В своё время мы довольно много с Вами говорили о нравственности христианина, его мотивациях, стиле поведения, культуре.

Как христианин должен поступать в той или иной жизненной ситуации, согласно Заповедям Божиим. Что есть хорошо, и что есть плохо – вопросы эти стары, как мир. Помните «старика» Маяковского?

Кроха сын к отцу пришел,

И спросила кроха:

Что такое хорошо,

И что такое плохо?

Вот откуда берётся ощущение, что человек должен выбирать хорошее и отказываться от плохого, и почему дурные поступки зачастую доставляют нам удовольствие, а добрый шаг иногда болезнен и приносит страдание? Эти и многие другие вопросы уже звучали на наших с Вами телевизионных встречах. Но это было так давно, что одолевает сомнение, что это вообще когда-то было. Поэтому, давайте с сегодняшнего дня освежим в памяти какие-то мысли, давно уж забытые, и глядишь, на свет появятся соображения совершенно новые, которые, даст Бог, помогут нам лучше ориентироваться по жизни, и станут предпосылкой к улучшению качества нашего пребывания здесь, на нашей земле.

Итак, хорошо быть здоровым и богатым, и плохо быть больным и бедным. С этим вряд ли кто будет спорить. Ну а вот, все же, что главное в жизни? Для чего стоит жить? Можно услышать самые разные ответы. Кто-то говорит, что стоит жить для детей, другие своим девизом считают, что поскольку жизнь одна, значит нужно взять от нее как можно больше, третьи благочестиво утверждают, что жить нужно с пользой для окружающих и т.д.

Ну а удовольствия? Вряд ли кто, положа руку на сердце, сможет сказать, что удовольствия для него не имеют никакого значения. Вот с удовольствий в нашей жизни мы сегодня и начнем наш с Вами разговор. Любой человек, что бы он ни говорил, не чужд удовольствиям, также, как и хочет быть счастливым.

