Здравствуйте, дорогие телезрители!

Коммунизм, безусловно, утопия. Но ведь мечтания о нём не прекращаются уже множество веков. Первые попытки были осуществлены учениками Христовыми, подобными идеями был одержим Кампанелла, российские революционеры, тираны советского режима. Во всех случаях, кроме разочарований, а иногда и рек крови ничего не получалось. И в общем, эта идея похоронена с плохой эпитафией.

Но фантазировать никто не запрещает. Вот если бы люди вдруг полюбили бы друг друга больше, чем самих себя, собственно, как и заповедал нам Христос – разве не наступил бы коммунизм сам собою, даже без реформ и преобразований?! О. Яков Кротов несколько слов об этом.

Яков Кротов:

Я историк Церкви. Давайте сегодня об истории Церкви и поговорим. Наверное, первое, что приходит на ум сегодня человеку, который жил в бывшей советско-российской империи, когда произносят «Церковь», что это единственная организация, единственная разновидность инакомыслия, которые терпелись в советской России. Я бы предпочел говорить все-таки «советско-российская империя», потому что прежде всего это была империя, тюрьма народов. Так вот, были уничтожены троцкисты, бухаринцы, кадеты, социал-демократы, меньшевики, эсеры, не говоря уже о монархистах. А Церковь существовала. Религия… Но Церковь была, естественно, самой большой, и отождествлялась тогда с крестьянством, прежде всего, даже не с нацией, а с социальным слоем. Уничтожали крестьянство – подрубали и ту основу, на которой покоилась Церковь.

И поэтому Церковь всегда воспринималась как нечто антикоммунистическое, а коммунизм воспринимался как нечто глубоко антицерковное. А ведь были христиане-коммунисты! Более того, был даже монастырь монахов-коммунистов. В 17-м веке в Речи Посполитой, в Польше, монахи создали монастырек, и они так и называли себя: коммунисты. Потому что по-латыни «communio» - это «общение». И поэтому, когда мы причащаемся, на латыни это называется «коммунио».

Более того, когда мы открываем Деяния апостолов, то мы там видим фразу: что ученики, апостолы и обращенные ими постоянно пребывали вместе, молились, и у них было все общее, и душа, и имущество. Кому что было нужно, тот это и получал. Все общее, «панта койна». По-гречески «панта» - это «все», «койна» - это «общность». Отсюда греческое слово «κοινωνία», «койнония», которое сейчас очень популярно у православных. Его можно встретить у православных в Украине, в Беларуси, в Англии, во Франции. Его так и пишут, латинскими уже буквами: «koinonia». Наверное, самый лучший перевод, к сожалению, это «братство». К сожалению – потому, что братство исключает сестер. А койнония, конечно, относилась ко всем. И «койнония» переведено в латинском тексте Евангелия именно как «kommunitatis», как общность не только для братьев, но и для сестер.

Так что здесь мы оказываемся перед лицом того, что один современный церковный историк назвал коммунизмом раннего христианства. Это коммунизм отчасти формальный, потому некоторые христиане по своей доброй воле, как написано в Деяниях апостолов, приносили и отдавали ученикам, апостолам, как руководителям, деньги за вырученную продажу имущества. Но это было не обязательно. Большинство христиан, видимо, просто давало какой-то процент от заработка.

Мы можем это предполагать, потому что в те же самые годы, в том же самом столетии, были так называемые ессеи. О них рассказывают историки, и Филон Александрийский, и Иосиф Флавий. Сохранились документы ессеев. Они были найдены в пещерах Кумрана, около Мертвого моря, около 70-ти лет назад. Там, по уставу, члены общины жертвовали каждый месяц двухдневный заработок на нужды всех: больных, вдов, сирот, проповедников. Вспомните Послание апостола Павла. Ведь он говорит о том, что имеет право, как и другие апостолы, жить на пожертвования тех, кому он проповедует. Но он добавляет: «А я делаю палатки (шатры), чтобы вас не обременять, и чтобы не служить попреком».

