Лучше позже, чем никогда о.Яков Кротов поздравляет нас с обретением Единой Поместной Православной Церкви Украины. Ничего страшного, выслушать от Московского батюшки добрые пожелания украинцам – дорогого стоит. Правда о.Яков человек непростой. Еврей, культуру воспринявший российскую, а священник церкви Украинской Автокефальной.

О. Яков Кротов:

- Сегодня я бы хотел начать с поздравления всем христианам, особенно православным, с появлением Православной Церкви Украины. Автокефальной, независимой от Московского патриархата, теперь части патриархата Константинопольского, а в будущем, я надеюсь, и самостоятельной патриархийной Церковью, с патриархом Киевским. Как сказал американский космонавт, высадившись на Луне и приготовившись сделать первый шажок-прыжок, разум, конечно, готовил заранее: «Это маленький шаг для одного человека, но большой шаг для всего человечества». А здесь наоборот. Конечно, появление Православной Церкви Украины – это маленький шаг для человечества. И человечество его не заметит. Ну где оно, человечество? Среднего рода, семь миллиардов, оно не дышит и не курит, не пьет и не закусывает, и не молится Богу. Нету его, человечества. А есть отдельные человеки.

Я сам, пока, во всяком случае, не вхожу в Православную Церковь Украины. Вы понимаете, из Москвы как-то было бы совсем странно, тем более, что по Томосу, который был дан 6 января 2019 года патриархом Варфоломеем Константинопольским, - по этому Томосу все украинские приходы, которые находятся за границей Украины, теперь должны подчиняться непосредственно патриарху Константинополя. Так что, если вдруг мой епископ захочет войти в Православную Церковь Украины, то наш приход, наша московская община по этому Томосу должна будет стать частью Константинопольского патриархата. И вообще-то это довольно логично. Потому что если Московский патриархат прервал (в одностороннем, надо сказать, порядке) евхаристическое общение с Константинополем, то где должен быть православный человек? Ну, значит, эта территория теоретически канонически как бы пустая, и мы имеем полное право просить Константинопольского патриарха принять нас под свое крыло. Но понятно, что это было бы и неприлично, и невежливо, я бы даже жестче сказал – предательством по отношению к тем православным, которые живут в России, в Москве, с которыми я много десятилетий ходил к отцу Александру Меню, и так далее.

Почему же я поздравляю? Не потому, что где государство отдельное, там должна быть отдельная Церковь. Нет, совершенно необязательно. Есть Соединенные Штаты Америки, там есть Православная Церковь Америки, автокефалия предоставлена в 1974-м году, если я не ошибаюсь, Московской патриархией. Но понятно, что это не Православная Церковь Америки, это Церковь только русских эмигрантов и примкнувших к ним. Не самая большая из Православных Церквей в США, Греческая больше значительно, и кстати, богаче. Эту Церковь создал, в сущности, отец Александр Шмеман, а Москва пошла ему навстречу. И отец Александр зря так поступил, зря инициировал такой переход под Москву. Он надеялся на то, что эта независимость поможет новообращенным американцам, потомкам русских эмигрантов, ассимилироваться в американской культуре, получить настоящую независимость, симметричную государственной. Но ведь эта среда – это материальное. Не это определяет, насколько мы соединимся с тем или иным народом, независимым или нет, юридический статус и так далее. И сейчас в Америке с десяток Православных Церквей, многие из них под юрисдикцией Константинопольского патриархата. Было две автокефальных Церкви в Украине, назывались – в Украине, а реально они были в Америке, в Канаде, Церкви, созданные беженцами. Люди, которые убежали от большевистских репрессий в 1943-м и чуть-чуть позднее годах – это более двух миллионов украинцев. Некоторые не бежали, как, например, Харьковский архиепископ, от которого берет свое начало наша, та, где я нахожусь, Харьковско-Полтавская епархия Украинской Автокефальной православной Церкви. Мы теперь остались одна вот с таким названием, у Православной Церкви Украины нет названия Автокефальная, настолько она автокефальная. И этого епископа Феофила расстреляли через три месяца после взятия Харькова. Оно не убежал и погиб. И две Автокефальных Церкви, в США и в Канаде, до конца 90-х были автономны и считались раскольниками. А потом вымерли люди, которые их создали, которые перессорились и не могли примириться друг с другом. А следующее поколение примирилось и приняло главенство Константинопольского патриархата.

