В жизни редко, но бывают ситуации, в которых трудно не только правильно поступить, но даже удобовразумительно ответить, а как действительно себя вести в строгом соответствии Слову Божию. Ну, вот нередко можно услышать такое вопрошание: «Если самоубийство – это страшный грех, то как быть воину, солдату, который попал в тяжелейшую ситуацию? Ну, например, его окружили враги, патроны кончились, но он не сдается, он верен присяге. И он взрывает себя вместе с врагами. Самоубийство это или нет?» Отвечает на этот вопрос владыка Кирилл Гундяев.

Кирилл Гундяев:

Действительно, вопрос очень трудный. Ведь самоубийство является сознательным действием человека, который именно таким, а не иным, образом желает разрешить проблему, с которой он столкнулся. Это либо духовное внутреннее переживание, либо болезненное состояние психики, либо иногда чисто прагматический подход, когда человек не видит иного пути, как только закончить жизнь вот таким вот образом.

Все это никак не может быть оправдано с христианской точки зрения. Во-первых, потому, что Бог дает человеку жизнь, и только Бог эту жизнь имеет право остановить, только Бог может остановить физическое существование человеческой личности. Но если внутренние проблемы (а чаще всего самоубийство является результатом внутреннего дискомфорта, некоей внутренней трагедии, внутреннего конфликта), если человек желает это свое внутреннее тяжелейшее душевное состояние остановить наложением рук на себя, то в вечности душа человека бессмертная переносит это адское состояние, которое переживалось ею в момент самоубийства, в вечную жизнь. И самоубийство не решает никакой проблемы. Все проблемы остаются. Но здесь они временные, ибо мы способны их решить, а там они вечные, потому что у нас не будет власти там решить эти проблемы. С этим внутренним адом, с этим страшным огнем человек переходит в вечность. И этот адский огонь становится вечным адом для самоубийцы.

Собственно говоря, вот такое самоубийство, греховное, и может быть и во время военных действий. Трудно сказать. Вот у человека тяжелое душевное состояние во время войны, и он решает закончить жизнь самоубийством. Это может произойти и во время боя, от некоей безысходности, от, может быть, какого-то цинизма, от внутреннего невероятного напряжения, дискомфорта, внутреннего конфликта. Поэтому не всякое самоубийство человека в форме, с оружием в руках, и даже во время военных действий может быть оправдано.

Но когда вы говорите, что человек посредством самоубийства во время военных действий может приблизить решение той военной задачи, которая перед ним поставлена… Ну, например, убивая себя, убивает других. Или, убивая себя, убивает очень важные секреты, будучи неуверенным, что, попав в плен к врагу, он сможет этот сохранить, а в результате раскрытия этого секрета могут погибнуть другие люди… Вот тогда совсем такое деяние не следует рассматривать как самоубийство, как грех против Бога. Потому что человек в данном случае как бы продолжает борьбу. Это есть некое усилие, направленное на достижение цели, поставленной перед данным военнослужащим. Он давал присягу быть верным приказу, верным исполнению своего долга, и он совершает это деяние, как бы исполняя свой долг максимальными усилиями.

В истории Смоленска был один очень интересный эпизод, имеющий отношение к тому, о чем мы сейчас говорим. Как известно, в начале 17-го века в России наступило смутное время. И поляки вошли на территорию нашего государства, на территорию России, потому что разброд и шатание в то время имели место. И конечно, русские не могли сопротивляться более организованному и сильному противнику. Буквально сходу прошли всю западную часть Руси до Смоленска, а вот у Смоленска остановились. Потому что, во-первых, за несколько лет до интервенции, мудрый Борис Годунов приказал именно в Смоленске построить замечательную крепость, которая, наверное, до сих пор является самой большой, по крайней мере, в Европе, хотя частично уже и разрушена. А в то время она была очень мощным фортификационным сооружением, не так просто было взять эту крепость. Ну а кроме того, дружина смоленская дала клятву перед своим владыкой, перед народом, перед Богом: умереть, но не допустить врага в родной город. Почти три года смоляне держали оборону. Уже Москва пала, уже враг был в Кремле, а Смоленск не сдавался. И только потому, что один шляхтич, живший в Смоленске, выдал тайну крепостной стены врагам, город пал. А тайна была в том, что в одном месте стена не была достроена, она была слишком слабой. И узнав о том, где это уязвимое место, враги ночью ударили своими орудиями именно в это самое место, проломили стену, ворвались в город… Враг во много раз превосходил дружину, которая держала оборону. Завязался бой, сначала на крепостных стенах, потом на улицах города. Ну, и отступала дружина, отступала в центр города. А в центре, на холме, стоял величественный собор, построенный в честь Успения Божьей Матери Владимиром Мономахом, в то время, когда он правил в Смоленске как князь. И тогда единственным последним пристанищем для дружины стал этот Мономахов собор. Они заперлись в соборе и держали оборону до тех пор, пока могли держать. А когда почувствовали, что враг все равно ворвется в собор, взорвали пороховые склады, которые были в подвалах собора. Собор рухнул, и погибли защитники Смоленска. Вместе с ними, конечно, и враги погибли. Никогда смоляне не считали этот поступок самоубийством, и никогда Церковь не осудила смоленскую дружину. Наоборот. Мы вспоминаем этот подвиг смолян, которые остались верны клятве, верны присяге. Вот точно так же, если при каком-то стечении обстоятельств военнослужащий сов ершает нечто подобное тому, что совершили смоляне в 17-м веке, защищая свой город, то ни греха не имеет на себе, и поступок сей не следует считать самоубийством. Такой поступок является проявлением героизма, максимальным стремлением выполнить присягу, защитить родину, исполнить свой долг.

Иоанн Замараев:

По обыкновению, давайте послушаем с вами несколько слов блаженной памяти митрополита Антония Блума.

Антоний Блум:

Божья Матерь родилась у пожилых родителей, когда уже вымерло в них всякое плотское вожделение, всякая страстность, и когда между ними осталась только - если можно употребить это слово в таком контексте - только святая чистая любовь. И родилась Дева Богородица, без пятна, без порока. Не потому, что Бог чудом, односторонне как бы действуя, Ее очистил от всякой греховности, а потому, что все человечество тысячелетиями очищалось из поколения в поколение, готовя Богу сосуд воплощения.

Как это дивно, и как это значительно! В лице Божьей Матери весь мир участвует своей тоской о Боге, своей устремленностью к Нему, своим подвигом очищения, своим покаянием там, где очищение не удается. Участвует в Рождестве Пресвятой Богородицы, и через Нее – в воплощении Сына Божия. Это так дивно!.. Весь мир участвует в этом чуде. Это не нечто, что произошло где-то в закоулке истории и географии. Это труд, это подвиг всего человечества. И вот Божья Матерь является плодом всего этого подвига, всей этой борьбы за чистоту и правду, за очищение себя и всего мира.

Иоанн Замараев:

Очередную инсценированную логию Иисуса Христа в изложении евангелиста Иоанна давайте с вами послушаем.

//фрагмент фильма «Евангелие от Иоанна»//

Иоанн Замараев:

Православный миссионер о. Виктор Веряскин отвечает на один из вопросов своих слушателей: полезны ли похвалы детям в процессе их воспитания и образования?

Виктор Веряскин:

Одно из Евангелий начинается цитатами из Ветхого завета, это начало Евангелия. И что предлагается сделать человеку? «Прямыми сделайте стези Ему» - помните? «Для этого всякий холм пусть понизится, а всякий дол пусть наполнится» - помните эти слова? В переводе на психолого-педагогическую методику это обозначает, что есть два типа человека взрослого, и можно рассматривать два типа ребенка. Мы обязаны классифицировать. Любой учитель начальных классов приходит, начинает работать и видит: часть учеников он называет условно «шустрики», а часть – «мямлики». Одни все на лету схватывают, другим нужно десять раз повторить, и еще раз упражнение сделать, и только тогда дойдет. Что это обозначает? Что есть дети с чрезмерно завышенным уровнем притязаний. Для тех детей не полезно их чрезмерно хвалить и славить. Тому человеку говорится: «Холмик, смирись!». Но есть другого типа дети, забитые, которым только и говорили: «Негодяй, из тебя ничего не получится, куда лезешь опять, недотепа!». И человек привык себя считать недотепой. Евангелие его называет – «дол», в отличие от «гора» или «холм». И что говорит долу Евангелие, а значит, и христианская педагогика? «Ты человек с заниженным чрезмерно уровнем притязаний и самооценки – наполнись!». Чем наполнись? – чувством собственного достоинства. Ты не просто тварь дрожащая, ты не просто прах и пепел – за тебя Христос кровь пролил, ты драгоценен в очах Божьих, поэтому наполнись чувством собственного достоинства, не переходящим в гордыню.

Почему мы говорим о мудрости, особенно педагога? Мудрость педагога и родителя в том числе и состоит в том, чтобы найти золотую середину. Серединный царский путь между крайностями – чрезмерного захваливания и чрезмерного уничижения. Потому что и то, и другое корежит и портит гармонию развития человеческой личности, а тем более маленького ребенка. Поэтому высший пилотаж для педагога – показать в себе пример гармоничности, пропорциональности этого.

Вот на мои лекции ходит, например, в Киеве народная артистка Нина Матвиенко. Мы общаемся, чай пьем, дома беседуем. И я вам скажу честно: человек, который гора и холм, со всякими званиями, лауреатами и так далее, - простой, естественный и доступный в общении. И диву даешься, как человек сохранил простоту, естественность, искренность и доступность на таком уровне восприятия, славы и всего остального. Вот это и называется – более-менее пропорциональное и гармоничное сочетание в себе того и другого. А ведь есть люди, извините, и того не стоят – а как себя несут, к ним не подступишься, оказывается!

Поэтому наша задача – найти эту гармонию, пропорцию, золотую середину, и воплотить ее в себе. Это самый главный вообще-то пример, и самая главная проблема для родителей в семье и для педагогов в школе. Вы знаете, как написано в Священном Писании: закон был детоводителем ко Христу. В греческом оригинале, в тексте Септуагинты, записано: «закон был педагогом». «Детоводитель» - это перевод слова «педагог». Оказывается, все вот эти заповеди ветхозаветные были назначены для воспитания человека к потом принятию Христа как полноты, целостности, гармоничности, пропорциональности всего, и так далее, и так далее. Поэтому идеалом является, на самом-то деле, правильная пропорция.

Но я считаю, что когда мы говорим опять – если человек приходит, например, к исповеди, и говорит: «А мне каяться не в чем!» - мы понимаем, что такому человеку нужно, мягко выражаясь, в противоречие, там, Добрынину, насыпать соль на рану и показать ему, что ему есть в чем каяться, что он несовершенен, и так далее. А другой приходит и говорит: «Ой, я вообще погибший грешник, меня Бог не примет, гореть мне в аду, и вообще я даже не знаю, надо ли каяться, потому что я столько натворил, столько натворил, Бог меня никогда не простит!». И эти две крайности встречаются. И любой христианин, и любой священник – тоже педагог. Потому что он смотрит: этого надо приподнять, а тому нужно дать понять, оказывается, немножечко, что он не совсем такой, как он о себе думает слишком высоко. Поэтому дети – не дети, а принцип оказывается универсальный. Так нужно подходить и друг ко другу в общении, и к супругам, и к друзьям, и к детям, и так далее. Поэтому педагогика в этом смысле имеет стержень христианский, а конкретику его применения в разных ситуациях уже варьировать надо по конкретике каждого отдельного человека, ребенка или взрослого.

Иоанн Замараев:

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

 Бог Един по Существу, но Троичен в Лицах. Это один из самых главных пунктов христианского вероучения. Как мы уже неоднократно подчеркивали с Вами, христианское учение о Троице во все времена было труднопонимаемым. Но если на Востоке, когда еще был прочен фундамент эллинской культуры, это еще – куда ни шло, то любые размышления о Святой Троице в наши дни требуют и соответствующей подготовки, и колоссального умственного напряжения. И, тем не менее, коль мы с Вами христиане, то говорить о Божественной Троице все же надо.

Каков был подход блаженного Августина к Троичной доктрине? Августин в учении о Троице исходит из того, что Бог – да, Един по существу, но это Единство проявляетсяв трех Лицах. Это нюансы очень тонкие и трудноусваиваемые. Хотя, можно, конечно как-то представить это наглядно. Беда в том, что любая наглядность чревата какой-то новой ересью, если привязываться к этой наглядности и воспринимать ее всерьез. Ну вот, например  - вода. Она везде одна и та же – H₂O, но на морозе становится твердой, в виде льда, потом тает и превращается в жидкость, а затем испаряется и становится невидимым газом. Т.е. одно и тоже вещество предстает перед нами то так, то эдак, в данном случае - в трех проявлениях. Ну вот, отталкиваясь от этого образа воды, становится вроде яснее. Зато, одновременно, мы уже почти упираемся в ересь модализма. Модалисты учили, что Единый Бог, Он по Существу Безликий, Безипостасный. Но когда надо, он может проявлять себя в самых различных модусах – и в модусе Отца, и в модусе Сына, и в модусе Духа Святого.

Это ересь, но зато понятно. Надо сказать, что ереси они почти всегда рациональны и респектабельны.

Западной Церкви, конечно, удалось удержаться от крайностей модализма, но интерпретация на Западе церковной доктрины о Святой Троице с модализмом в чем-то ассоциируется.

Вот на Православном Востоке таких ассоциаций нет. Там всегда акцентировался принцип Божественной монархии, когда единство Божества и единство источника всего заключено в Лице Отца. Отец есть и единый Бог, и первое Лицо Святой Троицы.

А Запад все-таки остался на таких позициях, когда единство Божества не концентрируется и не акцентируется на Лице Бога Отца. Это единство именно проявляется в трех Лицах Троицы.