Есть такое словосочетание, употребляемое в Церкви – «апостольское преемство». Означает оно то, что мы, духовенство – епископы, пресвитеры, дьякона, являемся преемниками апостолов, продолжателями их служения. Но что является признаком посвящённости этому служению? Здесь наблюдается  глубокое противоречие между древними традиционными церквями – католической и православной и различными протестантскими движениями. Для православных важен материальный факт непрерывности рукоположений, мол, апостолы возложили руки на своих преемников и этим самым посвятили их во епископы, те же в свою очередь рукоположили служителей следующего поколения и т.д.,  и т.д. до наших дней. А вот протестанты считают рукоположение вовсе необязательным, говорят, мол, преемство должно быть духовным, а не физическим. Какая-то доля правды, наверно, в этом есть. О. Яков Кротов рассуждает на эту тему.

Я.Кротов:

- Критерий границы церкви в православии один – есть ли апостольское преемство у епископа или священника. Что такое апостольское преемство? Когда мы читаем рассказы о патриархах, когда мы изучаем историю древнего еврейского народа Израиля, то видим, что когда благословляли, то не просто делали какие-то жесты руками – подымали ладони и клали на голову, а действительно прикасались руками к бедру, - так сказано в Священном Писании (на самом деле, это более интимное место, считавшееся средоточием сил). Так или иначе, Спаситель возлагал руки и прикасался, когда исцелял. И когда после гибели Иуды апостолы выбирали двенадцатого, - в Израиле 12 племен, они символизируют полноту спасения, значит, должно быть двенадцать – они возлагают на преемника места Иуды свои руки. И поэтому, сегодня любой католический или православный священник уверен, что на епископа, который возложил на него руки, когда-то возложил руки другой епископ, а на того – другой епископ и т.д. – возложение рук – это привилегия епископа. Священник, конечно, тоже может и благословить, и прикоснуться рукой к голове, но благодать рукоположения, благодать священства именно от епископа. Есть таинства, которые выполняет священник – Евхаристия, брак, исповедь – а есть – которые только епископ, прежде всего, рукоположение. Означает ли это, где нет рукоположения, нету церкви – такова была концепция 19-го века: строго следили, чтобы у старообрядцев не появлялось рукоположенных священников. Но это было бесполезно. Все равно, рукоположение растекалось из церкви, как масло по промокашке. И сегодня в мире десятки тысяч епископов и священников, которые не входят в католическую или православную церковь, а рукоположение у них есть. Уже православное апостольское преемство через возложение рук и у многших протестантов есть – люди уходят из православия в протестантизм вместе с благодатью рукоположения. Так что, этот критерий необходимый, если нет рукоположения, человек не входит в православную или католическую церковь, но это критерий недостаточный. И вопрос – а является ли человек, который ходит в церковь, где уж точно преемства нет, и где нет даже традиции рукоположения, членом церкви – он в церкви или вне её? Идет традиционный ответ: Господь знает. Это Дух Божий, и Он может дышать, где хочет, вопреки всем барьерам. Только встает главный вопрос: а нужно ли громоздить барьеры, и что является барьером – обычай рукоположения или отказ от этого рукоположения? Мне кажется, что лучше потерпеть, сохранить обычай, а потом уже смотреть, нужно ли его отменять. И сегодня я рад, что у меня благодать рукоположения есть, это совершенно не означает, что я достоин быть священником, но это означает, что люди, вместе с которыми я молюсь, они в церкви, и я надеюсь, что это относится и к тем людям, которые молятся за видимыми границами православия или римо-католической церкви.   

----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И. Осипов:

-  В Священном Писании христианском – посмотрите на Евангелие или апостольские послания – апостол Павел, например, пишет, что весь закон сводится к одному закону – любви к ближнему. И тот, кто исполнит этот закон, тот, оказывается, получит благо. Только так, только, оказывается, таким образом можно существовать. Так вот это – одна духовность, видите, к чему призывает. Причем, к любви - какой? Многие просто примитизируют эту любовь. Давать сладкую конфетку… Вопрос: хирург когда любит человека, если у него острый аппендицит – когда дает обезболивающую таблетку или когда его режет? Всем понятно, ну, конечно, надо немедленно удалять аппендикс! Какой же это будет любовью, если он даст обезболивающее! Ой, спасибо, доктор, все боли прошли! Смерть будет в результате. Понимаем! Поэтому, когда мы говорим о любви как основном законе, о любви Божественной, то о чем мы говорим? Что это не безумное чувство, не без-умное, а умное! Христос дал нам свет и разум – свет, то есть понимание, разум, то есть осмысление, и призыв к осмыслению нашей жизни, к тому, какими должны мы быть! Вот одна духовность – христианская. К чему она направляет человека? Очевидно. Насколько она необходима? Мне кажется, это понятно. По крайней мере, с точки зрения логики, да и жизни. Ну, посмотрите, отчего все свары, отчего все нестроения, отчего все скандалы – хоть в семье, хоть в обществе! Отчего? От эгоизма, от наших страстей! Попробуйте мое самолюбие уязвить, да я готов не знаю что сделать! Самолюбие превыше всего – САМОлюбие – не закон любви. Наши страсти, как таковые, они омрачают всю нашу жизнь, создают нам такие проблемы ужасные! К чему призывает христианство? Призывает к спокойному, разумному труду – борьбе с этими своими отрицательными вещами. Надо наблюдать за собой. Как? Мне понравилось слово одного духовника, который сказал: нужно объективировать себя, то есть, посмотреть на себя со стороны, как на объект. Вот я вспылил, - так-так, а ну голубчик, хорош!!! Видите ли, мне не понравилось, что меня обозвали. Ну-ну, посмотри каков ты! А жадность – а ну, посмотри! И так далее. Завидую, весь позеленел, посмотри на себя! Объективировать надо себя и посмотреть, как искажается лик человека, когда его охватывают эти гадости. Даже внешний вид – в гневе как меняется лицо человека, как искажается! А в ярости, а в злобе! Как плоть подчинена духу. Как жизнь наша подчинена состоянию души. Вот та духовность или то новое явление, которое возникло с пришествием Христа. Где оно возникло? В какой атмосфере? Историки должны хотя бы немного это знать, что за атмосфера была в Римской империи первого века нашей эры. И до первого, и первого, и дальше христианство, как некие дрожжи, которые были брошены в это тесто человеческое. Какая борьба! Кажется, что бороться против этого закона человеческого! Разве плохо быть великодушным, сочувствующим, щедрым? Разве плохо, когда у меня нет ненависти? Ну кажется, что все же хорошо! Вы знаете, как встретил мир христианство? У-ух! Христа распяли, и началось гонение на христиан, которое продолжалось сначала чисто физически – около трех столетий. Кто читал «Камо грядеши», наверное, вы помните, как там христиан отдавали на растерзание зверям – Боже мой, какой ужас! Интересно – какая злоба, в чем дело? Почему? Ведь это же очень здорово, очень хорошо, такие призывы великолепные! Причем, это не просто мечтательные призывы. Христианство показало удивительные личности, которые возникали в его лоне – те, кого церковь называла святыми. Но не только святые. Вообще, кто хотел и старался быть христианином, уже такой человек показывал, какие прекрасные искорки, какая красота сияла оттуда! Но – противостояние! Протест против христианства! И до сих пор идет, и все больше нарастает.    

----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои рассуждения, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

В. Веряскин:

- Как мы с вами почти шутили, за что мы любим и помним Богдана Хмельницкого? За то, что мы в день Переяславской Рады утратили державу. Это заголовок одной из публикаций. Никто не видел оригинала «Переяславськой угоды». Нам остались только так называемые березневские статьи. Не было Интернета, не было ксерокса, пока там писари составят, перепишут, отправят, шли, может, месяцы и годы. На сегодняшний день известны московский текст «Переяславськой угоды» и украинский текст «Переяславськой угоды».  Не совпадают. Пока довезли до Москвы то ли в телеге, то ли в вагоне поезда, уже все переделали. И тут было написано, кстати, про митрополита Киевского. Естественно, киевляне хотели, чтобы митрополит оставался независимым от Москвы и после заключения договора. Ну а здесь, во втором варианте, который предложил князь Трубецкой, говорится, что он должен встать в зависимость от московского церковного управления. Все эти проблемы очень сложные, а самое главное, что вроде бы есть договоры. Но мы с вами понимаем и иногда шутим над договорами, как есть анекдот. Группа молдаван приехала в Одессу и подрядилась покрасить корабль. Покрасили. С одного боку. Администрация порта пришла, говорит: вы что, покрасили только половину? Они отвечают, читайте договор, там написано: администрация порта с одной стороны, и группа молдаван-маляров – с другой стороны, обязуются покрасить корабль, - свою сторону мы покрасили! Мы смеемся, но иногда мы не читаем договоры и вляпываемся во что-то. А иногда мы понимаем, что договор Москвы с Киевом никогда не считался Москвой равноправным. И Богдан Хмельницкий сдуру думал, что он вступает в договор с Москвой. Потому что перед этим он учился в иезуитском коллегиуме, в высших учебных заведениях, он жил в Польше, а там даже короля выбирали! Король был выборный! Сенат польский выбирал короля! Это были элементы демократии какой-то. А в Москве царь не был выборным. И когда те, которые всерьез восприняли этот договор и начали там что-то подписывать, присягать, как тогда выражались, и когда представителю Москвы сказали: и ты тоже подписывай и присягай, он сказал: государь холопам никогда не присягает. И мы сдуру думали, что это был договор. Это был не договор, оказывается. И очень интересно, когда мы светские аспекты сравниваем с церковными, тут тоже, оказывается – «Ты, может быть, Умен, но ты – не игумен. А я, хоть и не Умен, но я игумен». Я принимаю решение, я властвую, и, оказывается, ты холоп. Вот и все. И очень интересно, даже историки написали, что после этих событий на Украине остались поп да холоп, и не осталось никакой верхушки аристократии или чего-то еще. Дело в том, что украинцы за пределами Украины давно все каноничны, легитимны и в юрисдикции Константинопольского патриархата. Это украинцы Канады, это украинцы США, это украинцы Европы, Австралии – давно все в своих Поместных Церквах. И, кстати, когда после 17-го года распалась Российская империя, то естественно сразу же почти озаботились, в том числе и украинцы некоторые. Часть украинцев жила в Польше, потому что Волынь и Галичина, с одной стороны, были в составе Российской империи, как и сама Польша, а потом часть отпала, и часть осталась на Волыни и в Галичине, а часть – в Польше. И те, и другие – украинцы, и те, и другие спохватились – после 17-го года большевики решили религию и церковь уничтожать – ага, а нам что делать? А Пилсуцкий в Польше, какой он там не революционер, как нам говорили советские историки, он не собирался уничтожать церковь. Мы с вами забываем, что такое Польша - почти 90-95% римо-католики. Это не только мононациональное государство и сообщество, оно еще моноконфессиональное. Ну вот, там процентов 5-7 других, в том числе и украинцев. Те украинцы, которые оказались в то время в Польше, они собрались и говорят: что ж мы будем делать? Большевики церковь уничтожают, в Москве патриарха Тихона уже арестовывают, там церковь обезглавлена, и до нас доберутся. А так как мы были в составе Московского патриархата, нам надо как-то организовываться. И они провели свое совещание, у них был лидер свой – украинец по происхождению – митрополит Юрий Ярошевский, и он – за автокефалию украинцев в Польше. Так вот, если Константинопольского патриархата 3 500 000, а там их было 20 ооо примерно, ну пусть даже, 100 000, собрались и говорят: хотим автокефальную церковь – независимую, самостійную! К Пелсуцкому обратились, обратились к патриарху Константинопольскому, и в этот момент сторонник единства с Москвой архимандрит Смарагд из пистолета убивает митрополита Юрия Ярошевского – сторонника автокефалии Украинской Православной Церкви в Польше. Но, просьба уже ушла, и константинопольский патриарх пишет Томос об автокефалии Украинской Православной Церкви в Польше.      

----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Продолжим наш с Вами разговор о Григории Богослове.

Назианзин был очень тонким, впечатлительным, человеком ранимым. Его поэтическая, художественная натура часто не выдерживала каких-то грубых жизненных нагрузок. Нередко у него бывали поступки, которые для многих казались странными. Так, в 361-м году отец призвал его на помощь, чтобы он стал пресвитером, помощником ему. Григорий сначала яростно сопротивлялся, потом согласился, был рукоположен, но всё равно сбежал – прятался в горах. Потом всё-таки вернулся. К слову говоря, это было характерно для Григория – поддаваться на уговоры, а затем жалеть.

Как он помогал отцу? - Проповедовал. Отец его был уже довольно пожилым человеком – Григорий, видимо, был поздним ребенком. И Григорий учил народ, и прославился в Малой Азии как богословствующий проповедник.

Как мы ещё говорили с вами, 360-е годы – это время активной деятельности Василия Великого по объединению разделённой Церкви. И когда он стал архиепископом Кесарии Каппадокийской, разумеется, нуждался в помощи своих друзей. В частности, при выборах епископа, очень старого отца Григория, епископа Арианзского, привезли специально, чтобы тот мог проголосовать за кандидатуру Василия, и это дало ему перевес чуть ли не в один голос.

Но и после избрания - чтобы иметь поддержку на соборах против своих противников, Василию надо было иметь на своей стороне как можно больше епископов. И он, призвав Григория, уломал его и поставил на епископское служение - в очень странное место – это было что-то типа группы постоялых дворов. То есть перекрёсток в пустынной пыльной местности, там сходились три почтовых дороги, и большинство тамошних обитателей составляли проезжающие мимо люди. Это крохотное местечко называлось Сасимы. Так Григорий стал епископом Сасимской церкви, а эта церковь, как вы понимаете, тоже состояла в основном из проезжих. Григорий начал очень сильно унывать, когда увидел, куда послал его друг на служение. В общем-то, ни одного иерархического действия Назианзин там не совершил, и – убежал.

Теперь я хотел бы вам прочитать одно место, которое, собственно, принадлежит не Григорию, а нашему старшему современнику. Это историк и христианский мыслитель - Мейендорф. О.Иоанн очень умилялся вот этому побегу Григория из Сасим, умилялся тому, что тут Григорием была проявлена вот такая человеческая ранимость. Он описывает этот эпизод словами Григория - тот рассказывает об этом в своей автобиографии.

«Такого рода подробности показывают нам наших святых отцов в их человеческом облике, с их слабостями и недостатками. Если их терпел Господь и даже прославил за их истинные таланты и добродетели, то, может быть, Он и нам простит наши слабости!»

Что было дальше? Св. Григорий вернулся к отцу и помогал ему в управлении епархией, был как бы его сопресвитером. Но буквально сразу после смерти Василия, Назианзина призвали в Константинополь. Это был 379 год.

Кстати, интересно, кто его хоронил и кто плакал о нем. Рыдали не только христиане, но и язычники, и иудеи. Это одна из характерных черт жизни святого человека в его отношениях с не-христианами. Этот момент много чего объясняющий. Ну мы говорили с Вами, что на Востоке была масса церковных течений, множество различных групп, и люди из одной партии, так сказать, с представителями другой практически не общались. И одной из задач Василия было собирание людей, причём, одной из главных проблем было то, что Константинополь, столичный город, был полностью арианским. И Василий достиг очень многого благодаря своему авторитету и обаянию.

Но возвратимся к Григорию. В 379-м году, а это начало пути Феодосия - последнего императора единой Римской империи, по воле Василия, Назианзин едет в Константинополь. Там, как мы успели подчеркнуть с Вами, почти все были арианами – единомышленников-новоникейцев - очень  мало. Понятно, почему: императоры – обычно ариане, естественно, епископы и клир – таковы же. Кстати, в это время там был очень хороший епископ, хоть и арианин - Демофил (что означает в переводе – «Народолюбец»). Он был принципиальный человек, скажем так. С ним мы еще встретимся.

И вот Григорий начал собирать там этих очень немногочисленных, (может быть, всего несколько десятков), новоникейцев в частном доме. И эту свою общину, своё место собраний, они назвали весьма символично - в честь Воскресения Христа – «Анастасия» по-гречески. Григорий произносил замечательные проповеди. Причем одна из особенностей его проповедей: они не требовали глубокого знания античной культуры, в отличие от Василиевых. Григорий, как мы уже отмечали, был более поэтичен и красноречив. Кстати, целый ряд его проповедей лёг в основу наших поэтических богослужебных текстов. В частности, на Пасху, на Христово Рождество - целый ряд канонов, и прочее. Те же гимны Иоанна Дамаскина – по большей части – это перефраз Григориевых проповедей – на тот же канон пасхальный, в частности, или тропарь – «Христос воскрес из мёртвых, смертью смерть поправ…»

Причём, что ещё важно – что Григорий был как поэт более прямой, в отличие от Василия Великого, который должен был быть дипломатом – искать позиции приемлемые всем сторонам, дабы в конечном итоге их примирить. А Григорий какие-то вещи говорил более прямо. Особенно он расцветал в кругу единомышленников. И вот когда он проповедовал, то он с необыкновенной глубиной говорил о Боге-Троице. Это Божественное откровение о Святой Троице было для него настолько глубоко и сердечно, настолько он чувствительно его воспринял, что оно приносило ему необыкновенную радость. У него сердце зажигалось, когда он говорил на эти темы. В частности, был случай, когда он хотел убежать из общины, там был очень тяжелый момент, - и как его остановила община? Они начали говорить: «Останься, кто же будет нам говорить о Святой Троице». И он остался.

А мы на этом сегодня остановимся, и если даст Бог, продолжим наши церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго.