь государства. Все государственные законы, которые издавались в Византийской Империи, должны были соответствовать христианскому духу. Они, по крайней мере, должны были строго находиться в системе нравственных ценностей, которые определяются Евангельским посланием. Симфонические отношения между церковью и государством были выражены и во внешнем образе - символически - в виде двуглавого орла. Вот наш Российский герб это, собственно, Византийский герб. Он к нам пришёл из той православной Византийской Империи. И две главы одного орла – это символ светской и духовной власти, которые служат общему делу, находясь в гармоническом симфоническом взаимоотношении. Симфония между светской и церковной властью не означала бесконфликтности. Симфония есть самый принцип отношений, а вот как этот принцип реализовывался, то здесь можно очень многое говорить, как положительного, так, к сожалению и увы, отрицательного. У византийских василевсов было желание порулить и внутренними делами Церкви. И вот жизнь Церкви в условиях православной византийской монархии была отмечена нередко прямым вмешательством светской власти во внутренние церковные дела. Поэтому говорить о том, что принцип «симфонии» всегда был достаточным образом представлен в общественной жизни Византии, было бы неверно, хотя сам принцип был положен в основу церковно-государственных отношений. Я думаю, что никогда в истории этот принцип идеальным образом осуществлён не был. Но сам по себе принцип очень хороший. С одной стороны, разделение ответственности, а с другой стороны - взаимодействие. Конечно, в современных условиях, да, христианская Церковь живёт в светском государстве, будь то Россия или любое другое государство, и здесь не может осуществляться принцип византийской «симфонии», и к этому принципу сейчас даже стремиться невозможно, потому что изменилась природа государства. Государство стало не православным, а безрелигиозным, секулярным, светским, безразличным по отношению к религии. Я не буду давать оценку этому секулярному государству, но только констатирую этот факт. Сегодня государство не несёт никаких на себе религиозных функций, поэтому исторической симфонии в условиях сегодняшней жизни быть не может. А что может быть? А может быть партнерство, диалог, сотрудничество, и к этому стремится наша Церковь, чтобы отношения между Церковью и государством строились на основании свободного партнерства, взаимодействия, сотрудничества в решении тех проблем, в которых Церковь может принимать компетентное участие.

Отец Яков Кротов продолжает нашу телепрограмму беседой о Христе и христианстве.

- Здравствуйте, я хочу поразмышлять над вопросом: зачем Бог человеку, у которого всё есть? К счастью, слава Богу, мы живём в той части планеты, где у среднего человека всё есть. Т.е. конечно, хорошо бы побольше и покачественнее, но в принципе, в смысле удовлетворённости потребности мы живём лучше, чем скажем, в Бангладеш, где 140 миллионов человек голодают каждый день, находятся под угрозой наводнения или ураганов, и нищета носит системный характер. Ни Россия, ни Украина, ни, тем более, Англия, самая несчастная страна в мире, у нас всё есть. Не будем лукавить, мы не фининспекция. Зачем тогда Бог? Мы знаем более того, что именно в Бангладеш, как в России, скажем, во время войны очень не высокий процент самоубийств на 1000 человек. А в благополучной Швеции, во Франции и т.д. растёт процент самоубийств, на что верующие люди не самого приятного образца – хищники, потирают руки и говорят: видите, без Бога то как припёрло. Значит, всё есть, Бога нет, вот и кончают жизнь собой. Всё было бы не плохо. Но только среди тех, кто кончает собой, есть и верующие люди, к сожалению. И в этом смысле вера - отнюдь не лекарство от тоски от уныния, и поэтому не меньше, а больше неверующего просит избавить от духа колебаний, от духа разочарований, потому что он ближе подошёл к краю пропасти.

Зачем Бог человеку, у которого всё есть? Потому что человек не создан для того, чтобы иметь всё, человек создан для чего-то другого. Для чего создан контакт на электрической схеме? Для того, чтобы его позолотили, чтобы качество жизни стало лучше для этого контакта. Контакты золотят не для того, чтобы они были красивее, не для того, что бы их вывесить в церкви. Контакты золотят для того, чтобы они лучше проводили ток, лучше звук выдавали, если это часть акустического устройства, так и человек. Человек, у которого всё есть, похож на того героя замечательной индийской сказки, и советского мультфильма, которого волшебная косуля, кажется, засыпала золотом, пока тот не стал кричать: «достаточно!», и всё не превратилось в черепки. Для чего у нас всё есть? И к счастью, я скажу так, как историк скажу, не как верующий. Кто кому помогает? Помогает мир изобилий нищему миру, или нищий мир миру изобилия? Я скажу так: давайте слишком не ругать современный мир, потому что, кто посылал в Россию в 90-91 году посылки с гречкой, консервами и т.д. Сейчас мы это даром в рот не возьмём - арахисовое масло, как же, очень калорийное, а тогда как были рады - до слёз, среди голодухи. Ругая современный мир за его неверие, во-первых, давайте помнить: от ругани ещё веры никому не прибавлялось, - наоборот. А во-вторых, современный мир, у которого всё есть, и тут человек приходит к Богу, - эта вера стоит дорогого. Человек, который пришёл к Богу от нищеты, разбогатев, забудет Бога. А когда благополучный англичанин, у которого всё есть, всё-таки идёт в англиканскую церковь или идёт к кришнаитам, или идёт в мечеть, вот это торжество веры, - так что не количество, а качество. Современный мир более верующий, и чем мир 2000 лет назад, и чем мир 100 лет назад, потому что эта вера, уж если она есть, то это вера, которая изначально победила опыт благополучия, опыт богатства, опыт душевной сытости и насыщенности. И то, что вера в современном мире не гаснет, извините, в России процент людей регулярно ходящих в церковь не более 10%, во Франции почти 20%, когда-то было 100%, и французы сокрушаются. Но ведь 20% богатых, удовлетворенных всем, пришли. Это лучшее доказательство веры, чем всеобщая религиозность в нищей Индии. И поэтому, я думаю, что Евангелие, брошенное в человечество 2000 лет назад, сегодня находиться на более ответственной стадии роста. Легко было прорастать Евангелию в условиях нищеты, отчаяния и т.д. А вот сегодня, дай Евангелию прорасти в своей благополучной жизни, зато и плод будет более зрелым, и хватит не только тебе, но и многим другим.

По обыкновению, давайте послушаем с Вами несколько слов блаженной памяти митрополита Антония Блума.

- Меня вызвала однажды семья одной нашей ветхой старушки, светлой женщины, она должна была, явно, умереть в тот же день. Она исповедовалась, и я напоследок ей сказал: «А скажите, Наташа, вы всем и всё простили, или у вас какая-то заноза есть ещё в душе? Она говорит: «Всем я простила, кроме своего зятя, ему - не прощу никогда». Я говорю: «В таком случае, я не дам вам разрешительной молитвы и не причащу вас святых тайн, и вы уйдёте на суд Божий, и будете отвечать перед Богом за свои слова». Она говорит: «Ведь я сегодня умру!". Я говорю: «Да, Вы умрёте без разрешительной молитвы и без причащения, если вы не покаетесь и не примиритесь, я вернусь через час». И ушёл. Когда я через час вернулся, она меня встретила сияющим взором и говорит: «Как Вы были правы, я позвонила своему зятю, всё ему сказала, он всё мне сказал, мы помирились. И он сейчас едет ко мне, и я надеюсь, до смерти мы друг друга поцелуем, и я войду в вечность, примирённая со всеми». Вот то, что я хотел вам сказать о смерти в пределах тех минут, которые у меня есть.

Православный Миссионер отец Виктор Веряскин продолжает рассуждать о духовных судьбах людей на примере жизни выдающегося философа и богослова Тейяра де Шардена.

