Пять доказательств бытия Божия привёл Фома Аквинский – 13-й век. Иммануил Кант – 18-й век - раскритиковал их – правда, не очень убедительно, и предложил своё доказательство – шестое.

Все шесть – действуют по одной и той же схеме.

1-я посылка: «Мы наблюдаем то-то и то-то».

2-й посылка: Само по себе наблюдаемое возникнуть не могло – его обязательно должен был кто-то либо непосредственно сотворить, либо создать специальные условия для его возникновения – скажем, написать программу - сочинить законы природы таким образом, чтобы возникло наблюдаемое.

Вывод: Поскольку ничто в материальном мире не могло осуществить вышесказанного, значит необходимо признать нечто трансцендентное, запредельное миру, т.е., существование Бога.

Доказательства бытия Божия на самом деле безупречны, но, во-первых, они косвенны, а, во-вторых, они рассчитаны на интеллектуалов. Поэтому многие не придают им значения. Плохо это или хорошо? Отец Яков Кротов имеет свой ответ на этот вопрос. 

Я.Кротов:

- Как проповедовать Евангелие? Казалось бы, зачем об этом говорить с людьми, которые, может быть, ещё только интересуются христианством? Но я не буду обращаться к тем, кто проповедует Евангелие, и они вряд ли будут это слушать и смотреть, они же проповедуют Евангелие - им некогда! Плох тот проповедник Евангелия, которому некогда посмотреть телевизор, плох тот проповедник Евангелия, который смотрит только православный телеканал, если он есть, плох тот проповедник Евангелия, который слушает только православное радио или читает только протестантские книги, потому что Господь для таинства воспоминания о Себе не взял что-то религиозное, Он не взял что-то из современного Ему религиозного быта, Он взял хлеб и вино, Он взял то, что есть в любом доме, на любом праздничном столе. Так же и мы. Для того, чтобы вспомнить Христа, не надо глядеть на икону Христа, тем более, не надо её показывать, когда мы проповедуем. Как говорила одна моя сестра по приходу, ныне покойная, Ксения Покровская, замечательный иконописец, - наше дело написать икону, повесить её на стену, встать перед ней на молитву, и забыть об иконе. И нет ничего позорнее тех ходов крестных, которые повадились устраивать люди  политизированные, когда берут икону, поднимают и идут. Ты против абортов? Иди и говори, - я против абортов, - а Бога при этом вверх поднимать не надо. Он тоже против абортов, но Он хочет, чтобы Он говорил о Себе. Представим себе свою жизнь в образе поезда, мы едем в поезде. Теперь представим себе, что к нам подсел проповедник и начинает говорить: это поезд, ты думаешь, что ты просто живёшь в домике? Да, рельсы очень гладкие, окно закрыто, но на самом деле ты в поезде, и я тебе это сейчас докажу. И - хвать за стоп-кран. Все падают, поезд останавливается. Он доказал, что это поезд, но поезд прекратил движение. Такова проповедь, которая, пытается тебе что-то доказать. Представим себе, что человек внял твоему доказательству, исторически между прочим это бывало, что людям доказывали, что Бог есть. Т.е. люди верили доказательствам с точки зрения богословия и психологии. С точки зрения богословия – это невозможно, есть только указание на бытие Божие, - вот посмотри на мир и задумайся, почувствуй, но прямой логической связи между миром и Творцом всё-таки нет.