Я понимаю, и читаю, и вижу, сколько споров сейчас в Украине об этой Церкви. Сколько споров в России. Точнее, в Украине – споры, а в России – жесткая кремлевская антиукраинская пропаганда. Что украинцы взяли сторону неканонического теперь патриарха, все их Таинства антихристовы, все их крещения недействительны – страшно слушать. Но, к счастью, понятно, что это не так, и что это пропаганда и агитация. Понятно и то, что будущее Православной Церкви Украины непонятно. Оно зависит от самих украинцев. Об этом очень хорошо сказал архимандрит Кирилл Говорун, который помогал патриарху Варфоломею Константинопольскому организовывать собор, ставший учредительным собором Православной Церкви Украины. Помогал, а сам в соборе не участвовал, его не пустили церковные деятели, и это не очень хороший признак. «Но ведь дело в том, что никто не может гарантировать, что это будет святая замечательная Церковь. Она святая святостью Божией, а люди – ой…»

Но поздравляю я вот почему. Потому что все-таки эта Церковь перешла из пространства Кремля в православие нормального мира. В чем нормальность? Вы знаете, вот есть термин – Ветхий завет, Новый завет, договор в переводе на русский. Так вот, главная проблема с режимом, который создал Ленин, и который продолжают поддерживать его преемники – они недоговороспособны. Они не уважают право. Они могут подписывать соглашения в Брест-Литовске или в Минске, но подписывая, они уже знают, и часто говорят вслух, что они наплюют в будущем на эти соглашения, что они не считают себя связанными этими соглашениями.

Так вот, друзья мои, это нам всем урок. Потому что мы договороспособны, или нет, как христиане? Я как муж вступил в договор с Богом и с женой – готов я наплевать на этот договор, или я буду стоять всегда, не до конца – до начала Пришествия Христова? И я надеюсь, что Православная Церковь Украины, какой бы она ни была, - она будет соблюдать законы, она будет судиться судом правовым, а не жить «по понятиям». Потому что, может быть, во многих отношениях она хуже, чем те украинцы, которые находятся под крылом Московской патриархии. Водораздел не проходит по юрисдикциям. Но соблюдать право, но соблюдать то, что ты подписал – это в каком-то смысле означает начать совершенно новую жизнь. И это очень хорошо. Всяческих вам поздравлений и благ!

----

О печальном духовно-нравственном состоянии Российской церкви рассуждает протодьякон Андрей Кураев.

О. Андрей Кураев:

- В обычном праве одна сторона недовольна исходом суда, и она вправе подать апелляцию без согласия другой стороны. Так ведь, да? Но это когда речь идет о предметах государственного права и государственного судопроизводства. А если речь идет о третейском судье, то нужно согласие обеих сторон. То есть, обе стороны должны признать права и авторитет данного третейского судьи, еще до начала своего разбирательства. Так вот, вопрос. А канонический суд, церковный суд – он похож на систему государственного судопроизводства, или вот этого третейского, частного, общественного? Внятно это нигде не прописано.

То есть, перед нами лишь вылезший шип грандиозной проблемы. Мы и наше священное прошлое. У любой религиозной организации, которой повезло пережить поколения отцов-зачинателей, однажды возникает эта проблема – мы и наше священное прошлое. Потому что мир меняется, мы меняемся, а священные каноны, писания и так далее остаются старыми. На словах от них отречься нельзя, жить по ним всерьез тоже неудобно. Это нам, православным, как? А католикам? У нас семь Вселенских соборов, которые каноны принимали, а у католиков больше двадцати. А плюс к этому, сколько докторов Церкви, учителей! Один Фома Аквинский чего стоит…

В общем, протестанты эту проблему решили, как бы изящно. Сказали: «Ничего не признаем, соло скриптура, только Библия, есть Евангелие – живем по нему». Идея красивая, но в ней есть одно «но». Фраза «только Писание» означает «только я», то есть «только мое понимание этой книги». Это очень удобно иногда для меня, но это налагает определенные ограничения на мою коммуникацию и взаимопонимание с другими людьми.

Католики нашли гениальное решение. Они объявили Римского папу непогрешимым. Когда они это сделали, и православный мир, и либеральная пресса, и протестанты дружно возопили: «Это самоубийство Католической Церкви! Теперь они себя навсегда замуровали в прошлом!» Ничего подобного. Именно после провозглашения догмата о папской непогрешимости у них началось богословско-модернистское движение, Второй Ватиканский собор, и так далее, и тому подобное. Почему? Потому что принцип папской непогрешимости означает следующее. Папа непогрешим в своих суждениях ex cathedra, то есть когда он официально провозглашает нечто, касающееся веры, а также всего остального на свете. Казалось бы, просто чудовищная вещь, вот оракул, ежедневный пророк. Но не все так просто. Пока Римский папа, под номером 16, или 17, или еще какой-то, жив, каждый звук, издаваемый его святейшими устами, считается догматом веры. Но как только он отойдет к праотцам, и следующий папа скажет что-то другое, на вопрос: «Но как же, Ваше святейшество, ваш предшественник сказал иначе»… Помните, в «Молодом папе» был гениальный эпизод, когда молодой папа покуривает в кабинете, а кто-то из кардиналов говорит: «Но, Ваше святейшество, как можно! Это запрещено!» - «Кем запрещено?» - «Папой таким-то, что нельзя курить в папском дворце!» - «А, папой? А я кто?» То есть, сразу: «Покажите документ! Вот тот мой предшественник – он сказал: «Я ex cathedra это вещаю»? Ах, не сказал? Тогда это было его частное богословское мнение. А сейчас – я ex cathedra, и мое мнение выше, чем мнение любых Трулльских соборов». Вот чаша весов, на которой булыжники древних авторитетов, - и вдруг ставится один человечек и говорит: «А мое мнение больше». И поэтому это перевешивает, и это дает пространство маневра, и пространство реформ, это да. Каждые 50 лет они издают новый сборник канонов. Они честно пересматривают их. Вот это правило действует, это не действует, а этот параграф вносим, и так далее.

Что касается нас, православных, мы считаем: так нельзя. Но есть у нас священное слово: икономия. Слово, знакомое всем, это то же самое, что «экономика». Надо сказать, что экономика и политика для греческого слуха – это антонимы. Политика – от слова «полис», «город». Это публичный аспект жизни человека. А экономика – от слова «икос», «дом». Напомню: в Древней Греции дома не имели окон, обращенных на улицу, то есть все происходило внутри закрытого пространства двора. «Мой дом – моя крепость». Экономика – это домострой. Это моя частная жизнь, вот и все.

В 8-м веке, в начале 9-го даже скорее, в Константинополе произошел скандал в благородном семействе. Император захотел развестись с законной женой и вступить в брак с любовницей, а жена еще, зараза, упиралась, в монашество не хотела постригаться. В общем, при живой жене он решил жениться. А ему хочется, чтобы ребеночек, родившийся в этом браке, был законным наследником. Кстати говоря, так и получилось. И поэтому этот ребенок, родившийся в этом блуде (по канонам церковным), получил в истории потрясающее прозвище: Константин Багрянородный, Порфирогенет. То есть, в самой кличке намек на то, что он рожден во дворце, а не абы где, и он законный сын императора, в палате для родов, украшенной императорским пурпуром. Да, ну вот надо было обеспечить будущее сыночка. Поэтому надо было венчаться, чтобы признали брак законным. Патриарх упирается: так нельзя. Достигли компромисса: императора будет венчать не патриарх, а обычный приходской поп, точнее говоря, настоятель дворцовой церкви, а патриарх этого «не заметит». То есть ответственность будет нести батюшка, но патриарх его за это не съест.

Вроде все хорошо прошло, но тогда был жив преподобный Феодор Студит и его монахи. Они подняли бунт и стали требовать от патриарха: «Лиши этого попа сана!» У патриарха кусочек совести был. Он не может лишить сана священника, которому он хоть и тайно, но дал благословение это безобразие совершить. Феодор Студит уходит в раскол, почти сто лет его монастырь в расколе, против этих патриархов, сменяющих друг друга. В конце концов, собирается соборик, который постановляет: «Идем на компромисс». Студитские монахи сжигают свои книжки, с направленностью критики против патриархов, а патриархи в ответ постановляют, что у патриарха есть право под давлением императора, при форс-мажорных обстоятельствах приостанавливать действие канона. Вот это и назвали словом «икономия». Икономия означает следующее: канон не отменяется, но у патриарха (а потом это перешло к каждому священнику; демократия развивается, поэтому сегодня это у каждого попа) есть право приостановить действие канона по отношению к данному человеку на некоторое время. Вы не смейтесь. Это одна из самых гениальных находок человечества.

----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

о.Виктор Веряскин:

- Разделивши Украину между Российской империей и Австро-Венгерской империей, сами руководители империи, конечно же, гасили все попытки и движения к национальному самоосознанию и самоосуществлению. Но в Российской империи больше, а в Австро-Венгерской империи меньше. И поэтому та часть, которая входила в ту империю, например, Галичина и Буковина, подвергались меньшему ограничению, и там даже возникли украинские школы, делегаты прошли в сейм, в парламент, и поэтому там это началось раньше. Ну, потому что европейцы есть европейцы. Они и крепостное право раньше отменили, они ослабили государственный контроль тоже раньше немножко, чем вынужденно потом к этому и Российская империя подошла. И поэтому те ростки в Львовском или Галицийском Пьемонте тоже раньше подросли. Это не значит, что другие в этом вопросе просто отстали, или были менее достойны, но это значит, что цензура, государственный контроль, конечно же, отражаются на том, как быстро и что именно, и как, и когда развивается.

В 1860-е годы Пилип Морачевский делает попытку перевода Евангелия Нового завета на украинскую мову. Ну, а все законопослушные граждане, поэтому он тоже подает прошение в Сенат и в Синод, и получает, естественно, отрицательную оценку и отказ. Очень интересно, что к этому времени Российская империя разрешала перевод Священных писаний на языки инородцев. И они могли перевести на язык алтайцев каких-нибудь, ханты, манси, коми. Но украинцам они не разрешали. Почему? Трактовка до сегодняшнего дня звучит: «Мы же единый народ, мы же одинаковые, читайте по-русски». Украинский язык – это просто, ну как сказать, наречие русского языка, чуть-чуть подпорченное поляками. «Ну вы читать умеете, зачем вам вариант какого-то нового перевода Писания на украинский язык?» И надо честно опять сказать, что кто-то вынужден был с этим считаться, в том числе даже там, в Галичине. Те люди, которые в 19-м веке сначала воодушевились этим, а потом, когда их зажали, поменяли свою точку зрения. А вы знаете, что люди часто не только гибкость ума проявляют, но и гибкость позвоночника, и склоняют свои головы в поклонах в том числе и перед Петербургом. Какой-нибудь там Яков Головацкий из Львова переехал в Петербург, и уже оставил свои украинские мечты, и полностью стал служить политике Российской империи. Потому что люди хотят выживать сегодня, здесь и теперь. И немногие способны иметь внутренний подвиг, работать на перспективу, на будущее, более самоотверженно, чем другие.

----

И последняя церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Итак, Второй Эфесский собор, созванный императором Византии Феодосием 2-м в Эфесе 8 августа 449 года, получил прозвище «разбойничьего» собора. Основной мотивацией принятых на нём решений были угрозы, и избиения.

Председательствовал, как мы уже говорили с Вами на этом собрании, патриарх Александрийский Диоскор, хотя правильнее будет именовать это председательство циничным фарсом. Споры шли вокруг вопросов о двойстве природ во Христе – Божеской и человеческой. Когда собравшиеся не желали голосовать за решение того или иного Богословского вопроса, Диоскор звал солдат, оцепивших здание, они врывались в храм, епископы, соответственно, прятались под скамейками, а те выволакивали их и избивали. Монахи те вообще, скандировали: разрубить на части тех, кто делит Христа. Закончилось сие побоище осуждением Евсевия и Флавиана архиепископа Константинопольского.

Последний, оправившись, подал апелляцию Римскому папе. Тем более, представители папы на соборе присутствовали, своими глазами видели беспредел. К слову говоря, в 19-м веке был найден этот текст апелляции Флавиана к Римскому папе.

Как следствие, в столице Западной империи состоялся собор, который квалифицировал лишенным всякой силы всё, произошедшее на соборе в Эфесе.

Здесь надо отметить, что в церковном сознании тех времён римская кафедра считалась самой почётной, авторитетной и ей принадлежало право принимать апелляции. Это примерно так же, как сегодня Константинопольский патриарх является первым среди равных и все межцерковные недоразумения по традиции разрешает он.

 В соответствующем стиле написано обращение и Флавиана папе римскому: «Флавиан Благочестивейшему и блаженнейшему отцу и архиепископу Льву о Господе радоваться! Уместно в настоящее время спокойно донести и воспользоваться апостольской апелляцией к вашей святости, чтобы она, выступив на Востоке, принесла пользу бедствующей вере святых отцов, которые предались страшному унижению…» и т.д.

И так, Эфесский собор осуждён, на котором председательствующим Диоскором зловредно не был зачитан томос Льва Великого, вполне адекватно и взвешенно разъяснявший предмет спора между мнонофизитами и диафизитами.

Я думаю, есть смысл зачитать несколько абзацев из этого ценного церковно-догматического документа.

«Не полезно во спасение и одинаково опасно – пишет римский папа - признавать во Христе Иисусе или только Бога без человека, или только человека без Бога. Отрицать истинную плоть значит отрицать и страдания во плоти, а это значит отрицать действительность нашего спасения. Кафолическая Церковь живёт той верой, что во Христе Иисусе нельзя исповедовать ни человечество без истинного Божества, ни Божества без истинного человечества… Для нашего искупления требовалось, чтобы один и тот же посредник между Богом и человеком, человек Христос Иисус, и умереть мог как человек, и быть бессмертным, как Бог. И человеческая и Божеская природа во Христе сохраняли свои свойства без всякого ущерба.

 Таким образом, нисходит в этот дольний мир Сын Божий, с небесного престола, но не отлучаясь от славы Отца.

Невидимый в Своем Божестве стал видимым, Невместимый благоволил быть в пещере Вифлеема, сущий прежде времен вошёл во время, — бесстрастный Бог соделался человеком способным страдать, бессмертный подвергнулся закону смерти. Ибо Тот, Кто есть истинный Бог, Тот же есть и истинный человек. И ни малейшей неправды нет в этом единении, так как совместно существуют и немощь человека Иисуса, и величие Его Божества. Та и другая форма действует в общении. Бог действует свойственно Божеству, а плоть исполняет то, что присуще плоти. Одно из них блистает чудесами, другое подвергается унижениям».

Монофизиты с последним не согласились бы, для людей, которые отстаивают единство Богочеловека, - для них очень важно, что Единый и чудеса творит, и страдает. А вот когда папа Лев говорит, что «одно из них блистает чудесами, а другое подвергается унижениям», он, конечно, имеет в виду, что человеческое в Иисусе унижено, Божье же блистает чудесами.

Т.е., не одной и той же природе свойственно было и плакать от скорби о смерти Лазаря и его воскресить. «Я и Отец одно, - Христос говорит о Своём Божестве.А, по человечеству - Отец Мой более Меня» свидетельствует о Себе Иисус.

Вообще-то, среди монофизитов были и полутона, так сказать. Некоторые из них согласились бы с этим Томасом Льва Великого, но с оговоркой, мол, плоть Христа, хотя и была человеческой, но не совсем таковой, как у любого из нас.

Диафизиты же были категоричны – плоть Христа точно такая же, как и у любого из нас

На самом деле, все эти разговоры, по всей видимости, беспредметны – уж сегодня невозможно провести анализ на ДНК плоти Иисуса. Чисто интуитивно, гипотетически, можно допустить и то, и другое. Помните, мы обращали с Вами внимание на то, что на Константинопольском соборе не вняли просьбе Евтихия изучить тексты святых Кирилла Александрийского и Афанасия Великого о миафизисе. Так же произошло и на Эфесском соборе – не послушали антиохийцев, в частности, Феодорита Кирского, а он, как мы знаем, был самым крупным богословом в православии того времени. И отец Сергий Булгаков пишет по этому поводу, что да, можно говорить о единосущии человечества Христова нашему, но так же правомерно говорить и об уникальности Богочеловека Христа. Разумно говорить об особой реалии, которую составляет Богочеловечество Христово. Помните тот вопрос, который ставил Аполлинарий, и который не был услышан в его время, в конце 4-го века? Он говорил «Понятно, что говорится о Божестве Христовом, понятно, что говорится о человечестве Христовом, но как понять богочеловечество?». И ответ на этот вопрос все-таки дан не был. И Булгаков говорит, что о богочеловечестве и человечестве Христовом надо говорить особо. Примерно то же утверждал и знаменитый Богослов 20-го столетия о. Иоанн Мейендорф, мол, говоря о единосущии Христа по человечеству нам, следует подчёркивать уникальность человечества Христова. Оно совершенно особо. И многие вопрошания Евтихия или единомышленных ему людей были связаны как раз с этим: люди прозревали эту уникальность. Здесь некая правда и единства и правда двойства - диалектичность взаимозависимости этих тезисов. Но в таких категориях мало кто тогда думал.

Посему в Томосе Льва Великого эта тема все-таки немного упрощена. Римское мышление – оно все же не совсем спекулятивное, в большей степени юридическое. В то время, как здесь требуется подлинный гнозис для догматического прорыва. И всё-таки текст Льва – антитетичен. Он оберегает, как мы уже отметили, от крайностей и двойства, и единства во Христе.

Остановимся, давайте, на этом и, если даст Бог, продолжим наши с Вами церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго.