Вечная тема – любовь. Которой, конечно же, не чужд и мой собрат, отец Яков Кротов.

Яков Кротов:

Мне 62 года. С женой вместе мы живем в браке в сумме почти 100 лет. Потому что я женился рано, она рано вышла замуж, и было это в 1976-м году. На следующий год родился наш первый сын. Сейчас у нас уже трое внуков и внучек. Мы по-прежнему любим друг друга… Я соврал – конечно, мы любим друг друга не по-прежнему. «Любовь по-прежнему» – это смертный грех. Любовь – она как Церковь: каждый день она должна обновляться. Она каждый день другая, потому что любимый человек успел измениться за ночь, за утро. Ну так и Бог, как сказал один проповедник, это портной, который каждый раз, при каждой новой встрече, снимает с нас новую мерку. Между тем, например, психологи считают возможным пропускать своих клиентов через тест MBI, это тест из более чем шести сотен вопросов, но только раз в 6 месяцев, раз в 4 месяца. Но за 4 месяца человек может измениться очень и очень. И этот обременительный долгий тест нужно проводить опять.

На самом деле понятно, что мы на самом деле любим гордо, любим эгоистично, и видим в другом только отражение себя. Удивительно, как вообще еще какие-то люди живут друг с другом, а не поубивали всех. Так вот, о любви. Любви и… В 2017-м году в мире оказался очень популярным сериал под названием «Молодой папа». Молодой папа Римский. Там играл популярный, красивый и талантливый актер. Фильм вышел остросюжетным. Начинался он с избрания нового папы. Новый папа Римский с балкона приветствует огромную толпу, собравшуюся на площади. И его первые слова: «Онанизм!» Толпа в ужасе замирает. Папа произносит еще несколько слов, типа: «Развод! Супружеская измена! Прелюбодеяние!» И добавляет: «Все это должно быть охвачено церковным вероучением!» Это сон, который приснился новоизбранному папе – что он должен быть передовым и либеральным. И такое начало, конечно, берет за душу.

Так вот, друзья мои. Бог есть Слово. Что означают эти слова церковного учения, что означают слова, с которых начинается Евангелие от Иоанна – «вначале было Слово, и Бог был Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Богом»? Это означает, что человек начинается, а обезьяна заканчивается там, где начинаются слова. Если человек о чем-то не говорит, он возвращается в обезьянье состояние. Утроба и внутренности – это символ чувств человека, а вот сердечная молитва – на русский переводят как «умная». И это правильно, потому что сердечную молитву изобрели и практиковали те, кто считал именно сердце вместилищем интеллекта.

Так вот, человек любит даже не умом, и даже не сердцем, а словом, когда человек говорит: «Я тебя люблю». Для того, чтобы любить, мы должны иметь общий запас слов. И вы знаете, к сожалению, именно в Церкви (и, может быть, шире – в религии вообще) мы отстаем от современного мира. У нас нету слов, мы боимся говорить такие слова, как онанизм, менструация, пенис, вагина. Я вот сейчас их произношу, а сам думаю: скольких людей это покоробит? Меня бы самого 20 лет назад ни за какие деньги не уговорить произнести такие слова. А вот произнести матерные слова, обозначающие то же самое, что пенис или вагина, нет вопросов. Конечно, не на телекамеру, но в жизни – о чем речь? Мы же все живые люди, нам нужно выразить эмоции… Какие эмоции?

Священное Писание говорит, что хорошая чистая речь – это словно золотые яблоки в хрустальном сосуде. (Видимо, какой-то персидский правитель поразил своих подданных тем, что золотил яблоки – вряд ли они были целиком золотые) Так вот, огромное количество браков распадается потому, что люди не говорят о своих чувствах, не имеют слов для выражения чувства, не рассуждают, что можно сделать в сексуальной жизни, и что делается неправильно, и как хорошо было бы сделать. И вы знаете, в данном случае сексуальная жизнь – только продолжение жизни религиозной. Есть люди, которые говорят: «Мне не нужна религия, не нужна Церковь, молитвы, Библия, Слово Божие, вера глубоко в душе, ее нельзя выразить в словах». Ее можно выразить в словах. А вот если мы не выразим веру, наш мистический опыт, в словах, то этот опыт угаснет. То же самое и с любовью. Надо осваивать эти слова, честное слово. Иначе мы будем дичать и дичать. Мы можем быть дикарями в церковных облачениях, с крестным знамением, с Таинствами – но это будет дикарство. Надо учиться говорить для того, чтобы росла и вера, и любовь.

