Богатство и бедность – тема, о которой мы вновь размышляем с Вами, спустя почти два десятка лет. Тема вечная, которая наверняка и через сто лет будет актуальной. Но, в данном случае, нас в первую очередь интересует Библейский взгляд на материальное благосостояние – как относились к этому в Ветхом Завете, а затем в Новом. Продолжим, давайте, прослушивание нашего старого видеоархива.

Архив:

- В Евангелии от Матфея содержится рассказ о встрече со Христом богатого молодого человека. «Учитель! – обращается он ко Христу. – Что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» Иисус отвечал ему: «Если хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди: не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать, и люби ближнего твоего, как самого себя». Юноша отвечает Ему: «Все это я сохранил от юности моей, чего еще недостает мне?» Иисус сказал ему: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах. И приходи, и следуй за Мною». Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение. Иисус же сказал ученикам Своим: «Истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное. Еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Божие». Услышав это, ученики Иисуса весьма изумились и сказали: «Так кто же может спастись?» Вот так неожиданно и несколько странно ставится вопрос в Евангелии.

Богатый юноша – он ведь человек хороший. Раз он богатый и одновременно юноша – значит, человек талантливый. Много умеет, будучи молодым, много знает, будучи молодым. Вряд ли это тот случай, когда речь идет о счастливчике, который получил наследство. Скорее, в Евангелии мы видим не человека, который унаследовал богатство, а того, кто умеет им распоряжаться. Он сохранил, или избрал, все лучшее от юности своей, все исполнять умел от юности своей. То есть, в общем, он - человек, который как раз хорошо освоился в жизни, который все эти ветхозаветные знаки состоятельности своего бытия приобрел, он их имеет, и более того, все время подтверждает, они становятся все очевиднее. Но при этом его, в силу того, о чем мы с вами уже говорили, безусловно, беспокоит: вот все у меня есть, я многое умею, но ведь это же явно не все, этого недостаточно для того, чтобы унаследовать Царство Божие. Ведь можно руководствоваться памятью о своих не менее успешных предках, которые не унаследовали Царства.

Мы отмечали с вами, что Ветхий Завет предлагает такие промежуточные знаки того, что жизнь того или иного человека состоялась. И самым ярким таким знаком является его положение в обществе на земле. Если у человека устойчивое и заметное положение в мире, значит, он угоден Богу. И соответственно, наоборот. Но ведь все знают, что это положение, в общем, эфемерно, с точки зрения вечности. Дни нашей жизни, как пишет псалмопевец, 70 лет, при большей крепости – 80 лет, и лучшие из них – труд и болезни. На самом деле, как мы подчеркивали с вами, в мире сем все относительно перед лицом безжалостной смерти. Конечно, состоявшаяся жизнь – это позитивно, это хорошо, это правильно. Должна же жизнь иметь реальную ценность! Вот ты в жизни что-то умеешь, у тебя есть стабильная добродетельная семья, сын и дочь выросли не поношением матери и не скорбью отца. И умереть насыщенным днями – это, вроде как, и неплохо. Но все-таки, поскольку речь идет об «умереть», все это действительно как-то зыбко. Даже если твое богатство не пропало и продолжает служить роду. Но все-таки, туда ты с собой его не возьмешь. И люди это хорошо знали. И людям хотелось каких-то иных, куда более устойчивых знаков ценности своей жизни. Поэтому юноша и спрашивает Христа: «Как мне приобрести жизнь вечную?».

Налицо здесь определенное беспокойство юноши. С чем он приходит к Иисусу? С уверенностью, что все, что он умеет, сохранит свою безусловную прежнюю ценность и в Царстве Божием, что это все он туда возьмет. Но есть, вероятно, еще что-то, чему надо срочно учиться, чтобы туда войти. И вот он пришел за этим малым, чего ему еще не хватает. Ну, это достаточно хрестоматийная вещь, никакого открытия Америки тут нет. Чего еще мне надо? – слышится в его вопросе вот эта частица. «ЕЩЕ чего?». А ответ потряс не только его, но ведь и апостолов тоже. Когда выяснилось, что легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное, то мало того, что юноша ушел огорченный, так ведь и апостолы, опешив, спросили: кто же может тогда спастись?

Почему ученикам приходит в голову такой вопрос? На самом деле, для них это был вопрос естественный. Это мы привыкли, в силу известных исторических ассоциаций, и не очень, к слову говоря, адекватного в этом смысле православного (с маленькой буквы) наследия, что в первую очередь спасаться должны как раз те, кто убогие, кто мало что значит на белом свете, и так далее. У ветхозаветных людей никаких подобных подозрений, вообще говоря, возникнуть не могло. Потому что человек, который на белом свете ничего не стоит, ничего не умеет, никак не состоялся, - так что ему там делать, в Царствии Небесном? Ну, в смысле - в полноте бытия. Как он этой полнотой будет распоряжаться, если он и с малым не знал, что делать? В этом смысле вспомним слова Христа: «Верный в малом и во многом верен». Тут, правда, вопрос о верности в малом. Но это все-таки хорошо ложится на общее представление ветхозаветного человека о том, что означает удавшаяся, состоявшаяся, угодная Богу жизнь. Она такая только в одном случае: если человек умело ею распорядился. Если он понимает, что значит жить. А бедный – это тот, кто плохо понимает, что значит жить. А здесь, что же оказывается? Апостолы-то чем потрясены? Тем, что те, кто хорошо понимает, что значит жить, меньше всего способны на то, чтобы попасть в Царствие Небесное.

Но тогда возникает вопрос: а кто способен? Что означает жизнь, по-христиански состоявшаяся, по-христиански удачная? Дело-то, по-видимому, в том, что сама внутренняя, отвлеченная от ветхозаветных реалий логика, которой придерживаются апостолы, - она, судя по всему, не колеблется Христом. Вот ведь и в Новом Завете речь идет в свое время о том, что во Христе надо состояться. Надо сделаться Его учеником. А что это значит? Это значит, во-первых, понять, что у тебя есть дар, один, пять или десять, но есть. Таланты. Помните притчу о талантах? Когда господин, отправляясь в отдаленную страну, призвал своих работников и дал одному пять талантов, другому два, а третьему один. Получивший пять талантов вложил их в дело и получил прибыль – пять талантов сверху. Точно так же получивший два таланта приобрел другие два. А получивший один талант пошел и закопал эти деньги в землю. И когда господин возвратился, то, естественно, похвалил первых двух работников, которые умножили его имение, а у третьего отнял тот единственный талант и отдал имеющему десять, а самого его выгнал вон.

Вспомним, что такое «талант» по-гречески. Это не монета, это, вообще говоря, слиток. Вот мина – это монета, динарий – монета, золотой статир – монета. А талант – это не монета, это много монет. Или слиток. Это когда – много. Один талант – это уже много. Пять – это, конечно, в пять раз больше. Но и один – это так много, что жить уже можно, есть чем. В этом смысле у каждого из нас, по крайней мере, один талант есть: сама жизнь. Как таковая, как факт. Уже есть, чем распоряжаться. Что означает, что мы должны почувствовать эти таланты, мы должны их пустить в оборот. Почему те двое первых служителей господина, отправившегося в страну отдаленную после того, как он раздал таланты, - почему они оказались верными? Они, употребив таланты в дело, получили приращение – на пять - еще пять, на два – еще два. И только тот, кто не употребил талант ни на что, то есть никак не состоялся, как подданный господина, - вот тот, собственно, и попал во тьму внешнюю, в ад кромешный. Так, выходит, внутренняя логика сохраняется и в Новом Завете. Поэтому апостолы были не совсем простаки, когда усомнились: а кто же тогда спасаться-то будет, если те, кто умеет жить, в Царствие не попадают? То есть попадают, но с колоссальными трудностями, как верблюду через игольное ушко. Кстати, здесь имеются в виду иерусалимские игольчатые ворота. Верблюд туда не пролезет, если только горбов себе не пообломает. Овечка и та пройдет с трудом. То есть от богатого ничего не останется, если он пролезет в Царствие Небесное. Так в чем же тут дело? В чем контрапункт?

Богатого юношу Христос не упрекает. Потому что богатый юноша был богат, в первую очередь, тем, что он умел соблюдать Закон Божий. И Господь его увещевает для того, чтобы он мог наследовать Царствие Небесное. Что тут надо сделать? Во-первых, соблюдать заповеди. Если он умеет это все от юности, тогда Господь говорит буквально следующее: дело действительно за малым, раз ты все умеешь. За тем малым, для чего ты пришел ко Мне. Сейчас Я тебе расскажу: возьми, раздай, и следуй за Мной.

Призыв Христа раздать нищим все свое имение звучит для человека не только в наши дни, но и во все времена, весьма немилозвучно. Многие люди на этом месте закрывали Библию навсегда, считая, что в Священном Писании содержатся призывы к каким-то нелепостям. Ну, вот если бы кому-то из нас было бы сказано: «Раздай свое имущество бедным»? – «Ну,  конечно же, я этого делать не буду, я ведь не дурак». Но здесь, на самом деле, есть одна удивительная тонкость, которая все расставляет на свои места.

-----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои рассуждения о событиях и судьбах, связанных с церковной Реформацией.

В.Веряскин:

- Теперешняя Украина частями своих территорий тогда, в начале 16-го века, входила частью в Литовское княжество, частью - в Польскую республику - Речь Посполитую, часть Закарпатья входило в Чешские земли, часть Бессарабии входила в Молдавское княжество, часть территории была частью, там, Крымского ханства. И, в итоге, из-за этого история Реформации, протестантизма на сегодняшних территориях Украины очень сложная и запутанная, потому что на этих разных территориях она проходила по-разному. А северная часть территории, там вот, где Черниговская и Смоленская часть, она примыкала к Московскому царству и к Новгородской бывшей республике. Поэтому по-разному везде проходили эти процессы. Естественно, что эти южные и западные земли были ближе к Европе, они чаще общались, но не надо заблуждаться, - Новгород через морские связи торговал через Ганзейский порт с Германией, оказывается, - приходили обратные корабли, и приплывали корабли зарубежные, привозили товары, увозили отсюда свои, и там было общение, еще больше, чем в Москве, - в Новгородской республике. Это одна из причин, почему Москва в общем-то никогда не любила чуть-чуть независимых от нее, - хоть Тверское княжество, хоть Новгородскую республику, и в итоге потом все свободы, которые были там, прихлопнула. Но, даже перед началом Реформации, в чем одна из причин? В глубокой невежественности и неграмотности: на все тогдашнее Московское царство и многие республики, которые были на этих территориях, не было ни одной целостной Библии, собранного вместе Священного Писания. В истории на сегодня зафиксировано, что в Новгороде архиепископ Новгородский Геннадий в 1499 году впервые собрал вместе все книги Священного Писания - и рукописными переписчиками переписал, и это считается Геннадиевская Библия 1499 года. То есть 1499 лет прошло со времени Рождества Христова, условно, и люди не имели полной Библии. Представляете? Поэтому у них не было системного представления собственно о Боге, о вероучении и о благочестии - как правильно жить по этой вере. Это проблема. Опять же, как мы не ругаем Запад, но на Западе уже было книгопечатание, уже был Иоганн Гуттенберг, уже были станки, уже распространялось печатное слово, и поэтому с Запада позвали грамотного католика монаха, который помогал в организации этого дела. Кинули клич по всем монастырям тогдашнего Московского царства, и собрали все, что было в монастырях, но полная Библия все равно не собралась, потому что были отдельные отрывки, вот знаете, как сейчас, там Часослов, там Триодь постная, там Паремийник для чтения отрывков паремий, там Евангельские или Апостольские отрывки, что читают на литургии. Частично много было чего, но полной Библии не было нигде. И даже некоторые тексты, даже не знали об их существовании, что они есть, поэтому тот европейский монах, латинский католик, он привез с собой в Новгород Библию западноевропейскую – Вульгата называется - на латинском языке, и на славянский с Вульгаты перевел недостающие части Библии. Так получилась первая в истории на славянском языке рукописная Геннадиевская Библия. Поэтому одной из причин Реформации и возникновения протестов и протестантизма явилась невежественность, неграмотность, непросвещенность.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Много справедливых нареканий на любой раздел истории - понятно почему. Любой исследователь, даже высококвалифицированный, даже вполне добросовестно использующий научные методы – субъективен, а поэтому, помимо воли тенденциозен. Не говоря уже о тех случаях, когда «история» в кавычках становится составляющей политической пропаганды. И, тем не менее, даже примитивное знание пусть и несколько искажённой истории лучше, чем никакое.

Но так думали далеко не все и не всегда. Например, Филарет Дроздов митрополит Московский (начало 19-го столетия), отнюдь не приветствовал популяризацию литургических знаний в народе. Он считал, что если народ будет хоть что-то знать об историческом развитии Богослужения, то в церковной жизни не будет стабильности. А Филарет Дроздов – это знаменитость, причём, в положительном смысле этого слова.

Однако, как говорили древние греки – «Платон мне друг, но истина дороже». Без знания, каким было Богослужение первых веков, вряд ли возможно адекватное восприятие современных литургических форм, а без представления о христианской жизни и церковного устройства в древности, нереально понимание современного состояния нашей Церкви.

Собственно первые шаги в изучении исторической литургики сделал в самом конце 19-го века Иван Данилович Мансветов. До него никто другой историей Богослужений не занимался вообще. А честь впервые построить систему анализа развития церковной структуры, церковного устройства, принадлежала протопресвитеру Николаю Афанасьеву, а это уже аж середина 20-го века.

Строго говоря, всё, что сегодня мы можем наблюдать в Церкви, представляет собою результат либо такого длительного эволюционного развития, либо метаморфоз, иногда даже очень странных. Ну вот, например изменение понятия святости. Имеется в виду не само это явление, а его понимание в церковном сознании. Помните, у апостолов: «Приветствуйте всех святых», т.е., всех членов Церкви. А в наше время святой – это человек особо праведной жизни, или объявленный таковым, как например, император Константин, равноапостольный князь Владимир. Вон скоро, наверное, канонизуют Ивана Грозного. То есть, понятие святости менялось, зачастую до неузнаваемости. Или, попробуй сейчас объяснить людям, которые три дня говеют перед Причастием, что первые христианские литургии, возглавляемые апостолами, совершались, не вставая из-за столов за трапезами. И причащались тут же - после сытного обеда. Подобное относится ко многим самым разным сторонам церковной жизни – касательно епископского служения, в частности, о котором наш с Вами разговор. 

Именно Киприану Карфагенскому принадлежит «заслуга» в кавычках, превращения тамады в главнокомандующего, служителя-епископа - первого среди равных, в повелителя, озвучивающего молитвы Церкви - в верховного жреца. Собственно, важнейшие размышления и труды Киприана связаны именно с этим. Это два основных его сочинения - одно называется «О падших», и второе – «О единстве кафолической Церкви».

Как мы уже говорили с Вами, в 251-м году очередные гонения закончились. А в 255-м году Киприан столкнулся с еще одной церковной реалией, с вопросом – что делать с кающимися еретиками? С падшими, т.е., отказавшимися от веры под страхом гонений, разобрались – плохо разобрались, но как есть. А теперь следующий вопрос: что делать с еретиками? Скажем, была община его учителя Тертуллиана в Карфагене, который под конец жизни стал монтанистом.

И вот Киприан также перегибает палку и в этом. Допускал в Церковь лишь после перекрещивания – мол, Крещение невозможно вне Церкви «правильной». Узнаёте следы этого в нашей современности? Т.е., Киприан опять-таки, многоуровневую реальность рассматривает исключительно в юридической плоскости. Что для него Церковь? Это организация, в которую можно вступить. Если человек находится в этой организации, то он ее член, если не находится, то для вступления надо его принимать, а приём – это и есть Крещение. А глава организации, руководитель – это он самый – епископ. Я это говорю несколько упрощённо, но подход был вот именно такой, вполне юридический. Надо сказать, что на эту тему даже был конфликт Киприана с Римской Церковью во главе с епископом Стефаном, современником Киприана - последний выступал против такого подхода. Потому что в римском предании к еретикам относились очень по-разному. Не было там жёстких границ церковной общины, как организации, не было параллельных иерархий, а вот такая достаточно либеральная россыпь – в одном городке община была связана, скажем, с монтанистами, а в другом, скажем, с традицией кафолической. Если они состояли прежде в общении, то общение, скорей всего, разрывалось. Но если следовало обращение, то общение налаживалось без всяких формальностей. Во всяком случае, перекрещивать было неприемлемо - вера в Единое Крещение – установка достаточно древняя.

В каком-то городке могло быть несколько общин. Но формальных критериев - какой должна быть Церковь, там не было. Имел место целый спектр - взглядов, обычаев, традиций, мнений. И Римская Церковь, несмотря на некоторый свой ригоризм, держалась практики дифференциального подхода в разных ситуациях. Понятно, если человек прежде вообще не был христианином, то, конечно, надо креститься. Но если он христианин, но находится в расколе, или вот что-то у него в вере повреждено, в таком случае надо рассматривать, решать, возможно, не принимать его в общение, но перекрещивать – это уже в каких-то случаях совершенно неординарных.

А Киприан видел ситуацию по-иному: вне Церкви нет спасения, вне Церкви нет таинств, вне Церкви нет ничего. И здесь опять таки следует продолжить – а Церковь – это Я. Или ещё несколько моих компаньонов по Синоду.

И этот взгляд на вещи был провозглашен на Карфагенских соборах. Три собора было – в 255-м и 256-м году – за два года три собора было проведено. Причем это интересно проходило по процедуре. Киприан собирает собор по этому поводу, римская Церковь пишет отрицательное письмо, Киприан не успокаивается - собирает ещё больший собор, еще больше епископов приглашает, римская Церковь опять вотирует постановления, Киприан собирает еще бОльший собор, чтобы продавить во что бы то ни стало принцип жёсткой церковной вертикали.

Я так подозреваю, что многие авторитарные епископы не слишком знакомы с церковной историей, в противном случае – Киприан Карфагенский был бы не просто рядовой святой, а третий после Иисуса Христа и Богоматери.

Впрочем, скоро всем спорам и противостояниям Карфагена с Римом пришел конец. Воцарился ещё один сильный император, Валериан, и в 258-м году начались новые гонения, в которых и Киприану Карфагенскому, и Стефану Римскому суждено было стать Христовыми свидетелями.