•               Многообразие Божьего творения. Вода (продолжение)

•               О.Георгий Кочетков. Вера в современном мире

•               Митрополит Антоний Блум. О болезни

•               Фрагмент фильма Зеферелли. Рождество Христово

•               Продолжение телебеседы прот.Иоанна Замараева о духовных судьбах человечества. Вера и добрые дела

Конец света, что это? Неизбежность завтрашнего дня или библейская страшилка?

Пророчества, помещенные в Библию, как правило, исполняются, но они не фатальны, и последнее обстоятельство очень важно. Мотивация Божественного Откровения - человеку помочь, подсказать, предупредить, уберечь от какого-то бедствия. Поэтому тот же апокалипсис может и не состояться. Не потому, что Дух Божий мог ошибиться, а потому, что весь вопрос в том, – прислушается ли человечество к Божьим предостережениям. Если бы все Библейские пророчества были фатальны, неизбежны, то они не представляли бы никакой ценности, и не было бы никакого смысла помещать их в Библию. Поэтому сам факт того, что Апокалипсис и другие книги пророчеств о кончине мира вошли в канон Библии, означает как раз то, что у человечества есть шансы предотвратить мировую катастрофу. Но пока, похоже, люди ничего для собственного спасения не делают. 

      Фрагмент фильма «Вода»:

За кадром:

- По данным ООН, ежегодно в мировой океан выливается около 10 миллионов тонн нефти. У атлантического побережья США захоронено 90 тысяч контейнеров с радиоактивными отходами на сто тысяч  кюри. А в европейской части - на 500 тысяч кюри. Страны, имеющие доступ к  морям, производят в них захоронения промышленного, строительного и радиоактивного мусора. Во время его сброса и прохождения сквозь столб воды, часть загрязняющих веществ переходит в раствор, изменяет не только качество воды, но и её память.

Виктор Инюшин, доктор наук, профессор, заведующий кафедрой биофизики Казахского университета. Казахстан:

- Океан имеет ещё возможности для стирания этой памяти, за счёт его солености, но всё равно эффект разбавления есть, вот о нём и надо говорить, и его надо изучать. Потому что при огромных разбавлениях память начинает влиять даже сильнее, чем при малых разбавлениях на высоких концентрациях. И на это надо обращать особое внимание.

Влаиль Казначеев, академик Российской академии медицинских наук, Новосибирск. Россия:

- Очень тяжёлый период планетарного нашего существования. Мы же распахали все возможные земли. Мы потеряли 33% зелёного покрова, половина планктона в океане. Проблема, казалось бы, далёкая, но везде - вода.

За кадром:

- За последний год температура холодных глубинных вод Гольфстрима понизилась на один градус, за последние девять лет скорость таяния ледников в Гренландии возросла в три раза. За последние тридцать лет разрушительная сила ураганов увеличилось вдвое. Растёт количество природных катаклизмов. В десятилетие с 1973 по 1982 год в мире произошло полторы тысячи катастроф. С 1983 по 1992 – три с половиной тысячи. С 1993 по 2002 – шесть тысяч. Во время цунами в юго-восточной Азии в декабре 2004 года погибло и пропало без вести 226 тысяч человек, без крова осталось – полмиллиона человек. Наводнение в Европе 2005 года оставило без крова 200 тысяч человек. Во время урагана Катрина в августе 2005 года погибли около 1300 человек, остались без крова один миллион человек. За последние тридцать лет от природных катастроф погибло почти четыре миллиона человек, пострадало - 4,5 миллиарда.

Александр Солодилов, доктор наук, член-корреспондент РАЕН. Россия:

- Если спросить сегодня простого человека на улице, виноват ли человек, виновата ли человеческая деятельность в том, что ураганов на планете становится всё больше, что сила их всё более разрушительна? Я думаю, что каждый второй ответит: «Да, это следствие человеческой деятельности».