Иоанн Замараев:

О печальном духовно-нравственном состоянии Российской Церкви рассуждает протодиакон Андрей Кураев.

Андрей Кураев:

Все это на самом деле не так важно, потому что важно не то, что в прошлом, а то, что в будущем. Для решения кризиса важно понять, что нас ждет впереди. Вы знаете, я искренне радовался и помогал воцарению патриарха Кирилла. Я был искренним его союзником первые годы его понтификата. Одна из причин вот какая.

2009-й год, только что избранный патриарх Кирилл готовит свой визит в Константинополь, к Варфоломею. Вечер мозгового штурма, когда близкие к патриарху люди обсуждают повестку переговоров. А у нас много болевых точек. То какой-нибудь собор в Венгрии, то еще что-нибудь, статус Чешской Церкви, мало ли чего. И вот его помощники предлагают: вот это, это, это надо обсудить, здесь конфликт, здесь проблемы, и так далее. И вдруг Кирилл прекращает этот список и говорит: «Так. Вы что мне предлагаете? Я зачем еду в Константинополь? Поругаться? Или начать новую страницу с мирного листа? Я хочу, чтобы это был мирный визит. Поэтому давайте искать то, где мы можем достичь согласия, а не искать точки несовпадений».

Это очень правильно. Надо поставить цель: ты чего хочешь от этой встречи? Разругаться? Если цель такова, то тогда дальше смотри Киселева и так далее. Или ты хочешь мира? Представьте себе: на прошлой неделе я вусмерть разругался со своим сыном. Он мне нахамил. Но это мой сын, мне что, нового родить? «Как, жена, детей купать будем или новых настрогаем?» Поэтому я должен думать над тем, как примириться с ним. Он молодой, он дурак, да, ум придет с возрастом. Поэтому, раз я старший, я, наверное, должен пойти на уступки, и так далее. Ну, такая обычно логика бывает, насколько я понимаю. Вот так и здесь. Таргетирование какое, цель? Увековечить этот конфликт, или искать способы, чтобы примириться?

Увы, сегодня и наша государственная пропаганда и дипломатия, и церковная, явно делают ставку на раздувание скандала. «Из искры возгорится пламя». Мир религии, вы уже понимаете, это мир символов, слов, знамен, намеков, интонаций. Ведь понятно, что то, что течет сегодня из телевидения, это идет стигматизирование людей, для которых голос Москвы в авторитете, и которые так или иначе узнают позицию московского телеящика и московского патриарха. А отсюда идет одно: кровь, кровь, кровь. Помните, был советский мультфильм для взрослых, «История одного театра (или спектакля)». И там была ария в опере: «Сейчас прольется чья-то кровь!» То есть, наш телеящик и наши митрополиты вдалбливают в православных украинцев, верных им, матрицу их поведения. «Что вы должны сделать, что от вас ожидает православный мир – вы должны пролить свою кровь!» За что – это неважно.

Или все-таки искать путь к примирению? Конечно, идеальный вариант был бы, если бы Москва дала украинцам автокефалию еще 10 или 20 лет назад. Я мог быть свидетелем. Я работал с патриархом Алексием, и знаю: он был за то, чтобы дать Украине автокефалию, еще в 92-м году. Он был в шоке от распада Советского Союза, это понятно. И поэтому ему казалось: ну что уж, голову сняв, по волосам не плачут. Переуговорил его как раз митрополит Кирилл тогда: что ничего, мы отобьемся еще. В итоге то, что мы видим сегодня.

