Всё о богатстве и бедности продолжаем мы размышлять с Вами на протяжении последних телевизионных встреч. Больше десяти лет назад мы уже рассуждали по этому поводу, но, похоже, ничего не изменилось, собственно не только за дюжину годов, да и за 2 тысячелетия христианства. Вряд ли и за 3-е тысячелетие нашей эры что-то радикально поменяется до такой степени, что слова Христа - «трудно богатому войти в Царство Божие…» - потеряют свою актуальность.

Архив:

- Хорошо быть богатым и здоровым, и плохо – больным и бедным. Истина эта общепринята. Хотя Христос предостерегал, говоря, что трудно войти в Царствие Небесное богатому. Богатому более свойственна самонадеянность, ориентированность на материальные ценности, и поставление в центр жизни самого себя. Бедный и рад бы поставить себя в центр жизни, но для него это гораздо труднее: он постоянно от кого-то зависим, он нуждается в чьей-то помощи. И это постоянное ощущение зависимости иногда спасает от серьезных духовных пороков. 

С другой стороны, мы неоднократно подчеркивали с вами, что сама по себе бедность не является путевкой в вечность. Часто даже, наоборот, особенно когда бедность является результатом лености и безделия, когда это результат отказа от возможностей, когда человек попросту зарывает свои таланты. Жизнь – это движение. Человек должен трудиться. Как стоячая вода загнивает, так и человек деградирует, если проводит время в праздности. Правота богатства в том, что в этой жизни надо состояться. Надо уметь явить свой залог того, что ты можешь распоряжаться своими талантами. Хотя, как мы с вами  говорили, богатство, измеряемое даже 80-летним сроком жизни, слишком относительно. Если ты умеешь состояться в этой жизни под знаком своей смерти, это ровным счетом ничего не дает для того, чтобы пойти туда, в Вечность.

Сама по себе бедность, как и само по себе наличие банковского счета с кругленькой суммой, вообще не является нравственной характеристикой. И ни Ветхий Завет, ни Новый не обсуждают этого состояния в принципе. Ветхий и Новый Заветы обсуждают позицию. Богатый юноша – не потому богатый, что у него по факту много чего есть, а потому, что у него есть по этому поводу некая позиция. Есть большая разница между позицией и наличным состоянием. То, что мне хочется кушать, то, что я голодный – это моя проблема, и вопрос в том, как я буду это решать. Вот с ответа на этот вопрос - как я буду эту проблему решать - и начинается собственно позиция.

Например, все тот же Билл Гейтс еще и тем Билл Гейтс, что он не заложил в сейф то, что сделал на сегодняшний день, а действовал дальше. Поскольку он из тех людей, которые умеют в этом мире ориентироваться, то для него далеко не праздный вопрос, что он будет делать завтра. Но на вопрос: «что делать?», он привык отвечать одним образом. Он будет работать, и извлекать прибыль. Опять же, можно рвать на себе одежды, говорить: как же так, мало ему, что ли? А как иначе? Для него жить, означает – проявлять некую инициативу. А проявлять инициативу можно разумную. Иначе, если она безмозглая и бессмысленная, то она не инициатива. А что такое разумная инициатива? Та, которая приносит результат. А что такое результат? Результат – это потребительская стоимость. Так что, очень логично.

Верующий человек, конечно, сказал бы, что результат – это не всегда стоимость. Результатом может быть радость, любовь, мир, долготерпение и так далее. Любовь, радость и мир во Святом Духе. Совершенно верно, да. И это и есть – вечное. Но Гейтс в этом измерении никогда не существовал, и ему трудно туда войти. Потому что для него результат – это то, что можно измерить, пощупать, а, главное, вычислить его стоимость. Потому что, как легче всего для людей такого сорта понять, что он имеет? Надо попытаться найти эквивалент. Вот что означает, что я имею топор? Это означает, что если я пойду его менять, мне за него дадут столько-то. Например, целую овцу, или пол-овцы. Вопрос о топоре самом по себе, особенно в такую голову, даже не приходит. Что Билл Гейтс ответил бы,  будучи спрошен о феномене вычислительной машины, информационных технологий и так далее, - вот что это такое с точки зрения вечности? Или если вопрос задать хотя бы по-философски: «что это такое само по себе, как таковое?», как Аристотель бы спросил, или: «в чем идея этой вещи?», как спросил бы Платон. Или еще проще: зачем это вообще нужно, помимо того, что оно помогает работать и общаться, зачем оно в принципе нужно? Чтобы это был ответ не на сию секунду, не на ближайшие 20 – 30 лет, «а там посмотрим», - а ответ феноменологического свойства. То есть на все время. Такой вот, не подверженный времени, строго говоря, философский ответ. Билл Гейтс вам скажет, что над этим не думал и думать не собирается, потому что это не его дело. Опять же, я интервью у него не брал, но можно ориентироваться на то, как он себя вел, чем он был озабочен. Он был озабочен тем, чтобы осуществлять очень смелые проекты, исходя из того, что он понимает, как работают информационные технологии, как это в принципе может быть осуществляемо в том или ином виде. Скажем, Билла Гейтса более всего когда-то занимал вопрос: как накрыть Землю информационным зонтиком, чтобы не было белых пятен для передачи информации. Для чего он уже думал о том, как бы запустить в космос тысячу спутников, сконструированных специально для того, чтобы выстроить эту гигантскую информационную сеть. Вот его больше это интересовало. Это же здорово, лихо – гигантский замысел, амбициозный, плюс ко всему это деятельность, которая сулит наполнение, и она измеряется материальным эквивалентом. Вот если его можно выгоднее продать, причем не за счет очень больших усилий - тогда да. А так, само по себе, с точки зрения вечности, - такой вопрос предприниматель в принципе ставить не может, если он не какой-нибудь на досуге размышляющий Сорос. Да и то, это исключение. Потому как предпринимателю некогда, он в такой плоскости жить не может. Иначе он вынужден будет перестроиться. В общем, перестать быть тем, кто он есть, и стать кем-то другим. И, может быть, отказаться от богатства. Или быть готовым что-то терять.

Вот поэтому и говорит Христос о том, что трудно богатому войти в Царство Божие. Но не сказано, что богатому невозможно быть в Божьем Царстве. Поэтому всегда есть путь правый – тот, может быть, тесный и неудобный проход, то игольное ушко, через которое можно протиснуться и выйти навстречу Богу. Бог даст, мы с вами еще поговорим на эту тему.

-----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Православие утверждает, что задача человеческой жизни состоит в том, чтобы здесь уже человек мог хотя бы увидеть себя хоть немножко, это называется «познать себя познанием себя», т.е. увидеть, что во мне целый букет всего на свете, увидеть это, осознать это и каяться в этом. То есть, здесь мы встречаемся с известными словами Христа: Царство Божие достигается трудом, и только совершающие этот труд, получают его. Причем, каким трудом-то, каким трудом? Не землю копать и не дома строить, а какой труд? «Да, бой с самим собой – есть самый трудный бой! Победа из побед - победа над собой!» Хорошо написано, правда же! Какое прекрасное стихотворение - очень точно выражает самую суть. А то, вы знаете, во всех религиях, и в частности вот это искаженное понимание православия: нужно что, я вот сделал, я то-то сделал, я то-то построил, я то-то позолотил, я тому-то дал, и думает, как будто Богу это нужно! Богу ничего не нужно, да ничего просто Ему не нужно. Что тебе нужно, человек, а тебе - что нужно? Если душа является сердцевиной, самой сутью человека, если все наше счастье и несчастье - где оно, в душе человека. Не даром же говорят: «В шалаше, но по душе» - подумайте как! Даже так. А можно во дворцах и - веревку на шею. Разве телесное определяет, первично - что в человеке?  Христос говорит: «Душа дороже всего мира!» Ну конечно, что проку, если человек имеет весь мир, ну и что? Что от этого? Два желудка или 33? Что? Душа дороже всего мира, и именно на душу направлено все внимание православия. Итак, значит, мы больны, говорит православие, и, кажется, верно, сомневаться не приходится, верно: «меня не тронь» - верно. Я страдаю от всего, от малейшего укольчика я страдаю, меня обругали - тут уже вообще говорить нечего, меня осудили - Господи, какое расстройство и т.д., и т.д., не так поздоровались, не так улыбнулись. Православие уже здесь на земле говорит человеку: «Ты понял, где суть? Вот верно, верно, там - в душе». Вся работа должна состоять именно в этом, но что же главное здесь? Вы знаете, опять парадоксальное утверждение православия, опять парадоксальное, я вам скажу. С одной стороны, да, мы должны кажется, трудиться, бороться со своим самолюбием, скажем так, со своим самомнением, своим я, проще сказать. Но вы знаете, какая удивительная вещь, чем больше человек борется, действительно борется: Вот сейчас сдержался я, надо было ему ответить, вот так сказал он мне, или она мне сказала, ай, маменька, ну и народ пошел! 30-ть на меня напали, я одна отгавкалась, какой же народ-то пошел! А она до чего хороша – 30-ть перегавкала, ну и народ пошел! Сильнее не придумаешь, пожалуй. Но, что парадоксально, чем больше человек борется, тем больше он убеждается, что он может сдержаться вот в этот момент, может - в другой, в третий, а потом опять свалится. И так почти во всем, ну, кроме самой, уже знаете, такой грубятины, что и говорить не о чем. Ну, может, человек воровал, ну перестал, может быть, воровать и т.д. Но это еще связано с чем - с этим телом, все с этими внешними вещами, а внутреннее? Чем больше борется человек, тем больше убеждается, оказывается, что он не может. Что ж тогда? Как говорили немцы: «Капут!» Да? Да, во всех религиях так и было: или ты что-то делаешь, и тогда ты окажешься в царстве блаженств, если ты не делаешь добра и прочее, и ты идешь в гиенну. И вдруг, христианство предлагает нам нечто невообразимое, о чем только что мы вот сейчас говорили. Разбойник ничего правое не сделал и вдруг услышал: «Сегодня же будешь со Мною в раю». За что? Он действительно осознал, что достойное по делам своим получает. Кстати, левый разбойник, извините, он так себя не чувствовал - рвался, Христа поносил: «Если Ты Сын Божий, сойди, и нас тоже спаси, а если нет, то и пошел ты» и так далее. О, если бы мы, все люди, когда с нами происходит что-то, что мы называем скорбями - а что такое скорбь, своего рода крест - сказали бы: «Достойное по делам моим». Как редко можно об этом услышать. За что это мне? Это он виноват, она виновата, все виноваты, кругом виноваты, я один праведный и у меня видите скорби какие! О, как многому мы не придаем значения. Достойное по делам моим я получаю. Что означают слова: «Помяни меня, Господи»? Он видел, всем своим нутром ощущал, что он достоин преисподней. Ну как, кто из нас достоин? Ну, хоть маленький уголочек, знаете, там, ну чуть-чуть, но в раю я буду, ну еще бы! Разбойник видите, что чувствовал? Не языком, как мы часто это болтаем: прости Господи, грешные. Попробуй тронь меня грешного! А действительно сказал: «Ты меня, Господи, помяни там, потому что я там никогда не буду, я знаю, где я буду». Что это такое? Это на христианском языке и называется «смирение», он увидел себя - и обращение: «Помяни меня, Господи». Ответ: «Сегодня же будешь со Мною в раю». Познать себя по христианскому учению: вот, оказывается, что спасает человека.

-----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои рассуждения о событиях и судьбах, связанных с церковной реформацией.

В.Веряскин:

- Приемник Андрея Шептицкого, кардинал Иосиф Слепой, когда он туда уехал, в 70-х годах на Запад, там он как раз работал на развитие украинского языка, украинской литературы и нового украинского перевода Библии, и там ему прислуживал подросток, будущий отец Роман Турконяк. И 70-х годах, в начале, кардинал Иосиф Слепой сказал ему: «Мне было видение, мне было откровение, я знаю, Советский Союз рассыплется, будет независимая Украина, и хоть сегодня только 1971 год, надо начинать работать на будущее Украины, изучай иностранные языки, готовься переводить с других языков все, что нужно будет для Украины». Отец Роман Турконяк изучил пятнадцать языков, приехал после развала Союза в Украину и сделал последний современный перевод Библии, исследуя все достижения зарубежных переводов. У людей была вера, и было ожидание, и было доверие к этому видению будущего, что было у кардинала Иосифа Слепого. Как писал Тарас Шевченко: «Колись розвалиться церква-домовина, і тільки тоді с під неї встане Україна», он имел виду имперскую церковь Российской империи. Это очень интересно, в 60-е годы 19 века он видел уже, что это уже гроб трухлявый, церква-домовина. Московский патриархат, все еще стоит, и хоть и трухлявый, все еще не развалился. Очень интересно. И в тоже время, кого ставили в пример? Тарас Шевченко написал поэму «Янгус», чешские братья пример этого, оказывается, и он писал: «Кругом не правда і не доля, народ замучений мовчить, а на апостольській престолі чернець вгодованій сидить, людською кров’ю шинкує і рай у найми віддає. О, Боже, Боже, може всує Царствіє Твоє, коли двідема з Вашингтону святим і праведним закон». Середина 19-го века, Тарас Шевченко знал Америку, знал Вашингтона, знал Яна Гуса, знал историю цивилизации и христианства. В дневнике Тараса Шевченко написано: «О святые, первые христовы апостолы, если бы вы знали, что мы сделали с вашим Евангелием. Святые отцы на соборах, как пьяные мужики, таская друг друга за бороды, подрались из-за второстепенных вопросов, а главное Евангелие забыли и оставили». Это слова Тараса Шевченко в дневнике, записанные и опубликованные. Как бы мы не понимали, широко или узко, понятие протеста и протестантства, и понятие попытки реформировать то, что уже подлежит реформированию и переформатированию, на это нужно иметь знания, на это нужно иметь силу воли и отвагу, и на это нужно иметь некоторые полномочия. Реформировать и протестовать - это великое призвание и великий подвиг, потому что можно, как некоторые говорят, там, ругает тебя, там, мастер в цеху, а ты ему дулю в кармане показывай, значит, и этим хотя бы избежишь стресса. Это хуторянская философия называется: мы на хуторе, моя хата с краю, я ничего не знаю, в крайнем случае, в кармане покажу кукиш начальству, власти и т.д. Да. А выйти на протест и принять участие в реформировании того, что подлежит реформированию, на это нужен подвиг, нужно усилие воли.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Последнее обстоятельство, связанное с развитием церковного устройства со второй половины 3-го века, о котором необходимо упомянуть, это то, что христианские общины потихоньку стали осознавать себя как образования территориальные. То есть вступил в силу географический принцип единства – это как сегодня принято говорить – вот это наша каноническая территория, а то - ваша.

Помните, такое слово «παροικία» [парикия] - изначально означающее - Церковь «странствующая». Непривязанность к земле и всему земному было характерной чертой для христиан апостольского периода. Дескать, в этом мире мы странники и пришельцы – путешественники, конечный наш пункт назначения – Отчий дом в жизни Будущей. Здесь же собраны чада Божьи во имя Христово временно, и неважно где и кто откуда - где собрание Евхаристическое, там и Церковь.

В относительно новые времена это трудно было не только понять, но и представить себе. Даже такой добросовестный историк, как Василий Болотов пытался вычислить площадь церквей - Римской, Коринфской и прочих – совершенно некорректный подход для изучения Церкви древней – в те времена Церковь не мыслила себя привязанной к определённому месту пребывания. Но времена менялись и постепенно появлялись границы географические.

Также стала разной роль городов и сёл. Если раньше епископ и пресвитер – это одно и то же лицо, то со временем они стали различаться, причём полномочие епископов стало возрастать. Они возглавляли большие городскиесобрания, а деревенские стали опекаться пресвитерами. Последнее обстоятельство было вполне закономерным. Ну, вот представьте себе - маленькая община находится в маленькой деревушке – но там, ведь, тоже нужен глава собрания. Изначально каждая христианская община возглавлялась епископом. Помните знаменитую фразу Игнатия Богоносца – «где нет епископа, там нет Церкви». Церкви, в контексте святого Игнатия - Евхаристического собрания. Т.е., каждый приход окормлялся своим епископом-пресвитером.

Но, количество общин росло, они появлялись, в том числе и в небольших сёлах. И, если, скажем, всего пять христиан в селе, или 17, как это было в той же Неокесарии, когда епископом у них был Григорий Чудотворец - неясно было, что делать в такой ситуации - непомерно увеличивать количество епископов? Можно и так, но тогда непонятно, как быть с вопросом иерархии, подчинения. В ранней Церкви такой проблемы возникнуть не могло – как говорил Христос: «Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф.20,26-27). Но это та максима, с которой христианам становилось справляться всё труднее. Ну вот, скажем, в Риме есть 14 районов, и в каждом районе могла быть не одна община – к середине 3-го века в Риме было уже несколько тысяч христиан. Только вдов в Церкви насчитывалось полторы тысячи. И сколько тогда нужно рукоположить епископов для возглавления Евхаристических собраний. Наплодить-то можно, но как тогда ими управлять-властвовать, если их окажется сотня только в Риме?

Именно по этой самой причине и произошло окончательное разделение служений епископского и пресвитерского, и евхаристические собрания стали по большей части возглавляться пресвитерами.

Таким образом, подводя итоги, следует отметить две экклезиологии, два типа церковного устройства. Первое больше основывается на том, что говорил Игнатий Богоносец -  Евхаристическая экклезиология, когда Церковь мыслилась как Евхаристическое собрание. И вторая экклезиология, которая ведёт свое начало, в основном, от Киприана, которую Афанасьев назвал универсальной экклезиологией. Когда Церковь – это, прежде всего, организационная структура, связанная с единством вселенского епископата - некая универсальная вселенская Церковь. Но тогда она уже не соотносится с конкретным Евхаристическим собранием.

В 20-м веке были попытки найти какие-то промежуточные формы между сими противополагаемыми экклезиологическими моделями – с одной стороны - Игнатия и Иринея Лионского, и Киприана Карфагенского – с другой. Но в общей массе Киприанова модель оказалась прочнее – не потому, что лучше и возвышеннее, а потому, что ближе к привычной социальной психологии – дескать, и в Церкви обязательно должен быть властелин, начальник, и должны быть подчинённые – как на любом заводе, на каждой фирме, как в госструктурах, бизнесе и прочем. Может, и действительно нужен, но уж как-то грустно сие констатировать, выходит, Христос не совсем прав был.