 И у Фома Аквината это именно указание – виа, т.е. дорога к Богу. С точки зрения психологии это псевдо доказательство, т.е. человек принимает за доказательство то, что является следствием, и говорит, - я полюбил свою жену, потому что она лучшая в мире, всё элементарно просто, Ватсон. Да нет же, она для тебя лучшая в мире, потому что ты её полюбил, ты перепутал причину со следствием. Так вот бывало, что людям доказывали, что Бог есть. И люди становились верующими. Это не означает, что человек погиб, нет, но он должен, как можно скорее, выбираться из этого состояния в нормальную веру – бездоказательную. Поезд должен тронуться, потому что, если вера основана на доказательстве, на чём-то материальном, тогда эта вера тебя стреножит, и главное, она стреножит других, с кем ты веруешь, с кем ты в одной церкви, с кем ты на одной молитве. Ты словно остановил свою духовную жизнь, можно уже и не двигаться, всё доказано, а вечная жизнь это то, что должно реализовываться в движении. Поэтому и проповедь - она, ну вот представим себе, вот мы хотим снять фильм о первых христианах, представим себе, мы снимаем сцену: апостол Стефан первомученик, которого готовятся побить камнями. Вот меня собираются побить камнями. Я буду кричать, - бейте, засыпайте меня камнями, а Бог есть. Но, вы знаете, меня даже, может быть, не будут побивать камнями, а просто пошлют в палату номер шесть, и скажут, - ну, это безобидный сумасшедший, он может кричать, что угодно, но раз кричит – не интересно. Да нет, когда мы действительно поймём, что нас сейчас убьют, извините, мы не будем кричать, мы будем тихо смотреть вокруг и что-то шептать, и, может быть, самая убедительная проповедь, когда я буду умирать, и не будет телекамеры, кинокамеры, и не будет никого рядом, я что-то прошепчу, и вот это шептание унесётся куда-то по воздуху и неслышно кому-то на барабан уха упадёт, - и человек, и Дух Божий, и вот у человека зазвучит, и поезд тронется с места. Вот мой поезд остановится, а его - качнётся и начнёт двигаться вперёд. Поэтому - не в рёве бури Господь, как сказано пророком. Господь тише самой тишины, и поэтому давайте не рвать стоп-кран, мы только докажем, что есть стоп-кран. А Бог - это не стоп-кран. В конце концов, вспоминается реальный случай, в конце 19-го века одна парижанка - дама, довольно аристократическая, узнав, что у её мужа есть любовница, а муж был редактор газеты, купила пистолетик, пошла в редакцию и его застрелила. На суде на последнем слове она была чисто по-французски кратка и изящна, остроумна, и сказала, -  я его застрелила, чтобы научить жить. Так вот проповедь о Боге, о Вечной жизни - она не должна быть выстрелом человеку в голову или в сердце, она должна быть такой, чтобы научить жить, чтобы разбудить человека. А если мы спящего разбудим выстрелом в голову, вряд ли из этого что-то хорошее получится. Вспомним, как принцы будят своих будущих принцесс…

-----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Я ещё раз вам хочу сказать, что все законы, которые открывает наука, эти законы принадлежат не тому человеку, кто их открыл, а принадлежат природе, т.е. объективной реальности. Так и эти вещи, о которых мы говорим – мытарства - это не есть что-то открытое, т.е. церковное просто мнение или христианское учение, в отличие от других. Нет, это объективная реальность. Это то, что происходит с каждым умершим человеком. Это в высшей степени нам нужно знать, потому что, кажется мы с вами тоже, наверное, умрём. Правда, я в это не верю, конечно, но говорят, что будто бы это будет. Это прохождение страстей имеет место у человека после трёхдневного пребывания, ну будем говорить, у гроба. А затем, говорится так, что душа созерцает шесть дней обители Рая, т.е. видит, что уготовано душе чистой, и затем по сороковой день, не что уготовано, а что переживает человек, который сорвался на той или иной страсти. Поэтому в течении этих сорока дней особенно важна молитва за умершего человека. К великому сожалению, мы часто не понимаем, не придаём значения именно молитве. Умирает человек, мы что угодно сделаем, мы будем давать деньги направо-налево кому-то, монастырям, церквям и священникам, однако, главного надо не забыть, что Господу Богу никакие деньги не нужны - всё это бумага. Что может помочь душе человека там? Что значит молитва? Мы же знаем, что Бог есть любовь, и зачем Его умолять, Он и так сделает всё, что нужно, если можно сделать, а если ничего нельзя сделать, тогда какой смысл молитвы? Протестанты, кстати, совершенно решительно отрицают молитву за усопших. Церковь изначально, с самого начала своего существования утверждает необходимость молитвы за умерших. Более того, даже приводит поразительные случаи, вы подумайте, вот, например случай, который описывается в жизни Григория, папы Римского, но папы Римского ещё 6-го века, до разделения, который молился не за кого-либо, я не буду всех обстоятельств сейчас касаться, не важно, молился за императора Траяна. Это был один из очень справедливых императоров, очень справедливых, но который в силу своей именно справедливости и уверенности в необходимости исполнения закона подвергал жестоким гонениям христиан. Так вот Григорий Двоеслов молился за этого императора, была причина, и ему было открыто, что его молитвы были услышаны. Что значит услышаны? Церковь с самого начала утверждает, что состояние человека может там меняться, ведь церковь призывает молиться за кого? За святых? Нет. За грешных, т.е. она утверждает веру в то, что наши молитвы способны помочь человеку, обладаемому страстью или страстями. Оказывается, мы можем помочь. Каким же образом? Вот это самое важное! Каким образом можно помочь тому человеку? Вот православная церковь говорит, открывает, если хотите, нам великую истину, она утверждает, что все мы с вами, не только здесь сидящие, но и дальше и дальше, оказывается, мы все составляем один живой организм. Мы - не горох в мешке, который толкается друг с другом, да ещё больно друг другу делает. Нет-нет, не горох в мешке, а живые клеточки в живом организме. Мы - живые клеточки в живом организме. Христианство говорит, чт церковь есть Тело Христово. Что значит церковь есть Тело Христово? Оказывается, что мы живой организм составляем, и вот этот живой организм христиан есть церковь, понимаете, какие вещи? Более того, что оказывается, о многих других, которые не являются членами церкви по каким-то причинам, мы не знаем и не можем о них судить даже, каковы их связи с церковью, знаем по крайней мере одно, что всё ветхозаветное человечество, которое не могло быть крещёным, поскольку Христа ещё не было, знаем, что многие мученики, которые не приняв крещение, пострадали за Христа, они церковью рассматриваются как члены церкви. Вы слышите! Не принявшие крещение по объективным причинам. Не по протесту, не по нежеланию, не по отрицанию - нет-нет, а по объективным причинам. Т.е. они входят в этот живой организм. А чем характеризуется живой организм? Как можно понять его жизнь? Приходит студент, говорит, - зуб болит. Я говорю, - ну и что, а ты-то чего страдаешь? Пусть он болит, а тебе какое дело? Он кисло улыбается, - вот вам шутить Алексей Ильич! Ну а что же? Оказывается, апостол Павел открыл удивительную вещь, простую кажется, но она имеет в высшей степени важное значение. Не может рука сказать глазу, - ты мне не нужен. Или ухо не может сказать ноге, - ты мне не нужна, мы все одно тело. А в одном теле мы знаем, как состояние любого органа, и даже больше - состояние любой клеточки отзывается на состоянии всего организма и другой клеточки. Это же элементарные вещи, спросите у любого медика. Ну как же, не расстраивайтесь, пожалуйста, а то у вас инфаркт будет. Ну причём тут моё расстройство и моё сердце? Какие глупости! Нет, не глупости, оказывается, серьёзнейшие вещи. Всё взаимосвязано в живом организме, каждая клеточка имеет реальный механизм воздействия на другую клеточку. И вот здесь мы подходим к самому важному, - когда же может одна живая клеточка помочь другой? Только тогда, когда она сама, эта живая клеточка, более здорова, чем та, другая. Если один глаз слеп, то зреть, видеть человек может только при условии, что другой глаз видит. Очень важный закон взимообщения, взаимоподдержки, если хотите, взаимоспасения. Одна клеточка помогает другой, отдавая себя, отдавая часть себя, жертвуя, если хотите, собою. Очищаясь сама, она может помочь очищению другой. Оздоравляясь сама, она может помочь другой, оздоровлению другой. В походе, когда человек подвернул ногу, распределяют на всех, и больше всех - на кого? На самого сильного, естественно. Так ведь? Так. Это прекрасный образ, объясняющий нам, что такое молитва. Что такое молитва? Это, оказывается, ничто иное, как подвиг. Это, оказывается, подвиг, - слышите? А я думал только записку написать и батюшке дать, и по монастырям отправить, а если у меня денег много, так хоть в миллион монастырей отправлю, и всё, я помолился, называется. Нет-нет, молитва это подвиг. Какого рода? Подвиг самоочищения, подвиг покаяния, подвиг, опять повторяю, очищения своей души, тогда только моя молитва может стать действительно действенной и вспомоществующей другому человеку. Вот только тогда. Вот вам случай, например, вот у одного человека, дочка сломала ногу, и он, - это священник, который совсем не пьяница, ничего, но сказал, - я больше ни глотка вина не выпью до тех пор, пока у дочки сломанная нога не станет такой же, как и была. И он так сделал. Вот это да. Это же подвиг, я от себя отнимаю часть – кому? Я знаю кому, тому, кого я люблю, за кого я молюсь, кому я жертвую собою. Особенно в первые сорок дней. Как важно здесь человеку, который искренно хочет помочь своему сыну, дочери, матери, мужу, жене, сестре, брату, не важно кому, кого он любит, если он хочет, действительно помочь, реально помочь, он должен оторвать от себя часть - чего же? Человек, прими на себя хотя бы маленький подвиг. Проживи хотя бы эти сорок дней в воздержании. В воздержании тела, воздержании души, воздержании мысли, в понуждении себя к молитве, к чтению Слова Божия. Побудь хоть эти сорок дней христианином. Да, я христианин, только какой? Хоть эти сорок дней побудь христианином, тогда только твоя молитва Богу окажется действенной. Почему? Потому что тогда я передаю себя другой, вот этой клеточке, той, которая уже сама себе помочь не может. Вы слышите, что по смерти человек оказывается бессильным. Вот в чём, если хотите, трагедия, почему так важна земная жизнь. Здесь мы свободны, здесь можем грешить, можем добро творить. Можем совершать заповеди, можем каяться, - мы свободны, вы понимаете, свободны. Там всё закрыто. Т.е. что значит, закрыто? Отнято. Находясь только с телом, человек является полным человеком, и он может творить добро и зло, там он уже не может этого делать - ни добра ни зла, вот в чём дело. Там нет никакой этой реальности земной, нет ничего этого в той атмосфере жизни, в которой он может совершать заповеди и нарушать заповеди. Ничего там нет уже. Всё. Ему могут только помочь. Чем помочь? Чем я могу помочь избавиться от страсти? Себя часть отдать, тогда моя молитва только будет действенной. Тогда только я могу оказать эту действительную помощь, и человек может начать меняться. Вы слышите, меняться! Измениться его состояние, он может достичь состояния, когда сможет отречься от этой своей страсти, преодолеть её. Вы слышите, преодолеть. И преодолеть эту ступень мытарства, которую он не смог пройти. Вот что такое молитва. Вот она, оказывается, важна – отдавать часть себя. И милостыня - какая должна быть опять-таки? Дать не кому-нибудь, а врагу своему дать. А то я друзьям своим дам, ещё бы, особенно который мне нравятся, какой подвиг великий! Нет-нет. Примирись с врагами своими. Добро сделай ненавидящим тебя, как сказал Господь по Заповедям. Вот это будет очищение моё, это будет очищение его. Потому что мы клеточки живые. Мы соединяемся. В молитве происходит соединение душ человеческих. И поэтому здесь, по мере моего очищения, по мере исправления моего, моего изменения происходит изменение и его, и её - этой души, понимаете, в чём дело? В молитве происходит единение.

-----

И последняя церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Греческое слово ἀγάπη [агапи] в новозаветном контексте переводится очень широко, то есть не имеет одного жёстко закреплённого значения. Ну, в основном оно переводится, конечно, как «любовь» - возвышенная, имеется в виду, самоотверженная – дающая, и не ожидающая ничего взамен - отнюдь не в смысле - переспать с кем-то. Любовь сексуальная обозначается греческим «Ἔρως» [эрос]. Дружеская любовь - словом «φιλία» [филия]. К родному человеку, скажем - материнская любовь, именуется по-гречески «στοργή» [сторги], любовь расчётливая – «πράγμα» [прагма] (- отсюда прагматизм), любовь, как безумная страсть – «μανία» [мания]. Это у греков. А латиняне различали ещё один вид - «ludus» [людус] - любовь, как игра. Как мы говорили с Вами, это только у русских – и Родину люблю, и маму, и блудницу, люблю и курочку, когда она кудахчет, и курятину – всё одним словом.

Да, так вот, «агапи» - любовь Божественная, жертвенная, в разном контексте раннехристианской письменности переводится и как само христианство, и как путь христианской жизни, и даже как христианская «трапеза». Как раз об Агапах в последнем смысле и наша с Вами речь. Именно с молитвенных трапез берёт начало христианское Богослужение.

Для христиан из евреев, как мы говорили с Вами – проблем никаких не было – трапеза для правоверного еврея – это священнодействие, что нельзя сказать о христианах из язычников. Ну практически все мы с Вами из язычников, и застолье для любого из нас – это что угодно – и просто поесть, и приятно провести время в весёлой компании – выпить, закусить, посплетничать, анекдоты повспоминать, в «мафию» поиграть и т.д. Хорошо, если хоть перекрестимся перед едой, а то и просто, как нехристи, плюхнемся за стол и, давай – насыщать чрево.

Поэтому эти Агапы – христианские трапезы, по мере вхождения в Церковь вчерашних язычников, стали проблематичными. Кто-то падок к обжорству, кто-то был не прочь злоупотребить плодом лозы виноградной. Кто-то съел и свою, и чужую порцию, а кому-то не хватило – о какой тут любви речь! А ежели ещё и выпил лишнего – полбеды, ежели только язык развязался и болтает непотребное, а то и глазки масляные, и руки шаловливые - в общем, грех сплошной. И не удивительно – пройдёт немного времени, и Богослужебная часть сначала будет отделена от трапез - станет совершаться обособленно, а затем практика христианских трапез-агап и вовсе в Церкви упразднится, что хорошо отнюдь не во всех отношениях. Христиане со временем перестанут друг с другом общаться, произойдёт отчуждение. Сегодня, к слову говоря, стоят люди в храме и, как правило, даже как зовут друг друга не знают.

Ну а в апостольский век, общение христиан между собою, конечно, было достаточно тесным, но и безобразия на Агапах случались нередко. Об этом пишет и апостол Пётр, и Павел в своих посланиях, и апостол Иуда об этом говорит, разражаясь яркими эпитетами: «Горе им (этим агапникам), - пишет брат Господень, -потому что идут они путем Каиновым, предаются обольщению мзды, как Валаам, и в упорстве погибают, как Корей. Таковые бывают соблазном на ваших вечерях любви; пиршествуя с вами, без страха утучняют себя. Это безводные облака, носимые ветром; осенние деревья, бесплодные, дважды умершие, исторгнутые; свирепые морские волны, пенящиеся срамотами своими; звезды блуждающие, которым блюдется мрак тьмы на веки» (Иуд.1,11-12).

Т.е., апостолы призывали трапезничающих к совести, пытаясь объяснить, что вечери эти не простые, а священные, на которых совершается величайшее Таинство Евхаристии-Хлебопреломления. а сами участники являются последователями Христа, людьми посвящёнными Богу, и вести себя надобно соответственно. Ну и, наверное, как-то удавалось апостолам пробуждать совесть трапезников – с переменным успехом, конечно.