Надо сказать, что в науке принцип удовольствия хорошо известен. И не только в науке. И в нравственной философии, и в школе психоанализа (как Вы хорошо знаете, Зигмунд Фрейд, нашумевший в свое время и шумящий до сих пор, написал в свое время книгу «По ту сторону принципа удовольствия»). Почему? Потому, что этот принцип часто попадал в центр внимания как раз этически ориентированных мыслителей именно как наиболее сильнодействующий на человеческое сознание. Удовольствие как начало жизни, строго говоря, очень трудно обойти. Ни один из нас, думаю, не кривя душой, не сможет сказать, что он совершенно чужд принципу удовольствия. Самый принцип удовольствия как одно из жизненных начал ни одному человеку не может быть чужд. А раз он не может быть чужд, то в значительной степени это является для нас техническим ориентиром тех или иных действий, поступков, тех или иных целеполаганий и т.д. Ну, если я буду знать, что нечто заведомо не принесет мне удовольствия, я, скорее всего, этого делать не буду. Мы сейчас за кадром оставляем вопрос о том, что именно называть удовольствием. Но сам принцип работает безотказно - не будет человек делать того, что не вызывает у него удовлетворения. А то, что мы делаем в своих интересах, всегда ориентировано на это вот удовольствие. Посему, в частности, в тех культурах, где сформировалась достаточно серьезная дисциплина мысли и довольно мощная традиция мыслительная, как то в Древней Греции и (практически синхронно) в Древней Индии, появились этические школы, которые стали трактовать смысл существования человека или верховную ценность, что, в общем, одно и то же, именно в категории удовольствия. О древнеиндийском варианте таких учений в Европе известно меньше, потому что Индия у нас больше ассоциируется с духовными практиками аскетического характера, теми, что складывались среди отшельников - йога, буддистские представления… Но в этой же Древней Индии была и другая линия, которая довольно настойчиво привязывала человека к земным радостям. Отсюда была такая – ее хвалили в свое время –материалистическая школа индуизма. Она была не столько материалистическая, сколько земная, эмпирическая. Древние индусы были очень дисциплинированным народом, пока все и вся не исследуют, не успокоятся, в том числе, и вот такая стезя была. Но нам, как европейцам, и как людям, в значительной степени унаследовавшим древнегреческую культуру, нам больше известен принцип удовольствия в трактовке греков. В частности, Эпикура и его единомышленников. Само «удовольствие» по-гречески обозначается словом «гедоне», отсюда термин «гедонизм», который, собственно, и означает признание духовной ценности в удовольствии. Ну, коли верховная ценность - это удовольствия, то по такой логике, смысл жизни в том, чтобы получить их как можно больше. Это самый очевидный вариант гедонистического взгляда на вещи, или так называемый позитивный гедонизм. Эпикур – древнегреческий философ - предложил иную трактовку гедонизма – так называемый негативный гедонизм. То был позитивный, а этот, значит, негативный. Что это значит? Негативный гедонизм заключается вот в чем. Если позитивный гедонизм призывает получать как можно больше удовольствий, то Эпикур предлагает несколько умерить свой пыл и сосредоточиться на том, чтобы максимально избегать неудовольствия. Значит, акцент смещается на отрицание неудовольствия. А погоня за удовольствиями – отходит на второй план. Говорят, что не в последнюю очередь Эпикур учил так потому, что человек он был очень болезненный. И основные виды традиционно понимаемых удовольствий не мог получать. Ну, если сидишь на цветной капусте всю жизнь, то тебя больше интересует, как бы хуже не было… Вот так появилась другая форма гедонизма. Но если мы внимательно посмотрим, то увидим, что это как бы две стороны одной и той же медали, потому что с философской точки зрения обсуждается один и тот же принцип, принцип удовольствия, только подходы немного разные. Один призывает стимулировать удовольствия, другой ограничивает неудовольствия. А строго говоря, речь идет о том, что поскольку удовольствие желательно, следовательно, неудовольствие нежелательно, то надо стараться получать удовольствие и избегать неудовольствия. Но поскольку человека может не хватить на то и на другое сразу, то есть когда активно гоняешься за удовольствиями, то можно какие-то мелкие неприятности нажить, и там уже не до того, чтобы отследить всевозможные неудовольствия. С другой стороны, когда ты стараешься избегать неудовольствия, у тебя не хватит сил активно гоняться за удовольствием. Просто невозможно… Отсюда – двоякая позиция: преимущественно одно или преимущественно другое. Но это только кажется, что Эпикуров принцип – сдержаннее, а позитивный гедонизм, соответственно, разнузданнее. На самом деле, я еще раз повторю, по существу, с точки зрения вечности, это об одном и том же. К слову говоря, под негативным гедонизмом и буддисты бы подписались, которых трудно заподозрить в активном поиске удовольствий. Но поскольку пафос буддизма – избавление от страданий, то можно было бы подогнать негативный гедонизм и под знаменитый восьмеричный путь Будды.

Брюзжать, что, мол, удовольствие – это не то, к чему надо стремиться – дело неблагодарное – кто отказался бы от лишней дозы кайфа, если за сим не последует тяжкая расплата? Проблема здесь в другом – чем больше человек гоняется за удовольствиями, тем скорее они от него убегают - приедаются, надоедают. Кормите бомжа осетровой икрой месяц подряд на завтрак, обед и ужин – он взмолится, мол, подайте мне лучше картофельные очистки из мусорного бака. Переспать с моделью – разве не блаженство?! Ну а если жениться на этой красотке и на десятом году супружеской жизни исполнять супружеский долг по четыре раза в сутки? Даже в мягком кресле ортопедическом развалиться – приятная штука, особенно после тяжёлого трудового дня. Ну а целый день валяться в нём в безделье – мукой может оказаться. Так, что не всё так просто.

-----

Вера в Бога Единого, понимание того, что если богов много, то они уже не Боги, является основой и христианства, и иудаизма, и ислама. Но почему? Разве плохо, когда богов много – ну пусть, маленьких божков, таких карманных гномиков – один от головной боли, другой от сыпи, третий от кашля. Отец Яков
Кротов несколько слов по этому поводу.

Я.Кротов:

- Символ веры начинается со слов: «Верую во единого Бога». Потом – «Бога Отца вседержителя», но прежде всего - «во единого Бога». Часто веру в единого Бога противопоставляют вере во многих богов, вере язычников. Как её себе представляли древние евреи? Что у язычников на каждый случай, на каждую проблему, заботу - свой бог. Отсюда соблазн для древнего Израиля - в случае нужды идти не к единому Богу, а идти к соседу, у которого стоит статуя божка, отвечающего за соответствующую проблему. Может быть, даже самый утончённый народ по части идолопоклонства это древние римляне - в русский язык и во многие другие европейские языки именно из латинского пришли слова, которые означали богов и одновременно проблему. Самый простой пример - это термин. Слово «термин» означает «межа», «граница», «веха». И почему потребовался отдельный бог для неживого столба? На границе между участками ставилась статуя бога Термина, отсюда и название вокзала в Риме - Термини, отсюда и - философский термин. Потому что для христианина граница его земли и чужой земли это часто граница между жизнью и смертью. Мой участок маловат, подвину-ка я термин, столб, чуть-чуть подальше, чтобы больше собрать урожая себе. Как зэковская психология в ГУЛАГе - умри ты сегодня, а я завтра. Но нет, Священное Писание исповедует веру в единого Бога, считает, что только один Бог за всё отвечает, что вот болит зуб - не идти к божеству зубной боли. Рожает жена - не идти к богине, которая отвечает за роды. У древних римлян была такая. А что бы не происходило, иди только к Богу Израиля. Это тоже было бы идолопоклонством. Потому что идол это не только изображение Бога, которого не следует делать, идол это не просто изображение одного из многих богов, а идол, идолопоклонство, это, прежде всего, манипулятивное, потребительское отношение к Богу. Сегодня верующие люди, к сожалению, часто упрекают окружающий мир в том, что это общество потребления. Друзья мои, когда мы Бога просим о помощи в делах, это ведь, тоже потребление, это ведь тоже отношение к Богу, как к магазину, к врачу, т.е. к тому, кто даёт, - хорошо ли это? Если мы дети духом, то это нормально и естественно. Но всё-таки более высокое отношение к Богу - отношение покаяния, когда мы приходим, как блудный сын, и говорим, - я недостоин. Какое там - дай? Прими меня в число твоих наёмников, я буду давать Тебе веру и правду служения, я Тебе дам, потому что я недостоин. А Бог нас обнимает и говорит, - мне от тебя ничего не нужно, ну что ты, давай сейчас устроим пир на весь мир, давай радоваться, что ты есть и Я есть. Но дело ещё и в другом, если мы относимся к Богу, только как к источнику благ, причём к единственному, тогда нас и начинает осаждать вопрос: откуда в мире зло? Откуда, действительно, если за всё отвечает Бог, то Он отвечает и за зло. И тогда, если мы сохраняем веру, в нас рождается ожесточённая религиозность. Религиозность, связанная с дурно понятой ответственностью, когда мы и к другому человеку, и к самому себе пристаём с тем же вопросом. Почему ты источник зла? Почему ты не остановил зла? Почему ты не дисциплинировался? Почему ты то-то, то-то и то-то? Почему ты безответственный такой? И в результате, вместо благодати милосердия, снисхождения, идёт дисциплинирование, дрессировка, жёсткая выучка, и человек ломается, иногда физически, иногда и психологически, превращается в великого инквизитора, но это ведь тоже означает, что сломалась душа, окаменела. Я не проповедую безответственность, хотя именно христианский богослов сказал, - веруй в Бога, и делай что хочешь. Потому что, когда ты веруешь в Бога, ты понимаешь, что ты не отвечаешь ни за что, и Бог ни за что не отвечает, вы вместе живёте. Это совсем другое. Вот что такое вера. И зло бессильно. Господь Иисус Христос, разве Его можно спросить, откуда в мире зло, когда Он распят, когда пал жертвой зла? Так и мы, мы не спрашиваем, откуда в мире зло, которое меня распинает. Мы просим сил, чтобы устоять, не проклясть тех, кто нас распинает, относиться к ним, как Господь, - Боже прости им, ибо не ведают, что творят. Ну, и на самом деле, довольно часто можно молиться: Боже прости меня, потому что я, может быть, не ведаю, что творю, думаю, что меня распинают, а на самом деле я других распинаю.