Сейчас что можно сделать? Можно стать хотя бы участником этого процесса. Для того, чтобы войти в идущий процесс, надо что-то предложить. Что может Москва даже сейчас предложить Украине? Мир. Мирное переформатирование церковного пространства. То есть, мы сами обратимся к нашей пастве о том, что не надо воевать. Пока, удивительное дело, призывы к миру исходят из уст Порошенко, патриарха Варфоломея, Филарета (Денисенко), но не с нашей стороны. У нас все время – кровь и кровь. Вроде бы мы жертвы, но это все очень легко меняется. Мне кажется, формула мира на Украине довольно проста. Надо, чтобы все стороны признали следующее. Первое. Нет греха в том, чтобы перейти в новую церковную структуру. Второе. Нет преступления в том, чтобы остаться в Русской Церкви на Украине. Вот если с обеими этими частями все согласятся, будет более-менее мир.

Но понимаете, в чем штука… Где три украинца – там три гетмана. На Украине другое законодательство. Там религиозная община, приход – это официальный юридический собственник храмового здания. Соответственно, там епископ – пожалуйста, куда хочешь, туда и иди, батюшка, переходи, - но без храма. А значит, во многом без прихожан. Прихожане решают, с кем они будут. Это означает, что предстоит голосование на каждом отдельном приходе. Консенсуса не будет почти нигде. На каждом приходе будет большинство и будет меньшинство. И вот тут Украине предстоит пройти проверку – тест своей европейскости. Они готовы терпеть меньшинство?

В начале 90-х годов, когда шла война захвата униатами православных храмов на западе Украины, была назначена четырехсторонняя комиссия по урегулированию. Четыре стороны – это Московская патриархия, это Украинская Церковь во главе с Филаретом (Денисенко), он тогда еще был нашим митрополитом на Украине, это митрополит униатский, и это представители Ватикана. И эта комиссия выработала замечательную формулу, как избежать насилия. Когда на приходе проходит голосование, победившее большинство берет на себя обязательство обеспечить меньшинство молитвенным помещением. Это было умно. Это осталось на бумаге, это не было реализовано. Но формула хороша. Хорошо был бы ее и сегодня вспомнить.

Ну, а пока, вновь говорю – пока, Московская патриархия провалила соломонов тест. Соломонов тест на отцовство, точнее говоря, на материнство. Вы все помните эту притчу. Две женщины ссорятся из-за ребенка, Соломон говорит: «Так разрубите и дайте каждой по половинке». И вот та женщина, которая готова уступить, лишь бы малыш живым остался, это и есть настоящая мать. По тому, как ведет себя сейчас наша сторона, материнского в этом чувствуется мало.

Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церковью.

Виктор Веряскин:  

В 22-м году в Польше собрали собор, и митрополит Ярошевский подготовил епископат к принятию автокефальной Церкви, независимой от Московского патриархата, на территории Польши. А тогда в территорию Польши входила Волынь. И поэтому ректор Волынской семинарии, сторонник Московского патриархата и противник автокефалии Украинской Церкви, в 23-м году из пистолета застрелил митрополита Ярошевского. Только в 24-м году уже его преемник получил от патриарха Константинопольского Томос об автокефалии Украинской Православной Церкви в Польше, где впервые откровенно было написано, что присоединение Киевской митрополии к Московскому патриархату в 1686-м году было осуществлено не по канонам Православной Церкви, и поэтому недействительно. Это 1924-й год, патриарх Константинопольский Мелетий.

Что интересно? Гетман Скоропадский, в силу того, что всего восемь месяцев был при власти, подготовил документацию, подготовил уже посольство – он успел установить с 11-ю, по-моему, странами дипломатические отношения, открыты были в Киеве посольства, ответные в других странах. И хотя и сменился министр вероисповедания, Лыпинский, - он был послан в Константинополь. И уже в Константинополе ожидал решения вопроса и документального оформления автокефалии Украинской Церкви. Тогда, сто лет назад. Но, к глубочайшему сожалению… Интересно, случайно или же закономерно, исторические события вмешиваются в наши решения, их ускоряют или их оттягивают. Скончался прежний патриарх Константинопольский, и как раз был период между выборами другого. А в это время, вы знаете, и гражданская война, и туда же приехал в том числе и митрополит Антоний Храповицкий, и начали говорить в Константинополе, что (как говорит Путин сто лет спустя) «Украина – это временное историческое недоразумение, а раз государство несостоявшееся, то и нельзя автокефальную Церковь давать». И в Константинополе тоже начали гадить и отговаривать, и так далее.

И тогда этот проект не состоялся. Хотя министр вероисповедания Украины несколько месяцев прожил в Константинополе, ожидая и прося решения учреждения автокефалии Украинской Православной Церкви.

Хочу вам сказать, что из-за того, что большевики через Харьков уже вошли в Киев и заняли большую часть территории Украины, то украинское правительство, свергнувшее Скоропадского, всего пару месяцев пробыло у власти, и красными большевиками было вытеснено в Винницу, а потом из Винницы в Каменец-Подольский, а потом было вынуждено за границу уехать. А за границей тоже возникло гетманское братство. У меня с собой даже книжечка внука Скоропадского, который сейчас жив и живет. В украинской диаспоре продолжала жить мечта о том, чтобы Украина возродилась, и возродилась Украинская Православная Церковь. Единственная была проблема, которая разрешилась на этом объединительном соборе. Рукоположение иерархии и духовенства Липкивского направления не признавалось духовенством и иерархией Мстислава Скрипника и второго возрождения Украинской Автокефальной Православной Церкви при немцах в 1942-м году в Пинске во время войны. И они ставили вопрос так: «Нам вас придется перерукополагать, вы были неправильно рукоположены».

Это на самом деле, дорогие друзья, мы только сегодня осознаем, что это не мелочь и не ерунда, а вероисповедные, догматические, организационно-канонические вопросы, которые тоже стояли здесь. И сегодня, может быть, мало кто рассказывает еще пока, но, как пишет один уже откровенно участник собора 15-го декабря, «мы пришли к 10-ти часам, и три с половиной часа не мог открыться собор. Доходило до истерики, некоторые хотели уже бросить и уйти, и перестать участвовать в этом. Иногда мы с вами знаем только результат. А вот тут он говорит: «Религиоведу Александру Сагану позвонили по телефону и сказали: «Куда ты пошел? Там будет теракт. Взорвут и Софию, и вас всех, уходите с этого собора, спасайте свою жизнь!»

И вот вопрос. Спасать свою жизнь? Спасать Украину? Спасать Церковь? Спасать свое собственное малодушие?

Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Значит, и язычники и христиане очень глубоко и сердечно переживали трагедию падения Рима – спрашивая себя, почему так всё произошло, и пытались по-разному ответить на этот вопрос.

В их числе был и величайший христианский мыслитель Запада блаженный Августин, о котором наша с Вами нынешняя речь.

Несколько слов из его биографии.

Родился Аврелий Августин в 354-м г. на территории современного Алжира (это Северная Африка, рядом с Тунисом), в городе Тагаста. Семья у него была смешанная. То есть мать у него была христианка, её звали Моника. Причем она очень церковная христианка, а отец - язычник. Видимо, он был чиновником, во всяком случае, имел юридическое образование. Мать, которая числится у нас в святцах, поручила Августина ещё, когда он был совсем юн катехизаторам – наставникам в христианской вере, готовящим принять святое Крещение.

Сей факт его биографии оказался весьма важным. Позже он сам станет выдающимся на Западе катехизатором - сохранилось огромное количество его катехизических проповедей, а так же важнейшее для истории катехизации сочинение под названием «Об обучении оглашаемых», - блестящее методическое пособие. Аврелий прекрасно владел искусством проповеди новообращённым в значительной мере потому, что у него самого был чрезвычайно трудный путь к Богу и Церкви. Характерна его фраза: «Пусть против нас неистовствуют те, кто никогда не испытал, как трудно стяжать истину». Переводя на простой язык – как трудно прийти к Богу. Один священник в 70-х годах прошлого века говорил, что современному ему советскому человеку к Богу и Церкви практически невозможно прийти, что для этого должно случиться чудо. И если помнить это чувство Августина, то очень многое в церковной жизни становится ясным.

Аврелий, один из немногих церковных писателей, который оставил подробную автобиографию – это его знаменитая «Исповедь», из которой мы очень многое знаем. Также сохранилось большое количество его писем, очень немалое наследие проповедей, множество различных текстов. Августин был едва ли не самым плодовитым церковным писателем Запада первых пяти веков. И, в общем-то, для истории христианского Запада он был совершенно особым человеком, в смысле своего духовного пути. Причём, он тот человек, который более всех потрудился в формировании новой церковной ситуации, в становлении церковного средневековья – первой части средневековья на Западе. Хотя он жил еще до средневековья - умер в 430-м, когда вандалы осаждали город Гиппон, где он был епископом. Т.е., жил Августин на грани поздней античности и средневековья, скорее всё-таки поздней античности. Величать его можно и последним великим папой поздней античности, а можно и первым папой средневековья, человек он уже был совершенно нового сознания - предтеча Григория Великого, который появится только через полтора века.

Блаженного Августина совершенно невозможно переоценить. Не было другого такого мыслителя на Западе, которого можно поставить рядом. На Востоке достаточно много великих церковных писателей, начиная с Оригена. А вот на Западе такого масштаба, кроме Августина, не было никого. Причём, он человек, который давал ответы на главные церковные вызовы своего времени и даже эпохи. В этом смысле Августин для Запада – как Златоуст для Востока.

Подробно говорить о его судьбе мы не будем, отметим лишь некоторые моменты. Мать в детстве его Крестить не стала из соображений, популярных сейчас среди протестантов – мол, принимать Крещение нужно в зрелом возрасте вполне сознательно. Хотя, в Карфагенской церкви в те времена уже поголовно крестили младенцев. Быть может, она была и права, но Августин позже будет сетовать по этому поводу. Он писал «может быть, если бы я был церковным с детства, у меня оказалось бы больше сил для преодоления юношеского кризиса - слишком велика была опасность, что я вообще в Церковь не войду»

Вообще говоря, Крестить во младенчестве, наверное, таки рановато. Но в 16 – уже поздновато. На этот счёт Григорий Богослов предлагал такой взвешенный разумный вариант: лучшим возрастом для крещения он считал - три года. Не раньше, чтобы ребенок запомнил Крещение, но и мог сознательно отвечать «да» и «нет». В этом возрасте ребёнок уже различает - что такое хорошо и что такое плохо.

Молодость Августина была, мягко говоря, бурная – много вина и женщин, т.е., став юношей, он довольно быстро отказался от евангельской морали, несмотря на скорби матери, которую он очень любил и почитал, и, тем не менее, жизнь у него завертелась совершенно по-иному. Духовный путь Августина, в общем-то, начался в более зрелом возрасте. Хотя, даже удалившись от христианства, он оставался человеком очень чуткого, глубокого духа.

Дальше, как нам известно, он подпадает под влияние манихеев. Это религиозное течение такое, возникшее в 3-м веке – помесь околохристианского гностицизма с буддизмом и зороастризмом. А названо по имени его основателя Мани с прибавлением «ḥayyā» - «живой». Манихеи довольно ярко отвечали на вопрос о добре и зле, а эта тема очень интересовала Августина – причём аж 10 лет подряд – с 19-ти до 29-ти. А жил он в то время в Карфагене. Отец был тогда адвокатом, плюс частным образом давал уроки риторики. А его сынок в те годы ещё продолжал наслаждаться жизнью - у него было довольно много связей с разными женщинами, в том числе и романы. Так, с одной женщиной оказались отношения длительными, и у них родился сын, которого по-гречески звали Феодор, а по-латыни – Адеодатус, «Богоданный». Это единственный сын Августина, рано погибший, но Аврелий окрестил его в раннем отрочестве.

В 383-м году, в связи с поисками работы, Августин переезжает сначала в Рим, а затем и в Медиолан – тогдашнюю столицу и знакомится с папой – архиепископом Амвросием. Для Аврелия эта встреча была судьбоносная. С того момента его жизнь начинает разворачиваться лицом к Богу.