О.Яков Кротов, постоянный участник нашей телепрограммы, категорически против войны, против армии, против оружия. Как россиянина его можно поддержать – хорошо, если бы все русские так думали. Но украинцам-то приходится защищать свою землю, суверенитет страны, своих близких и сограждан, и многие наши воины жизнь свою положили и продолжают отдавать за нас, которые относительно благополучно живём в тылу. Как гласит слово Божье: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин.15,13). Поэтому проповедь пацифизма в стране, которую терзают иноземные захватчики не очень к месту, тем более, не очень-то это согласуется и с опытом исторической Церкви. Однако в наших  телепрограммах высказываются мысли не обязательно совпадающие, так сказать, с мнением редакции.  

Я.Кротов:

- Церковь в IV веке, веке войны и мира. И вот принципиально, что для жителей римской империи IV столетия мира было, как им казалось, больше, хотя империя была на грани огромного краха. Век начинается с междоусобицы между 4 соправителями римской империи. Век заканчивается эдиктами императора Феодосия, который фактически запрещает язычество. И на протяжении всего века при этом ощущение, что идёт какой-то напор, и вот наша страна эн пакс-роман, римский мир – это действительно мир. Как можно без армии в этом мире? Не будет армии, и вместо мира воцарится хаос. Это чувство отлично знакомо, и сегодня у многих людей оно есть. Не будет армии, которая защищает этот мир, и всё будет хаос. За пределами России, за пределами Америки, Запада мира вообще нет. Дикий Восток, дикая Африка. Также глядели люди и тогда на окружающий мир, мы одни – цивилизованные, а дальше – дикость. Что меняет вера? Почему вдруг в начале IV столетия один из призывников по имени Максимилиан отказывается служить в армии. И его судья совершенно справедливо говорит: но ведь другие христиане в армии служат! И тот говорит: ты знаешь, что они делают. А я знаю про себя – подразумевается: я не буду. И здесь первичное разделение между теми христианами, кто не воюет, считает неприемлемой войну, и теми, кто оправдывает войну. Но нет границы между христианами и воюющими. Человек может оправдывать войну, но воевать  - это совсем другое дело. Хотя, если следовать логике Фомы Аквината, лучше воевать и убить, чем не воевать и оправдывать убийство на фронте. Век начинается с Максимилиана, который отказывается идти в армию, а заканчивается Айседором Пиласиотом, который говорит: «хотя убийство врагов на войнах кажется делом законным, и победителям воздвигаются памятники, однако же, если проанализировать тесное родство между всеми людьми – то оно не невинно». Поэтому Моисей предписал: «и убившему человека на  войне пользоваться очищениями и кроплениями». Часто говорят, что Ветхий Завет более кровожадный, чем Новый Завет. Но кровожадный человек и в Новом Завете находит слова про меч, а нормальный человек и в Ветхом Завете вспоминает, что убийство, в том числе и на войне, считалось грехом, за который нужно принести жертву. Где-то в середине между концом века и началом века знаменитый Мартин Турский, знаменитый тем, что, будучи ещё офицером, сыном римского трибуна, он разрезал свой плащ и половину отдал замерзавшему нищему. Но более интересен он тем, что, в конце концов, стал монахом и перестал служить в армии. И он считал, что для этого, для службы в армии  - это несовместимо с христианством, потому что христианин к противнику должен выходить со Христом - пусть лучше меня убьют, чем убью я. Обратите внимание, святой Мартин-исповедник своим идеалом считал Антония Великого, основателя монашества, египетского монаха. А монахи  не воюют и не воевали, это не боевые искусства каких-то тайных тибетских буддийских монастырей. Сказание о Пересвете и Ослябе, как о каких-то передовых воинах, которые в монастыре копили силу – это не правда. Монах кладёт оружие и навсегда при этом. Он отрекается от Родины в этом смысле, он перестаёт быть ресурсом. Но когда  мы думаем вот об этом Максимилиане мученике, который говорит: «Другие служат, я не буду». И мне кажется, мы прикасаемся к основам христианской веры, потому что вокруг нас те же самые люди, что и мы. Мир не делится на островок цивилизации и океан варварства. Мир состоит из людей, все эти люди пронизаны, пропитаны грехом и агрессивностью тоже. И наш ресурс не в том, что у нас есть государство, запад, цивилизация, атомные бомбы, а в том, что мы веруем Богу и надеемся на Бога. Конечно, в том, что христианство было облюбовано императором Константином в качестве религии, тесно связано с чудом. Перед битвой он якобы увидел чудо, знамение, иницииалы Христа, знак «херо», «х» и «р», соединённые вместе. И с этого момента христианство начинает восприниматься как та вера, благодаря которой живо римское государство. В конце IV века Амвросий Медиоланский, а Медиолан  тогда был столицей римской империи, там жили императоры, начинает учить о том, что война для защиты отечества – это замечательно, это святое, потому что как может римское  государство спастись от нападения? Не значки и орлы должны вести в бой, но твоё имя и вера, о, Иисус! И дальше многочисленные примеры из Ветхого Завета. Против всего этого тринадцатое правило святителя Василия Великого: «Убийство на поле брани отцы наши не считали убийством, извиняя его, мне думается, но, может быть, стоило бы посоветовать, чтобы они, как имеющие нечистые руки, три года удерживались от причащения». Тринадцатое правило Василия Великого. И против этого есть Афанасий Великий, который говорит, что на поле брани убивать можно. Есть Иоанн Златоуст - что вот сотник в Евангелии был солдатом, но военная служба не послужила для него препятствием, чтобы прийти ко Христу. И вспоминается старый анекдот: можно ли курить во время молитвы? Нельзя. Но молиться, когда куришь, можно. Военная  служба не препятствует, чтобы прийти ко Христу. Но Христос препятствует, чтобы прийти на военную службу. Вот так уже у самых первых истоков христианства, христианства великого, средневекового, мы встречаем две противоположные мысли, два противоположных ресурса сердечных, два предмета заботы: быть верным Богу или быть верным стране? Надеяться на армию или надеяться на крест? И сегодня мы стоим перед тем же вызовом, только мы чуть больше знаем о том, как разрушительна война, и как спасительна вера.

