«Богослужение» - слово такое есть, употребляемое в православной Церкви – разумеется под этим общая молитва в храме. В протестантских деноминациях сократили - говорят: «служение». Без разницы - большинство и православного люда, и протестантского имеют в виду наше служение Богу – молитвой или доброделанием. В то время, как часто забывается другая сторона – не столько мы служим Богу, сколь Господь служит нам. И правильнее было бы говорить – не Бог наш помощник, а мы - его подсобники – в лучшем случае, конечно. Кто главнее – мастер или подмастерье? Несколько слов по этому поводу отца Якова Кротова.

 Яков Кротов:

- В Голливудских фильмах, которые рассказывают о приключениях, всегда есть свой серый волк, как в любой сказке. У героя, который ищет свою любовь, всегда есть помощник, даже, часто, это набор помощников, то зайчик, то печка, то щука - это вот целый набор предметов, какой-нибудь гребешок или клубок. В современном кинематографе, начиная, наверное, со «Звёздных войн», герой - это осёл, как в Евангелии, и, собственно, этот образ из Евангелия, только в «Звёздных войнах» этот осёл поставлен на задние лапы, как в «Бременских музыкантах», уши остались длинные – признак осла, он чуть-чуть глуповат, он надоедлив, как в фильме «Шрек», но там осёл – это просто осёл, тем не менее, это же ипостась главного героя, это всего-навсего взят обычный человек, и разделён на две половины – не нормальная, и более человечная. То же самое в фильмах-детективах - Ватсон и Холмс, как в повести Стивенсона «Мистер Джейк и мистер Хайд». Детектив, во всех детективных сериалах он всегда немножко ненормальный. Ну, какие взять посвежее? «Монк» - чудный сериал, очень христианское название, главный герой - монах, а «монк» - это и есть монах по-английски. Его жена умерла, и он никогда в общем-то с ней сексом не занимался, они только за руку держались, настолько он патологически боится всякого соприкосновения. Чудак, при нём неизбежно такая вот сестра помощница, как при любом пастыре сестра, какая-нибудь монахиня, которая следит и обеспечивает материальную часть прихода. При Шерлоке Холмсе эту роль исполняет доктор Ватсон, ну, и опять же таки Шрек и Осёл, Иванушка-дурачок и серый волк, Господь Бог и человек… И отсюда, первая функция человека - в религии, которая описана в книге псалмов, она даже не описана, книга псалмов - это сборник реплик для осла. И когда издают Псалтырь с особыми указаниями, такой-то псалом читать, когда нам плохо, такой-то псалом читать, когда нам хорошо, благодарственный и прочее, и прочее. Друзья мои, это не потому что нам плохо, или нам хорошо, а потому что мы говорим это Богу. Но дело в другом. Действительно, оказывается религиозный опыт передаваем, а иначе бы не было и кино, иначе не было бы искусства, иначе не было бы человечества, ведь человек научает друг друга не тому, чему учат обезьяну, научить выживанию, это и волки могут научить Маугли. Научить выгрызать кусок у другого? Тогда человеческий детёныш может воспитываться макаками. Но мы - люди, и мы учим другого покаянию, смирению, радости, благодарности, признанию высшего начала, верности, - вот это всё в псалмах! Как в брачном обете некоторых европейских народов: «И в болезни, и в радости, и в богатстве, и в бедности – я буду тебе верен». Вот куда бы Бог ни пошёл! Поэтому благодарственный псалом, или покаянный псалом, псалом в осаждённом состоянии, это не я в осаждённом состоянии, это Бог во мне – страдает, любит, радуется, испытывает какие-то проблемы, а я при Нём - только ослик, Санчо Пансо, а Он - Дон Кихот, который идёт спасать. Конечно, прежде всего, так - для христиан, потому что нам Бог во Христе и открывается, как Дон Кихот. Только Дон Кихот, который не борется с ветряной мельницей, а которого распинают на этой ветряной мельнице мельники, которым нужно, чтобы была мукА, а выходит мУка. Вот это не эгоистическая часть Псалтири, ведь она - основа богослужения. Как вот, из монашеского быта, чтения псалмов и выросло Богослужение, которое переслоено псалмами. Прокимны, тропари – это всё строки из псалмов. Некоторые молитвы, как скажем, последние молитвы в православной литургии, они просто, как пазл, такой, макронический текст, он просто составлен, как нарезка из псалмов, разных отрывочков, особенно это ярко в Евангелии от Матфея, где все образы для Христа взяты из псалмов. Вот в псалмах так-то, - и мы это увидели, потому что Бог пришёл в мир, и это Его приключения - Он нас спасает. А мы - ослики, которые при Нём, а мы - Его хроникёры и Его летописцы, мы - Его верные друзья. В тот момент, когда я воображу себя не ослом, а Христом, я перестану быть человеком, я потеряю чувство юмора. Я перестану быть благодарным Богу, я перестану чувствовать, что я недостоин других людей. Когда и каемся, и благодарим, мы должны это делать как спутники Бога, -с вот в чём смысл Богослужения. Этого не понимает атеист, неверующий, для которого Бога нет, и если я в храме совершаю Богослужение, участвую в Богослужении, это всё равно, как если бы человек смотрит фильм «Шрек», из которого стёрли Шрека, остался осёл. То он смеётся, то он поёт, то он плачет, то возмущается, но смысл-то в чём? Чего ты прикалываешься, Мерфи? Перестань. Наш Шрек невидимый, но он идёт, спасает, у него своя жизнь, вот почему Богослужение требует прежде всего веры в Бога. Я знаю, что есть люди, для которых придти в церковь означает заявить о своей национальности. Вот я – украинец, я буду православный, я русский – я буду православный. Я итальянец - я буду католик. На счастье, таких людей не много, и рано или поздно они, к несчастью, могут и уйти, потому что они понимают, что церковь - вовсе не об этом, но, как правило, этот человек всё-таки преодолевает какой-то национальный барьер. И понимает, я в церкви не потому, что я русский или греческий, а потому, что я - Божий. Богослужение - это служение Бога людям, а моя молитва Богу, наша молитва Богу, это молитва тех, кто помогает Богу в этом служении. Он идёт на крест, а мы уж, как Санчо Пансо, ещё раз говорю. Как вот Симон из Киринеи, которого попросили поднести Крест Христов, вот мы - так вот, всего лишь. Тогда наше Богослужение человечно,  тогда наше Богослужение, извините – мистично, потому что мы в присутствии огромного Его, огромного Божьего дела, не о своих страданиях мы рыдаем, не о своих радостях радуемся, а мы сплетаем наши страдания с Его, и вся наша жизнь приобретает смысл, потому что мы Его спутники, Его сослужители, Его братья и сёстры.

-----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- И вы знаете, что антирелигиозная пропаганда всегда утверждала и утверждает, что религия - это, если хотите, есть просто вера, наука - это есть знание, философия - это размышление о знании, и в этом смысле - тоже определённое знание. Прежде всего я хочу сказать, что ни одна наука не может существовать без веры, наука на веру принимает некоторые вещи. В частности, существование этого объективного мира, т.е. признаёт то, что не в нас на самом деле существует. Дальше, наука предполагает, что наши познавательные способности в состоянии познавать этот мир, причём, как познавать? Адекватно познавать, т.е. так, как он есть. Без признания этих вещей никакая наука не возможна. Дальше, нет сомнений, и наука считает, что это так, что весь мир наш устроен закономерно. Если бы этого не было, тогда и бессмысленно познавать что-либо. Мы открываем законы, устанавливаем законы, утверждаем их, опять-таки, откуда это взяли? Откуда это взяли? Ведь вы же знаете, что оттого, что мы бросаем камень вверх, ну, камень - это не интересно, лучше скажу иначе: когда титаны восстали против богов, они хватали скалы и бросали их вверх в богов. Скалы эти улетали туда. И потом, к ужасу титанов, обрушивались на их головы. Титаны, видимо, не знали, что существует закон тяготения, вот бедные! Как мы законы-то устанавливаем, каким образом? Много раз повторяется одно и то же, и мы говорим, - это закон. А с чего мы взяли? А, быть может, не все скалы вернулись оттуда, может быть, какая-то скала улетела туда? Мы бросаем всё время яблоко и говорим, что так, а вдруг в какой-то миг это яблоко возьмёт и улетит? Мы делаем выводы из повторяющихся событий, и когда видим, что они всегда повторяются в нашем опыте, насколько наш опыт известен, так? Мы говорим, что это уже закономерность, это уже закон, и мы говорим, что мы знаем это, это есть знание. Вдруг на миллиард какой-то раз этого не случится? Но я сегодня ограничусь небольшим фрагментиком из этой обширнейшей зоны, что ли, и скажу кое о чём, ссылаясь при этом не на свои рассуждения, а приведу вам мнение очень авторитетных людей, авторитетных настолько, что возражать им было бы просто странным и не понятным. Наука и философия по вопросу о возможности человеческого познания приходят к совершенно однозначному выводу: прежде, чем сказать: «мы знаем», нужно удостовериться в чём? А наше знание, наша способность познания, действительно носит адекватный характер, соответствующий, или нет? В пустыне, вы знаете, бывают миражи, я знаю, да, что вдруг появляется оазис. Знаю? Знаю. Сам видел, и со мной которые были – видели, а, оказывается, нет этого оазиса! Пошли туда – нет, всё растаяло как туман, и безграничная пустыня продолжилась дальше, но не только продолжилась, а и мы сбились с пути, мы ринулись за ним, за этим оазисом, - жара страшная, ужас какой, и ушли с пути, с того пути, на котором - да, если бы мы определённо шли дальше, пришли б действительно к другому оазису, а здесь, оказывается, только мираж. Не зная этого, как можно ошибиться! Так и здесь, когда мы говорим, - мы знаем, почему? Потому что мы увидели. Экспериментально подтвердили, а знание это или нет? Как убедиться? Так вот что говорит наука в лице, ну, я бы сказал, самых авторитетных, ну, что ли учёных нашего мира, что она говорит о возможностях познания? Особенно мне понравилось высказывание Эйнштейна. Эйнштейн скончался в 1955 году. А вот что он писал: «В нашем стремлении понять реальность, мы подобны человеку, который хочет понять механизм закрытых часов. Если он остроумен, он может нарисовать себе картину механизма, но он никогда не будет в состоянии сравнить свою картину с реальным механизмом». И он не может даже представить себе возможность и смысл такого сравнения, он говорит о механизме, о картинке. На самом деле, когда посмотрят на часы, можно рисовать не картину, а, наверное, десятки картин, как стрелки вращаются, и действительно, мы знаем очень много самых разнообразных устройств часов, т.е. ну, слышали, по крайней мере. И все они вращают эти стрелки, причём, очень удачно, и соответствуют даже солнцу. Но, представьте себе, что мы никогда не сможем заглянуть в механизм этих часов, что мы тогда делаем? Мы создаём себе картину того, каким образом там это происходит, что там вращается, что там делается, что часы, оказывается, ходят вот так. Но мы никогда не сможем сравнить эту картинку с тем механизмом. Почему? Потому что мы никогда не сможем открыть их, эти часы. Вы знаете о чём Эйнштейн говорит? О природе. О познании природы. Мы наблюдаем явления. А механизм… он утверждает, что механизм мы открыть не можем, никогда не сможем туда заглянуть. Фейнман – это одна из звёзд первой величины современной физики, он скончался где-то в начале 90-х годов. Обращаясь вот так к студентам, он говорил: «И не думайте спрашивать, почему это так происходит (о явлениях природы), и не думайте, если вы будете спрашивать: «почему?», вы никогда во веке веков не узнаете. Вы просто полюбуйтесь, полюбуйтесь этой природой, этой восхитительной особой, и больше ничего». И больше ничего, вот, любуйтесь, смотрите, как она прекрасна в этом, в этом, в этом, в этом, но не вздумайте задавать ей вопросы. И затем делает совершенно обескураживающий вывод. Вывод таков: «Наука не достоверна, а если вы думали, что наука достоверна, вы ошибались». Как интересно! Ничего себе, можно что-то было полегче сказать! Гейзенберг - один из основоположников, создателей квантовой теории, которая пришла, ну, в определённой степени, на смену теории относительности, один из глубокомысленных, надо вам сказать, и физиков, и философов, - у него интереснейшая работа есть, я помню, прочитал с большим интересом, называется «Физика и философия», - очень интересная работа. Он писал следующее: «Наши усложнённые эксперименты представляют собой природу не саму по себе, - так он говорил об экспериментах, связанных с микромиром, с миром элементарных частиц, - представляют природу не саму по себе, а изменённую и преобразованную под влиянием нашей деятельности в процессе исследования. Следовательно, - делает он вывод, вывод какой интересный: «Следовательно, здесь мы вплотную наталкиваемся на непреодолимые границы человеческого познания». Попробуйте узнать, каково это явление, когда мы его наблюдаем не непосредственно, а под воздействием наших экспериментальных, если хотите, установок, нашего влияния на эту природу. Потому что в мире элементарных частиц, вы знаете, там через эти ускорители, когда воздействуют на частицы, бомбят их и т.д., мы видим уже - что? Нечто изуродованное, называя это той природой, которую будто бы мы исследуем. Так вот поэтому он и говорит, что мы не можем в неё проникнуть и посмотреть, какая она сама есть, как только мы начинаем наблюдать, мы воздействуем. И это воздействие меняет уже картину. Оппенгеймер - создатель первой атомной бомбы, вот что пишет: «Я имел возможность проконсультироваться с сорока физиками-теоретиками (большое число), все признают, что мы не понимаем природу материи, законов, которые управляют ею, языка, которым она может быть описана». Вы подумайте, вот это да! А я в газетах, журналах всё время читал: мы всё понимаем, наука представляет всё это знание, а знание - чего? Развалин, вместо той великолепной архитектуры, которая, наверное, представляет собой природа.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Есть старая народная мудрость: «С сильным не борись, с богатым не судись». Звучит вообще-то унизительно, но это - правда, проверенная веками и тысячелетиями.

Иудея времён Иисуса Христа и апостолов была, как известно, под властью империи. С 6-го года нашей эры, как Вы знаете, римляне присоединили земли Иудеи к провинции Сирия.

Но не так уж всё было и плохо - еврейские области вошли в состав Рима на особых правах, сохранив некоторую автономию. Для управления бывшим Иудейским царством назначались прокураторы. Они были связующим звеном между метрополией, наместниками Сирии и еврейской общиной.

Особого угнетения со стороны оккупантов не было - экономическое развитие Иудеи было равным или даже превосходило другие регионы Римской империи. Продукция еврейских земель - оливковое масло, финики, вино и т.п. - пользовалась высоким спросом. А по территориям Иудеи проходили важные торговые пути. К слову говоря, был даже плюс в римском контроле - дороги. Римляне и строили их повсюду, и охраняли. Не до такой, конечно, степени, что торговый караван невозможно было ограбить, но с бандитами центральная власть поступала весьма сурово. Посему евреи, защищённые римскими служащими правопорядка, беспрепятственно могли заниматься коммерцией, что у них во все времена неплохо получалось.

Но лучшее, как говорится, враг хорошего. Оно, вроде, как и благополучно всё, но быть под чьей то властью – обидно. А там ещё и наместники Рима попадались разные – некоторые из них поборами занимались, выкуп, там, требовали за родственников, заключенных в тюрьмы, религиозные чувства евреев иногда задевали.

А в 64-м году ставший прокуратором Иудеи Гессий Флор встал на сторону греческого населения в давнем этническом конфликте между греками и евреями. Греки, почувствовав безнаказанность, стали оскорблять и провоцировать евреев - однажды зарезали при входе в синагогу нескольких птиц, тем самым осквернив место, а когда еврейская делегация отправилась к Флору искать защиты, он взял с евреев восемь талантов за рассмотрение дела, а потом отправил просителей в тюрьму. Казну Иерусалимского храма также опустошил на 17 талантов, заявив, что в них нуждается римский император и т.д. Т.е., обижаться на римлян было за что.

Так вот, весной 66-го года толпа иерусалимлян, подстрекаемая зилотами и другими экстремистами, вступила в противостояние с легионерами, и даже заставила римские отряды отступить. Восстание довольно быстро перерастало в настоящую войну. А летом того же 66-го года евреи напали на римский гарнизон крепости Масада и заняли цитадель. На это римляне ответили резнёй евреев в Кесарии, в результате которой погибло более 20 тысяч жителей города. Евреи, в свою очередь, начали вырезать греков и другие меньшинства.

Для подавления восставших из Антиохии выступил сирийский наместник Цестий Галл, и с 40 тысячами солдат подошел к Иерусалиму, но взять город ему не удалось. Тогда римским императором было поручено это дело опытному военачальнику Веспасиану. Тот отправился собирать отряды в сирийскую Антиохию, а своего сына Тита с этой же целью отправил в Египет. Объединив силы Рима и союзников в 60-тысячную армию, весной 67-го года Веспасиан появляется в Галилее и, несмотря на ожесточенное сопротивление евреев, овладевает регионом, кроме Иерусалима и Масады, которые оставались под контролем восставших. Римляне брать их и не спешили – в среде повстанцев началась междоусобица – воевали на тот момент друг с другом три враждующие еврейские группировки, и тем самым и ресурсы военные расходовали, и дома жгли, и продовольственные склады грабили, и горожан убивали. Плюс ко всему, в Иерусалиме начался голод.

В 70-м году к Иерусалиму подошёл Тит. Войска его насчитывали четыре легиона, пятитысячную армию из Египта и отряды союзных царей. Расположились они вокруг города тремя лагерями. Осада велась с применением различных военных приспособлений — катапульт, таранов, осадных башен до десяти ярусов высотой. С западной стороны городские укрепления разрушались огромным стенобитным орудием, которое называлось «Виктор» - «Победитель» в переводе. Удары «Виктора» ощущались в городе как землетрясение. Именно «Виктор» впервые пробил иерусалимскую стену в мае этого же года.

Положение осаждённых усугублялось голодом, в результате которого только за первые месяцы оцепления умерло более 115 тысяч человек. А там ещё и междоусобица. Партия Иоанна Гискальского устроила резню соратникам Элиэзера, и также на тот свет отправились десятки тысяч боеспособных ополченцев.

В августе 70-го римские солдаты уже вошли в храмовый двор, а к сентябрю были разрушены и храм, и нижняя часть города. Половина жителей была изгнана из Иерусалима, а другая половина - продана в рабство. Возвратились домой римляне с богатыми трофеями - золотом, серебром, дорогими тканями, специями  и прочим.

Но крепость Масада ещё оставалась в руках повстанцев вплоть до 73-го года. А с её падением наступает конец антиримского восстания. В результате погибли около трех четвертей населения бывшего Иудейского царства, а выжившие утратили все права автономии.

Вот такая печальная история, которая, по идее, должна была людей чему-то научить, но тщетно. Через 62 года евреи вновь восстали против римлян, и это уже было последней каплей. В результате Иудея вообще исчезает с карты Римской империи - со 135-года её земли становятся частью провинции Сирия Палестинская, а на месте Иерусалима возникает римский город, пребывание евреев в котором запрещалось.