Затрагивая вопросы истории, отец Яков Кротов, как правило, не углубляется подробности, а делает такие зарисовки, как бы так сказать, с птичьего полёта, что, безусловно, по-своему ценно. Зачастую просто необходимо охватить картину в целом, отойдя от неё на почтительное расстояние.

Я.Кротов:

- - Смысл истории? Допустим, мы согласились, что история – это поиск человека между обезьяной и Богом, или это все-таки философия? Давайте посмотрим на историю, историю как продолжительность. История как описание. Делали психологи эксперимент. Человеку предлагалось – либо очень болезненная медицинская процедура, но очень короткая, скажем, минуту, либо та же процедура, чуть длиннее, скажем полторы минуты, но затем – резкое убавление боли. И спрашивали: вы бы какую процедуру предпочли? И вот удивительно – большинство людей сказали, чтобы они предпочли второй вариант, хотя там боли больше. Но зато в первом варианте вот эта минута тяжелой, острой, непрерывной боли казалась невыносимее, чем второй вариант боль с сюжетом. В чем тогда смысл сюжета? А в том, что сперва очень больно, потом менее больно, и облегчение. В современной культуре это называется квест, поиск, как раньше Иван-дурак искал, сейчас, кто хочет, тот и ищет. Придать жизни смысл, найти что-то, обрести что-то, например, облегчение в боли. Вот это история. Отцом истории называют Геродота, который описал борьбу греков за свободу, за независимость от персов. О чем этот сюжет? Если бы просто описывать свободную, независимую, богатую бурнокипящую Грецию, где преподают Гомера, строит храмы великий Фидий, ставят замечательные спектакли, но вдруг - опасность, собирание с силами, и ее отражение через жертвы. И сразу появляется смысл. Смысл не очень глубокий, это смысл довольно земной, это смысл не в свободе, а в освобождении. А между свободой и освобождением, извините, такая же разница, как между каналом и канализацией (старая шутка времен перестройки). Так вот, история духа, история церкви – где тут сюжет? Где тут смысл? Вначале были гонения, а потом – третий век, четвертый, пятый – триумф! Наконец настают великие века, которые теперь почему-то называют либо средними – в русской традиции, либо темными – в традиции западно-европейской - dark ages – термин придумали гуманисты, деятели Ренессанса, люди вполне верующие, среди них были даже римские папы. Но в XIV-XV вв. – на эти века – обретение власти, обретение триумфа – глядели как на поражение. Другой сюжет придумался. И в чем разница? Почему сегодня среди церковных богословов, среди церковных историков есть даже такое особое выражение «триумфализм» - от латинского слова «триумф».  «Триумф» придумали не верующие, не христиане, «триумф» придумали трусливые люди, которые сумели одержать победу. Если человек смелый, ничего не боится, он не будет отмечать и праздновать победу. Ну, победил. Победа – это всегда трагедия, потому что победа – за счет кого-то. Победа – значит, и ты перенес страдание, и враг твой погиб или низвержен – и он страдает, и твои дети, и твоя жена – чему тут радоваться! Но для человека очень напуганного, для человека, который готов ради победы на вероломство, на насилие, на убийство – для этого победу нужно отметить как праздник, чтобы забыть все то неприятное, что к ней привело, и что с ней связано. Чтобы оправдать страдания, которые ты причинил другим, - это ради победы! Так вот, оказывается, триумфализм – это вовсе не достоинство, а порок. Какую победу и над кем мы собрались праздновать? В Средние века, в 19-м веке часто люди церкви праздновали победу – над языческой цивилизацией, цивилизацией, которая совершала человеческие жертвоприношения, не знала истины. А мы, христианская так называемая цивилизация? Какой ценой далась нам победа, и собственно, что мы победили? Мы победили свободу неверующих людей. Через государственное насилие мы загнали их в церковь. Мы сами сжигали людей на кострах – ну, конечно, формально мы передавали еретиков светской власти и просили отнестись к ним помягче. И их, вместо того, чтобы отрубить им голову и пытать, их милосердно сжигали – кровь не проливалась. На самом деле, их сначала душили дымом. Какое же милосердие, победа доброты! (иронично). И оказывается, что у всякого квеста, у всякой жизни, у всякой истории возможен чуть-чуть другой смысл. Это – поиск свободы не для себя – для другого. Это поиск куска хлеба, воскресения, спасения, радости – для другого. То есть это тот поиск, который совершил Бог в стремлении вернуть себе людей. Оказывается, нет истории человечества вообще, и нет истории человека. История начинается там, где мы так любим другого, что готовы пожертвовать собой ради него. И если мы просто готовы чем-то пожертвовать, уже начинается история церкви.

-----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И. Осипов:

- Что можно ответить человеку, который говорит, что не постился и не будет поститься, так как в детстве голодал. Не так давно звонит мне один мой хороший знакомый: «Алексей Ильич, помогите! У меня есть друг, очень хороший человек, я никак не могу убедить его креститься». Я говорю: «Да вы что, я вас не узнаю! Вы что говорите – не уверовать, а креститься! Вы что, никак не можете убедить его ходить на голове, да?» Вы слышите, все переворачиваем – креститься! – а он верует? – ну пока нет еще. Вы слышите, что творится! Так и здесь – о посте – мы говорим о вещи, которая стоит на втором или третьем месте. Когда человек приходит к вере, и когда он действительно стремится стать христианином, не с поста начинают это, а с других вещей. Пост, да, он нужен просто потому, что он дисциплинирует человека. Вы знаете, какое было видение Антонию Великому? Дьявол предстал ему и говорит: Антоний, ты мало ешь, а я совсем не ем. Ты мало спишь, а я совсем не сплю. Не этим ты победил меня, а смирением. Не постом спасается человек. Церковь установила посты для верующего человека, с тем, чтобы немножко дисциплинировать его, чтобы он хоть немножко ощутил власть над своим чревом. У Иоанна Лествичника – это один из великих наших святых, великий аскет и подвижник - есть одно слово, ну, параграф, которое называется «О любезном и лукавом владыке – чреве». Здорово, конечно, ничего не скажешь! Так вот, я думаю, что по мере веры человека, будет он поститься, конечно, а если у него еще нет веры, то что проку будет от этого поста! Многие подвижники, настоящие, которые, ой, как постились, но возгордились этим своим подвижничеством и оказались недостойными церкви, недостойными спасения, и часто погибали. Лучше постарайся жить по-христиански. Не то, что там говорит церковь – поститься, - нет, по-христиански: постарайся не осуждать, а осудил – сразу скажи: Господи, прости меня и помилуй! Не жадничай, не объедайся, тем более, что ты голодал в детстве, ешь, ешь, но не объедайся! Не тщеславься, не хвастайся. Вот с чего нужно начинать – с укрепления веры, а мы начинаем с поста. Какую ошибку мы допускаем! Веру надо укрепить – тогда можно и креститься, тогда можно и поститься. А пока у меня нет веры, это будет для меня носить характер чисто внешний – какой-то ритуал, и не знаю, зачем.  

----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои рассуждения, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

В. Веряскин:

- Я взял с собой распечатку, это тот самый Дионисий, который дрогнул и написал, и у которого потом отобрали эту грамоту об автокефалии патриаршества Москвы, которая явилась незаконной. Но знаете, в чем парадокс? Парадокс вот в чем: этот же патриарх Константинопольский, и по решению вместе с ним Синода, объединил епархии Готии и Кафы. Обратите внимание, Готская епархия и Евпаторийская епархия. Это была территория Крымского ханства – другое государство, но канонически и духовно она принадлежала Константинопольскому патриархату, и он тоже там принимал решения и имел на это какие-то полномочия. Дальше. Это написано в православной энциклопедии, изданной под редакцией Московского патриарха Кирилла – они все это знают, им все это известно. И когда человек несведущий чего-то не понимает, то это простительно. А когда человек все знает, и ведет себя так, как сегодня – цинично и нагло – они откровенно лгут, они откровенно попирают все принципы морали и интеллектуальной честности. Но мы должны понимать, что люди знают и заповеди Божии, но по ним не живут. Поэтому возникает кардинальнейший вопрос: к концу 16-го века, а потом к концу 17-го века что произошло? В итоге в Киеве было три митрополита. Один был законный от Константинопольского патриархата посвященный, другой был рукоположен Московским, третий был греко-католический, потому что была уже уния. А вообще-то есть такой канон – в одном городе не должно быть два епископа. По сообщению средств массовой информации, пророссийский депутат Вадим Навинский вложил свои деньги, и отпечатал в государственной типографии по 20 тысяч на каждую епархию заявлений Константинопольскому патриарху о протесте против автокефалии Украинской церкви. И только несколько епархий, в том числе Херсонская, отказались с амвона объявлять и требовать от верующих, чтобы они заполняли – там было уже все отпечатано, нужно было только подпись поставить. Поэтому, видите, не все так просто – идет борьба, идет перетягивание каната, ну а мы с вами немножко с боку-припеку сидим в стороне, нас называют провинцией. Но мы с вами даже здесь рассуждаем об этих глобальных вопросах. И газеты украинские пишут: это авантюра церковная, церковь будет на крови, угрожаем расколом и столкновениями, будет борьба. А я ж, грешник, читаю газеты, и вам вырезки показываю, чтобы вы понимали, что если вдруг не сразу дадут, а отложат решение о Томосе, сильно не переживайте. Мы с вами посмотрели – Москва 141 год ждала автокефалию, я думаю, сейчас события быстрее идут. А помехи есть. Официальный документ: «Святейшему патриарху Московскому и Всея Руси Кириллу от иеромонаха Феодосия (Бицуцкого) прошение. В течение уже девяти месяцев большую часть времени мне доводится окормлять бойцов Донецкого ополчения, среди которых находятся мои духовные чада. За эти месяцы удалось наладить регулярные контакты с православными воинами разных подразделений: «Спарта», «Пятнашка» и других, находящихся на передовой, где нет возможности проводить регулярные богослужения. Моих скромных усилий заштатного священника не достает. Выражая чаяния и надежду православных воинов, обращаюсь к Вам с просьбой негласно – благословить создание полковых передвижных храмов с последующим в них богослужениях. Я понимаю всю секретность данного прошения. Подобные мобильные храмы использовались силовыми ведомствами и раньше в горячих точках для нужд военнослужащих, но правящий митрополит Донецкой епархии не уделяет ополчению должного внимания. Верное чадо Православной Церкви Московского патриархата и Ваш смиреннейший послушник иеромонах Феодосий Бицуцкий». То есть, дело не только в молитвах, дело, оказывается, и в конкретном окроплении ракет, и снарядов, и автоматов. И вот, православное воинство с одной стороны, и православное воинство с другой стороны, и как в романе Анри Барбюса, летчик летел в Первую мировую войну на своем фанерном кукурузнике, и застал утром перед боями, как армия французская и армия немецкая готовились к сражению. И там, и там священники служили молебен о даровании победы. И летчик подумал: как трудно Богу отвечать на молитвы и принимать решение – кому дать победу – французам или немцам? И вот тут кому дать перевес – Московскому или Киевскому?  Мы улыбаемся, но на самом деле, это глобальная космически уникальная проблема, и мы должны так молиться разумно и должны так себя вести, чтобы в итоге даже Богу стало легче принимать такие решения.

----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Второй Вселенский собор 381 года, как уже было замечено, прошёл далеко не гладко. Император Феодосий, созвавший епископов со всей империи, был на стороне партии Григория Назианзина, позже прозванного Богословом, и Мелетия, т.е., на стороне никейцев.

Самолётов и гиперлупов тогда ещё не было – съехались епископы далеко не все сразу, в частности александрийцы запоздали. Ну и чтобы время не терять даром, председателем поставили Мелетия.

Вопрос с признанием Григория решился быстро – конечно же, его утвердили, и он стал архиепископом Константинопольским. Ну и далее начали решать вопрос с Антиохийской церковью – кого туда поставить епископом. Но тут произошло событие, которое изменило сам вопрос - Мелетий умер - прямо на соборе, он был уже старым человеком. Ситуация осложнилась ещё больше с прибытием александрийских епископов. Появившись на соборе, они увидели Назианзина в качестве председателя - все знали, что он дружит с новоникейцами - бывшими антиникейцами, а для Петра, предводителя александрийцев это было криминалом. Кстати, Пётр - это племянник Афанасия Великого, которому александрийцы сохраняли верность. Они были весьма ригористичны, выступали против Мелетия, обзывали его чуть ли ни арианином. Он, конечно же, не был арианином, он был, как мы уже говорили, антиникейцем. И в этом плане Пётр Александрийский был гораздо строже своего дяди Афанасия.

И вот на соборе александрийцы, увидев, что ускользает, как они думали, их победа, что верх берут новоникейцы и антиникейцы, опротестовали решение назначить Назианзина архиепископом Константинополя и стали проталкивать свою кандидатуру – ещё не рукоположенного Максима.

Максим был очень интересным человеком - профессиональный философ, киник. А вы знаете, что у киников с христианством были некоторые общие идеи. В частности, простота жизни, некоторый реализм. И, в общем, к Максиму Кинику довольно хорошо относился и Григорий, и Василий. Но, как признались сами египетские епископы Назианзину: «Ничего против тебя лично мы не имеем, но мы это сделали, чтобы насолить восточным». То есть вот этим новоникейцам.

Максима рукополагали ночью. Там была целая история. Народ, когда узнал, что ночью идет рукоположение, устроил восстание, и рукоположение еще не было закончено, как египетских епископов и Максима выставили из храма. А Максим был ещё очень внешне своеобразный человек - лохматый. Ну а Вы знаете, что мужчинам, по слову апостола Павла, нельзя отращивать длинные волосы. И когда Максим приехал в Рим жаловаться, что его прогнали, то папа Дамос, когда его увидел, то даже спросил, христианин он вообще или нет. Потому что выглядел он и вправду нестандартно: в тоге киника - крайне простой философской одежде, плюс очень лохматый. А это совсем не было принято в то время.

На соборе всё-таки было решено, что рукоположение Максима «ничтожно». А насчет Антиохии Григорий предложил, что раз Мелетий умер, то пускай епископом будет Павлин. Новоникейцы, которых было большинство, его даже слушать не стали. И как александрийцы попытались в пику восточным поставить Максима, так и восточные в пику, скажем, тем же александрийцам, которые были близки к староникейцам, рукоположили антиохийского пресвитера, который был на соборе, по имени Флавиан, в антиохийские епископы. Ну и, как Вы понимаете, это отнюдь не способствовало уврачеванию раскола.

Плюс ещё после избрания Флавиана епископом антиохийским, произошло разделение - в связи с Григорием, вернее, отношением к нему. Новоникейцы были раздосадованы на него за то, что он предлагал Павлина в антиохийские епископы. А египетские староникейцыбыли недовольны им потому, что он был близок к восточным новоникейцам. После того, как Григорий, будучи председателем, не смог настоять на том, чтобы Павлин стал епископом Антиохии, александрийцы выступили против его епископства на Константинопольской кафедре. Споры разгорались, и Григорий решил: раз вы не можете согласиться, то давайте я сам уйду. И собор принял его уход.

Формально его ещё обвиняли в том, что он покинул кафедру в Сасимах, переезжая в Константинополь. Позже появится такое правило Церкви – канон запрещающий епископам оставлять места своего служения, но, во-первых, закон не имеет обратной силы, во-вторых, этот канон был направлен на защиту Церкви от перемещиния епископов волей государства. Григорий же был далёк от карьеризма, он сказал: «Я, как Иона, готов прыгнуть в море». Император тоже согласился с его отставкой.

Далее был составлен список кандидатов на константинопольскую кафедру. И раз не Максим и не Григорий, то кто же будет епископом? И тогда Диодор епископ Тарса Киликийского - будущий учитель Иоанна Златоуста, предложил своего киликийского сенатора Нектария. Последний был человеком уже пожилым, уважаемым, высокой языческой культуры, однако некрещённым. Императору эта кандидатура очень понравилась, его тут же на соборе и крестили и посвятили во все степени священства, и, к слову говоря, Нектарий оказался очень даже неплохим епископом. Он имел и политическую изворотливость, и жизненный опыт, и внешне был весьма солидным человеком. Ну и, в общем, ему удалось как-то довести это Второй Вселенский собор до конца.