Эффи Чау, профессор член президентского совета по альтернативной медицине. США:

- Я думаю, что всё, что происходит сейчас в нашем мире, все цунами или  странные погодные явления, терроризм или страхи, которые охватывают нас, - все эти вещи являются результатом нездоровья людей. И в обратную сторону это тоже действует, и это также, я думаю, является результатом загрязнения воды. 

Отец Георгий Кочетков в нашей телепрограмме рассуждает с оглашаемыми о христианстве и Церкви.

Георгий Кочетков:

- Вера в наши дни это особый вопрос. Понятно,  что мы говорим не  вообще о вере. Понятно, что я не могу не считать, что великая вера лучше, чем вера теплохладная, умеренная, знающая своё место, как забитая собачка в квартире. Нет, я думаю, что вера это то, что может и должно стать качеством человеческой жизни - всех сторон этой жизни. Здесь нет определений каких-то общепризнанных, но для меня вера - это не просто доверие. До веры - качества, предваряющего веру. Это то, что характеризует человеческую открытость. А если хотите, характеризуется этой открытостью. Если мы открываем своё сердце Богу, значит мы – верующие. Если мы закрыты к Богу или человеку, то мы не верим ни Богу, ни человеку. Вера прекращается тогда, когда человек закрывается, замыкается в себе. Или, если хотите, даже - на идеалах и идеях. Вот почему так осторожно надо быть и с национальной идеей. Она может вдруг стать противницей веры. Если, ещё раз скажу, веру понимать, как дух, как качество жизни, а не как идеологию, или набор форм. Люди, действительно, на протяжении длительного времени не только в России, боялись фанатизма и боялись слепой веры и выступали против этого. Потому что, действительно, в церкви часто давался повод, создавалось впечатление, что церковь поддерживает слепую веру и не против фанатизма. Вот, не рассуждай, верь, как тебе сказано, и будет хорошо. Поводы давали, и дают сейчас, я глубоко уверен, что об этом можно только сожалеть. И этому надо противостоять. Чем? Настоящей верой. Это не вопрос борьбы внешней, это вопрос духовной брани. То, что от Бога, всегда имеет шанс победить то, что не от Бога. Вера, как оживотворяющее начало, животворящее начало в человеке, всегда может победить всё мёртвое в человеческой жизни. Сильная вера – это не фанатизм. Фанатизм это, как раз, умаление веры, когда под знаком сильной веры, мы имеем дело с верой дряхлой и чахлой, с верой, лишённой любви, как иногда мы говорим. Нет любви, тогда возникает фанатизм, но где нет любви, там нет и живой веры. И люди на самом деле боятся не сильной веры, а веры, лишённой любви. Боятся фанатизма. Потому что фанатик может убить, он не слышит других, он не видит других, он не понимает других и не хочет. Потому что захотеть можно только тогда, когда есть любовь. Вот любовь требует понимания, видения, слышания и т.д. Вера ведёт к этому. 

По обыкновению, давайте послушаем с Вами несколько слов блаженной памяти митрополита Антония Блума.

Антоний Блум:

- Мне часто ставят вопрос о болезни. О болезни телесной, и особенно о болезни душевной. Как к болезни относится церковь, как верующие отдельные должны относиться к своей болезни и болезни близких людей? К своей болезни большей частью легче относиться спокойно и мужественно, чем к болезни дорогого человека, который страдает, иногда почти что невыносимо, и идёт к своей смерти. Я хочу сначала сказать об обыкновенной нашей телесной болезни. Болезнь, так же как и смерть, с точки зрения нашей православной веры является результатом отпадения человека от Бога. Бог является гармонией, Бог является жизнью, Он является полнотой. И поэтому, поскольку мы отпадаем от Бога, мы теряем и жизнеспособность. И пустота, которую жизнеспособность за собой оставляет, заполняется смертностью и возможностью болеть. Это не всегда и не полностью, правда. Большей частью это относится к нам всем, но есть ещё другой момент. Может встать перед нами вопрос о том, что, ладно, мы грешники, мы болеем, это результат нашего состояния, того, что мы не полностью соединены с Богом или, во всяком случае, не полностью к Нему устремлены. Но что же сказать о святых? Почему они болеют? Почему они, как бы вкрапленные в Божию благодать, могут болеть? Тут другой момент. Тот же самый момент, который являет перед нами страшный момент – Распятие Христа и Его смерти. Святой несёт на себе крест всея земли. Святой это человек, который вместе со Христом несёт на себе последствия человеческого греха. Я вспоминаю сейчас монаха одного, голландца. Он был послушником в течение 50 лет. На работах он потерял одну ногу, был уже стариком, когда его встретил отец Афанасий, который посетил тогда Валаам в поисках духовной жизни. И он его спросил: «Скажи, почему ты в течении 50 лет не принимаешь пострига, а остаешься послушником?». И этот монах ему ответил: «Я не готов, я не научился сострадать и плакать плачем всея земли». Вот почему святой может болеть, может страдать, потому что он умеет сострадать. Разделять страдания и плакать над страданием, над греховностью, над отпадением от Бога всея земли. Но когда мы говорим о болезни, мы говорим, конечно, большей частью о болезни таких людей, как мы сами. И что же нам с ней делать? Люди, в кавычках говоря, «благочестивые», часто мне говорят, - зачем мне идти к доктору? Я могу пойти и попросить священника помолиться, или попросить, чтобы меня помазали маслом святым. Можешь. Но почему это делать, когда Бог нам дал другие средства - более доступные, более простые, и которые не требуют от тебя целостной, глубокой веры, которая требует обращения к таинствам и к действиям церкви? Скажете, - кто это говорит? Серафим Саровский это говорит. Он говорит одному своему слушателю, собеседнику, - лечись, потому что Бог создал и врача, и лекарство. И в его руках твоё оздоровление. И в этом он повторяет то, что мы можем прочесть в 38 главе Книги Сираха. О том, что Бог действительно создал и врача, создал и лекарство. И дал ему власть порой исцелять. Но в книге Сираха сказано ещё одно - очень важное. Раньше, чем идти к врачу, и в течение всего времени, которое ты будешь употреблять на то, чтобы быть исцелённым естественным образом, ищи покаяния, ищи духовного очищения. Потому что болезнь связана, с одной стороны, со всеобщей судьбой человека, с ослаблением человека, с тем, что мы смертны, и что мы подвержены страданию, болезни. Но также связана с  состоянием души, которая в нас качествует. 

Как обычно в нашей телепрограмме фрагмент фильма Франко Дзеферелли о жизни Иисуса Христа. 

И последняя – Богословская часть нашей телепрограммы.

Вера и добрые дела – что важнее? Это на самом деле не такой уж и простой вопрос. Может ли вера обойтись без добрых дел? Вроде как – нет. Апостол Иаков в своем послании пишет, что вера без дел мертва.

А добрые дела без веры? Вот есть же очень добрые люди, но неверующие в Бога, которые в жизни делают много хорошего.

Да и вообще – какое значение для загробной жизни будет иметь каждое из добрых дел наших? Ведь, вроде, как доброе дело не должно пропасть в очах Божиих, верно? Если оно пропадает, зачем его делать? А если не пропадает, то как оно учитывается? За каждое отдельное доброе дело сумма разная? Ну и что с этой разницей, она должна же на чем-то сказываться? Должна. Вот отсюда появляется соблазн воспринимать дело так: вот, скажем, если человек наделал тысячу добрых дел, он получит соответствующую награду на Небесах, строго симметричную. А тот, который пятьсот – тоже строго симметрично. А чем чреват такой подход? А тем, что человек будет просто копить массу добрых дел, фактически игнорируя смысл. Некое измерение жизни, которое мы называем содержанием, экзистенциальностью и так далее. Ну, если спешить делать добрые дела, очевидные, хорошо просчитываемые: построить больницу, например, садик посадить и прочее – все хорошо. Но жизнь – она как-то не укладывается в больницы, садики и так далее. Нет, это все тоже очень хорошо. Я очень хотел бы, чтобы историческое православие взяло, наконец, на вооружение все эти западные достижения: озабоченность тем, чтобы вот здесь была больница, и не через сто лет, а завтра. Не буквально завтра, но в обозримом будущем. Потому что там это умеют. Устроили фонд, собрали деньги, нашли строителей, врачей, не нашли - подготовили…, и все как-то там у них получается.

С одной стороны, поэтому нельзя считать добрые дела и при этом выслуживать Царство Божие. Нельзя заслуживать в некоем таком странном пространстве будущего свое подданство. Потому что надо жить, а не заслуживать. С другой стороны, нельзя жить, и чтобы ничего при этом не совершалось. Значит, какие-то очевидные дела должны быть. И преподобный Серафим, которого никак не заподозришь в западном менталитете, говорил о чем? Ровно о том, что надо делать добрые дела. Но какие добрые дела? Христа ради. Вот в историческом католичестве нередко путаются добрые дела и добрые Христа ради. Вот если вы попробуете человеку западного менталитета объяснить разницу… правда, и не западного - довольно сложно. Ну, что такое доброе дело? Стараться, чтобы не было голодных, чтобы не было обездоленных, чтобы больные получали поддержку и поскорее выздоравливали (или достойно умирали). Это все так.

Это действительно выдающееся достижение Католической Церкви – что в каждом городе есть больницы такие, больницы сякие…, что много народу от имени Церкви работает, ухаживает за больными. Эти учреждения называются «Христианский госпиталь», «Христианский дом престарелых» и т.д. Но христиане, которые там работают, часто христиане только по названию. В храме бывают раз в год, и то, в качестве культурного похода. Духовенство, которое это волнует, говорит: «А для нас просто колоссальная проблема: как совместить вот эти добрые дела с христианским образом жизни. На западе очень трудно объяснить, что ухаживать за больными это еще не христианство. Тем более, что внутри самого христианства, то есть внутри того, что называется христианством, это все с успехом существует. Люди не видят никакого особого упущения в том, что христианские благотворительные организации объединяют добросовестных сотрудников, которые при всех своих достоинствах ни по реальным убеждениям, ни по образу жизни – не христиане». Вот и рассуди. Они, вообще говоря, кто? Если мы скажем, что они не христиане, возникнет вопрос: так они что, не спасаются? Их что, Господь оставит? Тем более, что они ведь что делают? Содержат больницы в порядке, улицы – в чистоте и так далее. Это что, неблагородное дело? Ну, какая, в конце концов, разница, если так подумать: чем этот человек дышит, что ему от жизни надо? А тут еще какой-нибудь христианский модернист подскажет: «А какая, более того, разница, состоит ли он в браке, который, с вашей протухшей точки зрения, порочен, или нет? Главное, что он дело делает, а ты дурью маешься со своим смыслом жизни!» Так что, здесь видно, что есть по поводу чего напрягаться. И просто взять и юридически разрешить эту трудность не получится. Потому, что такое упрощение тоже оборачивается, на самом деле, большими неприятностями. Уходит Бог.

Что такое отчужденность от какого-то вот такого жизненного накала – тоже довольно хорошо видно в Европе, где люди очень часто в духовном смысле боятся собственной тени. Когда я так говорю, я не хочу выглядеть человеком, надменно подчеркивающим несуществующие достоинства не-западного менталитета. Нет. Просто у нас сейчас вообще полная мешанина. И есть все на свете. Но там уже все устоялось и работает, почти как отлаженная машина, там многие вещи просто лучше видны, и есть, поэтому, над чем серьезно подумать. О современной Украине, к сожалению, даже дурно говорить. Слишком все плохо.

Но вот – не скажешь до конца, что здесь так уж все ясно. Понимаете, оттого и трудно христианство во всех своих измерениях. Слишком оно непростое. Слишком оно по замыслу творческое. А творчество, согласитесь, это не то, что человеку дано автоматически. Надо избегать в жизни вот такого, плоского сидения и упрощения.