Это неформальный коммунизм, когда человек не все отдает, чем-то владеет, но если другому единоверцу нужно, он делится. Формальный коммунизм – это в монастыре, в общежительном монастыре (есть и другие, особожительные), где монах все имущество, все деньги жертвует в казну, и ими распоряжается настоятель, келарь и так далее. В чем смысл такого пожертвования? Если я богач, и просто даю что-то бедному человеку, между нами устанавливаются отношения: «Я старше, ты младше, я главный, ты подчиненный». Это невольно происходит. Историки называют эти отношения патронатно-клиентельные: «Я патрон, я тебе вместо отца (патер), а ты мой клиент». И к сожалению, во многих коррумпированных, далеких от современных идеалов странах именно так живут. Богатые жертвуют хлеб, зрелища, выкатывают бадью водки, дают килограмм гречки, а бедняки благодарны, и в благодарность делают то, о чем попросят богачи.

Вот чтобы не было такой «филантропии», которая подчиняет себе тех, кто победнее, и создается система формального коммунизма, общности хотя бы части имущества. И вы понимаете, когда все это сказано, встает вопрос: а что же Ленин, Сталин, Крыленко, Ежов, Берия? Они были христиане?.. Они не были коммунисты, вот что принципиально важно. Это были волки в коммунистических шкурах. Потом коммунистические шкуры сносились, и волки стали искать новые. Многие выбрали христианство. 

Что же, это все предсказано в Евангелии: что придут антихристы и будут пытаться вас обольстить. И Евангелие говорит это с надеждой. Ведь антихрист – это не тот, кто вместо Христа, а тот, кто перед Христом. В итальянском и по сей день антипаста – это не что-то противоположное макаронам («паста» по-итальянски «макароны»), а это то, что перед макаронами: закусочка. Так вот, сколько бы антихристов, фальшивомонетчиков, поддельщиков ни приходило, придет и настоящее, придет и Настоящий. Его ждать, Его словом вдохновляясь, словом Библии, словом Евангелия, смотреть, на ком шкура овцы, а кто овца. И стараться самому не превратиться в чучело овцы Христовой, а быть верным участником общения, койнонии, братства, и коммунии Христа и Церкви.

Иоанн Замараев:

О печальном духовно-нравственном состоянии Российской Церкви рассуждает протодиакон Андрей Кураев.

Андрей Кураев:

На прошлой неделе Варфоломей сделал умный ход. Единственную Церковь, которая могла бы поддержать Москву, Сербскую, купил заявлением о том, что он не даст автокефалию Македонии. Македонцы отделились в церковном смысле. Минет украинский кризис, и через десять лет не Варфоломей, так его преемник даст Македонии автокефалию. Конечно, несомненно даст. Но пока вот так. С остальными, в общем, все тоже более-менее понятно. Они могут говорить слова, призывающие к миру, они могут призывать: «Давайте, пусть соберется собор, который обсудит этот вопрос; давайте обсудим, не надо торопиться; мы признаем митрополита Онуфрия каноничным главой Украинской Церкви…» Это все они скажут. Но в окошко за патриархом Кириллом никто не выскочит. Есть такая байка, что когда ты видишь швейцарского банкира, выпрыгивающего из небоскреба в окно, не раздумывая делай то же самое: так надо. Патриарх Кирилл – не швейцарский банкир. И поэтому за ним никто не будет прыгать в окошко, порвав с Константинополем.

А дальше начинается милая карусель. Вчера патриарх Кирилл сказал: «Поскольку Варфоломей признал раскольников, он теперь сам раскольник». Это правда. Логика церковных канонов такова. Апостольские правила гласят: «Тот, кто помолится с отлученным, сам отлучен». Но дальше начинается самое интересное. Итак, фиксируем первый пункт: Филарет токсичен и заразен, общение с ним инфицирует общающегося. Бабах! – Филарет укусил Варфоломея, так, Варфоломея в изолятор. Но простите, а Болгарская Церковь сослужит Варфоломею. Сербская, Иерусалимская – все сослужат. Кроме нас. Значит, Варфоломей перекусал всех остальных. Значит, только мы белые, чистые и пушистые. И теперь самое замечательное. Барабанный бой: мы сослужим со всеми остальными, укушенными Варфоломеем. Это вот типичная змея, кусающая свой хвост. На церковном жаргоне это называется «под свою анафему падоша».

Поэтому назвать эту политику умной я не могу. Отчего спешка и страсть, очевидная спешка и страсть патриарха Кирилла? Ну хорошо, объявил в сентябре Варфоломей: «Посылаю экзарха в Киев». В ответ наш синод говорит: «А мы вычеркиваем тебя из диптиха». Понимаете, есть несколько уровней церковного скандала и раскола. Самый простенький уровень – поругались патриархи, отвернулись в стороны. Правильно сделали. Если вы, патриархи, поругались, вы плохие мальчики, и не позорьте Христа. У чаши со Христом нельзя стоять и злиться, поэтому не служите друг с другом, все нормально. Но это ваши разборки, при чем тут все остальные люди? Следующий уровень раскола – епископы, все князья Церкви. Ну вы же вашего патриарха поддержали, от вас тоже что-то зависит, поэтому да, дальше епископы не служат, на втором уровне. На третьем уровне даже попы уже не могут служить друг с другом, а на четвертом – уже и миряне.

И все эти расколы, изоляция, карантин объявляются только нами. Константинополь никому ничего не запрещал: приходите, молитесь, и Афон, и все, что угодно, открыты для русских, мы не отказываемся от литургического общения с вами, - только с нашей стороны это идет. Но дальше, поскольку синод у нас в сентябре первый уровень раскола объявил, то это значит, что он дальше обречен на то, чтобы идти только путем усугубления.

Варфоломей делает второй шаг. Говорит: «Да, я объявляю, что Украина моя», и тут максимум – раскол вплоть до мирян. То есть, уже резервных нет у нас шагов, уже все, до предела дошли, всю мощь вложили в этот всего лишь второй удар. А последствия печальны. Потому что, чтобы порвать вот так глубоко, надо обвинить в ереси. Только ересь разрешает вот так ругаться. Да, есть другие патриархи, которые не дружат друг с другом сейчас, скажем, Антиохийский и Иерусалимский. Но это касается только епископов. Пожалуйста, священники могут приезжать из Антиохийского патриархата, служить в Иерусалиме, миряне тем паче, и так далее. И только у нас – вплоть до самых корней, до мирян. Это можно, только если ты обвиняешь другого в ереси. Наши пропагандисты уже начали делать это.

А вот с ересью все очень плохо. Потому что наличие ереси надо доказать, надо доказать, что это ересь, ранее осужденная соборами, надо доказать, что она сегодня провозглашается официально. А почему раньше не замечали? Что, она новенькая? Потому что если эта ересь возглашается тысячу лет, то это уже часть православия, простите.

Отсюда два для меня важных вывода. Вот это самое главное, что я хотел бы сказать. Первое. Для православных людей, чтобы выжить в этом безумии, надо признать горькую правду. Слова «православное Предание» и «хорошо» - не синонимы. Каждый из нас… Помните, у Высоцкого: «…и вся история страны – история болезни»? Это же можно сказать и про историю Церквей, в частности, Православной Церкви. Мои болезни хронические, они вросли в меня, вряд ли эти болезни можно из меня просто взять и вырезать, не убив меня при этом. Но все-таки некий гомеостаз есть. Как-то я все-таки живу, хожу, что-то делаю, и так далее.

Это касается и Церкви. Она давно и хронически болеет. И надо понять, что в церковной жизни обзавелись такие опухоли, которые не операбельны. Одна из них – это опухоль папизма, причем она на всех уровнях, к сожалению. У нас любой епископ в епархии – это папа непогрешимый, попробуй ему возразить! Про патриарха я уж вообще молчу. И уж тем более на вселенском уровне. Вновь и вновь я говорю, что примеры, когда Константинопольский патриарх вмешивался в дела других Церквей, считал себя судьей Вселенной и так далее - их масса, и примеров, и текстов, это нормализующих.

Я был бы очень рад, если бы удалось выкорчевать этот папизм. Но я предлагаю внимательно сесть и подумать: последствия, что при этом нужно будет изменить. Я считаю, что как минимум надо будет отказаться от всех этих церковных божественных иерархий, потому что папизм – это естественный вывод из этой красивой схемы: как льется благодать по ступенькам, передаваясь… А напрямую с Богом – нельзя. Там девять ангельских чинов, и потом еще фиг знает сколько церковных. А напрямую никак не можно, благодать не работает. То есть, слишком многое придется пересмотреть.