- В 1914 году, вернёмся назад, Пьер Тейяр де Шарден, будучи уже священником, будучи преподавателем ВУЗа и офицером, потому что всегда есть соответствие, как у нас, как военная кафедра, и есть соответствие: митрополит– это генерал, к вашему сведению, и т.д. и т.д. И когда его застала война 1914 года - империалистическая, опять: или тебя заберут, «забреют» в армию, или - сам пойдёшь добровольцем, выбирай. Он пошёл добровольцем, и пошёл рядовым санитаром, и всю войну вытаскивал раненых с поля боя, перевязывал раны, встречал смерть, отпевал, хоронил, и это была практика. Ещё один очень важный вопрос: мы часто способны усвоить христианские идеи, изучить катехизисы, ходить на воскресную школу, и, в общем-то, теоретически, концептуально, довольно уже ориентироваться в христианстве и в православии любой юрисдикции. Но практики у нас нет. И когда наступает практика, когда наступает война, борьба, дискуссия и всё остальное, мы часто пасуем, потому что теория без практики, конечно, слаба, а практика без теории - слепа. И Бог так проводит людей, чтобы они приобрели практический опыт практического служения, а не просто теоретизирование или просто смиренноглаголание, как говорили святые отцы и подвижники. Можно иметь смирение, можно иметь смиренноглаголание и это, оказывается, разные вещи - бывает, что смирение страшнее гордыни, потому что - лишь на словах, и поэтому лицемерное и фальшивое. Так вот, когда человек прошёл через ту войну, первую, прошёл достойно, он получил все награды, медаль за отвагу, и в итоге, даже орден почётного легиона – высшую награду Французской республики - рядовой санитар - то Бог его уберёг от второй войны - гитлеровской. Он оставил его в Китае, потому что он был проверен, он в малом оказался верен, его поставили над большим, над вечным, а не над временным, потому что все войны временны, а духовные вопросы, которые Бог решает, они оказываются вечными. И Он его сохранил в Китае, и в итоге, когда война закончилась, в 1946 году он возвращается в Европу, и с радостью опять бежит к генералу ордена иезуитов в Ватикан, в министерство, и говорит: у меня ж наработок столько, это поможет Церкви, это поможет просвещению, это поможет духовному возрастанию общества. А ему опять: нет, - больше того, они говорят, - ты нас достал, мы тебе запрещаем появляться в Париже. И запрещаем распространять свои идеи на французском языке, с полуеретическими выводами. Француз во Франции становиться вынужденным эмигрантом. Запрет появления в Париже, запрет проповеди на французском языке. Что делать? Но он же был иезуит, он знал ещё девять языков, кроме французского. Ещё один интересный вопрос, оказывается: он анализирует логически указ генерала ордена иезуитов, и говорит: в Париже запрещено появляться, а в Лондоне - не запрещено. По-французски запрещено читать лекции, а по-итальянски - не запрещено. А он владеет, оказывается, и английским, и итальянским. Он поехал с материка европейского, на материк американский и спокойно там начал читать лекции, в более свободной обстановке, в более демократической среде. Больше того, его назначили ответственным за археологические раскопки в Африке. И когда сегодня мы читаем, что на миллионы лет удлинили возраст древнего человека, всеми этими раскопками руководил Пьер Тейяр де Шарден. Но орден иезуитов запретил выпячивать его фамилию. Они заботились о его тщеславии, чтобы оно в нём не росло, они учили его смирению. А он подчинялся, и продолжал работать. Его вызывают на всемирный конгресс - геологический, медаль вручают. И медаль, кстати, имени Григора Менделя - другого монаха, который основал генетику, и который открыл законы наследственности. Ему запретили ехать получать медаль, как нашему Пастернаку запретили ехать получать Нобелевскую премию. Все тоталитарные режимы одинаковые - хоть светские, хоть церковные. Но он, опять же – запретили - не поехал - я не за медаль работаю. Это мы с вами поём: «Когда вернешься с орденом, тогда поговорим» (смех в зале). Ладно, согласна на медаль. А он не за медаль работал, он просто работал ради Бога. Но он уже начал уставать, и в дневнике он пишет: я бы хотел умереть на Пасху.

Ну и последняя – богословская часть нашей телепрограммы.

Остановились мы в прошлый раз на гностической системе Валентина. Бога он называл, как и мы с Вами, словом «Отец». Но, как мы подчеркивали с Вами, когда мы сталкиваемся с термином «отец» в грекоязычной традиции, мы должны иметь ввиду, что это слово имеет иное значение. Для нас Бог Отец – это сверхличность, а у гностиков мы нигде в принципе не найдем рассуждения о Личности Творца всего. Отец для гностиков это просто рождающий, с маленькой буквы этого слова. Нечто. Как лампочка рождает свет или электронагреватель рождает тепло.

В гностическом учении Валентин очень странным для нас образом интерпретировал крест, который выступает, такой, своеобразной метафорой, напоминающей херувимский меч и не дающей поэтому возможности похоти проникнуть в эти высшие сферы, и так далее… В гностических системах очень часто, если не всегда, разделяется, естественно, человек Иисус и Христос, как Тот, Кто принадлежит этим высшим сферам. Но самое, пожалуй, главное, чтобы мы не слишком увлекались, это видимая беспомощность гностиков перед, все-таки, проблемой зла. Они чувствуют зло как проблему, но восстановить некую целостную картину, в которой зло могло бы быть интерпретировано как результат какого-то целенаправленного, мотивированного действия, им не удается. Если не считать, конечно, вот этих образов вожделеющей Премудрости.

При этом надо сказать, что в части обсуждения первоначала, то есть самих вот этих чистых сфер бытия, гностики могут достигать очень впечатляющих высот. В частности, Василид, как Вы, наверное, читали, рассуждает о великом не-Сущем, который породил из себя не-Сущий мир, причем без страсти, без произволения, это был некий чистый творческий акт этого не-Сущего. Но заметьте, что этот творческий акт касается того, что называется великим Ничто, и произведение этого великого Ничто называется не-сущим миром. То есть это мир, который не обладает важнейшими характеристиками бытия. Его как бы нет в наличии. Он есть, но как потенция. Вот как только речь заходит о проблеме появления вещественных начал мира, так гностики все, как по команде, срываются в интерпретацию вещественности как зла. Именно как зла. Не как несовершенства, как у Платона, не как иллюзорности, а вот именно как зла.

Отсюда и следующее видение гностиков, что человечество делится на тех, кто целиком погряз вот в этой злой вещественности мира - соматиков или иликов («сомо» по-гречески – «тело», а «илия» – «материя»), то есть людей телесного или материального склада; дальше – психики, это те, кто живет порывами, эмоциями, игрой ума, эстеты, так сказать; и, наконец, - пневматики, или духовные. Вот пневматики – это те, кто озабочен воссоединением того начала, которое есть в человеке - духа - пневмы с этими чистыми сферами. Спастись поэтому могут, естественно, только те, у кого этот начаток проявляется. Из таких рассуждений можно понять, что есть люди, заведомо неспособные к спасению.

Безусловно, согласно гностикам, спасение достигается, в первую очередь, личными усилиями, хотя в гностических системах предусмотрена возможность спасения через Христа. То есть возможность спасения даровал Христос. Но как? Так, что Он чудесным образом прорвал вот эту блокаду вещественности, и Сам соединился с этими высшими сферами - с Праотцом, Первоотцом, как угодно, чем открылась надежда, которую надо реализовать, но только своими настойчивыми усилиями. Какими настойчивыми усилиями? Ну, «конек» гностиков это аскеза. Что и понятно: надо вычищать вот эту вещественность из себя. Если вы прочитаете комментарии к пониманию спасения Валентином у Карсавина на 3 – 4 странице, то у вас наступит, я думаю, полная ясность.

Отношение гностицизма к христианству очень разное: от прямой конкуренции до желания лучших его представителей как-то приблизиться к христианству.

Некоторые гностики были суровыми аскетами, и их такой сильный аскетизм, вообще говоря, привлекал к себе. Плюс, вот эти красочные построения, притом, очень доступные. Умелый проповедник-гностик мог подобными картинами быстро заворожить неокрепшие, скажем так, умы. И на фоне некоторого охлаждения христианской жизни можно было наблюдать, особенно на юге Империи, определенный интерес к гностикам.

Итак, одно из фундаментальных положений гностиков это то, что материя есть зло. Соответственно - тело – это тюрьма для души, темница для духа. И это в корне противоречит библейскому учению. Вообще, это антихристианская позиция. Все что создал Бог – добро и прекрасно. Мир материальный тоже великолепен. Да и ведь в центре христианского вероучения – Боговоплощение. Сам Бог соединился с материей, принял человеческую плоть. Это очень важно помнить. Материя свята, во-первых, потому, что ее создал Бог, а во-вторых, тем, что Он соединился с материальной человеческой природой.

И если эту христианскую истину отвергнуть, то последуют опасные выводы и губительные для судьбы человека искривления.