----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И. Осипов:

- Мы с вами говорили, там, вообще: наука и религия, атеизм и религия, а вот интересно: как относятся они друг к другу? Учитывая, что наука и религия занимаются совершенно разными сферами человеческой деятельности. Под деятельностью, не думайте, что нужно разуметь только: ручками, ножками. Или, там, языком или прочее. Деятельность может начаться внутри человека. То есть, это может быть чисто интеллектуальная деятельность. Просто духовная деятельность – это широкое достаточно понятие. Так вот, наука, то есть естествознание, занимается материальной сферой, этой сферой жизни, которую в современном языке, таком, экуменическом языке принято называть горизонтальной деятельностью, горизонтализмом, то есть, исключительно решает вопросы познания этого мира, материального мира. Вот на что направлено острие естествознания. Религия занимается вопросами совсем другого порядка. Это чистота души, душевный мир. Или, как мы говорим, духовный мир человека. Насколько он велик и богат, и необъятен, по-моему, даже и говорить нечего. В нашем мире действительно это целый океан. Помните, как у пророка Давида? «Тамо гадей – их же несть числа». Правда, иногда мелькнут и ангелочки. Такое бывает. Но мы их очень часто, этих ангелочков, тут же грязью обливаем. Что мы подразумеваем под этим. Кажется, добрая, хорошая мысль, и в то же время очень легко её облить чем: тщеславием, высокоумием, мнением о своей талантливости, вот какая мне пришла гениальная идея, представляете! То есть, в конце концов, все связано с чем, - что я не фунт изюма. Наука занимается исключительно объективным миром, слышите? То есть тем, что вне меня, тем, что мною воспринимается и постигается. Хотя бы, в том числе, моё тело и моя психика. И мои нервы. И мои печёнки и селезёнки. Всё это объект. А религия занимается внутренним миром, духовным, то есть, который невидим, который нельзя ни пощупать, ни потрогать, ни понюхать. Это совсем разные сферы, поэтому наука не может противоречить религии. Как вы думаете, в какой степени килограмм может противоречить километру? Простите, это ж разные вещи! Ну да, разные. Разные вещи. Эти сферы пересекаются, конечно, естественно, наше духовное состояние соприкасается с этим внешним миром, и отражается на нём, причём, как отражается? Именно только из-за нашего внутреннего состояния происходят в мире страшные катаклизмы, катаклизмы не только порядка психологического, там, не только какие-то войны, перевороты, революции, но, скажу вам, и это бесспорно, если хотите, это одна из религиозных истин, происходят катаклизмы чисто природного характера. Как вы бы сказали, экологического характера. Да-да. Духовное состояние человека воздействует на природу, действует на неё, определяет её состояние. Нет сомнений. Потому что весь окружающий мир, материальный мир, является ничем иным, как большим телом человека. Это не независимые объекты или субъекты - человек, там, или фауна, флора. Вы слышите: нет! Это единое тело! И духовное состояние человека – как оно может воздействовать на само непосредственное тело моё – так оно действует и на окружающую природу. И на живую природу, и даже на неживую.

----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

В.Веряскин:

- Там же, в конце XVIII века, и возник гимн Польши, разделённой тогда Российской империей с Австрийской империей напополам: «Естче Польска не згенела». Очень интересный вопрос, что государства уже не было, государство уже было разделено и как целое упразднено, но люди, которые остались в душе поляками и жили надеждой – они говорили и пели, что пока мы живы, «естче польска не згенела». В нашей памяти, в наших мечтах, в наших разговорах и наших действиях. И вы знаете, хотя гетманское государство как  таковое было уже упразднено в конце  XVIII века, но по аналогии с польскими событиями и польским гимном Павло Чубинский в изгнании, в ссылке, сослан он был на Север, по-моему, в Архангельск куда-то, писал слова гимна, взяв аналогию с польского: «Ще не вмерла Україна». Просто то  было в конце XVIII века, а это было уже в 60-х годах XIX века. Пока живы носители памяти, сознания, истории, мечты и так далее. И мы, конечно, кое-что помним даже из школьных программ, особенно в советский  период нам говорили, что вот, например, были декабристы, они хотели тоже к лучшему изменить жизнь людей, страны и общества, и государства. И поднимали даже восстание, но мы с вами до деталей не вникали в эти вопросы. Давайте, два хотя бы таких момента вспомним. Восстание черниговского полка, то есть на территории сегодняшней Украины - Муравьёв-Апостол. Муравьёв-Апостол составил православный катехизис. И священник черниговского полка зачитал пред воинами этот православный катехизис. Но я нарочно распечатал и вам кусочек маленький прочитаю.  Первый вопрос: - Для чего Бог создал человека? Для того, чтобы он был свободен и счастлив, веруя в Бога. - А что значит, веровать в Бога? Веровать в Бога – значит, во всём следовать истинному смыслу Евангелия. - А что значит, быть свободным и счастливым, как эти понятия связаны? Ответ: Без свободы нет счастья. Апостол Павел говорит: дорогою ценою вы выкуплены, не будьте рабами. Это я начало катехизиса Муравьева-Апостола прочитал, и можем себе представить - вот так учил декабрист, один из них, и православный священник. Поплатились. Но не всё в истории пропало. Как раз в 1825 г. умирал отец Тараса Шевченко. И лёжа на одре болезни, он созвал членов семьи, ну, и говорит, что из моего скудного хозяйства я, наверно, вынужден распорядиться оставить кое-что членам семейства. Хата будет тому-то, сарайка будет тому-то, телега будет тому-то, а сыну моему, а сыну моему, Тарасу Шевченко, я ничого не заповідаю. Все удивились, слушают, смотрят, а он говорит: я чувствую, он не буде аби яким чоловіком. Или моё то, что я ему бы оставил, или ничего не поможет, или даже послужит во вред, поэтому я ему ничего не заповідаю. Очень интересно пишет Достоевский, что в моменты физической смерти и перехода в мир иной у людей иногда открывается видение. Вот так рождаются мечты романтические. XIX век называют веком романтизма, в том числе, национального романтизма, литературного романтизма, исторического романтизма, потому что немецкий философ Гендер в конце XVIII века сформулировал, что культура и мова важнее территории. И поляки, потерявшие территорию, старались сохранить мову и культуру, и украинцы, потерявшие державність, тоже думали: может, хотя бы культуру сохранить.  И именно в это время, в конце XVIII века Котляревский написал «Энеиду», и начался период творения новой украинской литературы, а к 1800 году написали «Исторію русів», и, естественно, это продолжалось потихонечку в начале XIX века, особенно теми людьми, которые стали у руля высшего образования. В 1805 г. открылся харьковский университет, и там начал выходить через несколько лет украинский альманах, первый журнал прямо с названием украинским. Вы знаете, что до этого времени цензура допускала название только, там, «малороссийский», и такое название, как «украинский», это уже был прорыв, и, может быть, при более либеральном Александре Первом вот эти моменты как раз стали допустимыми. Вышла первая грамматика малороссийского языка Павловского, тоже из Харькова. И вышла первая книжечка: сборник украинских песен, которую издал грузин Церетели. Очень интересный вопрос, что россияне, грузины и прочие интересовались - те же поляки, потому что они считали, что судьба аналогичная, тем более, когда-то мы были вместе в составе Речи Посполитой, и судьба у нас аналогичная, поэтому они тоже обращали своё внимание к Украине и включались в эту работу.