Второй вопрос – вообще, мы и наше каноническое право. Тоже придется пересмотреть. Сколько можно себя обманывать, что мы живем по канонам, оставленным святыми отцами? Понимаете, каждый наш священник – клятвопреступник. Каждый. Потому что при посвящении в сан дает клятву служить точно по богослужебному уставу и по церковным канонам, переданным святыми отцами. Однажды в нашей церковной истории была отслужена служба точно по уставу. Это было в 1912-м году, или 11-м, в храме Киевской Духовной Академии. Служба студентов под руководством профессора Скабаллоновича. Она началась в 6 вечера и кончилась в 2 часа ночи, когда точно по уставу пели. Скабалланович потом пишет: «Мы повторим, но в более сложных условиях, будем еще петь как надо». То есть, с знаменным распевом греческим. Этого уже не произошло никогда, но как бы этого опыта хватило. Ни в одном монастыре у нас сегодня так не служат, повторения нет. У нас вообще типикон – это устав монастыря, а не прихода. В монастыре – там понятная задача автора устава: не дать монахам свободного времени, чтобы не стали думать о чем-нибудь не том. Поэтому надо занять их 28 часов в сутки, желательно молитвой. Поэтому эту молитву поем 14 раз подряд, одну и ту же. На приходе так нельзя, потому что люди не только молятся: они живут, детей растят, работают, зарабатывают и так далее. Ну нет разрешения «молитесь вот так», нету! Патриарх Алексий, когда его спрашивали: «Ну как быть?», говорил: «Ну вы берите пример с меня. Как в Елоховском соборе патриаршем служат, так и вы служите. Что я сокращаю, то и вы. А что я не сокращаю, и вы оставьте». Это неформальные и мудрые советы патриарха, но это не устав, это не закон.

То же самое и с канонами. Обязуешься жить по канонам? Но мы же их не исполняем, большинство канонов. Поэтому как бы хорошо, чтобы этот кризис привел к одному из последствий: рефлексия, умение на себя оборотиться. И честно признать: да, мы живем не по канонам, но давайте думать, что это такое. Там есть прекрасные каноны, но обычно они забыты. Однажды я подхожу к митрополиту тогда еще Кириллу и говорю: «Владыка, вы знаете, я нашел канон, согласно которому вас надо лишить сана». Он даже остановился, его это заинтересовало: «А какой канон?» Я говорю: «Канон Маконского собора, 586-й год». Он говорит: «Да-да, я был в этом городе, Бургундия, да? А что они решили?» (Кстати, это тот собор, на котором действительно обсуждался вопрос, есть у женщины душа или нет. Но надо отдать должное: это один дурак задал этот вопрос, а все остальные ему сказали: «Ты что, про Божью Матерь забыл? Молчи, идиот», и так далее). И вот они приняли следующее правило: «Епископ да не держит около своего дома больших собак, чтобы не нарушать законы христианского гостеприимства».

То есть, понимаете, епископский дом должен быть открыт в режиме 24/7. А сегодня какое количество охраны вокруг патриарха, я уж не говорю про дом? Мудрые, хорошие каноны есть, но они забыты. Зато канон: «Если кто досадит епископу – ух!.. Лишение сана и так далее» - это толкуется и применяется на полную катушку. То есть, тут есть над чем думать. И поэтому мне бы очень хотелось, чтобы нынешнюю ситуацию у нас… Мы-то все-таки далеко от фронта, мы не на Украине, мы в Москве… Чтобы у нас эта ситуация была поводом для размышления, для познания и нашей истории, и нас самих, с тем, чтобы все-таки построить, как-то вырваться к более-менее мирному будущему. А дальше, как указал президент – в рай.

Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Итак, приняв Крещение в апреле 387-го года на Пасху в Медиолане, Августин возвращается в Африку. Он – катехизатор – учитель готовящихся ко Крещению, человек с весьма творческим подходом к церковной жизни.

Что он там делает? Раздает бедным своё имение. В период где-то около трех лет, до 391-го, создает свою общину церковную для себя и друзей. Кстати, обязательно следует отметить, что в те времена церковные общины, несмотря на самые различные недостатки и грехи, были всерьёз озабочены бедными. Практически каждая церковь имела, так называемые, диптихи бедных – списки по-нашему. Например, в Антиохийской церкви во времена Златоуста (то есть примерно в это же время, в конце 4-го века, Златоуст как раз был пресвитером в Антиохии), в диптихах было примерно десять тысяч бедных. Это очень важный момент. Благодаря этим спискам Церковь знала поименно, кто из бедных действительно имеет моральное право на помощь, а не является лодырем и бездельником. В богатом Константинополе таковых было меньшее количество – около семи тысяч нуждающихся. К слову говоря, этим же занималось и тогдашнее государство – хлеб в столице для бедных был бесплатным, как и в Риме.

