·        Фрагмент пасхального богослужения

·        О. Яков Кротов. Потребительство

·        Митрополит Антоний Блум. О смерти

·        О. Виктор Веряскин. Тейяр де Шарден – духовный путь

·        Продолжение телебеседы прот.Иоанна Замараева о духовных судьбах человечества. Богооткровение и Богопознание. Потребительство

Христос Воскрес, дорогие телезрители!

Пасха Христова – этот светлый радостный праздник еще хорош тем, что он большой – почти 40 дней. Не успеть отпраздновать невозможно. И все же, главное – это ночь святой Пасхи. Ночь, которая является нашему душевному взору светлее всякого дня.

-----Фрагмент Пасхального Богослужения. 

Отец Яков Кротов продолжает нашу телепрограмму беседой о Христе и Христианстве. 

Яков Кротов:

- Здравствуйте, я хочу ответить на вопрос о том, почему в современном мире – цивилизованном верующих так мало, и так много потребителей, покупателей? Я сразу скажу, я считаю, что, Слава Богу, мы живём в современном мире, потому что пока мы здесь человек не выбирает себе идеальный мир, мы здесь на пути в небесное Царство. Это довольно долгий путь, и всю историю церкви можно представить в одной фразе, как «собирание Богом человечества». А человечество-то упирается, и пытается Богу подсказывать куда идти. Современный мир противостоит не будущему миру, о будущем мы ничего не знаем, он противостоит средневековому миру. Современный мир – это победа над феодализмом. Потребительское общество кажется очень гнусной вещью до тех пор, пока мы не вспомним, что было до него. Как ещё полтора – ста лет назад, человек просто умирал с голоду на улице. Сегодня мир тяжёлый, но с голода никто не умирает. Бомжи есть, но они есть почему, потому что им есть, что есть. И современный мир в этом смысле бесконечно благоприятней для человека. У матери Пушкина из 12 детей выжило, по-моему,  трое. Сегодня выжили бы все. Потребительское общество противостоит обществу истребительному, каким было феодальное общество. Общество рабство, общество иерархия. Наверное, не очень хорошо, если человек каждый день ходит в магазин, есть такая даже болезнь. Но ещё хуже если человек каждый день идёт на войну, это совсем никуда не годиться. В магазин он идёт покупать, а на войну он идёт убивать. Пускай лучше покупает. И, наконец, с точки зрения именно христианской, в потребительском обществе есть одна ценная черта – постоянная. Это общество, которое стоит на понятии договора, феодальное общество стоит на угнетении, на подавлении, на завоевании. Феодал это тот, кто завоевал тебя, и сделал тебя крепостным. А современное общество стоит договор между производителем и оптовым покупателем, между фирмой и тем, кто занимается логистикой, распределениями. Между покупателем и продавцом заключается договор. Вы входите в автобус, вы заключили договор. И каждый день, каждый из нас участвует, не всегда осознавая это, в десятках и сотнях разных таких договоров. Современная информационная культура – это культура создания таких вот договорных отношений, и поддержания их. Но это означает, что если  свои отношения с Богом средневековый человек мыслил в понятиях раб и господин, царь и  ничтожество, современный человек свои отношения с  Богом мыслит не в понятиях покупки. Не надо делать карикатуру, а мыслит в понятиях договора. Он приходит в церковь как в магазин, наверное, это не идеально, но это лучше, чем прийти в церковь, как в царский дворец. Когда Бог для тебя это только верховный Владыка, а это не тот с кем ты можешь разговаривать, и о чём-то договариваться. Поэтому в современном мире мы не знаем, сколько верующих, потому что, кто сказал, что верующий не может пойти в магазин. Кто сказал, что верующий человек не достоин, купить себе хорошую автомашину, или хороший компьютер. А что, верующий должен плохое покупать? Это означает, что он плохо работает мало зарабатывает и покупает барахло. Работай хорошо! Что это такое, если ты верующий ты лучше должен работать. Так, что давайте, не плевать в потребительское общество, пригодиться воды напиться. Помнить, что, пока никакой более светлой альтернативы нет. И не бояться потреблять Бога нормально. Церковь, на самом деле, это апофеоз потребительства. Я пришёл в храм, я причащаюсь Бога. Бог  мне себя даёт: «Сее  есть Тело мое…». Ну, что я купил свечку, я сделку заключил? Нет, мы не партнеры, мы холявщики, Он мне даёт это совершенно бесплатно. И это потребительство, вот это было бы ужасно и позорно, если бы не было любви при этом Бога к нам. А Он не просто себя даёт, Он ещё и обнимает. Так что в современном, любительском, материалистическом, вера может быть не меньше, а больше, чем в обществе средневековом. Только для этого надо быть самому в современном обществе современным, свободным человеком, а не каким-то средневековым охолупом, который перенёсся, и только видит, что все жрут, без конца и хорошо одеваются. И не видит, то, что скрыто в недрах потребительского общества это общество производительное, творческое, развивающееся, думающее, ищущие. Оно может родить какой-то лучшее общество. Ну, давайте в этих родах участвовать.  

По обыкновению, давайте послушаем с Вами несколько слов блаженной памяти митрополита Антония Блума.

Антоний Блум:

- Я позволю себе сказать сейчас нечто  о себе. Моя мать в течение трёх лет умирала от рака, я за ней ходил. Мы были очень-очень близки, дороги друг другу. Но у меня была своя работа, я был единственный священник на Ооновский приход, ещё раз в месяц я должен был ездить в Париж на собрание епархиального совета. Денег у меня не было для того, что бы позвонить по телефону. Поэтому я возвращался, думая, найду ли я мать свои живую или нет. Она была жива – какая радость, какая встреча. И постепенно она стала умирать. Я помню, что бывали моменты, когда она позвонит в звонок, я приду, и она мне скажет: мне тоскливо без тебя, побудем вместе. А бывали моменты, когда мне самому было не вмоготу. Я поднимался к ней, оставляя свою работу, и говоря: мне больно без тебя. И она меня утешала, о своём умирании, и о своей смерти. И так постепенно мы вместе уходили в вечность, потому что, когда она умерла, она с собой унесла всю мою любовь к ней, всё то, что между нами было. А было между нами так много, мы прожили почти всю жизнь вместе. Только первый год эмиграции были врось, потому что не было где жить, но потом мы жили вместе. И она меня знала глубоко, и когда она мне сказала: «Как странно, чем больше я тебя знаю, тем меньше, я могла бы  о тебе  сказать, потому что каждое слово, о котором я бы тебе сказала, надо было бы исправлять, каким-нибудь дополнительными чертами». Да, мы дошли до момента, когда мы знали друг друга так глубоко, что мы сказать друг о друге ничего не могли. А приобщиться к жизни, к умиранию, и к смерти, мы могли. И вот мы должны помнить, что каждый человек, который умирает в таком положении, что какая бы то ни была чёрствость безразличие или какое-нибудь желание, что бы это кончилось это, наконец, не выносимо. Человек это знает, и мы должны научиться преодолевать в себе все тёмные, мрачные, и, забывая о себе, глубоко вдумываться, вглядываться, вживаться в другого человека. И тогда смерть делается победой. О смерть, где твоё жало? О, смерть, где твоя победа? Воскрес Христос и мервецов не один во гробе.  

Православный Миссионер отец Виктор Веряскин, продоложает рассуждать о духовных судьбах людей на примере жизни выдающегося философа и богослова Тейяра де Шардена.

Виктор Веряскин:

- Куда он поехал? Он поехал в Азию, в Китай. Вы знаете, что интересно, когда он туда приехал там начались раскопки, и как раз попали на синантропа китайского человека палеонтология останки, попытка их датировки, всё совпало с тем чем он занимался. Он об этом написал исследование, опубликованы они были в узкоспециальных изданиях, но в научном мире он уже стал известным человеком. Очень интересно, оказывается, он же был священником и монахом, а не просто исследователем, и поэтому он молился иногда, как и я. Иногда и служил. А где служить, если ты в горах в экспедиции, у тебя нет не алтаря с собой не облачения, ничего. И он выходил на эти горы Тянь-Шань, Тибет. И смотрел, говорит я на небо, и воображал себе этот купол неба как купол храма. А звёзды, говорит, я видел как лампады и свечи. И он там написал космическую литургию. Это опубликовано, есть сборник с предисловием отца Александра Меня, называется «Божественная среда». И там опубликована вся среда окружающая, для Тейяра де Шардена была Божественная. И он там написал космическую литургию. Мы знаем литургию Иоанна Златоуста, мы знаем литургию Василия Великого, мы знаем литургию прежде освященных даров. И ещё космическая литургия, которую написал Пьер Тейяр де Шарден. Она очень похожа на акафист «Слава Богу за всё». Буквально в резонанс есть продолжение, когда мы способны восхититься красатой Божественного творения, когда мы способны сказать: слава Богу за воздух, за чистую воду, за горы, за красоту небосвода. И оказывается, мы с вами не додумываем, а способен ли я сказать с полной ответственностью, что я славлю Бога за всё. Вы знаете, там есть такие слова, они мне тоже нравяться: «Слава Тебе, за мои не осуществившиеся планы, слава Тебе за мои не сбывшиеся намерения». Чего только мы не планируем, о чём только мы не думали, о чём только мы не мечтали. А способны мы сказать – слава Тебе Господи, за то что, Ты не дал этому сбыться. Мне нравиться романс, который тоже иллюстрирует тоже эту идею эту мысль и это чувство.

Дышала ночь восторгом сладострастья,

Неясных дум и трепетов полна.

Я вас ждала с такой безумной страстью,

Я вас ждала и млела у окна.

Наш уголок я убрала цветами,

К вам одному неслись мечты мои,

Минуты эти мне казались мне часами,

Я вас ждала, а вы - вы всё не шли.

Мне эта ночь навеяла сомненья,

И вся в слезах задумалася я,

И вот теперь скажу без сожаленья:

Я - не для вас, а вы - не для меня.

Любовь сильна не страстью поцелуя,

Другой любви вы дать мне не могли.

О, как же вас теперь благодарю я

За то, что вы на зов мой не пришли.

Слава Тебе за мои не сбывшиеся планы, слава Тебе за мои не осуществившиеся мечты.

И последняя Богословская часть нашей телепрограммы.

Богопознание – наша общая тема по руслу которой мы двигаемся уже несколько месяцев. Мы говорили с Вами, что истинное Богопознание может быть только лишь при условии Богооткровения, когда Сам Бог открывает Себя людям. Конечно, и человек может и должен двигаться навстречу Богу. Человечество на протяжении десятков тысяч лет прошло трудным и длинным путем к Богопознанию, зачастую спотыкаясь, падая и сбиваясь с пути. Кое что о Боге человек может узнать, изучая мироздание. Апостол Павел об этом пишет замечательные слова в послании к Римлянам: «Невидимое Божие, вечная сила Всевышнего и Его Божество… через рассматривание Его творения  становятся видимыми». Т.е. созерцая творение Божие, весь видимый мир, который создал Всевышний, мы кое-что можем узнать и о Творце. Как Шерлок Холмс мог многое узнать о незнакомце по мельчайшим следам его жизнедеятельности. 

Но по-настоящему узнать даже о человеке можно лишь в том случае, когда сам человек захочет открыть себя другому. Недаром говорят: «Чужая душа – потемки». И ошибиться в человеке можно даже после совместно съеденного пуда соли. Это говорят просто о человеке, которого мы можем видеть, наблюдать его поведение, общаться с ним. Что же тогда говорить о Боге Невидимом, Бытие Которого несоизмеримо и несопоставимо ничему, что мы можем наблюдать в нашей материальной среде.

Веками и тысячелетиями накапливался людьми драгоценный опыт Богообщения, суммы тех истин, которые в разные времена разным людям Бог изволил открывать.

Но, параллельно подлинным истинам Богооткровения, почти всегда развивались человеческие вымыслы, фантазии – иногда довольно красивые, интересные, захватывающие, но мало имеющие отношения к истине.

В прошлый раз мы начали с Вами разговор о гностицизме. Гностицизм как явление в религиозной жизни мы квалифицировали как одну из болезней Богопознания. Мы так же отмечали, что само по себе слово гностицизм неплохое. Греческое слово «гнозис» означает знание, точнее - сокровенное и созерцательное познание. Поэтому, говоря о гностицизме, мы уточняем, называя его лже-именным. Потому что, как мы говорили с Вами, возможен и христианский гнозис. Собственно, любой христианский мистик, любой глубокий богослов – это тоже гностик.

Мы так же отмечали с Вами, что гностиков волнуют многие вопросы, которые важны и для христиан, в частности проблема избавления от зла. И это очень ценно в гностицизме. То есть в первозданном гностицизме. Потому что, как мы говорили с Вами, в современных разновидностях гностицизма нет такого открытого признания, что зло есть центральная проблема. Многие современные разновидности гностицизма считают центральной проблемой – невежество. Дескать, если человек плохой – злой, подлый и т.д., ему нужно объяснить, что он не прав. И вот стоит только научить человека всему на свете, что нужно быть добрым, как правильно жить, и тогда он изменится и все будет замечательно. Я думаю, большинство из нас из собственного жизненного опыта знают, что это не совсем так.

Так вот, если попытаться объединить всех гностиков в одну компанию (что вообще исторически сложно, поскольку они публика разная, и даже по поведению – от таких завзятых, очень строгих аскетов до либертинов по жизни. Причем либертины утверждали, что для спасения нужен именно разгульный образ жизни, а не потому, что просто это можно - человеку пускаться во вся тяжкая, что это просто необходимо, потому что таким образом человечество приближается к спасению; логика там очень своеобразная, но об этом можно поговорить при случае.

Да, так вот – Бог, Творец мира – как воспринимается гностиками. Здесь употребляются, например, такие словечки – имена Яал-Бааоф, демиург. Ну здесь понятно Кто чаще всего соответствует демиургу, или такому любопытному персонажу по семитскому имени Яал-Бааоф? В библейской традиции это соответствует по роли, не то чтоб прямо Богу-Творцу, Тому, Кого по библейской традиции христиане, естественно, почитают за Бога-Творца.

Но, во-первых, этот образ Творца демиурга в гностицизме появляется достаточно поздно, и, во-вторых, облик его почти всегда не очень позитивный. То есть этот демиург, или делатель этого мира – это довольно часто нежелательный персонаж. Почему?

Потому, что демиург – это не творец в собственном смысле этого слова, не создатель мира. «Демиург» в буквальном переводе представляет собой очень занятное словечко. Жаль, что не все такие ходовые греческие термины мы привыкли воспринимать в буквальном переводе. А вот если мы его сейчас переведем буквально, то вы все поймете сразу, в чем эта самая занятность. Как нам перевести «демиурга», из каких двух элементов состоит это слово?.. «Деми» – то есть «половина», или «между». А «ургос» – «дело». В общем, это «междудельник», или «полудельник». То есть это – не самый главный. Демиург делает полдела, причем не самые важные полдела. Сам этот персонаж довольно древний, в античной традиции, у Платона уже есть демиург. Но именно ремесленник, это тот, кто в такой большой мастерской устроил – но только устроил – мир не из ничего, потому что сам демиург – только часть того, что есть, - а он мастер, он из наличного материала сделал то, что здесь. Это у Платона. А вот у гностиков демиург – это лицо, которое, скорее… ну, не из наличного материала, потому что наличного материала может и не быть, а скорее из некоего хаоса творит мир. Причем само появление хаоса как материального начала воспринимается как трагедия, практически всеми гностиками. Вот вся грандиозность построений, скажем, Василида или Валентина – она обрывается в тот самый момент, когда начинается повествование о появлении тварного (тварного – не в смысле результата творения, а в смысле материального, вещественного) мира с вещественными началами. Вот это переживается почему-то как трагедия.

Это нам – ну, тем из нас, кто, скажем, знаком с индийской традицией, - кое-что напоминает. Кое-что – что? Индуизм в этом смысле ненамного отличается… и в индуизме, и в буддизме, и, на самом деле, в платоновской традиции мир вещественный есть, по крайней мере, не настоящий мир. В индуистской традиции он вообще называется «Майя», иллюзорный мир. Человек, для того, чтобы пробраться к истинному источнику, должен сорвать этот покров призрачного бытия, под которым прячется подлинное первоначало. Ну, гностики, может быть, именно в индуистской разновидности этого не знали, но это не важно. Важен принцип. Принцип, который едва ли не универсален и в этом громадном европейском ареале, как и, надо сказать, в египетском. Очень часто гностиками становились по своей культуре испытавшие влияние эллинизма и Египта. Это – такое место встречи: эллинизм и Египет. Не случайно создатели этих грандиозных систем жили и трудились именно в Александрии.

Надо напомнить, что Александрия была очень занятным городом. Там чего только не было. Это действительно место, куда пришли греки и где одновременно шло очень активное взаимодействие с египетским наследием. Но так как Египет чрезвычайно подозрительно относился, на самом деле, к бытию будничному, так, собственно, и эллинизм, особенно пережив встречу с ближневосточным культурным элементом, тоже переживал чрезвычайно серьезные подозрения по поводу мира, который есть, который – вот такой. А это мир, надо сказать, в позднеэллинистическую эпоху и во времена уже развивающейся Римской империи, которая в первый век своего существования продемонстрировала свое не самое приятное лицо, мягко выражаясь. Если мы вспомним персонажей, римских императоров, которые успели показаться в это время, то впечатление от Рима будет не самое веселое, скажем так. Ежели там самый дельный из них - Тиверий, который был дельный император, но достаточно жестокий человек, и в то же время нехорошие люди вроде Клавдия, Нерона, Калигулы и прочих ребят успели проявиться, - то надо сказать, что империя уже давно воспринималась как кризисное явление. Эллинизм привел в движение очень большие массы народа, время было очень неспокойное. Потомки Александра любили воевать, и между собой в том числе, во многом потому, что больше ничего не умели - это были военачальники, а не творцы культуры…

Ну, и поэтому весь этот ареал, в котором создавались все эти учения, конечно, создавал впечатление серьезного, глобального неблагополучия. И тем только усиливал настроения подозрительности ко всему тому, что имеет такое вещественно-материальное начало. Оно крайне неустойчиво. Эта материальность то появляется, то исчезает. Ни в чем нельзя быть уверенным в этом мире. И, наверное, весь этот мир пронизан каким-то таким, неприятным началом, которое в него привнес, не иначе, как его создатель…

Такая позиция, надо сказать, знакома и нам с Вами. Расхожее обвинение в адрес Бога в том, что столько зла и несправедливости в мире, можно услышать где угодно. Но христианский опыт живого общения с Богом преодолевает эти соблазны. Человек, живущий с Богом, так сказать, вопреки трудностям, скорбям, страданиям, сердцем чувствует любовь Божию. Это может быть результатом наблюдательности или просто какой-то интуицией, даже если это не называть Откровением Божиим. Бог, Творец Мира – наш любящий Отец – это основное положение христианского вероучения потому, что оно зиждется не на холодном разуме, а на чем-то больше чем интеллект. В то время как для гностика теоретические построения зиждутся на человеческом уме, где-то формально логичном, а где-то непоследовательном или вообще оторванном от реальности.