Сетование Смердякова – одного из персонажей «Братьев Карамазовых» о том, что в Библии "про неправду все написано", несмотря на очевидный примитив его мышления, тем не менее, содержит долю истины. Священное Писание действительно можно воспринимать в каком-то смысле как историю болезни всего человечества. Несколько слов об этом о.Якова Кротова.

Я.Кротов:

- Откуда мы знаем о Христе? У нас есть четыре Евангелия, на самом деле их даже намного больше, по крайней мере, одно Евангелие - от Фомы, так называемое, потому что автор предположительно - апостол Фома, написано, достаточно рано. Все другие Евангелия, ну, например, популярное сегодня в России Тибетское Евангелие - это подделка 19-го века. Есть вариации на евангельские рассказы 4-го века, 16-го века, это, конечно, уже не источник. Четыре же Евангелия и Евангелие от Фомы написаны буквально теми людьми, которые были современниками Спасителя, может быть, моложе немного, ну, конец первого века, т.е. это ученики свидетелей, это достаточно надёжный источник, и для античности это достаточно аутентичные ранние тексты. У большинства героев первого столетия таких биографов нет, чтобы сразу четыре человека написали биографию. Это не плохо. Есть послание Апостола Павла - из них многие только надписаны, что это апостол Павел, но язык другой, интонации другие. Некоторые послания апостола Павла действительно написаны в середине первого столетия, они раньше Евангелий. Означает ли это, что мы не можем знать о Христе по этим текстам, если они не газетные, если нет фотографий, странички в Интернете от современников т.д. и т.п., да конечно нет! А о себе мы читаем из газет? О друзьях мы узнаём из газет? Вам справку нужно, что у вас нет судимости, или вы это и так знаете? На самом деле очень многие важные вещи в истории передаются вообще из уст в уста. И в этом смысле христианство, извините, передовая религия, она прервала эту традицию, это действительно религия более книжная, чем любая другая, это религия, к тому же, с огромным вниманием относится к своим историческим записям, и очень критична. Историю церкви создали церковные люди в 16-м веке, и подделки средневековые разных церковных документов разоблачали не атеисты. Атеисты были заняты созданием большевистских подделок. Верующие люди, Римские папы разоблачали папские фальшивки первого тысячелетия, так что в этом смысле, с точки зрения неверующего историка, репутация неплохая. И, в сущности, история церкви похожа, извините, на историю болезни, она написана, конечно, человеком, который пытается вылечить, который ищет здоровья. Евангелисты, апостол Павел, зачем они пишут, потому что им дорог Христос? Нет. Они пишут, потому что они врачи, они описывают болезнь. И Евангелие, как и Ветхий Завет, кстати, они не Бога описывают, мы вновь и вновь думаем, что откровение Божие - это описание Бога. Да, нет. Откровение Бога это о том, как Бог лечит людей, по-русски это довольно тяжеловатый термин калька с греческого – домостроение Божие - экономика это и есть домостроительство. Вот Бог строит дом, в котором можно жить - это спасение от мороза, от нападения хищных зверей, в общем, от внешней среды. Это история болезни, написанная внимательными врачами, о Христе там тоже говориться, но ровно в той степени, в которой это нужно для выздоровления. И не должно, мне кажется смущать, что первый, кто пишет, это апостол Павел, а потом написано Евангелие. В истории древне-русской литературы, литературы Киевской Руси тоже сплошь и рядом - сперва «Повесть временных лет» и разные её части, а потом пишут, скажем «Житие князя Владимира», ну и что? Надо смотреть, на чём основано это житие, и если в основе подлинный материал, то нет причин относится к нему с недоверием. И, в конце концов, если перед нами выбор верить детским тетрадкам человека, где, ну, подростковый дневник, где он пишет о себе, или верить воспоминаниям о себе, которые он написал в старости, конечно прошло пятьдесят лет, память много искажает, и тем не менее, старик мог забыть многие факты, но он видит смысл своего детства, своего отрочества, и видит лучше, чем, когда был младенцем, и поэтому не надо смущаться, тем, когда и кем написано Евангелие, их могло бы вообще не быть. Ведь у Авраама не было таких биографов, как у Спасителя Иисуса. Не надо думать, что какие-то злокозненные господа, бары, церковники подделали Евангелие и исказили, я вас уверяю, это легенда жёлтой прессы, действительно, не надо быть верующим, чтобы отрицать тех, кто считает, что Евангелие - поздние книги. Но главная нота, с которой мы берём Евангелие в руки, это история моей болезни, это не биография Христа, это история того, что я больной, и вот мой дух - такой-то анамнез, и описание моего прошлого, и медицинские назначения, вот, что такое Евангелие, и тогда многое становиться на свои места. Противоречия исторические евангельские перестают смущать, они есть, их очень много, как в любых четырёх биографиях одного человека, кроме Иосифа Виссарионовича Сталина, вот там противоречий не было, всё, что противоречило, было расстреляно. Я не гарантирую, что, если вы возьмёте Евангелие, у вас появится вера, благодать, и вы раскроете себя для Бога. Но, по крайней мере, вы станете объективнее, и по отношению к Богу, который здоров, и хочет здоровья нам, и по отношению к себе.

-----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Так вот, христианство - это есть вера во Христа, вера в Спасителя, вера в то, что о чём Он говорит, есть истина. И то, что Он принёс вот этот путь жизни, указав, кто спасается. И на что же Он указал, кто спасается? Вы знаете, какой Он переворот сделал? Слышите, первым в Рай кто вошёл-то? А рядом стояли у Креста, ехидничали, кто? Первосвященники, архиереи, богословы, книжники, фарисеи, монашествующие, - все стояли и ехидничали: «Если Ты Сын Божий, сойди с Креста». Кто спасся? Негодяй и преступник, который, кажется, ничего не сделал, и вдруг он первым вошёл в Рай! Мы привыкли, а на самом деле, поймите, какую действительно потрясающую революцию сделал Христос и христианство – первым в Рай вошёл бандит, а не первосвященник, а не священник, а не богослов, а не фарисей, которые всё исполняли скрупулёзно, все мелочи. Как вам это кажется, что это за религия? Ужасная! Такой религии ещё никогда в мире не было, об этом никто ещё никогда не говорил и не смел говорить, чтобы первым в Рай, кто вошёл? Это же такая радость! Я не знаю, но надо быть сумасшедшим, чтобы не считать себя грешником, мы все действительно погрязаем в грехах, и вдруг Он говорит, - если ты осознаешь, действительно, что ты мерзкий грешник, если ты искренне каешься, ты будешь со Мной, сегодня же будешь со Мной в Раю! - Боже мой, за что? - Ни за что! Слышите? Не за дела, которые я совершил: Господи, я построил десять храмов! Спасается человек, если он действительно смирится и скажет, - помяни меня, Господи, во Царствии Твоем. Сам я, даже и мечтать не могу, что я там буду, слышите? Как разбойник: Ты меня там помяни, я там никогда не буду, потому что я знаю, кто я. Сегодня же будешь со Мною в Раю. Вот кто спасается, вот какую веру мы исповедуем, поняли, что такое христианство? И все величайшие подвижники, которые подвизались, кажется, всю жизнь, достигли великих дарований, главное, чего они достигали, запомните, пожалуйста. Сисой Великий умирает, на него смотреть было невозможно от сияния света, который исходил от его лица. Собрались его братья монашествующие, смотрят, Сисой Великий молится, чтобы Бог дал ему время на покаяние. Все говорят ему, - Сисой, тебе ли каяться? Ответ: поверьте, братья, я не знаю, положил ли я хоть начало покаяния моего. Слышите, к чему приходили величайшие святые? Не к объятиям со Христом, а к величайшему пониманию, наконец, того, что, действительно, мне нужен Спаситель, сам я не могу спастись, настолько я поражён. Вот, кто спасается. Если хотите, это и есть суть христианства.

-----

И напоследок, наши с Вами размышления в рамках христианской этики.  Сегодня мы продолжим разговор о той греховной тенденции, когда мы всё и всех делим на своих и чужих.Все люди, да и мы в частности, носим в себе такое дремучее и старое, как мир, намерение разделять мир на две неравные части. То, что своё, или кто свой, и то, что не просто не моё, а чужое, или чужой. Чужое сразу понижается в достоинстве, в ранге, разумеется, оно не стоит ни тех усилий, ни того внимания, которого заслуживает моё.

Нет на белом свете такого человека, который бы избегнул этого искуса. И в этот искус всё и упирается. Вся наша дальнейшая пляска так или иначе будет вокруг этого трудносокрушаемого столба. Несмотря на то, что деление на своих и чужих в принципе нельзя ни оправдать, ни вразумительно объяснить, в этом направлении всегда будет течь некий поток сознания: я так хочу, мне так нравится, правь, Британия, морями, - как это было в 19-м веке.

В прошлый раз мы вспоминали высказывания Клайва Льюиса, который писал о лже-патриотах, что есть такие англичане, которые думают, что самые умные или самые доблестные мужчины – это обязательно англичане, самые воспитанные дамы – это англичанки, и т.д. И когда к ним обращаешь абстрактное суждение, что беда в том, что к каким-то чужим относятся не так, как к своим, и в этом корень таких зол, как национализм, шовинизм, колониализм и прочее, - что своё лучше, чем чужое, - эти патриоты шумно соглашаются с одной оговоркой: да, это, конечно, так, но ведь, применительно к Англии, это имеет под собой основание!

Впрочем, как мы отмечали с Вами, англичане этим уже переболели. Вот точно так же было бы интересно проследить, как в истории человечества та или иная культура с этим расставалась. Всё-таки нам известны прецеденты, когда эта логика менялась. Скажем, англичане уходили из Индии, в Америке отменили рабство, в России в 19-м веке отменили крепостное право… и т.д. С течением времени число прецедентов, когда рабы отпускались на свободу и становились вольноотпущенниками прибавлялось. Чем это, как правило, объясняется, и как происходит?

Иногда мы с вами можем услышать заявления, мол, а со всем этим очень легко справиться! Надо просто с завтрашнего дня начать вести себя так, как будто все люди - братья. И людей, которые уже давно живут по этой логике – ну, их поколение и родительское - что было с их дедушками и бабушками, их мало трогает, - им трудно объяснить, что не всё тут так просто, что это  требует усилий, это не то, что само собой разумеется. Поэтому когда какие-нибудь сердобольные и цивилизованные датчане или шведы разводят руками и говорят: «Как можно допускать такое насилие (или ещё что-то)!», их очень сложно отослать ко временам, скажем, 17-го века, когда их же предки очень лихо мутузили друг друга на предмет того, чья вера правильней, - знаменитая Тридцатилетняя война в Европе, которая опустошила весь германоязычный мир, и долго после этого они в себя приходили. Или когда современные американцы говорят: «Ну, какая расовая проблема, - вещь просто банальная - все расы равны, и всё тут», - можно спросить, а как насчёт их бабушек и дедушек, которые в 60-х годах устраивали демонстрации, не давая пройти в школу совместного обучения темнокожим детям, даже в сопровождении агентов ФБР (а агент ФБР для законопослушного американца – это фигура неприкосновенная, полулегендарная). Скажут: «Ну, это история…». Не история это, а вечно действующая универсалия.

О чем всё это говорит? О том, что эти вещи трудно преодолеваемы. При всей очевидности и кажущейся простоте. Простота – она задним числом приемлема: ну да, вполне естественно почитать кого угодно равным себе. Естественно – людям, которые уже привыкли с этим существовать. Скажем, когда американцам, родившимся в 80-е годы, рассказывают, что в 50-е не могли белые и черные сидеть за одной партой, - они таращат глаза и спрашивают: «Почему?». Почти так же, как мои дети, которым рассказывают байки про советскую действительность, спрашивают: «А почему так было?». А действительно, почему? Почему были такие дебильные порядки по части «не пущать»? А вот потому.

При всём этом, обратите внимание, что мы говорим о вещах самоочевидных, о нарушении фундаментальных прав. Фундаментальные они не потому, что невероятно глубоки по содержанию, а потому, что они очевидны. Если человека лишать жизни, если безнаказанно лишать его собственности – о чём ещё можно говорить? Если ограничивать свободу его передвижения, право принятия элементарных решений, то какой может быть дальнейший разговор?! Но оказывается, даже на таком элементарном уровне равенство прав, равенство достоинства требует духовных усилий.

