Здравствуйте, дорогие телезрители!

Библеистике принадлежат некоторые научные открытия, которые, на первый взгляд, противоречат идее богооткровенности, оригинальности и новизне Священного Писания. Перечитывая Ветхий, да и Новый завет, человек, неплохо знающий историю религий, на некоторых страницах начинает чувствовать, что где-то это уже было. Какие-то рассказы, зарисовки, выражения, словесные обороты вполне узнаваемы, и происхождение их датируется подчас задолго до Моисея. Однако новизна Библии не столько в формах (иногда и дремучих), а в идеях, которые зачастую выражены в той же архаике, которая стара как свет, но иногда обращена в то будущее, далекое даже по нашим современным меркам. Отец Яков Кротов – несколько слов на эту тему.

Яков Кротов:

Библия и современная историческая наука. Я решаюсь говорить на эту тему, хотя я не специалист в библеистике, потому что где об этом можно прочесть? Довольно много писал об истории Ветхого завета отец Александр Мень, и эти замечательные книжки – о пророках, «На пороге Нового завета», - в Интернете есть, очень советую. Но за последние годы были сделаны археологические открытия в Святой земле, о которых отец Александр еще не мог знать. И появилось движение, которое иногда называют ревизионизм, то есть пересмотр устоявшихся исторических представлений. Есть свой ревизионизм, скажем… В Европе ревизионистами сегодня чаще называют людей, которые говорят, что нацисты не совершали тех преступлений, что им приписываются, не погибли миллионы людей в концлагерях, все это подлог, подтасовка и так далее. В некоторых европейских странах это даже считается уголовно наказуемым преступлением. Мне это не нравится, я за свободу слова, а то как бы, наказывая за слово, опять бы Бога не арестовать. Ведь Бог тоже – это Слово, и вдруг оно нам не понравится?

Есть ревизионисты и в Библии. И они говорят так: «Мы же нашли надпись, граффити, и там сказано, что есть Бог Яхве и Его жена. Имя жены очень похоже на имя богини Астарты. Так вот, не было никакого откровения Моисею, не было никакого Авраама, не было никакого Исхода, а был небольшой палестинский народ, который вытеснил хананеев, и который веровал во множество разнообразных божеств. А когда он вытеснил хананеев, то его бог стал старшим».

Вы понимаете, опровергнуть это даже невозможно. Потому что это описываются времена, о которых нет никаких источников. «Мы нашли надпись». Во-первых, эта надпись далеко не очень понятна, совершенно непонятна. Не исключено, что какая-то часть евреев называла Яхве своего идола и считала, что у Яхве есть жена. Совершенно не исключено, что вообще все еврейские имена для Бога появились из доеврейской традиции. Почему нет? Важнее, мне кажется, понять общий принцип. Когда люди говорят: «Мы устроим ревизию всей библейской истории, и тогда вы уж точно поймете, что Бога нет, а есть только бесконечное тасование одних и тех же имен и позиций», эти люди уже не веруют в Бога. Вопрос о том, есть ли Бог, для них не стоит. Бога нет. Даже невозможно сказать, что Бога нет, потому что сказать, что Бога нет, означает подумать, что Он может быть. А Бог – это просто бессмысленное сочетание трех букв. Нету Бога, нету сиреневых слонов, нету перпендоклей, нету сепулек, это все бессмысленные словосочетания. Ну и, уж конечно, не было Воскресения. Так что это тоже можно обсуждать – был Иисус, не было Иисуса. Но Воскресение – ну понятно, что это бабьи сплетни и сказки.

Так вот, эти люди, помимо прочего, исходят из очень ханжеского представления о мире. Это представление часто свойственно и верующим людям. У Достоевского такое христианство называлось «православие Ферапонта». Бердяев говорил: «Это православие, которое зациклено на спасении себя, вообще на спасении, а не на творчестве». Это религиозность, которая считает, что в мире человек ничего не может совершить нового, человек – прах и тлен, таракан, ничтожность, он должен только убить себя и тем самым стать угодным Богу. Вышколить себя, выдисциплинировать. Если человек атеист, он тоже может считать, что нового в мире не бывает. Вот есть обезьяна и вариации на тему обезьяны, а сама обезьяна – вариация на тему белковой жизни. В 19-м веке, когда такое мировоззрение впервые проникло в ряды ученых, оно вылилось в веру в то, что вся мировая культура во всем ее разнообразии восходит к Древнему Вавилону. Может быть подвариант – к Древнему Египту. Сегодня в России есть вообще безумная концепция, что все восходит к Древней Руси. И Господь Иисус Христос был русским и жил в 12-м веке, и так далее (ну, это полная шизуха, можно не обсуждать, Фоменко так называемый). Но главное, что никто ничего никогда не изобретает, и нового нет…

Друзья, бывает новое! Каждый раз, когда Ваня целует Маню, а Маня целует Ваню, это новое. Зарождается новая жизнь, новая любовь, новое человечество. Изобретатель изобретает новое, композитор пишет новое, музыкант играет новое. И человек начинается там, где обезьяна выдает нечто новое. И такое, слава Богу, бывает. Так что религиозная жизнь – это не тупая передача оставшегося от предков, и это не просто вариация на тему того, что кто-то когда-то сочинил. Религиозная жизнь – это вслушивание в Бога. Слова мы берем из нашего земного мира. И слова – их запас ограничен. В одно и то же слово наливает Бог разное содержание. Он смело берет имя языческого божка и вкладывает Себя в это имя. И это имя из имени языческого становится именем Единственного Бога. Точно так же, как Бог берет Марию, вкладывает Себя в нее, и Он становится человеком. Но это уже человек – Сын Божий.

Так что давайте не смущаться тому, что могут быть новые открытия. Они ничего не смогут опровергнуть, потому что ничего нельзя доказать там, где речь идет о Боге и Его откровении. Свобода стоит на страже, отгоняя доказательства. Потому что если появятся доказательства как «против», так и «за», то свобода человека кончится, а с концом свободы кончится и человек, и дух, и встреча с Богом. Нельзя доказать Васе, что Маня – его, и наоборот, нельзя это и опровергнуть. Надо держаться за то откровение, которое нам открылось. Надо отгонять сомнения, но знать о них. И жить верой, а не только сохранять веру как некое интеллектуальное знание. Делать из веры и надежду, и любовь, и историю.

Иоанн Замараев:

О печальном духовно-нравственном состоянии Российской Церкви рассуждает протодиакон Андрей Кураев.

Андрей Кураев:

 Так вот, икономия – великое слово, оно есть, и его сегодня активно использует патриарх Варфоломей: «Давайте ради мира, ради блага церковного закроем глаза на недостатки. Недостатки всех, в том числе Русской Церкви на Украине». Русская Церковь, Московская патриархия, является, действительно, наследником Днепровской купели. Но дальше амбиции московских князей так или иначе привели к тому, что Константинопольский патриархат, членами которого мы были, разделил Киевскую митрополию на две части. Где-то году в 1180-м князь Андрей Боголюбский, иже во святых у нас в календарях, развлекся тем, что сжег Киев. И после этого Киев всерьез уже долгие столетия не мог возвратиться. Потом татары всякие активно этому помогали.

И в общем, где-то уже в 1230-й год митрополит Киевский, грек, кстати говоря, приехал из Греции в Киев, осмотрелся, вспомнил слова Бродского: «Мы, оглядываясь, видим лишь руины», и решил: «Нет, тут жить неинтересно». И поехал дальше, в пределы Суздале-Владимирского княжества. Но этот первый митрополит, Фотий, кажется, его звали, он поездил вот так, умер в конце концов он во Владимире, иначе говоря, в Переяславле, похоронили его все равно в Киеве, в Софии Киевской. Приезжает после него митрополит Максим, опять грек из Греции, и он, уже в Киеве не задерживаясь, сразу во Владимир. И там уже вот с той поры Киевские митрополиты номинально носят имя Киевских и всея Руси, но живут уже во Владимире. А через одного митрополита после этого Максима, Петр уже говорит: «Мне на Воробьевых горах интереснее», и переезжает на Москву.

Что интересно, ни один из этих митрополитов не брал себе имени Московский. Когда вы в храме слышите молитву: «Святителе Московский Петр (Макарий, и так далее)» - это неправда. Никто из них не носил титула Московского, они все были Киевские. Смотрите их печати, подписи и так далее. Они не могли отречься от Киева и стать Московскими по той причине, что в этом случае они теряли бы Киев. И даже князь Московский им бы этого не простил. Затем приходит 1441-й г., Ферраро-Флорентийский собор, уния. И Русская Церковь ее отторгает. Все хорошо. К этому времени у нас был митрополит Иона. Точнее говоря, он как был? Он был уже согласован с Константинопольским патриархом, что будет митрополитом. Но вот тут настала уния, да и тот патриарх умер. Поэтому на Москве сами объявили его митрополитом. Но формально от подчинения Константинопольской патриархии не отказались. Это тоже сказка Московской патриархии – что Москва объявила свою автокефалию, потому что Царьград ушел в ересь. Не поэтому. Просто маленькая деталь.

В июле 1453-го года князь Василий пишет письмо императору Константину 11-му. Здесь важны именно даты и имена. Константин 11-й умер, он уже два месяца был мертв. Потому что Константинополь пал 30-го мая. Это очень важная дата в истории России, 30-е мая, потому что это день закладки Петербурга Петром 1-м. И это была совершенно четкая претензия – что он закладывает третий Рим, а не просто городок в финских болотах. То есть, день падения Константинополя – в этот день Петр специально закладывает Петербург. Так вот, Константин, во-первых, был императором-униатом – уникальная история: он, тем не менее, в святых Греческой Церкви. То есть его гибель была настолько героической, прямо на стенах города – он не сидел во дворце, не ждал, когда его убьют. Когда он понял, что стена взорвана, турки прорвались, он снял с себя императорские регалии, остался в кольчуге простого ратника и бросился с мечом наперевес на турок. Его труп нашли через несколько дней. Это так потрясло греков, что они ему простили его унию, и его объявили святым. Но до Москвы эти слухи еще не дошли к июлю. И поэтому князь Василий пишет туда в Царьград, где испрашивает благословения у Цареградского патриарха, который уж точно униат. То есть, это означает, что в Москве никакого намерения: «Вы, униаты, нехорошие, разрыв!» - не было.

Дальше несколько лет правит Иона. В это время в Константинополе многое меняется. Константинополь пал. Мехмед Завоеватель – он, конечно, человек был со многими тараканами, но, в общем, в мировой геополитике хорошо разбирался. Он понимает, что он завоевал страну, более культурную, чем он сам. Надо сказать, что его мама – сербка православная, то есть и о православии он кое-что знал. И ему было важно разорвать союз Константинополя и западного мира, мира рыцарей. Поэтому он назначает в патриархи монаха без всякого сана, Геннадия Схолария. Сама его кличка «Схоларий» означает «ученый человек». Он был очень известен своими антиуниатскими и антилатинскими проповедями в Константинополе накануне его падения. И султан счел, что это подходящая кандидатура, поэтому назначил его патриархом.

Соответственно, уже с 1453-го г. Константинополь вновь православный. А Москва не возвращается из своего раскола. Более того, через несколько лет сменяется Геннадий – интрига его собственных митрополитов, довольно подленькая интрига. И вот в году где-то 1460-м патриарх Дионисий, православнейший, личный любимый ученик Марка Эфесского, святого, который главный враг унии был, назначает нового Киевского митрополита, Григория Болгарина. И в грамоте, которую он ему дает, - там прямо пишется, что «не признаю никого, кто с Ионой и присно с ним, ты митрополит всея Руси». В Москву его не пустили. Он остался в польско-литовских владениях. Но вот с той поры два Киевских митрополита сосуществуют.

Конечно, мы их не признавали. Но когда нам очень захотелось, чтобы мы были патриархами, признали. И когда уже в 1589-м году, получается, приезжает Константинопольский патриарх в Москву, прошли «дивные» переговоры: его грозят утопить, «если ты, сволочь, не дашь нам патриаршество»; год его маринуют здесь, в итоге он готов подписать все, что угодно. Он дарует нашему митрополиту патриаршее достоинство, но при этом в этой грамоте четко определяются его границы. «Не дальше Чернигова». На юге самый южный город – Чернигов. Не далее того. То есть, соответственно, вся Белоруссия, вся Украина остаются под Царьградом. И мы должны с этим согласиться, получив почетный титул патриарха всех северных стран. А Киев – это немножко не на север от Москвы. Вот отсюда проблемка.

Иоанн Замараев:

Православный миссионер отец Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церковью.

Виктор Веряскин:  

Я хотел бы подчеркнуть, что политический момент и духовный – они все-таки способны переплетаться. И те, которые просветители были, просвіта, культурные общества, - на них слабее было политическое давление государства. Это важно отмечать. Сегодня же тоже… В Советском Союзе говорили: «Нет, ну шаровары украинские – пожалуйста. Песни украинские пойте – и то не все, не вздумайте сечевых стрельцов, или кого-нибудь там еще. А так вареники, галушки – это все пожалуйста». Очень интересный вопрос этнографического быта политические власти, в общем-то, могли не запрещать – в определенных пределах. Но не лезьте в политику, дальше вареников, галушек, шароваров и песен нельзя. И даже какой-нибудь запорожский марш Адамцевича – и то, «запорожцев сейчас не надо поднимать на щит, потом вам еще захочется Запорожскую сечь восстанавливать, это уже опасно». То есть, везде подходили избирательно. И мы с вами сегодня видим, что понятие культуры вообще народа – оно включает в себя и церковный аспект, и вероисповедный аспект, и мовный, и общекультурный аспект. И поэтому надо иметь целостное мировоззрение и видеть полноту всего этого.

Иногда лицемерно шарахались и говорили: «Для спасения это не надо, давайте сосредоточимся на узкоцерковных вопросах». А спасение индивидуальное, спасение личное? А спасение семьи, народа, общества, истории, памяти культурной, мовы, языка? Может быть, все подлежит спасению? Очень интересный вопрос, как широко мы понимаем все, что подлежит спасению. И когда мы понимаем, что это не узкий вопрос, а широкий, то спасать надо, оказывается, все.

Как говорил Гегель, некоторые правители в истории думают, что они ставят цели свои перед обществом, государством, и что они достигают своих целей, но иногда они даже не догадываются, что Божественное провидение через них достигает в истории своих целей, о которых эти исторические деятели даже и не подозревают. И вот интересный момент. Ослабили цензуру, ослабили политическое давление. После 1905-го года возникла, например, Государственная Дума России. А в ней возникла украинская секция. Начали формироваться первые политические партии. Это очень интересный вопрос, потому что он тоже по аналогии с сегодняшним днем. Возникли первые политические партии. Какие? Как ни странно, одна из первых партий называлась радикальная партия. Еще без Ляшка, но уже радикальная. Вторая – социал-демократическая, социалистическая. Во главе их часто стояли, в организационном комитете, достойнейшие люди, типа Михаила Грушевского. И он вроде бы был связан и с наукой, и с историей, и предками даже – со священством в семье. Но в то время считали, что социальные вопросы – главное, экономические вопросы – главное. И сегодня некоторые говорят: «Нам главное – экономику поднять, вот надо заводы вернуть, и так далее». А другие слои населения, а интересы других людей? А Церковь, а мировоззрение, а христианство? И Грушевский говорил: «Обійдемось без попів».

Очень многие партии ставят на какие-то отдельные интересы каких-то отдельных групп, олигархов, кого-то еще, или играют на чьем-то человеческом интересе. Например, аграрная партия. Якобы хлеборобы, якобы земледельцы, якобы земля, ее раздача-нераздача… И вы же прекрасно знаете, как на этом сыграли. Что я хочу этим сказать? Ну, тогда было 10 – 15 партий, сейчас их, по-моему, 350 на Минюсте зарегистрировано. И тоже иногда думаешь: 350 партий!.. Это количество может перейти в качество, или нет? При каком соотношении и при какой пропорции? Вообще слово «партия» в переводе означает «часть». Партия означает часть. И поэтому любая партия отражает часть населения, часть его интересов. Мы сегодня с вами знаем, что любая партия не создает хора, хоть басовая, хоть теноровая, хоть альтовая, хоть дискантовая – хора нет.

И вот тут возникает вопрос о том, какая же мировоззренческая платформа будет настолько целостная и полная, что наиболее в себе объединит интересы большинства слоев населения, большинства групп, большинства партий. Не все сразу осознают, что это может быть, в том числе, и христианская идея, и христианское сознание суверенитета отдельной личности. А если нет осознания суверенитета отдельной личности, то нет и осознания суверенитета совокупности этих личностей, общества, государства, державы в том числе. Это очень интересный вопрос. И поэтому только в начале 20-го века стало до людей доходить, что пусть территории нет, пусть мову пока во всеобщем применении нельзя было, но если мы осознаем понятие гражданской нации, тогда у нас может появиться и территория, и мова, и все остальное.

Иоанн Замараев:

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Диоскора, архиепископа Александрийского, значит, осудили за ересь на 1-м заседании 4-го Вселенского собора в Халкидоне 451-го. Но главная ведь задача собора была не суд, а изъяснение миру православной веры. Уже какое десятилетие шла глухая борьба носителей разных Богословских направлений! Посему следующие несколько заседаний были посвящены именно догматическим вопросам.

Предложили, чтобы каждый участник собора письменно изложил - как он верует. Эта просьба была отвергнута отцами категорически - нема дурних – вдруг я в чём-то ошибусь, и меня осудят, а как следствие, сошлют туда, где Тарас телят не пас – никаких следов своего личного мнения! Кошмар, на самом деле! Но решать что-то надо! И отцы нашли остроумный выход из сего затруднительного положения - сказали, что: а уже всё сказано и без нас. Вон есть изложение веры римского папы Льва, а вон – Кирилла Александрийского, и достаточно. 

Также было предложено отцам избрать делегатов по два представителя от каждого диоцеза, чтобы они составили точное изложение, мол, не от себя лично, а от диоцеза - епархии, по-нашему говоря. И даже не по одному, а по два представителя, чтоб не так страшно было. Но отцы прекрасно понимали – в ссылке места хватит всем, и поэтому без колебаний отказались.

В конце концов, решили читать старые тексты - Никейский символ, Константинопольский, читали послания Кирилла к Несторию, Примирительное послание Кирилла к Иоанну Антиохийскому. Ну и под конец был прочитан Томос Льва Великого. И после этого епископы закричали: «Пётр апостол говорит устами Льва!».

Далее там был момент некоторых сомнений, когда стали сравнивать Томос Льва с посланием Кирилла. Однако Феодорит Кирский, и Константинопольский архидиакон Аэтий сумели убедить отцов, что между учением папы Льва и учением Кирилла Александрийского противоречий никаких нет. Значит, решили составить вероопределение на основе Томоса Льва.

Но тут встает ещё один человек - Иоанн, епископ маленькой германикийской церкви (Германики – это на Евфрате, если вы помните - родина Нестория), и говорит, что определение Льва недостаточно хорошо, его надо исправлять. К этому времени уже все подустали, плюс ощущали удовлетворение от исполненного долга, и сие заявление, понятно, вызывало малоскрываемое раздражение. Кое-кто начал орать: «Несториан вон!» - имея в виду Иоанна. Даже Евсевий Дорилейский не хотел переливать «из пустого в порожнее». Но римские легаты поддержали Германикийца. Они сказали: «либо точно согласовываем проект с Томосом, либо мы уезжаем».

Об этом было доложено императору, и Маркиан сказал вот что: «Или отцы составят новую комиссию, в которую войдут римские легаты, Анатолий и представители диоцезов, и комиссия немедленно отправится в замкнутое помещение готовить проект, пересмотрев уже принятые положения и исправив их так, чтобы они были принят всеми, или Халкидонский собор будет распущен». В последнем никто не был заинтересован, т.к. в качестве альтернативы каждый епископ вынужден будет изложить свою веру письменно, чего епископы боялись пуще смерти. Более того, их снова соберут, но собор уже пройдет на Западе, а Запад в те времена место нестабильное и там разруха – омаров, сёмги и черной икры там уже не подадут.

Иллирийские епископы, косясь на Иоанна, закричали: «Несториане пускай идут в свой Рим!». Наконец чиновники императора образовали требуемую комиссию, её заперли, и с перепугу текст буквально за несколько часов отцами был отредактирован. Проект сей был принят радостно с возгласами: «Сия вера отеческая, сия вера апостольская, сия вера Вселенную утвердила… Все так мудрствуем; митрополиты пусть сейчас же без всякого отлагательства подпишут этот Орос».

«Орос» - слово греческое, которое можно перевести как «границы». «Границы» в смысле - «базис, формат».

Таким образом, Халкидонский Орос составил главный результат деятельности отцов 4-го Вселенского собора.