-----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Только с телом человек является полным человеком, и он может творить добро и зло, там он уже не может этого делать - ни добра, ни зла, вот в чём дело. Ему могут только помочь. Чем помочь? Чем я могу помочь избавиться от страсти? Себя часть отдать, только тогда моя молитва будет действенной. Примирись с врагами своими. Добро сделай ненавидящим тебя, как сказал Господь по Заповедям. Вот это будет очищение моё, это будет очищение его. В эти сорок дней в высшей степени важна помощь человеку, поскольку по учению церкви, на сороковой день происходит уже определение человека. Определение человека. Мы говорим так, что опять душа предстаёт престолу Божию, и происходит определение Божие в человеке. Я вам скажу: точно с таким же успехом и точно также правильно будет сказать - происходит самоопределение человека. Бог никакого насилия ни над какой личностью не совершает. Бог есть предельная любовь, и поэтому и здесь даже, перед Престолом Божьим, когда душа уже созерцает самого Бога любви, - здесь, душа, итак, что ты избираешь? Обжорство или Бога? Страсть или Бога? Вот это, в сороковой день происходящее, церковь называет частным судом. Частным, т.е. частное самоопределение, которое происходит в конкретной личности в данный момент на данном этапе, если хотите, его посмертного существования. Я думаю, что для всех, по крайней мере, всегда представлял интерес вопрос дальнейшего бытия человека. И если мы вне христианской религиозной мысли не находим никакого определённого ответа на этот вопрос, просто не находим ничего определённого - только фантазии и мифы, то церковь опять-таки предлагает здесь достаточно определённое учение - не просто с констатацией того, что будет - всё учение церкви сопряжено с этим, любая её истина имеет какой характер? Педагогический, воспитательный характер - нет там пустых констатаций. Посмотрите учение о Святой Троице, - кажется, ну уж такое учение, что здесь может быть, правда! На самом-то деле это перводогмат что ли христианский, так? Чему опять он научает, - единосущие трёх Лиц. Это что такое? Полнота любви. Полнота любви. И мы иногда говорим посмотрите, как они едины. Да, полнота любви. Вот и здесь, в учении о дальнейшей судьбе человека церковь говорит и достаточно определённо, и прикровенно. С одной стороны, мы находим совершенно конкретные высказывания Евангелия, что человечество, кажется, будет разделено, одни просветятся как солнце в царстве Отца, другие пойдут в муку вечную. Вот вопрос, который мучит всю историю христианства, ибо христианство учит о чём? О Боге любви. И вот дилемма, дилемма, перед которой останавливается христианское сознание. С одной стороны, Бог же есть любовь, и Он же творил человека для чего? Для блага. С другой стороны, мы находим такое поразительное учение - пойдут они в муку вечную! Вот эта антиномия, как её называет Флоренский, эта антиномия, она не давала покоя очень многим, очень многим. Соборные постановления, даже Вселенских Соборов, не касались её, они, просто говорили, повторяли Евангелие: да, будет Царство вечной Жизни и Света, и - пойдут в муку вечную, - точка. Нет, даже постановки вопроса о том, но ведь Бог же знал, о судьбе этих погибших людей? Знал. Как тогда понять учение о Боге любви? Я вам хочу зачитать по этому вопросу мысли святого Исаака Сирина, великого подвижника 7-го века и такого бесспорного авторитета в духовной жизни. «Где любовь, а Бог есть любовь, - я цитирую Исаака Сирина, - там нет возмездия, а где возмездие, там  нет любви. Любовь, когда совершает добрые дела или исправляет прошлые поступки, не воздаёт тем самым за дела прошлые, но заботится она о том, что наиболее полезно в будущем, она исследует грядущее, а не прошедшее. Царство Божие и гиенна суть следствие милости, которая в своей сущности задумана Богом по Его вечной благости, а не в следствии воздаяния». Он хочет сказать, что все деяния Божии, промыслительные действия Божии, они носят - исключительно и только - характер любви. Нету Бога воздаяния, т.е. нет мести, нет гнева, нет наказания, как за какой-то проступок мы наказываем здесь, все Его действия носят только характер любви. Что означает Страшный Суд? Пожалуйста, надо иметь ввиду, не подумайте, что всю историю или вначале Бог был любовь, а на Страшном Суде - уж теперь извините, отбросим эти штучки - любовь,  хватит сюсюкания. Страшным он называется не потому, что Бог уже забывает о любви и поступает по какой-то безлюбовной правде. Нет, а потому, что здесь происходит окончательное самостановление, самоутверждение, самоопределение личности - с Богом или против Него, или, лучше сказать, вне Его. Так вот, Страшный Суд это и есть момент, когда скажутся слова, - процесс самоопределения личности окончен, - этот момент действительно страшен.