В те времена этот вид служения вообще был приоритетным. Мы уже упоминали с Вами о громком факте из тогдашней церковной жизни как папа Григорий Великий, или Григорий Двоеслов, около 600-го года, узнал, что в Риме от голода умер человек вот из таких бедных, и отменил на Рождество Литургию - а ведь мы знаем, что такое для Запада Рождество! Святой Григорий сказал: «Мы не можем служить Мессу, когда в нашем городе человек умер от голода». Богу неугодно такое благодарение. Тут нужно сначала покаяние.

Это, конечно, большой упрёк нынешней Церкви, которая благотворительностью почти не занимается, имеется в виду на постсоветском пространстве. До революции – да – и богадельни, и дома сирот, и приюты для калек, и трапезные для голодных всё это было. Потом имущество у Церкви при советской власти отнято, эдак процентов на 99 - оставили кое-какие храмы для отвода глаз иностранцам, дескать, у нас свобода вероисповедования. Ну и церковную аристократию выпестовали, с психологией, зачастую, не очень евангельской, которая, даже при коммунистах, разъезжала на правительственных автомобилях - дабы продемонстрировать загранице, мол, верующие в Союзе, как в шоколаде. А так, в общем, церковь была нищей. Сказать, что сегодня в этом плане что-то серьёзно изменилось – так нет. По телевизионным картинкам, вроде шик – пузатые архиереи на роскошных лексусах. Но фокус в том, что широко известная субстанция, которая не тонет – она всегда поверхности – вот эти разжиревшие попы – они всегда в кадре на первом плане. Что до абсолютного большинства – не позавидуешь.

К этому присовокупляется ещё немаловажный фактор. При Советской власти Церковь благотворительностью заниматься не имела право под страхом уголовного преследования. Т.е., если какой-то приход и в состоянии был помочь – это надо было делать подпольно. В результате церковники отвыкли от любого вида социальной деятельности, даже от миссионерской. В школу священника не пускали, пригласить к себе в дом детей и рассказать им о Библии – можно было только один раз. Следующий батюшкин рассказ возможен был лишь в камере заключенным. А сейчас каковы реалии? В воскресных школах преподавать некому, вести катехизацию некому, в учебные заведения послать некого и т.д.

Но вернёмся к благотворительности. У нас этот вопрос даже теоретически не решён. Вот каковы критерии, по которым можно определить – стоит данному человеку оказывать материальную помощь, или это его ещё больше развратит? Не потому, что это такая уж сложная задача – вопросы не звучат – отвыкли.

 Безусловно, когда речь идет о нищих - это не просто – раскидал еду перед людьми. Так, у Златоуста одной из духовных дочерей была диаконисса Олимпиада, поначалу – фантастически богатая женщина. Потом её состояние быстро иссякло. Абсолютно любой человек, будь, хоть пьяница, лентяй или обманщик, мог прийти к ней и сказать, что он беден, и получить от неё деньги, в любое время дня и ночи. И вот Златоуст говорит ей: «Будет честнее, если ты свои деньги просто возьмешь и выкинешь в море».

А вот диптихи – это уже другое дело – в них вписаны только те, которым действительно необходима помощь. То есть, с одной стороны - Церковь не могла не помогать бедным, а с другой был четкая граница, и это сильнейшая сторона церковной жизни того времени. Мы можем ругать ее за угодничество перед государством, за догматические споры, которые превращались в кошмар, но вот благотворительность - это была сильнейшая сторона, которую даже величайший критик христиан 4-го века, император Юлиан, не мог отвергнуть. Помните, что он говорил? «Мы (то есть язычники) не помогаем даже своим, а они (то есть христиане) помогают и чужим».

Это относится и к общине, созданной блаженным Августином. Однако она была необычной – похожей на монашескую, там вместе жили, вместе молились, вместе подвижничали, вместе читали и учились. Но духовные чада Августина были людьми семейными, не монахами. Примерно это делал и Златоуст на Востоке, и великие каппадокийцы. А монастыри, как говорил Иоанн Златоуст, нам даны в обличение, в идеале не должно быть монастырей - все христиане должны жить достойно, по Евангелию. И как раз это и строил Августин.

Остановимся, давайте на этом, а продолжим наши с Вами церковно-исторические размышления, если даст Бог в следующий раз. Всего доброго.