Здесь нам уместно опять вспомнить про эту диаду долга и смысла. Мы с вами, как вы помните, отталкиваемся теперь от самоочевидности самоощущения долга и самоочевидных же вещей, которые выражаются в присутствии этого сознания долга. Так вот, оказывается, что эта самоочевидность не так самоочевидна, как кажется. Вот если для пигмеев самоочевидно, что разорение гнезд недопустимо потому, что это ставит под сомнение жизнь маленького пигмейского сообщества, потому что нарушает среду; - то вот то, что можно не быть рабовладельцем многих рабов, оказывается, бывает не самоочевидным. Даже если соглашаются, мол, надо бы отпустить, - но ещё вопрос, как это сделать, чтобы было по-хорошему и правильно. Вот так естественно рождаются обоснования: ну, рабы они, наверное, потому, что запрограммированы на это… ну, что делать, я родился хозяином, а они – рабами, ну, так вышло… не родиться же обратно - не плантатором, а рабом на плантации… и что делать? Ну, буду жить, как жил, но хорошим хозяином. Вот есть жестокие плантаторы, они рабов бьют, а я буду их жалеть. И, естественно, если выбирать между хорошим хозяином или плохим, то рабы будут любить хорошего. Но ведь не всем сердцем, а, опять же, потому, что – куда деваться? И даже, когда вот эта нехорошая, изуверская логика из соображений, прежде всего, выгоды в разных ее проявлениях преодолевается, то и преодолевается она, увы, тоже весьма своеобразно. Потому что зачастую всё это меняется исключительно под давлением внешних обстоятельств, не из внутреннего позыва, не из соображений высокого смысла, или, скажем ещё сильнее – не из поисков истин бытия, а из того, что по-старому уже невозможно - хозяйство тормозится, за всеми не уследишь, количество недовольных растёт, количество раненых и убитых надзирателей всё больше, значит, таки лучше отпустить рабов. При этом они всё равно никуда не денутся… Ну, что изменится, если бывшие американские рабы станут свободными? Ну, пусть берут себе участок земли - как они на нём, интересно, выживать будут? А никак, будут арендовать землю, всё равно в зависимости будут, хотя более достойной. Начинать им, как правило, с нуля. В конце концов, больше рабочей силы освободится. Америка тогда, в 60-е года прошлого века, переживала бум производства. Нужны были рабочие руки. А тут эти яйцеголовые плантаторы сидят на своих фазендах и в ус не дуют, вообще ничего не понимают, куда идёт Америка, и чего ей на сегодняшний день надо. Упёрлись рогами, и всё тут. Ну, сейчас дадим им по мозгам, тогда передумают… Провели гражданскую войну (если говорить об Америке), - ну и порядок. По существу, конечно, не так быстро всё поменялось. Негры ещё долго не могли получить избирательных прав в южных штатах, потом получили, но вынуждены были мириться с тем, что белым что-то можно, а им чего-то нельзя, пока, наконец, не стало всё можно всем. Но всё равно. Даже в такой разумной, процветающей и хорошо устроенной стране, как США, основная масса депрессивного населения – это те, которые неудачники, которые бедны, наследственно малоспособны к свободному самостоятельному труду, которые живут с сознанием того, что они на всё это обречены, что с этим ничего нельзя поделать, - это в основном цветные. Естественно. Было бы странно, если бы это были другие. И вот по сю пору американской администрации приходится принимать усилия для поддержания стабильности в государстве потому, что устойчиво депрессивный слой населения – это социальная напряженность, никому не нужная. Почему? Да потому что депрессивному человеку терять особо нечего. Нормальный человек идёт по улице и радуется жизни, потому что он знает ей цену, он знает, что жизнь предполагает массу удовольствий. А человек, который вырос с другим сознанием – ему это всё трын-трава. Он всегда был уверен, что какие-то удовольствия в этой жизни только с кровью вырываются. Их можно только отнять у кого-то, потому что у самого у него их нет, и никогда не будет. Он будет учиться в плохих школах, не будет денег, чтобы получить достойное образование, и прочее, и прочее. То есть, конечно, это всё не то, что рабство на плантациях, но тоже непростая вещь.

Почему мы всё время переезжаем то в Англию, то в Америку, то аж в африканские джунгли? Потому что это вещи, отстранённые от нас. На отечественном материале, к сожалению, нельзя приводить аналогичные примеры, просто чтобы не вызывать бурю эмоций. Хотя для наглядности аналогичный пример всё же можно привести. Вот вышло так, что советская экономическая система не в состоянии была дальше существовать. Хозяйство неэффективное, люди делают вид, что работают, государство делает вид, что платит им зарплату. Надо чего-то менять. Ктобудет менять? Те, у кого напрочь отбили инициативу, и кто не привык ничего менять в своей жизни, потому что им внушали всеми возможными способами и в школе, и по жизни, что по собственной воле ничего изменить нельзя? Нет, менять будут те, кто знает, что к чему в государстве, кто знает, насколько всё плохо. Менять будут они. Как они будут менять? Так, чтобы всё по справедливости стало? Нет, конечно. В лучшем случае, ради эффективности - исключительно из прагматических соображений. Поэтому, как известно, масса новоявленных пост-советских предпринимателей – это кто? Это бывшие партийные и комсомольские работники, а также сотрудники органов госбезопасности. Комментировать, надеюсь, не надо. В общем, это почти то же самое, что бывшие плантаторы, которые в своё время подсуетились и перестроились под давлением обстоятельств. Речь идет о крупных фигурах, вот о тех, которые знали, где чего лежит.

Дело не в том, что теперь надо по-новой всё делить, так не бывает – по-новой будет только хуже. Но смысл подобных преобразований, которые происходят только под давлением обстоятельств, - он всегда прагматический. Можно что угодно говорить, чесать языком про строительство демократического государства, отстаивание демократических ценностей и т.д. – пока эти демократические ценности не станут ценностями для сообщества, до тех пор это будет фикция. Вот сколько миллиардов уже умыкнули наши украинские борцы за демократию?! Всё достаточно цинично. Равно как и освобождение крестьянства в 19-м веке. Это был революционный шаг. Давно назревший. Но как была произведена эта реформа! При том, что действительно – раскрепостились, и земства появились, и возникло много сфер деятельности, быстро прогрессирующая промышленность, освободились рабочие руки и т.д. … Но при этом крестьянство, как известно, от своего освобождения мало что выиграло, а нередко и пострадало. Это вывод не большевистский, не Ленин это первый заметил, а вполне такие либерально мыслящие хозяйственники 19-го века. Просто вопрос стоял ребром – если провести реформы не на прусский, как тогда выражались, манер, а по-американски, так, чтобы появилось сразу много фермеров, - то тогда под угрозой оказывались дворяне. Представить себе, что правительство Александра II, сплошь состоявшее из дворян, могло помыслить некий порядок государства в ближайшей 10-ти - 20-ти летней перспективе, опирающейся не на дворянство, было практически нереально, это надо было быть, я не знаю, кем. Надо было дожить до 10-х годов 20-го века, чтобы появился Петр Аркадьевич Столыпин и запустил свою реформу, которая принесла довольно быстро хороший результат, но при этом ему это дорого встало, как говорится, - его стали ненавидеть все, и дело кончилось плохо – застрелили - как известно, террористы. Но это молчаливо было одобрено и другой стороной, которой он уж очень стал не нравиться. Вот и такой пример.

Так что это мнимое выравнивание ценностей, такое вот резкое преодоление границы «свой – чужой» волею обстоятельств, всегда очень подозрительно.

Заметьте, куда интереснее отмечать тот незыблемый, между прочим, в истории, никем непоколебимый фактор того, как в Римской империи исчезало рабство. Ну, я уже об этом говорил – никаких революций не понадобилось, никаких экстренных, чрезвычайных мер не было. Почему? Потому что медленно, но верно проникала в сознание людей новая государственная идеология под названием «христианство». Мол, вот этого нельзя потому, что оно глубоко неправильно по существу. И это при том, что ни Христос, ни апостолы не призывали ни к каким революциям. Наоборот. Павел говорит парадоксальные вещи: если ты призван ко Христу рабом, научись уважать своего хозяина. Правда, если ты призван хозяином, то, аналогично, научись уважать того, кто у тебя работает. И никаких революций. Но для этого и той, и другой стороне надо было быть христианами, и христианами не только по названию.