----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Как говорится, дедушка Ленин умер, но дело его живёт – лучше б, наоборот. Разжигатели конфликта вокруг Нестория умерли, главный, конечно, Кирилл Александрийский, в 444-м году, и на его место становится Диоскор, ну и на места остальных пришли новые люди - на Антиохийскую кафедру становится Домн в 441-м году, ну а на Константинопольскую кафедру в 447-м восходит Флавиан. Но это вовсе не означает, что споры утихли. Собственно, ничего плохого в разномыслиях, в отстаивании разных точек зрения нет. Наоборот, диалог, дискуссии могут совершенствовать понимание предметов спора. Беда, когда это перерастает в конфликты, а было дело, и головы летели из-за тонкостей богословия.

Основной вопрос, вокруг которого шли споры: Христос, это Кто? Человек? Бог? Человеко-Бог или Богочеловек? И как у Него сочеталось это Богочеловечество?

Аполлинарий Лаодикийский был первым человеком, который поставил эту проблему. Вернее, и до Аполлинария был разговор о Богочеловечестве Христа - в частности, Афанасий Великий об этом писал, Григорий Богослов, но они подчёркивали важность единения Божеской и человеческой природ во Христе для нашего спасения. Помните идею Григория Богослова с его лозунгом: «что не воспринято, то не уврачевано»? Дескать, если нет полноты человечества во Христе, то в этой же мере человек и не спасается. Образ античный помните - Ахилла, которого мать, держа за пяту, окунала в священные воды Стикса, дабы сделать тело своего сына неуязвимым? И ахиллесова пята, оказавшись над водой, не восприняла бессмертие, и в этом смысле не была уврачевана. В таких же античных образах воспринималось тогда и человечество во Христе. Т.е., если где-то во Христе человечество не полно, то в эту же меру не спасён и человек.

А вот Аполлинарий в связи с этим ставил вопрос не «зачем вочеловечивание Бога», а «как?». И отвечал, мол, совершенный человек и совершенное Божество не могут соединиться в одно лицо. Поэтому Христос имел только две части человеческого существа - тело и душу, третью же часть, ум, занимал в нём Божественный Логос. Он писал: «Если бы Господь принял всё, то, без сомнения, имел бы и человеческие помыслы; в которых невозможно не быть греху». Учение Апполинария будет отвергнуто, но тон для дальнейших рассуждений на эту тему им был задан, и христологические споры на 3-м, на 4-м, на 5-м и на 6-м Вселенских соборах будут сводиться именно к этому вопросу - каким образом человеческая природа соединена с Божеской во Христе. 

Попутно скажем, что александрийцы делали акцент на единстве Божеской и человеческой природ во Христе. А антиохийцы делали акцент на полноте и Божества, и человечества во Христе. Собственно, к тому времени в полноте Божества уже никто не сомневался, а вот насчет человечества спорили. И это надолго.

А начнём мы говорить с Вами о конфликте константинопольского архиепископа Флавиана со своим же константинопольским монахом, архимандритом Евтихием.

Стало известно (в 448-м г.), что Евтихий учит о неполном человечестве во Христе, что он, якобы говорил, мол, человеческая природа Христа, воспринятая им от Матери, растворилась в Божественной природе, как капля мёда в океане, и потеряла своё бытие. Из этого следует, что Иисус обладал лишь одной природой, Божеской – (mono fizis)  - отсюда название - «монофизиты».  

Соответственно следует вопрос – а как тогда было возможно видеть и осязать Иисуса – Бог-то невидим. Теоретически возможный вариант здесь только один – Христос только являл себя в виде человека, казался им. «Казаться», по-греческиδοκέω [dokeō]. Т.е., здесь уже намечается вторая ересь – докетизм одна из его форм. Поэтому в течение нескольких последующих веков Евтихий анафематствовался в ряду других известных ересиархов-докетов. Сохранился текст 615 года с анафемой Манесу, Маркиону и Евтихию, за то, что по их словам, Сын Божий явился в мире призрачно, мнимо, по подобию, а не истинно воспринял тело и душу от Святой Девы и Богородицы.

Не факт, конечно, что Евтихий именно так говорил – свидетельства слишком рознятся. Например, преподобный Иоанн Дамаскин в своём сборнике ста ересей даёт несколько иное объяснение евтихианству: «Евтихианисты, - пишет он, - получившие имя этой ереси от Евтихия, говорят, что Господь наш Иисус Христос не получил плоть от святой Девы Марии, но утверждают, что Всевышний воплотился каким-то образом Божественным …»

Есть и много других представлений о евтихианстве, а как оно было на самом деле, не знает никто - нет реальных, документально зафиксированных высказываний самого Евтихия, и поэтому всё, что о нём говорится - это плоды склонной к мифотворчеству необъективной конфессиональной апологии.

Сохранившиеся сведения о деяниях осудившего Евтихия Константинопольского поместного собора свидетельствуют только о том, что константинопольский игумен стал жертвой не прекратившегося со времен Кирилла и Нестория противоборства двух христологических партий, наследниками которых стали современные миафизиты и диофизиты. Первые обвиняли вторых в разделении Христа на двух отдельных субъектов - Бога и человека, в то время как вторые обвиняли первых в слиянии Божества и человечества Христовых, и исчезновении самого человечества. Сам святой Кирилл обвинялся своими противниками в докетизме и аполлинаризме, а потому нет ничего удивительного в том, что в этих же самых ересях был обвинен и Евтихий.

Причём, обвинения были выдвигаемы людьми весьма сомнительной морали, и в атмосфере, в сравнении с которой наша Верховна рада покажется сонмом святых праведников.

На этом, давайте, остановимся с Вами и, если даст Бог, продолжим наши церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго.