Хорошо, когда всё по справедливости? А по любви? – Тоже? Однако любовь и справедливость – вещи взаимоисключающие. Бог справедлив? Или любящий нас? О. Яков Кротов несколько слов по этому поводу.

Я.Кротов:

- Когда мы ставим вопрос о том, каков Бог в отношении с людьми, мы грешим тем, что называется хитрым греческим словом «антропоморфизм». Мы уподобляем Бога человеку. В нашей жизни для нас одна из основных проблем: сочетание доброты и справедливости. Справедливость – понятие закона. Закон – это нормы, которые вводятся людьми, о которых мы договариваемся. Которые основываются на биологических, психологических  каких-то законах и явлениях. А доброта и любовь – это то, что не имеет ни малейшего отношения к закону. То, что взрывает закон, если понадобится. Между законом и милосердием такая же разница, такое же соотношение, как между, ну, давай так скажем: дружбой и любовью. В принципе, можно и с женой дружить. Даже муж может быть другом. Но мы всё-таки понимаем, что это разные пласты существования. И в духовной жизни человек часто боится закона, потому что закон, ну, если есть закон: «не лжесвидетельствуй», «не прелюбодействуй», если есть заповедь Христова: не говори о ближнем «дурак», ты за это отправишься в геенну огненную. Ну, если это понимать буквально, если закон таков, то для любви места вообще не остаётся, нельзя любить по приказу, нельзя любить человека, на котором висит табличка: «не влезай, убьёт». Если мне всё время говорить: «ты этого человека люби», я его возненавижу лютой ненавистью. Что же тогда: Иисус не понимал этого железного закона человеческой свободы? Что можно любить только помимо закона? И не по закону? То, что Любовь прощает всё, что угодно, потому что это Любовь. Но какая мне разница: прощай, и нет вопросов! О чём речь? Мне жена изменила? Тоже мне! Мне не изменить – это ж грешно! Сам Бог велел мне изменять, потому что я сволочь, вот она мне и изменила. Это катастрофа для моего самолюбия. Но она не изменяет. Вот это чудо, пожалуйста! Как объяснить такой антропоморфизм, что нам нужен Бог строгий больше, чем Бог милосердный и любящий? Мы не доверяем себе, другим людям мы тоже не доверяем, потому что эталоном для человека является его собственное сердце. К другим людям мы просто продолжаем бесконечность, то, что справедливо для себя. Я не доверяю своей способности проснуться в 6 часов утра, поэтому я включаю будильник. Я не доверяю своей способности не нарушить диету, не обожраться, поэтому я буду держать себя в ежовых рукавицах. Я не доверяю своей способности не ругаться, поэтому лучше… Как там пословица? Недосол на столе, а пересол на спине.  В духовной жизни, да и вообще в жизни, обычно наоборот. Я себе предпочитаю пересолить, пусть мне Бог скажет, что за слово «дурак» ты пойдешь в геенну огненную. За просмотр журнала с порнографическими картинками тебе оторвут там всё, что можно оторвать, но глядишь, я тогда не буду смотреть порнографические картинки: я так напугаюсь, так напугаюсь, всё отпадет. Опыт показывает, что это совершенно не так! К сожалению, реакция прямо обратная. Она выражается в поговорке: «запретный плод сладок». Совершенная любовь изгоняет страх. А страх выгоняет любовь, по крайней мере, очень путается у неё под ногами. Если любовь большая – путается под ногами. А если любовь маленькая – она может быть растоптана страхом. Поэтому когда Господь пугает, надо спросить себя: а Он точно пугает? Ведь Он говорит что-то невероятное, что нельзя глядеть на женщину с вожделением, - но это же биология, а не психология! Это же не в моей власти. Не ругать ближнего дураком. Но это же невольно происходит. Привык, и привык. Нигде в Евангелии Господь не пугает нас для того, чтобы запугать. Чтоб мы так испугались, что перестали грешить. Когда Господь говорит о конце света, об адских муках, о том, что спасётся малое стадо, а большинство людей погибнет – Он не пугает, и Он прекрасно знает, что среди толп, которые Его окружают, - ну, какая толпа, в Бердичеве десять человек – уже толпа. В Древнем Иерусалиме жило двести тысяч человек. Там собралось сорок – о, к Иисусу собрались изо всей Галилеи! Он же не пугать их хотел, Он выражал ощущение своей основной мысли: «Царство Божие приблизилось!» - Ребята, вы на краю! Вы наконец-то, в упоении можете быть. Вы на краю такой пропасти, что будете падать вечно. Давайте сделаем шаг вперёд – и… взлетим! Вот оно Евангелие – мы на краю, и мы сделаем шаг вперёд… Как в известном анекдоте, что в 1917 году Россия стояла на краю пропасти, и с тех пор мы сделали большой шаг вперёд. Мы на краю, шаг вперёд – и мы взлетаем! Вот она - вера! Вера не для испуга, вера для полёта. Поэтому нет такого догмата, что никто не спасётся. Поэтому мы должны молиться о других усиленно, не потому, что им грозит огромная опасность, а потому что молиться усиленно – это просто призвание любого человека, это просто хорошо и нормально, а пить пиво -  нет у нас такого призвания. Стать самим собой – вот для чего нас «пугает» Господь.

----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И. Осипов:

- Один из французских экзистенциалистов прямо написал: что такое экзистенциализм? Это вывод из последовательного атеизма, который говорит о том, что ему абсолютно всё равно, есть Бог или нет Бога, и даже если Он есть – это нисколько не меняет его отношения к миру. Слышите? Действительно, оказывается, без идеи Бога можно жить, заниматься всякой наукой, какой угодно, мировоззрение же обязательно предполагает понимание этого вопроса: бытие в целом. Является оно самодостаточным или оно является следствием  какого-то творческого, если хотите, акта? Или акта какого-то интеллекта, о котором  говорит масса людей. Мировоззрение в этом смысле охватывает вопросы, видите, какого порядка: это очень важно. Естественно, знание не ставит вопроса о смысле Жизни. А мировоззрение без понимания этого вопроса  - какое же это мировоззрение?  Вся суть именно в этом, - зачем я живу? Зачем живёт человечество, какой смысл в этом существовании? Мировоззрение имеет, может иметь  - ну и имеет, конечно, человек независимо от степени своей образованности. Совершенно независимо. Это может быть величайший учёный. Это может быть величайший невежда. И они могут иметь одно мировоззрение: например, верить в Бога.  Или вообще не верить в Бога.  И тот, и другой.  Вы слышите, оказывается, образование не имеет никакого значения в данном случае. Не наука сама по себе образует мировоззрение. Нет-нет. А это вот в человеке есть поиск смысла. Смысла своей жизни, смысла жизни вообще, всего бытия, если хотите. И вот создаётся, если хотите, или приобретается, или получается, или возникает то, что называется мировоззрением, целостным взглядом на мир. Один говорит: я верю, что есть Бог. Другой говорит: я верю, что нет Бога. Правда, никто не говорит: я верю. Обратите внимание. Я не верю. Голубчик, ты веришь. Только почему ты веришь, что нет Бога? Смотри, как интересно было бы знать. Почему ты веришь, что нет Бога? Мне как-то однажды пришлось спросить одного крупного учёного нашего, но атеиста. Я попросил его ответить на вопрос: что нужно сделать, чтоб убедиться, что нет Бога. Что нужно сделать? Я даже сказал, поскольку разговаривал с академиком РАН. Знаете, какая растерянность была! Ну, а что, а что, тот же самый вопрос: а что, Бог есть? Я говорю: я вам сейчас отвечу, пока на этот вопрос ответьте. Нет ответа. Ничего себе, атеистическое научное мировоззрение. Уж если говорить о научном мировоззрении, то в таком случае надо говорить о научном религиозном мировоззрении. Здесь можно ещё говорить. У нас есть целый, если хотите, набор аргументов, который заставляет просто делать вывод, что есть Бог, есть высший разум, благодаря которому только и существует этот мир. И его целесообразность, этого мира, и сама идея этого мира не могла бы возникнуть, если бы Бога не было. И, наконец, религиозный опыт и отдельного человека, и целых народов, опыт непосредственного познания Бога. А вот что сделать, чтоб убедиться, что Бога нет? Вот это да! Вот что сделать? Пришлось потом засмеяться и сказать: а ответ-то есть, он очень простой. Стать религиозным человеком. Сделать всё то, что говорит религия, и тогда увидите, оказывается, тот аргумент, что приводит религия, она говорит, что блаженны чистые сердцем. То есть, стать действительно чистым, праведным человеком. Вы слышите, к чему призывает религия-то? Не к каким-то абсурдам, нет. Надо стать действительно чистым человеком, искоренить в себе зависть, тщеславие, гордыню, алчность. Вы слышите? Ибо: «Блаженны чистые сердцем, они Бога увидят». То есть, убедятся в Боге. Вы слышите, какой я говорю путь-то? Каким образом мы убеждаемся в существовании какой-то нейтрино? Эксперимент нужен. Истинная теория, какая?  Которая подтверждается экспериментом. Вы знаете, что нейтрино теоретически открыли за 30 лет до её экспериментального открытия? И тут надо сказать: да, верно, теперь мы убеждены. Хотя, кажется, для этого были все теоретические основания. Так и здесь: чтоб быть чистым человеком – разве это плохо? И тогда убедитесь и увидите, есть Он или нет.

----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои размышления, связанные с историей Украины и нашей Поместной Православной Церкви.

В.Веряскин:

- Уж если мы стали затрагивать начало XIX века, то в 1812 году, это историческое событие, была открыто первое Библейское общество в Петербурге, и князь Гагарин возглавил его. И император благоприятствовал этому, и что интересно, это Библейское общество начало переводить уже на русский язык Новый Завет. Буквально через пару лет было открыто Библейское общество в Киеве, и тоже на русском начали Новый Завет распространять. Но украинский перевод, даже в 1860 году сделанный Филиппом Морачевским не был Священным Синодом разрешён к напечатанию. На калмыцком - можно, на украинском - нельзя. Конечно, у них были тоже свои соображения. Они говорили: ну, что вы сравниваете, калмыцкий и русский совсем далеко отстоят. А русский и украинский - близкие, поэтому украинцам хватит и русского. В этом смысле не допускали перевод на украинский язык никакой части Священного Писания. И только в 1869 году впервые во Львове начали печатать первые книги Библии в переводе Пантелеймона Кулиша. Но это растянулось аж до 1903 года - с 1869 года до 1903 гг.  В Вене, в Австрии, впервые была напечатана Библия полностью на украинском языке в переводе Пантелеймона Кулиша. Михаил Драгоманов находился в эмиграции, поскольку невозможно было внутри Империи жить интеллигентному, свободомыслящему, уже имеющему национальное самосознание человеку, он вынужден был бежать из этой страны. Из московского царства бежал какой-нибудь, там, Юрий Крижанич, или кто-нибудь, там - князь Курбский, который только потом переписывался с Иваном Грозным. Но, оказывается, и в XVIII-XIX веке вынуждены были выезжать за границу лучшие умы, свободные умы. Поэтому Михаил Драгоманов, находясь в Болгарии, за пределами Российской Империи, посещал Львов, поскольку он был тогда в Австро-Венгерской Империи, то там уже напечатал и написал эту работу. Она впервые была издана только после распада Советского Союза, в 1991 году. Собрание сочинений Ивана Франка. «Пропащий час.  Українці під Московським царством (1654 — 1876)». Возможно, это было преувеличение – Украина не только пропадала, она и терпела, и набирала силу, и развивалась, но в целом, конечно, к великому сожалению, и Тарас Шевченко, и Михаил Драгоманов определили это как потерянное время для развития. Хотелось бы, чтобы и сегодня мы действительно собрались с мыслями, с чувствами, с волей, уточнили свою идентификацию. Я хочу обратить наше внимание ещё раз: например, первую историю даже Церкви написал датчанин. Первый словарь великорусского языка Владимир Даль написал, датчанин по происхождению, а под псевдонимом - Казак Луганский. Это псевдоним Владимира Даля. И я хочу сказать, что к великому сожалению, так забиты были свои люди, что прогрессивные явления в просвещении, в науке, в медицине, в военном деле, путешествиях… Витус Беринг тоже датчанин. Ему ПетрI поручил проверить, а есть ли полоска воды между американским континентом и окончанием  территории тогдашней Российской Империи?  И сегодня мы имеем пролив Витуса Беринга. История, конечно же, драматична, конечно же, запутана, конечно же, трагична, но она - учительница жизни. Если мы будем знать её, хотя бы пунктиром, она будет помогать нам осознавать наше место в нашем моменте бытия. Я помню второе издание Большой советской энциклопедии – я сначала удивился, но не понял ничего. Берингов пролив – статья была огромная, с цветными картами – и что-то там типа 27 страниц, и всё про Берингов пролив. И я увидел непропорциональность, несоответствие. Остальные статьи небольшие, а эта - огромная. И только потом, после распада Союза, были напечатаны воспоминания академика Кедровского, психолога, историка, и он говорит: когда вышел этот том большой советской энциклопедии, второе издание, изготовлением и рассылкой занималось НКВД. А в это время арестовали Берию. И в этом томе было 27 страниц, биография Берии, с портретами. И его арестовали, НКВД арестовало, обязало сдать этих всех подписчиков, вырезало все 27 страниц про Берию, приказало редакторам расписать большую статью про Берингов пролив, вклеить вместо Берии и разослать обратно подписчикам. А мы потом читаем и удивляемся: что так развезли Берингов  пролив на 27 страниц, кому он нужен!  Я хочу сказать, что когда мы с вами читаем что-то или видим подоплеки исторические, даже из свежей истории, нам бывает непонятно - непропорциональность, выпячивание чего-то, скрывание чего, а, оказывается, у всего были причины. И наша сегодняшняя задача, ну, мягко выражаясь,  повысить своё самосознание. А это как раз показатель ответственности. И личной, и социальной. Мы осознаём, кто мы, где мы, какие у нас ценности, и какая у них иерархия? Да, мы может быть, неспособны умереть за какую-то ценность, как Олег Сенцов, но если мы способны хотя бы ему посочувствовать и хотя бы внутренне его поддержать, для нас ещё не всё потеряно.

----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Завершая наш разговор об Иоанне Златоусте, хотелось подчеркнуть главную особенность его служения. Иоанна не особо волновали тонкости догматики. Он отнюдь не был готов вцепиться в горло за «омоусиос» или «омиусиос». Он не пускался в споры о двух природах и волях во Христе, о Божественности  Святого Духа и т.д. Его волновал вопрос – как это так случилось, что христиане стали себя вести хуже язычников.

В то же самое время остальных отцов по большей части волновала филигранность формул вероучения, т.е. главные силы Церкви уходили на разрешение конфликтов, связанных с ересями. А жизнь по образу Христа? - вроде как никто и не отменял, но она оказалась за скобками. Посему епископат зачастую опускался ниже языческих норм морали – рыба-то, как известно, портится с головы. Ну мы обращали с Вами внимание на то, что после Первого же Вселенского собора всех несогласных с его постановлением отправили в ссылку. По распоряжению императора, конечно, но ни один из сотен епископов не протестовал против сего и даже не сетовал - дескать, так им и надо.

Так вот, за внутрицерковными конфликтами, связанными с догматическими спорами, отцы не заметили одной реальности, которой ужаснулся Златоуст: произошла псевдохристианизацияобщества, псевдовоцерковление. Не заметили того, что общество, называющее себя христианским, по сути таковым не являлось. Победа над тогдашним язычеством привела к тому, что последних, в общем, стало как бы и не видно, они перестроились и оказались внутри церковной ограды. Император Феодосий запретил попросту язычество, империя стала христианской, но при этом, как говорил великий святой 18-го века Тихон Задонский о своейэпохе: «Как бы не удалилось христианство неприметным образом из общества, которое себя таковым именует». Это, конечно, мягко сказано. На самом деле, святитель Тихон констатировал свершившийся факт. Пройдёт сравнительно немного времени и это самое «христианское» в кавычках общество будет взрывать храмы и живьём в землю закапывать священников. Златоуст в этом смысле необыкновенно современен. Если пафос Василия, Григория Назианзина и Григория Нисского – это пафос преодоления церковных разделений из-за различий в тонкостях веры, то Златоуст будто специально не занимается догматическими вопросами, практически их не трогает. В его огласительных словах – лишь нравственные увещевания, то есть этическая работа, а не догматическая.

Вне всякого сомнения, были и есть в Церкви люди, живущие по заветам Евангелия, но это, к сожалению, не правило, а исключение. Иоанн был таковым, и он не только жил благочестиво, но призывал других следовать за Христом, и делал это блестяще. Фактически он был тогда чуть ли не единственным голосом Церкви на фоне всеобщего нравственного упадка. Сравните Церковь начала 4-го века и конца 4-го века. До неузнаваемости!

Ну, во-первых, в начале христианином было быть невыгодно и даже опасно. А в конце – всё наоборот. Поэтому и хлынули в Церковь всякие приспособленцы - перестроившиеся, только не душой, а рожей. Это завсегдашняя ситуация – у нас в постгорбачёвское время – та же самая картина. И Златоуст обличает вот такое псевдохристианское общество, говорит, в частности: «Если бы мы действительно были христианами, не осталось бы ни одного язычника. Язычники есть потому, что мы не христиане». И ещё он говорит:«Я смотрю на Церковь и спрашиваю: а живо ли Тело Христово? Мы погасили усердие, и Тело Христово соделали мёртвым».

Да, язык Златоуста, обороты речи - старые – сейчас так не говорят. Даже переводы - нафталином пропахшие. Но суть его речей настолько актуальна – спохватываешься – так это же всё про нас, о нашем современном состоянии Церкви с её подчас алчными и властолюбивыми епископами, тупым духовенством, богомольцами, в большинстве своём укушенными жизнью, а нередко и с проблемами психики.

А таких, как Иоанн Златоуст, почти всегда и повсюду церковники люто ненавидели, хотя простой народ любил. В общем-то, и закончил Иоанн свою жизнь, как мы уже говорили, в изгнании - запрещённым в служении – расстригой, так сказать, лишённым сана раскольником и самозванцем, как сейчас принято говорить.

Но любовь к Иоанну Златоусту – это на самом деле любовь к Евангелию.

При этом, повторимся, он не был социальным реформатором. Он не призывал к революции, к свержению политического строя – только лишь к покаянию. Каждый, отдельно взятый человек, сам должен измениться, должно произойти «воцерковление жизни» христиан.

Потому что на самом деле существует колоссальное несоответствие между Евангелием и нашей жизнью. И боролся Златоуст именно против этого разрыва.

На этом мы заканчиваем наш с Вами краткий разговор об Иоанне Златоусте, а на следующий нашей телевизионной встрече поговорим об архиепископе Константинопольском Нестории. На сегодня всё. Я прощаюсь с Вами и желаю всего доброго.