Рассуждая на темы христианской этики, в прошлый раз мы с Вами вспоминали давний наш разговор - размышления, пожалуй, на самый востребованный на сегодняшний день вопрос, вызывающий всеобщее напряжение – «любовь и брак» и, соответственно, обо всём, что касается отношений между полами - с точки зрения вечности, или с христианской точки зрения.

Давайте сегодня продолжим прослушивание старых записей нашего видеоархива.

Архив:

- «Остановились мы с Вами на вопросе: какие существуют стереотипные представления о христианском браке, что такое христианский брак? В чем видится цель христианского брака? Самый простой,  стандартный ответ среди православных людей на вопрос: «зачем брак?» - для рождения детей.

Второй, более популярный ответ в светском обществе и менее распространенный в церковных кругах, примерно звучит так: «одному плохо, вдвоем – лучше». Мы уясняли для себя, почему этот ответ в церковных кругах реже встречается. Потому что вдвоем, конечно, хорошо, но не так просто понять, насколько хорошо вдвоем именно с этим человеком. И будет ли вам хорошо с ним лет через пять? Не всегда так получается. Но тогда появляется серьезное противоречие с ограничениями, связанными с тем, что брак - это один раз и на всю жизнь.

Есть еще легенда о половинках. Якобы человек не целый, если он один, пока не найдет свою половинку. И что «пол» – это «половина». Это, может быть, не христианское, но вот светское такое объяснение встречается довольно часто. Мол, брак нужен, чтобы стать из половинки «полным».

Ну, в христианской философии брака эта тема тоже обсуждается в таких выражениях - насчет пола, половины и так далее. Но в чистом виде слияние в целое из двух половин – это идея не христианская. Она языческая. Причем, это продукт высокого язычества, эта версия известна и по античности, потому что это вполне такое греческое представление о символе как о соединении двух половин, о любви как о высоком слиянии двух разделенных половин в нечто целое. Это вполне сократическо-платоновская идея. То есть, дохристианская. И это не значит, что она плохая или неправильная. Тут есть над чем подумать. Но это не строго христианское. В христианстве есть нечто, превышающее даже это. Я вам напомню, особенно тем, кто когда-нибудь интересовался Востоком, знаменитый китайский символ – соединение двух противоположностей, в том числе противоположностей по полу. Но это в китайском случае, равно как и в индуистском – это соединение скорее такое… космическое. Не личностное. Вам, наверное, известно, что чтобы Инь и Янь соединились через данных конкретных мужчину и женщину, лучше, чтобы это решали не они, а за них. Удачнее всего, если угадают родители, окружение, - так больше шансов, что Инь и Янь здесь обретут это самое единство. К слову говоря, в Индии до сих пор очень распространено, что не просто родители подбирают пары, но молодые люди довольно активно сопротивляются инициативе, не хотят ее проявлять. Потому что есть довольно устойчивое представление, что всякая инициатива в этом смысле – она будет хуже. Потому что всякий порыв, страсть, увлечение – это не то, что поведет к правильному результату. Понятно, что эти две тенденции как-то противодействуют, противоборствуют друг другу… но вот по сей день вполне респектабельные индийцы могут вам сказать, что свою жену увидели в первый раз во время брачной церемонии. И это не какие-то выходцы из глухой деревни, а люди, выросшие в больших городах, которые учились в Оксфорде, и прочее, и прочее, преуспевающие адвокаты какие-нибудь… Но вот при этом они женились именно так. Конечно, в Европе, как вы догадываетесь, такое свидетельство приблизительно так же шокирует людей, как и то, когда они, оказавшись в Японии, выясняют, на чем спят какие-нибудь чиновники средней руки в японских банках. На циновках на каких-то. Ну, тут понятно. Трудно соединяется в европейском сознании это все.

Да, так вот, во всех тех традициях, где присутствует эта идея соединения двух половин в одно в виде брака, брак считается высшей формой сосуществования полов. А вот в христианстве это не совсем так. В этом смысле, к слову говоря, христианство занимает уникальное положение: в христианстве безбрачие и брак почти уравнены в правах. Была в Церкви даже тенденция безбрачие назвать превосходнейшим путем. Апостол Павел сам всячески благословляет замечательное намерение жениться или выйти замуж, но при этом говорит, что «будете иметь скорбь по плоти, а мне вас жаль, так что лучше оставаться так, как я». В этом смысле христианство уникально. Вы знаете, что в Ветхом Завете, например, одинокий, бессемейный человек, бобыль, - если у него нет семьи, - значит, он дефективный. Устойчивая такая позиция. Она в Ветхом Завете утверждена. И в языческом мире точно так же. В исламе – точно так же. Если у человека нет семьи, и тем более, если он не способен ее иметь по каким-то физиологическим причинам, - значит, он дефективен. Вспомните, что священники в Израиле все должны были быть женатыми. Это другое дело, что у них жены должны были быть из того же колена, и т.д. Но несемейный священник – значит, дефективный. Иначе невозможно для этой традиции.

Еще с вами знаем, что в нехристианском мире есть отшельники. Отшельническая традиция есть в тех же Китае и Индии. Но отшельническая традиция связана, на самом деле, с тем, что отшельник обрывает свои связи с миром В ПРИНЦИПЕ как с таковым. Это не безбрачие, это исход из мира как такового. Вот индийские санъясины, и даже китайские монашествующие в каком-нибудь Шао-Лине – это уже принципиально другая позиция. Для этих людей нет того мира, в котором возможен брак.

В христианстве ничего подобного – такого непременного противопоставления мы не найдем. Первоначально наоборот было: христианство не знало никакого монашества, но знало безбрачие и брак, параллельно сосуществующие в данных христианских общинах.

Христианские общины ведь были очень разнообразны. То есть в христианстве с самого начала присутствовала и тенденция довольно сурово-аскетическая, аскеты всегда были в почете, но при этом и образ женатого апостола Петра тоже достаточно красноречив.

Но вот в христианстве этот разрыв, вернее, это существование человека в двух началах, женском и мужском, вот это внешнее разделение, оно разрешается через личность. Когда Николай Александрович Бердяев писал об этом в нескольких своих произведениях, он отмечал, что вот этот восторг слияния воедино, с которым мы сталкиваемся в высоком язычестве, - восторг мистический, а не банально-тривиальный, - он все-таки игнорирует вот это измерение личности, игнорирует мое «я». Поэтому язычнику очень сложно понять бывает высоту христианской аскезы в этом смысле, высоту безбрачия. Не понять смысл. То есть в любом случае нередко безбрачие и самими христианами, которые не до конца это чувствуют, воспринимается как некое вынужденное бремя. То есть – хотелось бы иметь семью, но по каким-то причинам не складывается, и это нехорошо. И все.

Забегая вперед, я скажу, что состояние безбрачия тяготит людей в большей степени психологически – пресс комплекса неполноценности. Вот плохо быть не замужем или холостым – значит никому не нужен. Во-вторых – нет семьи – нет детей – значит зря жизнь проходит. Но это в общем не так. Мы знаем много примеров и простых людей, и именитых, и церковных, и государственных мужей, которые очень много сделали для ближних. Бывает ведь по-разному – свои дети становятся духовно чужими, а чужие - духовно родными и т.д. Но обо всем этом, если даст Бог, мы будем говорить с Вами на предстоящих телевизионных встречах.

-----

Суррогатное материнство, зачатие в пробирке – зачастую представители Церкви, причём, иногда на самом высоком уровне выступают категорически против этого. Хотя официальной позиции Церкви по этим вопросам не существует. Аргументы противников того же искусственного зачатия никудышные – «нельзя потому, что это неестественно». А переливание крови раненому – это что - естественно?! А пересадка органов?! А стричь ногти и волосы?! Конечно, подобные «держать и не пущать» - не от большого ума. Но есть и другие аргументы по данному вопросу, которые на сей раз приведёт о.Яков Кротов.

Я.Кротов:

