Тема человеческих страданий – тема вечная и до конца неразрешимая, особенно, когда это касается людей невинных. Книга Иова поднимает этот вопрос и, вроде, как отвечает на него, но как-то далеко не для всех убедительно. Отец Яков Кротов - несколько слов по этому поводу.

 Яков Кротов:

- Если сравнивать Библию с Голливудом, и разные Книги с разными кино-жанрами, то есть одна из книг Библии, в своём роде уникальная по сюжету, написанная, видимо, не евреем, что не имеет, правда, никакого значения, как многие произведения американской, немецкой или русской литературы, написанные не русскими, не американцами и не немцами, ну, так и у евреев - та же судьба, очень завидная, это книга Иова. И если ей подыскивать аналог в кинематографе, то, наверное, это самый зрелый жанр, это жанр трагедии, потому что книга Иова только по видимости заканчивается счастливым концом, что Бог дал новых баранов, новых детей. Ну, существует даже предположение, что концовка вообще написана позднее и другим автором. Голливуд не любит плохих концов, но иногда делает, и это - вершина, и это - оправдание Голливуда. Ну, простейший пример, знаменитые фильмы, ну, в конце концов, даже «Ромео и Джульетта», или фильмы о том, как человек заболевает раком, и мы сопровождаем его на всём пути. В книге Иова нет хеппи энда. Прежде всего, книга Иова напоминает больницу, в которую приходят друзья, чтобы утешить больного, и врач их выгоняет. Врач выгоняет, больной, может быть, и принял бы, и слушал бы, как Иов, и спорил бы. Врач выгонит, потому что к больному надо приходить, если это тяжело больной, зная, что ему говорить, чтобы не быть помехой в его болезни, чтобы быть предупреждёнными, а мы так редко интересуемся даже самым близким человеком, чтобы хоть немножко становиться ему врачами. Книга Иова говорит о том, словами Януша Корчака, что ребёнок имеет право на смерть. Ведь когда мы собираем деньги на лечение детей, обратите внимание, собирают деньги в основном на лечение детей, собрать деньги на сорокалетнего мужика очень трудно, всякий скажет, - ну, должен был заработать, откладывать и т.д. - нет того эмоционального сострадания. А я скажу, что когда я читаю рассказы о ликвидации краковских евреев, мне больнее всего, вот, действительно, до слёз, не за детей, которых гнали, сажали на телеги вместе с матерями, и пинками подгоняли туда - на высокий берег, где потом было гетто, которое уничтожали. Мне больнее всего за Гебирдика – Мордехай Гебиртик - краковский портной, я отношусь к нему, как к знакомому человеку, потому что он был автором стихотворений на идише, я там не понимаю ни одного слова, но он писал и музыку, и эти песни я слышал, это чудные, не то, чтоб жизнеутверждающие, это песни грустные, и в то же время они про любовь. Когда его убивали, его убили, потому что он уже был старик, ему было за 80, и он просто не смог пройти вот эти полкилометра от своего дома. Я был рядом с его домом, он не мог протащиться полкилометра до моста, он упал, и немец его пристрелил. И что, раз ему было 82 года, его можно было пристрелить? Он - хуже ребёнка, он меньше заслужил жизнь, чем ребёнок? Вот это - вопрос книги Иова. Поэтому там так легко – дети умерли, а он живой. Мы хотели бы, чтобы он тоже умер? Иов сокрушается о детях, но, прежде всего, предъявляет счёт к Богу за себя, в этом смысле книга очень эгоистическая, и, тем не менее, это оправданный эгоизм. Потому что наши дети дороги нам как наше продолжение, и будет 80 лет человеку, и дети уже все выросли, человек имеет право спрашивать у Бога: почему я одряхлел? И Бог, неплохой врач, который говорит, - ну, помилуйте, уж 80 лет – пожил, чего на него тратить лекарство! Мать, ты подумай сама-то, ты уже глухая тетеря. Там какие-нибудь американцы в 90-100 лет, это да, ну а мы-то нормальные люди, 80 – пора, пенсию ты всю проел, которую ты откладывал. И вот то же самое говорят друзья Иова, что ты - человек, а всякий человек согрешил, значит твоя болезнь – наказание тебе за грехи, в этом смысле друзья Иова это типичное духовенство, это типичные христиане, которые рассуждают так, что если со мной что-то произошло, это я виноват. Это же садизм, если это друзья, и мазохизм, если бы Иов сам о себе так сказал. А правда заключается в том, что да, человек грешен, человек согрешил, но смерти не заслужил ни человек, ни тем более его любимые, нельзя убивать тех, кого я люблю, потому что я – плохой, – нельзя! Хотя любой подонок прежде всего ориентируется на то, чтобы убить моих близких, и угрожает мне этим, так вот Бог - не подонок. Книга Иова не отвечает на вопрос о том, почему Иову плохо, почему Иов и его дети пострадали. Она отвечает на вопросы о том, за что благодарить Бога, не просто - за что Его не ругать, а за что Его благодарить. Только мы обычно неправильно дочитываем концовку книги Иова, где Бог говорит Иову, что, где ты был, когда Я создавал мир? Ты вот можешь посчитать и просчитать, откуда происходит снег, где зарождается дождь? Сегодня бы Иов ответил - да, конечно, могу, я знаю, как устроено Солнце, я знаю, как устроена атмосфера Земли, ядро, я могу назвать массу Земли с точностью до 1 кг, - нет вопросов, я всё это знаю! Но ведь Бог не об этом упоминает, не об этом говорит, когда упоминает вес и прочее. Он говорит то, что скажет любой учёный, - если мы не знаем причины процесса, мы не знаем его цели, цель процесса заложена в его начале, чтобы правильно оценить жизнь, надо знать её от начала, а этого начала мы не знаем, оно для нас закрыто. И поэтому вопрос о страдании, это вопрос о том, почему Бог не даёт нам знать начало жизни. Ну, когда вопрос очевиден, и ответ очевиден. Мы знаем это начало, и мы потому не ругаем Бога, и потому благословляем Бога, что даже в смерти присутствует начало жизни, т.е. ответ на вопрос о том, как можно умереть моему любимому человеку, очень простой. Жив ли мой любимый человек, умер ли – я его люблю. Я знаю, что Бог создал вселенную, солнце, град, зной, Он всё вычислил, Он всё предусмотрел, и Он предусмотрел вечность любви. Он предусмотрел, что умирает жена, а муж остаётся ей верен. Он предусмотрел, что женитьба есть, а разженитьбы – нет. Он предусмотрел воскресение, что дети могут умереть, но человек продолжает жить ради этих детей, доживая за них и делая за них то, чего бы они хотели. Это не то, что наши близкие продолжаются в нас. Но это действительно то, что если умер любимый человек, моя жизнь не прекратилась. Именно ради любимого человека, потому что он жив в Боге, не во мне. Ради того, что он поднят. Я буду для других людей и собой, но что ещё важнее, я буду делать то, что любил делать мой любимый человек. Я же любил любимого человека и знал, что он лучше меня. Когда речь идёт о других людях, я знаю, что мой любимый человек и душевнее, и добрее, и когда я прыгаю козлом, она порхает голубкой. И как-то всё там подметает и примеряет, и сшивает, что я раздеру, вот о чём явление Бога Иову. Бог говорит: Я, как любящая жена, поверь Мне, Я всё предусмотрел. Действительно, всё не будет хорошо, а всё уже хорошо, другое дело, что ты этого не видишь, но ты Мне веришь. И Иов говорит, - верю. Это ответ именно веры, не знания. И эта вера помогает воскресению любимого человека, и тогда уже может быть новая семья, могут быть и другие дети, они не заменяют умерших, но это продолжение жизни, я не умираю с тем, кто умер. Вот почему христианская скорбь, это как жареный лёд. Мы не можем скорбеть, у первых христиан никаких панихид даже не было, умершие с нами, мы во Христе с ними.  Когда говорит апостол Павел, он говорит и о живых, и об умерших. И я, как священник, могу перетасовать записки об умерших, и читать в любом порядке, потому что у Бога все живы, кроме тех, кто ещё не появился на свет, кому мы должны помочь выжить, и пускай неверующие спорят, нуждается ли талант в помощи, или помогать нужно бесталанному, но мы-то верующие, мы - христиане, мы знаем, что талант есть в каждом. И вот вместо того, чтобы скорбеть о тех, кто уже с Богом, помогать тому, кто живой, отдавая что-то ближнему, дальнему, живому, мы отдаём и умершему. Любовь не знает жизни и смерти, любовь знает вечность. Это наш ответ нашей скорби, это ответ нашей физиологической реакции, это ответ радости, ответ твёрдости, потому что и при жизни, когда любимые были живы, когда больные болели тяжко, наш ответ был – твёрдость. Рядом с больным мы были не больными, а мы были сострадающими, мы смотрели, чтобы судно было сухое и чистое, мы смотрели, чтобы капельница стояла, мы смотрели, чтобы обезболивающие были. Вот что требует сострадание, вот что такое эмпатия.

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Правильная духовная жизнь начинается с духовных шагов, в которых присутствуют два момента. Первый - воздержаться от того, о чём мне говорит и разум, и совесть в соответствии с заповедями Божьими, второе - это мало, воздержаться - это мало, что вы! Второе - понудить себя к тому, о чём говорит и разум, и совесть, ибо об этом говорит Сам Господь Иисус Христос, - не только не сотвори зла, но ещё и сотвори благо, понудь себя! Ну не съешь лишний кусочек, ну не посмотри лишний раз, не ответь соседу, соседке на слово – пятью, воздержись. Не осуди в самом себе человека, который творит пакость, настоящую пакость, удержи свой ум, своё сердце от этого, удержи, вспомни, что у него болит рука, а у тебя болит голова. В больнице, знаете, не осуждают за болезни. Правда? Правда. А помогают друг другу. Мы все живём в больнице, - надо это понять. Земное наше поприще - это больница, в которой все мы больны, все, без исключения. Только болезнь эта проявляется у одного человека с одной силой, у другого иные болезни, но все мы больны. И как в больнице не осуждают друг друга за болезни, так и здесь - удержись, не осуди, а если можешь, скажи, - Господи, помилуй его! Я такой же больной, как и он. Вот если бы мы начали вот так жизнь, а не эдак, просто ходить в храм, исповедоваться, в смысле - отчитываться, причащаться, подавать записочки. Так это вся церковная жизнь? Церковная жизнь это только условие для духовной жизни, а не само по себе. Это весь Запад только католическо-протестанский свёл духовную жизнь - к чему? Открыто – к участию в таинствах, и это называется духовная жизнь. Мария Египетская всего два раза причастилась за свою жизнь. К кому бы вы, интересно, обратились за духовным советом, к той, которая два раза причастилась, или к тому, который, может быть, я не знаю - тысячи раз. Он совершает Божественную литургию, я присутствую, участвую в Божественной литургии. Ты присутствуешь? Ты участвуешь? Да? Опомнись! В какой степени ты участвуешь, надо же понять, что таинство это не магия. Иуда причастился, - пишет Иоанн Златоуст. Причастился, слышите? И с этим причастием в Иуду вошёл сатана. Ох, как жалко, что мы не знаем святых отцов! Сатана вошёл с причастием, вы слышите? Иоанн Златоуст говорит, как часто надо причащаться? И отвечает: редко? Нет. Часто? Нет. Вы слышите, что говорит? И редко нет, и часто нет. И продолжает. Да не только - редко или часто. В праздники? Нет. И отвечает, причащаться нужно тогда, когда ты подготовишься духовно к этому, осознаешь свои грехи, покаешься, смиришься, и тогда подходи и причащайся. Вот, оказывается, почему мы можем всю жизнь пробыть в православии, и повторяю, каким я был, таким остался, а православия так во мне никакого и нет. Борьба с пьянством в наших устах и в нашей деятельности, должна заключаться не просто в этих внешних рекомендациях, которые мы слышим отовсюду, не просто в сообщении тех ужасных фактов, ужасных фактов, в которых находиться наш народ, что  с ним происходит, и что с ним делается – это ужасно. Наша основная задача, как в каждой войне, есть главное направление - не тактическое, а главное направление, это главное направление должно состоять в том, что мы должны людей приобщать к христианской жизни. На пути правильной христианской жизни всё будет побеждено, в том числе и пьянство. На пути к правильной христианской жизни, - если только на него  станет человек, - никогда он не станет пьяницей. Объясняя, что это за жизнь, очень многих можем спасти от этого жуткого пути, на котором сейчас стоят миллионы наших родных, наших родных, потому что весь наш народ является нам родным, – можем спасти людей. Проповедь нужна о духовной жизни, а сама проблема пьянства, это, если хотите, один из поводов для проповеди христианства. Один - из, вы слышите! Не самоцель. Ещё раз повторяю, я не знаю, кто первый спасётся - пьяница или трезвенник. Скажите! Не знаю. Бандит, или у которого, там, ручки не запачканы. Не знаю! Почему - не знаю? Первым в рай вошёл разбойник, стоит об этом задуматься. И второе: правильная христианская жизнь, хотя бы даже в её началах, она обязательно избавит человека от этого грязного, жуткого, страшного пути. Полное трезвение, полный отказ, я думаю, что на этом пути, мы очень многих заставим нас не слушать, скажем, это ригористы, это люди, которые прибегают к крайним мерам, - я не думаю, что это правильный путь. Это средство - для кого-то, это работа индивидуальная, это только отдельным людям мы можем такое порекомендовать, и, может быть, и следует порекомендовать отдельным людям, но в масштабе общей работы, надо не этим путём идти, а путём царским: да, можешь выпить, но берегись, помни, что без воздержания никакая духовная жизнь не возможна, без воздержания ты ничего не достигнешь. Без воздержания, вместо того, чтобы держать себя в руках, ты погибнешь. Но во имя чего – воздержание? Опять я об этом говорю, во имя чего? Только это возможно, когда человек имеет твёрдое христианское убеждение, вы слышите, тогда я понимаю, во имя чего. В противном случае, о том, что меня на работу не возьмут, там, что я с работы слечу, всё это, как говорится: мёртвому припарки. Смотрите, какие счастливые часто наши бомжи, конечно, не дай Бог, чтобы люди пошли по этому ужасному пути. Итак, проповедь христианства, проповедь духовной жизни. Причём, не просто проповедь об истинах христианских, а проповедь христианского образа жизни. Обязательно показать, что является началом духовной жизни, что она приобщает человека к Богу. Вот на этих начальных ступенях уже приобщает человека к Богу, человек исполняется радости, все наши богослужения наполнены - чем? Все наши акафисты заканчиваются - чем? «Радуйся! Радуйся! Радуйся!» Бог радость даёт, а радость - это и есть, если хотите, счастье, но оно приобретается только при правильной духовной жизни, а не просто церковной, к какой часто мы сводим духовную жизнь.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Проповедь апостола Павла среди язычников, как мы говорили с Вами, была в высшей степени успешной. Особенно в Эфесе он пользовался популярностью. Как повествует книга Деяний, за ним ходили толпы, как четверть века назад - за Иисусом. Порой достаточно было приложить к больному платок или пояс апостола, как наступало выздоровление. 

Но была во всём этом, как мы уже говорили, и теневая сторона. Молва, разносившая по городу славу Тарсянина, разжигала суеверные страсти. Надо сказать, что Эфес издавна был средоточием оккультизма и магии. На его улицах повсюду можно было видеть объявления знахарей, астрологов и толкователей снов, приглашавших всех, кто хочет узнать будущее или добиться удачи в делах. Существовала даже особая литература по ворожбе, именуемая «Эфесскими писаниями». Шарлатанство и игра на легковерии были здесь обычным явлением. 

Рано или поздно знатоки магии должны были увидеть в Павле опасного конкурента. Некоторые странствующие иудейские знахари пытались, подражая ему, лечить именем Иисуса. Однажды такие эксперименты кончились плачевно: какой-то одержимый бросился на злополучных целителей с криком: «Иисуса я знаю, и Павел мне известен, а вы кто?» - и сильно избил их (Деян.19,15). 

Как мы уже знаем, под руководством Павла работал целый отряд самоотверженных миссионеров. Кроме Акилы, его жены и Аполлоса, а также старых друзей Тита и Тимофея, прибывшего из Коринфа, источники называют многих лиц из разных стран империи. Полагаясь на их поддержку, Павел вернулся к своему давно выношенному плану: снова обойти берега Эгеиды: Асию, Македонию, Ахайю, затем, отправив в Иерусалим денежную помощь, через Рим достичь западной границы цивилизованного мира - Испании.

В результате миссионерской деятельности именно Павла впервые столкнулись с христианством широкие народные массы, так сказать. Ну вот те же волнения в Эфесе, которые спровоцировали ремесленники, изготавливавшие сувениры для паломников с изображением Артемиды. Ведь Эфес – это великий город - один из самых крупных городов Ойкумены того времени, и чтобы его поднять всерьёз, надо было действительно что-то собою представлять.

Так вот, в этот же период – конца проповеднической деятельности Павла - возрастает и напряжённость в языческом мире. Христианство вызывало тревогу не только у знахарей, целителей и шарлатанов, фокусы которых меркли перед духовным образом апостола. И не только у ремесленников, боящихся потерять доходы от изготовления статуэток Артемиды. Под вопрос ставилась религия отцов, дедов и прадедов. А это болезненный пункт. Я сам неоднократно слышал из уст наших земляков суждения, мол, я не особо-то и верующий, но считаю себя православным христианином потому, что все мои предки были православными.

Такой вот своего рода патриотизм – он не лишён логики. Поэтому, защищая язычество и борясь с христианами, люди, во всяком случае так считали, что спасают своё Отечество и родную культуру. Это, конечно, не совсем так и, тем не менее.

И ещё был мотив, который отрицательно настраивал языческие народы против христианства – это, говоря современным языком – антисемитизм - Павел-то еврей, и остальные апостолы почти все евреи, и начальная Церковь в первые годы своего существования состояла почти исключительно из евреев. Поэтому христиан зачастую путали с иудеями.

А последних не любили или недолюбливали почти все народы на протяжении всех времён. Во-первых, по причине замкнутости - Ветхозаветные правила сильно ограничивали контакты иудеев с иноверцами – ни жениться нельзя на не иудейке, ни даже отобедать с иностранцем – еда-то у язычников не кошерная. И не только за одним столом сидеть с язычником иудею было зазорно, а даже войти к нему в дом. Помните иудеев, пришедших ко дворцу Пилата, но не желающих войти под кров, дабы не оскверниться. В принципе, язычников очень даже можно понять – представляете, - вы приглашаете человека в дом, а он отказывается – дескать, нельзя – ты сам ритуально нечистый, и дом твой скверный – не хочу оскверняться. Обидно звучит, не правда ли? Кичливость Богоизбранностью, так называемой - также отталкивает обычных людей от иудеев, да и принцип бумеранга срабатывает – если иудей тебя – гоя - будет считать человеком второго или третьего сорта, то, соответственно, и ты к нему вряд ли будешь благорасположен.

Так вот, правоверных евреев окружающие народы не любили. Ну и понятное дело - поскольку христианство, можно сказать, вышло из иудейской среды, то шлейф иудейства за ним будет тянуться ещё долго, соответственно с вытекающими последствиями.

Остановимся на этом, и если даст Бог, продолжим наши церковно-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго.