|
Есть такая аббревиатура «ДВР», которая знакома в основном
церковникам, да и то не всем. «ДВР» - первые буквы трёх слов: дети верующих
родителей. Всё просто – дети, которым родители добросовестно пытались передать
веру, нравственные и культурные ценности, хранимые многими поколениями. Но вот
парадокс – детям верующих родителей воспринимать веру оказывается гораздо
сложнее, чем детям родителей неверующих. И этот феномен для многих христиан
становится почти трагедией. Но почему так часто происходит? Отец Яков Кротов об
этом несколько слов.
Я.Кротов:
- Чем современный христианин, помимо
всего прочего, отличается от христиан любых других времен? Где-то в середине
50-х годов в Соединенных Штатах, или в Канаде, была такая русская эмигрантка из
дворянской семьи – Софья Кумантина, и
она опубликовала книжку на английском языке «Наша церковь и наши дети». Я ее
перевел на русский, потом этот перевод под чужой фамилией издали, неважно.
Важно то, что само название очень характерно. Эмигранты, лишенные Родины,
живущие в стране, где православных почти нету, а русских – еще меньше, и вот
они пытаются сохранить свою веру, и это делают, прежде всего, передавая ее
детям. Вот пишут книжку – как воспитывать детей в православной вере. Это
средневековый взгляд, средневековый подход, архаический. Вот так формировалась
современная иудейская традиция – мы живем в чужой стране, но мы сохраняем нашу
веру, потому что она дает нам идентичность – мы потомки Авраама, Исаака и
Иакова, и наши дети – залог того, что мы сохраняемся. Современный человек живет
в мире, где и церковь - не его, и дети – в общем-то, не его. Можем ли мы
сказать себе: «наша церковь»? Да нет, пожалуй – что значит, наша? Сегодня наша,
завтра, глядишь, не наша, она как бы ничья. Но, главное, что мы не можем себе
сказать: «наши дети». Мы заранее знаем, что, как бы ни были хороши отношения в
семье, наши дети не будут повторять наш жизненный путь, они не обязаны и не
будут повторять наши какие-то моральные ценности, духовный путь – они будут
другими. Причем, если у наших родителей, скорее дедов, еще было какое-то
ощущение, что это неправильно, то у нас уже этого нету, потому что мы сами
выросли бунтовщиками, мы сами уже не разделили родительских ценностей. Если
говорить обо мне, то я скажу так: вот мой дед – еврейский – он ушел из семьи
подростком, стал врачом, - он не захотел оставаться в еврейском местечке.
Кстати, поэтому он не погиб во время уничтожения евреев под Черниговом, там
большинство наших родственников погибло. А он в это время уже был полковником медицинской
службы, руководил «кустом» эвако-госпиталей. Моего русского деда сослали в
Среднюю Азию за революционную деятельность, но это тоже разрыв с семьей. И мой
отец ушел из семьи. Они уже не могут сказать, что - мы были верны делу
родителей, нет. Я крестился, мои родители атеисты, где тут преемственность?
Поэтому и я своих детей не имею права спрашивать – а вы верующие или нет? У
меня, там, какие-то соображения есть, но если бы они были верующими, я бы,
скорее, насторожился. Вот все примеры моих знакомых и друзей по приходу, где
дети пошли тоже в православие, всюду попахивают не очень хорошо. Эти дети не
состоялись профессионально – они вот «втюхались», кто в регентство, кто еще во
что-то – я бы своим такого не пожелал! То есть они связались с церковью как с
учреждением. Не очень хорошо. Проверена ли их вера их неверием? Они могут
вместе с евангельским героем сказать: «Господи, верую, помоги моему неверию!»?
Они веруют, и помогать надо их вере – это совсем другое! Поэтому мы, видимо,
вступаем во время, когда вера никогда не будет передаваться по наследству. Ну
вот, как в шахматах, есть король и королева, они ходят: король - только по
горизонталям, королева – только по диагоналям – в любом случае, по прямой.
Также ходят слоны и ладьи. Конь ходит только криво. Я думаю, наше время такое,
когда вера передается только криво - не по детям. То есть мы должны жить так,
чтобы нашим детям захотелось веровать в того же Бога, что и мы. Если этого не
происходит, то не надо самоедствовать и винить себя, что я плохой христианин.
Надо понимать, что это часть вот той человеческой свободы, которая раскрылась,
когда мы от мира бедности перешли к миру изобилия. Уже блудный сын обойдется
без подачек отца, ему есть куда вернуться, скорее, отец придет к сыну. Не
страшно. Бог найдет их и за пределами и нашей конфессии. Поэтому, наша
терпимость, доброта, снисхождение это потому, что в любом чужом человеке мы
теперь должны видеть – а, может, это наш пропавший сын. Как говорил мой дядя
лихой, встретил на улице девочку, дай ей конфетку – вдруг твоя. Вот так и с
любым – дальним и ближним – встретил – снисходи и терпи, как будто это твой сын
– в любом случае, он – сын Божий.
-----
Православный миссионер отец Виктор Веряскин размышляет о реалиях
нашей жизни в свете знаменитого романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
В. Веряскин:
- Итак, вот это одно из
изданий романа «Мастер и Маргарита». Прошу обратить ваше внимание на то, что в
журнальном варианте не было допущено цензорами в печать от 12-ти до 14-ти
процентов объема текста. То есть, журнальный вариант был цензорами сокращен на
12-ть-14-ть процентов от общего объема текста. Сегодня иногда читаешь те
купюры, которые тогда были изъяты, и диву даешься – в них ничего нет страшного,
на наш взгляд! Но цензоры 30-х годов и цензоры 60-х годов, во время «оттепели»
и после «оттепели», удивительной крамолой считали какие-то вещи, на которые мы
сегодня иронически улыбаемся – что они в этом увидели опасного для общества или
для государства, или для церкви, или для чего-то еще! Это указывает на то, что
у нас меняются понятия, что допустимо, что недопустимо, что опасно, что не
опасно. Поэтому идет, какое ни на есть, развитие – возрастание или нет, но
изменение, преображение идет – и в обществе, и во всем остальном. Сегодня есть
возможность для тех, кто будет читать и перечитывать, лучше взять издание 90-го
года и после. Когда Горбачев отменил окончательно цензуру, были восстановлены
все купюры, и в изданиях 89-го года и последующих уже был полный текст. Есть
проблемы текстологии, поскольку были варианты романа. Не буду вас утомлять,
хотя проблема текстологии очень важна сама по себе: есть текстология Библии, и
общефилософская текстология, и литературоведческая текстология – насколько
достоверно дошел до нас текст Священного Писания, насколько достоверно дошел до
нас, оказывается, даже текст обыкновенного романа. Вы помните, сидят на
скамейке двое, беседуют, подходит третий и говорит:
«- Я услышал, у вас
интересный разговор. Я не ослышался, Вы изволили сказать, что Иисуса Христа не
было на свете? – спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый
глаз.
- Нет, Вы не ослышались,
- учтиво ответил Берлиоз, - именно это я и сказал.
- Ах, как интересно!
- А какого черта ему
надо, - про себя подумал Бездомный и нахмурился».
Ну, мы с вами понимаем,
что мы этого персонажа поминаем не в серьез, а как персонажа художественного
произведения.
«- Простите мою
навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и в Бога не
верите! – и, сделав испуганные глаза, прибавил, - я никому не скажу!
- Да, мы не верим в Бога,
- чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил Берлиоз, - но об этом в нашей
стране можно говорить совершенно свободно.
Иностранец откинулся на
спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:
- Вы атеисты?
- Да, мы атеисты, -
улыбаясь, ответил Берлиоз. А Бездомный подумал, рассердившись про себя: «Вот
прицепился, заграничный гусь!».
- В нашей стране атеизм
уже никого не удивляет, - дипломатически вежливо сказал Берлиоз, - большинство
нашего населения сознательно и давно перестало верить всяким сказкам о Боге».
Хочу сразу заметить,
по-моему, в 35-м году, не помню, была проведена перепись всеобщая населения, и
Сталин рекомендовал включить в анкету пункт: «ваше отношение к Богу и к
религии». И, к ужасу и удивлению, приблизительно 60 % городского населения и
71% сельского населения ответили в анкетах, что они верят в Бога. То есть,
извините за выражение, «псу под хвост» пошла миллиардное оплачивание работы по
распространению атеистических взглядов, пропаганда, они не достигли того, чего
хотели достичь за это время. Историки утверждают, что Сталин репрессировал тех,
кто проводил перепись, засекретил результаты этой переписи, и стал ставить
вопрос, что же делать с пропагандой атеизма и всего прочего. И здесь вот как
раз попытки сопоставить, что они хотели, и что было на самом деле. Всегда
присутствует разрыв между идеологической картиной действительности и
сегодняшней картиной реальности. Я вот позавчера выехал из Крыма, там - одна пропаганда. Я приехал в Мелитополь,
как всегда, купил в киоске кипу украинских газет – в Симферополе нет ни одной
украинской газеты – прочитал вторую картину действительности, сравнил с первой,
и подумал, что если человек некрепкий на голову, то может и «крыша поехать».
Дальше, в итоге:
«- Но позвольте Вас
спросить, - после некоторого тревожного раздумья заговорил заграничный гость, -
а как же быть с доказательствами – доказательствами бытия Божия, коих, как
известно, существует ровно пять?
- Увы, - с сожалением
ответил Берлиоз, - ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и
человечество давно сдало их в архив».
Вот мы с вами прочитали
про доказательства. Христос со многими верными доказательствами рассказывал о
Боге, о Божием Царстве. И это понятие о том, что такое доказательство, и какие
есть доказательства, - это должно быть частью нашего мышления и нашей
действительности. Я покопался в доме-музее Булгакова, в его библиотеке, там у
него стоят тома Брокгауза и Ефрона, которые он лично в руках держал, в 7-ом
полутоме на букву «Б» есть статья «Бог», и в статье – подраздел «Доказательства
бытия Бога». То есть Булгаков на самом деле, на мой взгляд, напичкал эту книгу
такими аллюзиями, подсылками и намеками, что человек мыслящий, глубоко
интересующийся, он услышит эту фразу и подумает: видимо, есть какие-то
доказательства бытия Бога! Пойдет, откроет энциклопедию, прочитает подробнее, и
потом этот роман разветвится, и все эти упоминания, может быть, приведут
человека к другому взгляду на эту действительность.
«Берлиоз говорил, а сам в
это время думал. Вдруг неожиданно бухнул Иван Николаевич:
- Взять бы этого
Иммануила Канта, да за такие доказательства бытия Божия года на три в Соловки!»
Тоже интересный вопрос.
Значит, когда не хватает аргументов и доказательств, - Ваше слово, товарищ
Маузер! – ссылка – и решение проблемы, хоть тогда, хоть сейчас.
«- Да, - говорит, -
именно, именно ему только там и самое место!»
Кто помнит, и кто может
перечислить 5 доказательств бытия Божия? Потому что Булгаков этим, по-моему, немножко
провоцировал тех, кто претендовал на то, что он что-то знает – доказано, не
доказано, и как именно доказано, и какие есть доказательства. Я напомню вам –
я-то подготовился – что эти 5 доказательств бытия Бога, которые в словаре
Брокгауза и Эфрона написаны, а участвовали в написании статьи богословы видные,
религиозные философы, заведовал отделом религиозной философии в «Брокгаузе»
Владимир Соловьев до своей смерти в 1900 году, а потом Радлов, его ученик,
продолжил редактирование этого. И были там знаменитые богословы – Васильев,
Барсов, Мелиоранский и прочие – которые писали эти статьи для Брокгауза. Первое
доказательство бытия Божия называется онтологическое доказательство. Что это
такое? Онтология – это греческий термин, которым называется часть философской
системы. Гносеология, например, это учение о пределах нашего познания,
способность разума познавать. А онтология – это учение о сущности бытия.
Помните, как в Библии, когда Бог говорит пророку: пойди к людям, скажи то-то, и
скажи, что Бог тебя послал. Он отвечает: я пойду, я скажу, а меня люди спросят:
а какой Бог тебя послал? Богов много, у каждого народа – свои. Как имя Тебе? В
одном месте Бог говорит: имя Мое чудно – даже если Я тебе его скажу, оно мало о
чем тебе скажет, ну а раз уж ты пристал, то скажи: Сущий послал тебя. «Я есть
Сущий» - помните? По-еврейски это «Яхве», «Иегова», а по-гречески - «о Онтос».
Сущий – Тот, Кто является сущностью бытия, Тот, Кто другим дает существование,
Кто бытийствует, Кто реально существует. Поэтому онтологическое доказательство
бытия Бога выводит существование Бога из самого понятия Бога, из его
смысла.
-----
О вопросах христианской нравственности
также давайте продолжим наши с Вами рассуждения.
Продолжая наш цикл бесед о
христианской морали, мы с Вами сегодня приступим к рассмотрению ключевой
этической формулы. Эта формула называется Золотым правилом этики и звучит довольно
коротко и просто: «Не делай другому того, чего ты не желаешь, чтобы делали
тебе». Этот закон, как Вы обратили внимание, звучит в ключе отрицания. «Не делай другому того, чего ты не
желаешь, чтобы делали тебе». Я позволю себе такое неуклюжее высказывание: сие
правило настолько золотое, что люди разных, принципиально отдалённых и
отделённых друг от друга традиций, успевали синхронно приходить к этому выводу.
Достаточно сказать, что именно так звучит основное правило поведения Конфуция;
именно так равви Гиллель – это один из двух основоположников библейских
этических школ в предхристианском Израиле – отвечал на вопрос, в чём сущность
Библии. По одной благочестивой легенде-преданию, некий сириец того времени
(сириец - это семит, но не иудей) был захвачен идеей изучать Библию. Но
поскольку знал, что это тяжело и испытывал сомнения, он попытался выяснить, а в
чём, собственно, там сущность, учить-то много, а надо сразу главное ухватить.
Обратился он сначала к равви Шаммаю (это, так сказать, был конкурент Гиллеля, о
нём обычно говорят, что это был человек очень жёсткий, формалист, строгий
законник), и тот этого сирийца прогнал, сказав, что это не его сирийского ума
дело. А Гиллель ответил этой замечательной формулой – суть Библии (то есть не
Библии, там вопрос был о Торе) в том, чтобы не делать другому того, чего не
желаешь, чтобы делали тебе. И на удивленный вопрос сирийца: «Что, и это вся
Тора?» – он получил ответ: «Да, это вся Тора». По преданию, Гиллель был
учителем Гамалиила, а Гамалиил – это известный всем вам персонаж из Деяний
апостолов – учитель апостола Павла. И Шаммай, и Гиллель были фактически представителями
фарисейства, но среди этих фарисеев были те, кто придерживались гиллелианства,
и оказалось, что вот из этой среды более всего вышли те фарисеи, которые потом
стали христианами.
В общем, конечно, не всё так просто.
Если такая простая схема всё могла бы описать, было бы всё очень подозрительно.
Но вот тенденция какая всё же прослеживается.
Ну, как легко догадаться, Конфуций и
китайская традиция с библейской, ну, никак не пересекается в принципе. Вряд ли
какой-нибудь иудей просто даже знал о существовании Китая и беседовал с
Конфуцием. Так же мало пересекающиеся в своих началах буддизм и индуизм
содержат аналогичные тезисы. Японцы, оторванные от мира, тоже вполне готовы
были принять эту формулу. Не говоря уж об античном дохристианском мире.
Но – в первую очередь, вот в этом
отрицательном виде: «Не делай никому ничего из того, чего не желаешь, чтобы
делали тебе».
Чем эта формула подкупает, в чём её
золотое достоинство? Казалось бы. Что особенного? Надо разгадать загадку этой
формулы – почему она всё-таки удостоена такого названия? Ведь в ней
всего-навсего на иной лад выражено то, о чём мы талдычим довольно давно -
нельзя делать очевидных вещей, таких, как воровать, изменять, убивать… Вот
подставим эти все неприглядные деяния под эту формулу, и получим подтверждение.
И зачем огород городить? Зачем нужна эта формула, что она дает такого
особенного по сравнению с такими этическими максимами, как – «не делай того, не
делай этого, не делай сего»? Что она может прибавить такого уж особенного?
Во-первых, предельное категорическое
обобщение: «Не делай никому, никогда». Это вплетено в формулу. «Не делай
другому ничего из того, чего не желаешь, чтобы делали тебе». Ничего и никому.
Но самое главное, конечно, не это. В
конечном итоге, если к любому правилу присобачить: «Никогда, ни при каких
обстоятельствах, не делай» и двоеточие: «убийство, воровство и т.д.», то будет
то же самое. Особенность золотого правила иная.
Все этические правила, как известно,
должны претендовать на универсальность по своему статусу. Универсальность и
абсолютность. А что есть в этом правиле такого, что придает ему особое
очарование и ценность?
Дело в том, что это правило обёрнуто
на субъекта действия, на себя любимого? Вот этот рабочий инструмент, индикатор
введён в это правило в виде действующей личности. Вот что мне делать, и чего
мне не делать, вопрос? Одно дело, я обращаюсь к написанному кодексу, что мне
можно, и чего нельзя. Формулировки правил в любых кодексах, как вы знаете, в
основном отрицательные, по понятной причине – то, чего нельзя делать, легче
понять, чем то, что делать можно.
Но любые немотивированные запреты
вызывают подозрение, что де их кто-то придумал из своей корысти или вредности.
А тут всё слишком прозрачно - поставьсебя на место реципиента того или
иного поступка, того, на кого эта выходка будет воздействовать, и посмотри,
понравятся ли тебе последствия
твоего поведения. Если не понравятся, то этого делать нельзя. Вот и всех делов.
Получается такой вот – безотказный
индикатор. Если я этого не хочу,
значит, этого делать не надо. Именно в этом и золото принципа: примерь на себя.
Относительно себя, любимого, твоя интуиция не обманет. Я могу, конечно,
сомневаться, хочу я или не хочу каждый день, там, поедать черепаший суп. Но
тебя не просят на эту тему
задумываться. Но начинать ли войну? - ты хочешь, чтобы против тебя воевали? Нет
такого человека. Есть люди, которые хотели бы за счет войны получить некие
дивиденды. Но я ведь не хочу, чтобы кто-то за счёт меня получал выгоду! Так
вот, этот золотой принцип оборачивать всё на себя – он совершенно безотказный.
Против такого аргумента устоять очень трудно.
Правда, мы тут можем разразиться
вопросом: а почему это я должен ставить себя в разные экзотические ситуации, в
которых я, скорее всего, никогда не окажусь? Ну вот, например: как правильно
обращаться с людьми, которые преступили закон? Понятно, что их надо изолировать
до поры, до времени, потому что они не в состоянии быть полноценными членами
общества, а следовательно, представляют собой социальную опасность. Ладно, ты
изолирован. Но вслед за этим возникает вопрос: а как изолирован? То есть: а какова допустимая форма пресечения
свободы, какова допустимая мера ограничения в правах? Вот уже тут надо делать
над собою усилие даже для того, чтобы применить золотое правило этики. Даже
если я окажусь в тюрьме - как бы мне хотелось, чтобы со мною обращались? Ну,
понятно, что легко отвлечённо рассуждать – «если я окажусь в тюрьме, то мне
хотелось бы, чтобы со мною обращались гуманно». Не было бы, скажем, ГУЛАГовских
безобразий, а было бы, скажем, как в Голландии. Что такое голландская тюрьма?
Ну, это очень похоже на наши панельные дома с консьержкой, только консьержка
сидит на каждом этаже и такая…
крепкая, как правило – консьерж и с пистолетом в кобуре. А остальное… вполне
себе - небольшая коммуналка. В субботу-воскресенье, если ты себя нормально
ведёшь и не проходишь по каким-то убойным статьям, типа убийства или
изнасилования, то можешь идти домой. Ну, опять же, отметился - вернулся
обратно… а пока ты дома, то в зоопарк ходить нельзя, и вообще в местах
массового скопления народа чтобы не появлялся. Вот такой режим. Гуманно до
безобразия, даже противно. Скажем, нам, с нашим советским менталитетом, это
кажется дикостью. Но когда я, не дай Бог, сяду - конечно, мне подавай такую
тюрьму, но я-то никогда не сяду! Но,
как известно, «от сумы и от тюрьмы не зарекайся». Тем более на нашем
постсоветском пространстве. Да и вообще - обстоятельства могут вывернуться так,
что ты попадёшь в некую экзотическую ситуацию, при которой ты сам не успеешь
опомниться, как окажешься за решёткой. Так, что про себя нечто подобное иметь в
виду таки надо.
Ну, и вот вопрос. Стоит
ли делать предметом своих социальных усилий попечение о том, как там живется
этим изуверам в местах лишения свободы? Стоит, безусловно. Надо только примерить
на себя это правило. Но для того, чтобы это сделать – опять-таки нужно усилие
совершить. Опять же, нужно забеспокоиться о том, что общество, которое
допускает двойной счет, которое не распространяет действия общих правил на всех
без исключения, - оно неблагополучно. Оно ущербно в самом главном – в том, что
стесняет проникновение в свою жизнь истинных начал. И, следовательно, находится
под потенциальной угрозой деградации и саморазрушения. На этом,
давайте, остановимся, и если даст Бог, продолжим наши Этико-Богословские
размышления в следующий раз. Всего доброго.
|
|