-----

И последняя церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Ветхозаветное клановое священство, как мы говорили с Вами, Церковью Христовой не приемлется. ВсеКрещённые во Христа и Святую Троицу, по слову апостола Петра, стали царственным священством. Теперь уж никаких жрецов и посредников – каждый напрямую обращается к своему Небесному Отцу в молитвах и словесных жертвоприношениях.

Звучит всё это, конечно, гордо, да и на самом деле -замечательно. Но, есть «но». Пока в христианских общинах находились апостолы – было всё более-менее в порядке – сила авторитета срабатывала. Апостол, хоть и равный со всеми, но – как-никак – ученик Христов, проповедник, носитель Духа Святого, нисшедшего в Пятидесятницу. Ну а если апостол уезжал в другой город или селение – общин-то становилось всё больше и больше – сотни и тысячи - представляете, что происходило, когда на одном месте собирались несколько десятков богомольцев? Не надо думать, что первые христиане были унылыми тихонями, как это часто выглядит сегодня. Разные там персоны обретались, в том числе и - «мама не горюй». Кто-то пришёл помолиться, а какой-нибудь там Герасим - засосать пару красовуль вина и затянуть песню, не очень-то похожую на псалом Давида. И обстановка способствовала - собирались не в храме, где всё чинно и благоговейно, а в доме Гриши, Онисифора, там, предположим, или Аристовула - на Агапу, на застолье, где всегда было что выпить и чем закусить. Поэтому, как мы уже говорили с Вами, такие вот собрания христиан нередко превращались в бесчинство. Как с этим бороться? Поставить старшего – смотрящего, так сказать, решили апостолы. Сказано - сделано. Помолились, возложили руки на человека, и провозгласили вчерашнего Клаву старшим. Теперь он уже не хухры-мухры, а, так сказать, отец Клавдий – пресвитер – ну, Вы помните, - πρεσβύτερος [пресвитерос] так и переводится с греческого – старец, старший. Изначально пресвитер не мыслился носителем какой-то особой ступени священства – он просто был старшим – как бы председателем. Он начинал и заканчивал молитвенные собрания, вслух произносил молитвы общины, был таким запевалой своего рода, организатором. В случае необходимости, пресвитер исполнял и роль епископа. В каком смысле?

Ну, ἐπίσκοπος – это Вы также знаете – в переводе с греческого - надзирающий, надсматривающий. Контролирующий корректность молитвословий, правильность проповедуемого вероучения и прочего. В начале не было разделений между служениями пресвитера и епископа. Пресвитер – он же был и епископ, и наоборот – два в одном, так сказать. Собственно, изначально и дьяконов не было – они также появились не от хорошей жизни – помните - харчи делили евреи не поровну. А пресвитер-епископ понадобился из-за беспорядков на Агапах.

Безусловно, это выдвижение старших со временем сыграет весьма важную роль в структурном развитии Церкви. Пройдёт совсем немного времени, и святой Игнатий Богоносец произнесёт знаменитую фразу: "Без епископа нет Церкви… " Таки, да - служение епископское, да и пресвитерское, весьма возвышенное и ответственное. Беда только в том, что рядовых членов Церкви на исторической стезе опустили ниже плинтуса – мирянами стали величать. Вот подойдите к любому богомольцу, выходящему из храма после службы, и ехидно спросите – вы священник? Что Вы? Я мирянин – вон отец Онуфрий, там, в алтаре разоблачается – подождите, сейчас будет выходить. Напрочь все забыли основополагающие слова апостола Петра: «вы, т.е., все христиане, все Крещённые во Христа - род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1Пет.2,9).