Исторические темы мы в том или ином ракурсе затрагиваем с Вами постоянно и во всех рубриках – никуда нам от неё не деться. Но вот отец Яков Кротов взял на себя задачу рассудить о смысле самой истории и, если так можно выразиться, её психологии.

Я.Кротов:

- Я историк и одновременно священник, но историк – это все-таки профессия в большей степени, чем священник, и больше людей признают, что это профессия, хотя далеко не все. И есть люди, например, профессор Юваль Харари, профессор всемирной истории в Иерусалимском университете, и он однако считает, что всемирная история это просто сборище лжи, сплетен, басен. Никакие идеалы не настоящие, никакой поиск истины не открывает истину. Нету свободы воли, нету и человека. У меня взгляд другой: человек бывает, человек возможен, и историк ищет человека, точнее, интуитивно знает, как пахнет человеческое, где его искать, где события, история. Отец истории – Геродот. Он назывался отцом истории, потому что здесь впервые не описывались подвиги какого-то царя. Вот Гомер – не отец истории, там история – это приключения, это путешествия, это мистика, потому что в ней боги участвуют наравне с людьми, но это не история. История Геродота – это, во-первых, история настоящая, это чрезвычайно важно. А в человеке есть инстинкт настоящего. Да, человек способен обманываться, способен к самообману, способен воспринимать чужие обманы и имплантировать их в себя, словно собственную память, но… откуда мы это знаем, что человек на это способен? Потому что мы не хотим этого, мы стремимся к истине, - и здесь первое определение истории. История – это путешествие человека от лжи к истинности, это борьба за истину. Был такой медицинский эксперимент. Предложили людям довольно болезненную медицинскую операцию. И на выбор – вот вам 15 секунд сверлят нерв в зубе – очень больно, либо вам 15 секунд сверлят зуб, вы испытываете ровно ту же самую боль, но затем еще, скажем, 7 секунд вам сбавляют обороты – вы испытываете боль, все более слабую, наконец, она совсем проходит. Какой вариант лечения вы предпочтете? И вы знаете, оказалось, что почти все люди предпочитают именно второй вариант, хотя там по цифрам, математически, боли-то больше. Но зато появляется смысл. Не просто на меня обрушилась боль, а эта боль изменялась, она развивалась – она была сильнее, стала слабее и, наконец, прошла. Оказывается, динамика это не просто сила, «динамо» по-гречески сила, и когда в Евангелии говорится, что Христос говорил с силой, там стоит именно слово «динамис». Оказывается, это еще и развитие какое-то. Человек знает о себе, что у него все время идет своя война, война за жизнь, война за свободу. Как у греков Гомера, как у греков Геродота. Но у греков Гомера это борьба под властью богов, у Геродота эта борьба уже земное явление. И вот история – это, прежде всего, земное явление. Конечно, когда это говорит верующий человек, то встает вопрос: а ты веруешь? – Да, конечно! Я верую именно потому, что я знаю, что есть земное, и это земное, как сказал Николай Бердяев, упирается в тайну. Борьба греков за свою свободу от персов, описанная Геродотом. И что? И посей день есть Греция, есть Иран, который раньше был Персией, - и что, это история? Это бег по кругу, это беличье колесо, это то, что Экклезиаст назвал суета сует и всяческая суета. В истории римляне ставили триумфальные арки, они побеждали. История Геродота это своеобразная словесная триумфальная арка, вписанная в историю многих царей Израиля и Иудеи. Триумф, победа – достижение? Нет, практически все цари Израиля, как говорится, плохо кончили, даже царь Соломон, даже царь Давид. Они увидели то, о чем говорится в книге Экклезиаста – суета сует! Наши победы оборачиваются поражениями, они никогда не навсегда. Значит, в истории есть боль, есть облегчение, избавление от боли. Но это еще не вся история. Потому что в истории, как и в душе каждого человека, кроме боли физической, эмоциональной, есть какая-то колоссальная внутренняя тянущая боль, тоска, жажда правды, и с каждым годом эта жажда не мелеет – мелеет правда. Потому что то, что мы находим, оказывается полуправдой. И тогда мы говорим себе: кроме истории политических учреждений, кроме истории отдельной семьи, отдельной личности, отдельного человека, есть еще история собрания. Церковь это собрание, как синагога, как умма, история общения. И вот почему. Потому что, оказывается, что мы тогда обнаруживаем смысл, когда не думаем о себе и жизни, словно о человеке в кресле зубного врача, когда мы понимаем, что другому тоже больно. История – это история двух и трех – там, где двое или трое, там и история посреди них. Историей достойна называться история людей и история Церкви.      

----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И. Осипов:

- Религия, и христианство в частности, это та область, в которой не может быть насилия и принуждения. Ни в коем случае! Это область только души человека, область его разума и его совести. Конечно же, вопрос нужен: что такое Церковь, что такое христианство, православие, что это такое? Христос, зачем Он нужен? Евангелие? Смысл жизни? Есть же много вопросов, на которые надо деликатно, но насколько это возможно, стараться говорить с детьми. Очень часто мы упускаем детей. Скажите, пожалуйста, неверующим детям: вы верите, что нет Бога. Но эта вера, что нет Бога, не имеет никаких аргументов, просто никаких. Вера в то, что нет Бога, представляете, это очень важно – не имеет никаких аргументов! Ну почему вы верите, что нет Бога? И начинается: - А кто Его видел? – А вы свой ум видели? - Наука доказала. – Да? Полно ученых, которые веруют. – Страдания на земле. – Верно. Почему страдают? Почему страдают пьяницы, алкоголики? И вот тут важно объяснить, что такое грех, что такое заповеди. Нарушение законов природы приводит к чему? К экологическому кризису. Этот экологический кризис и у нас происходит, и мы из-за этого и болеем, и страдаем. А поскольку дети связаны с родителями, как одно целое, как одно тело, то состояние родителей и всего даже рода во многом обуславливает и состояние детей. Но, если есть Бог, тогда мы знаем, поскольку верим, что ни одна капля страданий не напрасна. Значит, это полезно ему. Земная жизнь – миг, а человек предназначен к вечности, значит, это полезно для него. Так. А если нет Бога? Просто страдает бессмысленно, и все! Вы предпочитаете эту веру? Когда человек бессмысленно страдает? А я предпочитаю и верю, что ни одна капля страдания ребенка не пропадет даром, ибо Бог есть Любовь. Надо же разговаривать, но чтобы разговаривать, надо знать, чтобы знать, надо читать, надо учиться. Мы не хотим учиться. Мы подчас такие вещи говорим детям, Боже мой, сказки какие-то рассказываем! Они, конечно, смеются и больше ничего. И мы начинаем говорить о чудесах… Будьте осторожны! Потому что очень много происходит вещей, которые не являются чудом, или являются чудесами ложными. Сам Христос говорил, что восстанут лжехристы, лжепророки, и я прибавлю – лжесвятые, которые явят великие чудеса, чтобы прельстить, обмануть даже верующих. Н из святых поэтому говорил: чудеса, вызывая удивление, мало способствуют святой жизни. А мы сейчас все бросились на что? Чудеса, чудеса, чудеса. Ищем чудес. Ну и что? Ну, совершилось чудо, и что дальше? А ты изменился? Ты перестал осуждать? Перестал жадничать? Перестал завидовать? Нет! Просто чудо. Вот преподобный Кассиан Римлянин говорил: чудеса, вызывая удивление, мало содействуют святой жизни. Так что, и это даже не аргумент, поэтому надо быть осторожным. Надо учиться, чтобы учить других. А если мы, ничего не зная, начинаем своим детям что-то говорить, не зная откуда, то тогда я нисколько не удивлюсь, что они просто засмеются и скажут: знаете что, вы эти сказочки, может, кому другому расскажите? Неужели вы не понимаете, что без Бога – широка дорога. Без Бога легче жить. Что вы! Ежели Бога нет, души нет, вечности нет, значит – умер, и все в порядке, все закончилось, и все закрыто. Что бы я ни наделал, какого бы зла не сделал, каким бы я самым лукавым дьяволом не был, - умер, и все в порядке! Поэтому – нет, нет, нет, Его нет! Слышите, откуда эта причина атеизма! Из страха перед ответственностью, в том числе. Недаром говорят, страус зарывает голову в песок перед лицом опасности. Так и ты – не хочу, чтобы был Бог, потому что - ответственность. Еще раз повторю: атеизм не имеет никаких аргументов, никаких! Все аргументы, которые выставляются, это анекдот – человек – что хочу, то и утверждаю. Давайте, хотя бы один аргумент – наука. Наука утверждает, что все наши знания являются только одной капелькой в океане непознанного. Можно ли, на основании знания одной капельки, говорить о том, что там в океане? Подошел, зачерпнул кружку океанской воды, и воскликнул: А какие-то идиоты мне говорят, что тут киты водятся! Слышите! Вот, что говорит наука. Поэтому наука, то есть ученые, самое большее, что может сказать, - я пока не знаю, есть Бог или нет. Хотя многие утверждают, что есть. Но сказать, что нет, никто, никогда, ни один ученый сказать не может.   

----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои рассуждения, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

В. Веряскин:

- Конечно, Константинопольский патриархат, хоть и считается основанным непосредственно Андреем Первозванным, в середине 4-го века они провозгласили себя, и их тоже 80 лет не признавали, только потом признали патриархатом – тогда это было серьезнее, чем сейчас. Дело в том, что Константинопольский патриархат уже издал 10 или 11 Томосов. В середине 90-х годов Эстония обратилась к патриарху Константинопольскому – дайте нам Томос для маленькой Эстонской Православной Церкви. И Константинопольский патриарх осмелился и принял в свою юрисдикцию эстонских православных верующих. Москва обиделась и разорвала евхаристическое общение с Константинопольским патриархатом. Через некоторое время пришлось встретиться в Швейцарии – на нейтральной стороне. Были созданы две комиссии – богословские и канонические, чтобы проанализировать все, ну и отважиться, согласовав со светскими властями, объявить референдум в каждом приходе. И 30 приходов остались за Московским патриархатом, а 62 – за Константинопольским. И вот из-за такой мелюзги был конфликт, потом более-менее урегулированный. Я образно говорю, каждая душа, наверное, для Господа дорога. Но, представитель Московского патриархата, пресс-секретарь Даниленко сказал, когда его спросили: а вы как в Московском патриархате воспринимаете? – А мы не воспринимаем – это пшик, из этого ничего не будет, и сказал такую фразу: не пришивают пиджак к пуговице. Все равно Московский патриархат воспринимает себя, как пиджак, ну а мы что? – пуговица, гудзик такой маленький. Метафоры, они сразу обо всем говорят – мы – старший брат, мы – мама, вы – дочка, мы – пиджак, а вы – пуговица. И я вот думаю, где тут любовь, где тут даже человеческая этика, не говоря о богословском понимании и канонических вопросах. Томос об автокефалии маленькой Церкви Эстонии – мы имеем документы и можем ориентироваться, как их выдают. Томос об автономии Чехословацкой Церкви, - как они звучат, как они формулируются, и как их выдают. А Москва один раз попробовала выдать Томос в 1970-м году – Американской автокефальной Церкви – до сих пор не признана ни одной из 14-ти Православных церквей. Очень интересный момент перед нами стоит и требует от нас зрелости – духовной, моральной, некоторых знаний не только истории своей страны и своей Церкви, а пошире – даже истории вселенского Православия. Потому что иначе соотнести наши частные какие-то вопросы со всеобщими – трудно, нелегко все это уместить в своей памяти и в своем представлении. Длинные и обширные интервью даны, конечно же, и членами Синода Константинопольского патриархата, и они довольно откровенно рассказали о том, как они понимают это все. Архиепископ Тельмисский Иов Геча, украинского происхождения, владеющий украинскою мовою, то есть, внутри Константинопольского патриархата есть люди, которые очень хорошо знают историю, взаимоотношения, и могут квалифицированно участвовать в принятии решения. Потому что иногда нам кажется, ну что они там могут о нас знать, думать и принимать решения? Могут. Есть митрополит Александр Дробинка, который говорит, что даже если меня за это накажут, я - за автокефалию. А другой – Агафангел – за то, чтобы Украины не было – а ее и не было, и нет – и он, живя в ней, ее не признает, и готов бороться с ней такими средствами. Поэтому мы стоим перед выбором, очень серьезным и сильным – не только внутриличностным и внутриепархиальным, но и внутрицерковным, и внутриправославным. И последнее, я бы хотел, чтобы мы не боялись того, что сказано в коммюнике Синода Константинопольского патриархата – то, что они будут информировать другие Церкви и будут координировать свои действия. Как они информируют и координируют, было показано недавно во время Всеправославного Собора. Они проинформировали: мы созываем. Москва говорит: не момент, не поедем в Стамбул. Поедете на остров Крит в Эгейском море, тоже не поедем. Если будете рассматривать вопрос об Украине, вообще не поедем! Скоординируем действия, может, как-то переиграем, и вы приедете? – Все равно не приедем. И не приехали. Но, интересно – информировали, координировали, все равно собрались и все равно решили. Семеро одного не ждут, большинство приехало, решения приняты. Не все – не стали дразнить, до конца добивать, украинский вопрос на Соборе тоже не ставился. Но он уже был известен, он подспудно уже лежал, он проговаривался, и он в итоге дозревает до решения. На момент распада Советского Союза, на весь Советский Союз было всего 9000 приходов. Из них 3000 - на всей территории бывшего Советского Союза от Прибалтики до Владивостока, и 6000 – только на территории одной Украины – две трети. Сегодня ситуация немножко изменилась, но в принципе, направление и пропорция вам понятна, что дело не только в количественных показателях, но и территориальных, финансовых и политических. Правильно сказал Порошенко: это не только церковный вопрос, это еще вопрос геополитический. А поскольку Церковь Вселенская, и у нас целая вселенная и планетарный масштаб, то оказывается, вольно или невольно мы с вами участвуем сейчас, в этот момент, в принятии цивилизационного и геополитического решения.         

----

И последняя церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Кроме никейцев и антиникейцев на Второй Вселенский собор 381 года, проходивший в Константинополе, прибыла и делегация – около 30 епископов, которых прозвали духоборами или Македонианами по имени епископа Константинопольского Македония. Последний был старым бойцом за никейскую веру, антиарианином. Но всех их на этом же соборе, в конце концов, объявили еретиками и предали анафеме за отрицание Божества Третьего лица – Духа Святого.

На самом деле складывается впечатление, что духовенство тех времён – хлебом не корми, дай кого-либо обвинить в ереси. А затем проходит время, и частенько оказывается, что Македоний был православным, Аполлинарий – православным. И никейцы и антиникейцы – тоже православные. Полтора тысячелетия нехалкидонитов, т.е., не признающих постановлений IV Вселенского (Халкидонского) собора  451 года, клеймили еретиками-монофизитами, а теперь с конца 20-го века выяснили, что те же армяне вполне православны.

Македоний, к слову говоря, даже физически не мог иметь никакого отношения к ереси, ему приписываемой, потому что он умер лет за 20 вообще до разговоров о Божестве Духа Святого. И с Несторием не всё так просто – он проповедовал ровно так же, как его учили отцы Церкви, обладающие безоговорочным авторитетом.

Церковную жизнь вообще нельзя рассматривать в чёрно-белом цвете. Были тезисы и антитезисы. Имел место некоторый поиск Церкви, попытки формулировок основных вероучительных истин. И, скажем, одних участников поиска объявлять еретиками, а других – нет – никаким оправданиям не подлежит.

Или даже если человек в чём-то и ошибается, но не настаивает на своём мнении с претензией на истину в последней инстанции - это совершенно не значит, что он еретик. Так же, как мы говорили - православные антиникейцы вовсе не были еретиками, хотя они не признавали никейской формулы, утверждённой Первым Вселенским собором. То же самое и македониане, которые были доникейцами. Они сформировались и были научены в то время, когда еще не было церковного учения о Духе Святом как Боге. И в этом смысле невозможно судить их за то, чего им не было дано.

Да и вообще, поиск не может быть безошибочным, а упоминаемые нами персоналии были включены в догматическое творчество Церкви.

Ну а теперь закончим с судьбой Григория Назианзина, прозванного Богословом. После собора он удалился к своему отцу, помогал ему в сельском хозяйстве, а когда папа умер, Григорий добился того, чтоб в Арианзе был хороший епископ.

Чем занимался Назианзин? Писал стихи, продолжал работу своего отца в управлении хозяйством – у него была земля и были рабы. О рабах он заботился, но и бездельничать не позволял.

Таким образом, как говорится – подальше от Церкви, поближе к Богу - всякой активной церковной деятельности Григорий впредь сторонился, будучи сыт по горло общением с отцами Второго Вселенского. Нет, он не опустил руки – писал стихи Богословские и Богослужебные, вёл переписку, общался с духовными чадами, но на соборах участвовать – ни, ни!

Он говорил так: «Не бойтесь ни льва, ни благородного леопарда, даже гремучую змею можно обратить в бегство – одного только бойтесь: плохих епископов». 4-е столетие – а как актуально!

Григорий чрезвычайно глубоко переживал деградацию епископского служения, моральную вакханалию на Втором Вселенском, о том, что духовенство озабочено исключительно самоутверждением, а не судьбой Церкви. И это, при том, что Второй Вселенский - далеко не худший по поведению. Я уже говорил, что на одном из соборов, когда избирали римского епископа, обсуждение вылилось в такое побоище, что осталось что-то около 150 трупов. Это, кстати, к вопросу о непогрешимости соборов.

Так и провел Григорий свои последние дни, крайне пессимистично глядя на церковную жизнь своего времени, а умер Назианзин в 390-м году на своей родине в Каппадокии.