- Со мной случилась забавная интернет-история. В один и тот же день, часов в одиннадцать условно, я получаю письмо: «Мы - женщины, обреченные на бесплодие физиологически, хотим иметь ребенка из пробирки от любимого человека - экстракорпоральное зачатие. Для этого берут и соединяют естественные части неестественным лабораторным путем. А нам говорят, что церковь против этого, не могли бы вы нам объяснить, почему». Через час я получаю другую записку. «Мы - женщины с нежелательной беременностью, и мы отстаиваем наше право на аборт, а нам говорят, что церковь против этого. Не могли бы вы нам объяснить, почему». Я отвечаю, что я сам родить не могу, преклоняюсь перед теми, кто рожает, но в данном случае я предлагаю такое решение данной проблемы: «Те женщины, у которых нежелательная беременность, вы все-таки родите и отдайте своих детей тем женщинам, которые сами родить не могут. А вы - те, кто бесплоден, вы поймите, что вера в то, что бессмертие гарантируется своей кровиночкой, своими генами - это не вера, это суеверие. Приемный ребенок, он точно такой же ваш ребенок, как ребенок, у которого течет условно ваша кровь». Хотя кровь не бывает твоей или не твоей, кровь - это просто жидкость. А что если меня под капельницу положат - я теперь что, ребенок капельницы? Трагедия России и Украины в том, что при таком огромном количестве абортов многие люди даже не задумываются о возможности отдать своего ребенка другому. Это не называется торговля детьми. Хорошо, отдайте в детский дом, отдайте на усыновление. Знаете, что мешает? Стыд. Лучше я сделаю аборт. Иначе получается, что я не могу растить своего ребенка, а кто-то другой моего может. Не говорите мне, что мужики - существа, которые соревнуются друг с другом, а женщины - бесплотные ангелы - они тоже соревнуются. Отсюда страх, что я не смогу вырастить ребенка, а другой сможет моего ребенка вырастить - лучше аборт - это иррациональный страх. Аборт - это не лучшее решение. Лучше родите ребенка от нежелательной беременности и не постесняйтесь подбросить ребенка к детскому дому, в приют. Только, конечно, не на свалку. Но не постесняйтесь родить, не постесняйтесь сходить в роддом и взять там другого ребенка. Конечно, безобразие, что в России запрещено отдавать детей иностранцам. Земля одна, Божья. И где бы, в какой части Света не появился человек, отдайте его, если вы можете. Но самое главное безобразие - это то, что в России вообще есть детские дома. Есть страны, где нет детских домов, потому что любого ребенка - плод нежелательной беременности - сразу определяют в семью. Очередь стоит из семей, желающих усыновить ребенка. А так я вам скажу: хотите - делайте аборт, хотите - рожайте из пробирки – это не преступление. Это не естественно, но и не противоестественно. Но не делайте вид, что не существует других путей. Иногда мы стесняемся этих возможностей. А не надо стесняться. Надо стесняться не пропустить другого человека в этотмир. Надо стесняться поставить свои суеверия (моя сперма, моя яйцеклетка, моя кровиночка) выше судьбы другого, уже живого человека. Это будет хороший человек. Я вас уверяю, потому что родными дети становятся не по рождению, а по любви, и эта любовь - выше генетики.

-----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Наша современность ставит новые вопросы перед человеком. Такие, которых, конечно, не знала древняя церковь, которых не знало христианство и не могло знать, поскольку не было того, другого, третьего, с чем мы сейчас столкнулись. Сейчас совершенно новый мир. Если воскресить людей не то, что 19-го века, а даже первой половины 20-го века, и то они бы не поверили в то, что сейчас происходит. Я сейчас могу достать телефон и поговорить с Австралией и не просто поговорить, а еще и посмотреть, и увидеть. Так вот, что мне кажется, сейчас является наиболее актуальным для современного человека. Совсем недавно, например, при Советском Союзе, каждый человек стоял перед выбором всего двух мировоззрений: церковь или атеизм. Все знали, что атеизм – это единственное научное мировоззрение, что христианство – это антинаучное мировоззрение. Выбор был небольшим: атеизм или религия. Сейчас очень осложнилась ситуация, причем, столько грязи хлынуло, мрази, мистики, оккультизма, демонизма, сатанизма, колдовства, чего только нет! Сейчас наш человек оказался не перед выбором иду направо или налево, а - тысячи дорог. Представьте, что вы заблудились, а перед вами вдруг множество дорог, куда ж идти? Вот перед чем стоит современный человек. Конечно, я говорю не о всех, а о тех, кто всё-таки думает: а зачем же я живу вообще? Каждый день умирают люди, и я тоже, наверное, скоро умру. Я знаю это, но не верю. И зачем же я живу? Как-то А.С.Пушкин, в горькую минуту своей жизни написал:

«Дар случайный, дар напрасный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль какой судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?» (Какой вопрос поставил!)

«Цели нет передо мною.

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум».

Одно и то же: встали, умылись, выпили чашечку кофе, что-нибудь съели, пошли на работу, с работы, опять поели, поспали, и так - каждый день. А время, знаете, какое странное: часы еще идут, а дни уже бегут, а годы летят. Все верх тормашками. Зачем? Зачем все это? Поколение за поколением. Осень наступает: листья падают. Зима все похоронила под снегом. Весной все опять воскресает новое. И так и дальше все идет, летит, несется. Зачем? Умные люди всех времен и всех народов думали об этом. Потому что у человека два ума. Есть ум вертикальный, который думает: зачем я живу, какой смысл в моей жизни? А есть ум горизонтальный или, лучше сказать, животный как приспособление к этой жизни. И он даже не думает, зачем я живу, как скотинка смотрит на землю, ест травку и не думает, зачем он живет. Как прожить здесь, как устроиться получше, вот и все мысли животного ума. Но умные люди всех времен и всех народов задавались этим вопросом и решали это по-разному. Кто как. Доходили до разных вещей. Древние греки и римляне думали, что есть какие-то боги. И эти боги вроде бы должны были быть счастливы, но если почитаем древнюю мифологию, увидим, что и они сорились между собой. Есть еще какой-то Аид – ад. Правда, о небесах говорили мало, но те же древние греки выражали в своих мифах свои взгляды. И в частности, например, тот же Геракл, великий герой, который совершил 12 подвигов, и вдруг, находясь в Аиде – дрожит его тень с копьем в руках, он в Аиде - в аду. Древние греки пишут, что даже этот неукротимый воин, герой, Ахиллес быстроногий лучше предпочел бы на земле быть последним погонщиком скота, нежели здесь властвовать над этими тенями людей. Так видели древние язычники ад. Слышите, какая печаль, какая тьма? Недаром многие из них заканчивали жизнь самоубийством. Зачем жить? На Востоке придумали другие варианты, как спастись от этой бессмысленной ситуации проживания жизни: перевоплощения личности из жизни в жизнь, в зависимости от того, как проживает человек свою нынешнюю жизнь. Если живет, как животное – в животное и перевоплотится. Если он живет чем-то возвышенным, то, возможно, перевоплотится в человека. Даже в человека разных каст. В Индии много каст. Древние язычники говорили, что в аду только мрак. А какие у них были основания так утверждать? Ну а что еще можно придумать, - отвечает грек. Индусы говорят о перевоплощениях. Но если есть перевоплощения, то каждый из нас должен иметь память о своих предыдущих состояниях, ибо перевоплощается личность, а не что-нибудь. А кто имеет такую память? Опять не то. К чему стремиться? Где же смысл жизни?  

-----

И в качестве последней церковно-исторической части нашей телепрограммы, давайте, продолжим наш с Вами разговор об Иустине Философе – первом апологете – идеологическом защитнике христианства 2-го века.

Кроме двух апологий, о которых мы с Вами уже упомянули, у Иустина есть еще один важнейший труд, называемый «Диалог с Трифоном иудеем». Не диспут, не спор, а именно «диалог». Как мы уже говорили с Вами, диалог – это не просто разговор двоих между собой – это откровенная, душевная беседа двух уважающих друг друга людей – редкое, между прочим, явление, даже в наши с Вами дни. То есть это текст, представляющий описание разговора с почтенным еврейским учителем-равви Трифоном. «Трифон» - это явно грецизированная форма имени – скорее всего - это был равви Тарфон, известный иудейский учитель того времени. В этом тексте в самом уважительном ключе идёт культурный диалог. Еще нельзя назвать его богословским - христианского богословия в полном смысле этого термина тогда ещё не было, богословие появится вместе с Оригеном – мы еще будем об этом говорить. И в иудейской культуре тоже не было богословия в собственном смысле слова – там все споры были о Законе, а не, скажем, о существе Божественной жизни.

Итак, это настоящий диалог. Если говорить несколько грубовато, то можно его рассматривать как апологию, защиту от иудейства. То есть были ведь в то время обвинения в адрес христиан не только со стороны язычников, но и со стороны иудейства.

Значит, данный текст Иустина представляет собой описание его трехдневного разговора с ученым раввином. В этом литературном памятнике есть также ценная составляющая - во введении содержится очень подробное автобиографическое описание обращения в христианство самого Иустина. А так же не менее интересны главы, посвящённые христианской интерпретации Ветхого Завета, что было, конечно, чрезвычайно ценным уже для самого иудейского мыслителя.

В этом же тексте есть важнейшая интуиция, которая будет развита впоследствии, и которая явилась как бы предшественницей собственно христианского богословия. Это интуиция о Боге, о внутри-Божественной жизни. Мы сейчас не будем разбирать это подробно, потому что это не совсем нынешняя наша с Вами тема. Но Иустин говорит об абсолютной трансцендентности Бога, о Его невыразимости, Его безначальности.

В чём ценность этой попытки? Вы знаете, что платоновская философия очень интересовалась Божественным. У Платона было вполне системное представление о Боге. И также Иустин, считавший платонизм очень благоприятной базой для христианского богословия, глубоко говорит о Боге, использует опыт философии Платона. И оказывается, - те вещи, которые использует ученый равви из эллинистической среды, могут быть вполне выражены христианином на языке Платона. Это, как мы говорили с Вами, первая такая попытка - очень интересная. В частности, Иустин говорит о невыразимости имени Божьего – что Бог выше всякого имени. Но он так же считает, что Всевышнего мы можем называть по-библейски – «Отец». В этом смысле это главный пункт раннехристианского еще доконстантиновского богословия, где разговор о Боге – это разговор о Боге-Отце по существу и, конечно же, по характеру отношений к каждому из нас. Бог – любящий нас Папочка Небесный – вот главная истина, провозглашённая Христом – не бояться Его надо, а любить.

Остановимся, давайте сегодня на этом, а продолжим, если даст Бог, в следующий раз. Всего доброго.