Все прекрасно знают, что так называемый Декалог – это Заповеди дохристианские, Ветхозаветные, хотя и до сих пор актуальные. Ну, кроме тех, кто и мухи не обидит – зачем им говорить: «не убей»? Или - смысл предостерегать порядочного человека заповедью: «не укради»! А кристально честному человеку говорить «не лги» и т.д. И вот эти старинные Заповеди Закона Божия отец Яков Кротов прочитывает несколько своеобразно, по-новому.

 Яков Кротов:

- В середине 90-х годов польский кинорежиссер Кислевский снял по заказу, а можно лучше сказать, по просьбе Римо-католической Церкви фильм под названием «Десять заповедей» - «Декалог». Надо сказать, что сериал получился замечательный, довольно хорошо помню сюжет каждого отдельного фильма, но не берусь даже сейчас сказать, какой - о которой заповеди. Там не так, что вот кто-то убил, изменил и т.д. Там это выстроено совершенно по-другому. Пересказывать я не буду, настоятельно рекомендую посмотреть, это как раз тот случай, когда художник закладывает мину в зрителя, вот ты смотришь, подумай, про которую это заповедь фильм, которую я имел ввиду? Догадаться можно, но надо подумать. И я думаю, что главная беда христианства в том, что в течение веков десять заповедей принимались так, как словно человек компьютер, а десять заповедей - это программа для компьютера, выходило, да простит меня Бил Гейтс, что-то вроде программы Windows, вроде бы чёткая, только очень плохо работает, почему-то. И кто из нас сегодня может вот быстро на зубок отбарабанить десять заповедей? Я думаю, только атеист, которого в детстве долбили, и он помнит, и ненавидит, и не исполняет, и не понимает смысла. И трудность вот в чём, они, ведь, в общем-то, об одном, все эти десять заповедей, и в то же время никто из нас толком не знает, о чём это. Я думаю, что десять заповедей похожи на музыкальную гамму, т.е. их можно проиграть в оба конца. Как мой дедушка гордился, он учился в Хедере, он гордился тем, что книгу Бытия он мог и в глубокой старости цитировать на иврите, и с первого слова до последнего, и с последнего слова до первого, это было зазубривание в оба конца, но зато память тренировало великолепно, и он был полиглот благодаря этому – механизм памяти был отрегулирован, он знал 12 языков. Так вот, Десять Заповедей, они ведь в сущности об одном. В одно время в Москве было популярно, а в 2000-е годы даже сделалось таким вот коммерческим предприятием писать на асфальте под окном любимой какие-нибудь короткие записки. И это стало так популярно, что это стали делать профессионально. Вот ты звонишь в контору, приезжают и делают такую надпись. У американцев есть живая почта, ты можешь заказать, приедет концерт, и споёт Франк Синатра под балконом любимой, если есть балкон, но обычно, если у человека есть деньги на Франка Синатру, то любимая у него как минимум с балконом. Короче говоря: «Люся, я тебя люблю, прости меня, козла». Десять заповедей это ровно такое послание от Бога человечеству от Христа - своей невесте, спасённым людям Церкви Христовой: «Люся, я тебя люблю, прости меня, козла». Насчёт «прости меня» в десяти заповедях не очень то и прочитывается, но ведь это на самом деле именно об этом. Первое понятно: Я – твой Бог. Это и есть: «Люся, я твой». Я твой навсегда. Отсюда прямо вытекает второе: «Да не будет у тебя богов, кроме Меня». На Васю не засматривайся, - я у тебя один. Не поминай имени Божьего всуе. Вы понимаете, это, казалось бы, какая связь? На самом деле это про клятвы, а на самом деле это очень простая вещь, что самое страшное для мужчины? Если его жена со своими подругами будет обсуждать, какой он в постели, это и есть не поминай имени Божьего всуе. Не смей говорить, какой Бог великий, если у тебя мать, ребёнок которой умирает от лейкоза, возьми кучу денег и дай этой матери, а не говори про то, что Бог милостив, примет ребёночка в райские обители. Не поминай имени Божьего всуе - это не только не проклинай Бога, ну кому это сейчас придёт в голову? Верующий человек не будет, а неверующий - с него не взыщется, потому что он вне нашей юрисдикции. Не поминай имени Божьего, это вот как перед причастием: «не бо врагом Твоим тайну повем». Какую тайну, каким врагам мы можем сказать о Христе? Они купят Библию в ближайшем ларьке и всё узнают без нас. Купят Фому Аквината, всё узнают, - какую тайну? А ту тайну, что Бог нас любит, и про эту любовь мы можем кому говорить? Только Богу. Нельзя любовь превращать в предмет, которым мы хвастаемся, так может поступить девчонка, в которую влюбился одноклассник, и она подругам об этом рассказывает, и если одноклассник нормальный парень, он эту девчонку бросит, потому что это неправильно. Потому что это - тайна двоих, с этого начинается твоя интимная жизнь, твой союз – всё. И даже то, что сегодня множество людей не очень хотят гостей на свадьбу звать, и устраивать свадьбу, это всё то же – не поминай всуе имени твоей любви. Хотя есть обстоятельства, из-за которых всё-таки лучше поминать. И следующая заповедь – суббота, это ровно то же – «Люся я твой, разреши я к тебе поднимусь». Я должен жить отдельно пока, но давай мы будем вместе хотя бы изредка, вот это - заповедь субботы. И если даже мы поженились, ну всё равно - дети заснули, давай не включим телевизор, а давай посидим рядом за столом, глядя друг на друга, давай встанем рядом у окна и поглядим вместе молча в окно. Вот это суббота, не секс, не дети, не деньги посчитать, сколько там денег в семейном кошельке осталось, а просто поглядим в окно, и там опять найдём себя. Вот дадим нам отдых от всего, кроме нашей любви. И, в конце концов, заповедь о почитании родителей - ровно та же самая. Трудная заповедь, потому что самое трудное для любви, как говорил Честертон, надо быть полным идиотом, чтобы не понимать, что не поделили две женщины, не поделившие одного мужчину - мать и жена. Между ними всегда будет конфликт. К дочерям это тоже относится. Потому что отец любит дочку, и тут появляется какой-то молокосос, который тоже её любит. Почитай родителей, учись любви к своим собственным родителям. Есть материнский инстинкт, он биологически врождённый, хотя его можно затушить, но он есть. Родительский инстинкт отцовский – отсутствует, он формируется у мужчины, может и не сформироваться, должен формироваться, но инстинкта ответной любви к родителям, его нет вообще, и вот любовь к жене, любовь к мужу, она формирует эту любовь. И поэтому любовь к родителям - это условие любви к Богу. Я тебя люблю, - говорит Бог, - и поэтому люби тех, кто любит тебя, почитай их, береги их, помни, что они смертны, помни, что они ближе тебя к смерти. А Я - бессмертный, Я воскрешу их в последний день. Затем, начинаются заповеди, которые начинаются со слова «не». И поэтому их даже часто изображают на отдельной половине, как отрицательные заповеди, - не делай того и того. Ну, понятно, что языку не трудно выразить что-то позитивно, что-то негативно, так вот все эти заповеди это опять: Люся, я тебя люблю. Не убей. Не убей меня. Каждый раз, когда мы хотим убить другого человека, мы убиваем любимого человека. Как у Толстого, как один ветеран Второй Мировой войны, русский, православный писал: вот я сижу в окопе и думаю - Ганс, ну да, ну он фашист, ну всё равно он, наверное, там, слесарь, у него где-то там осталась в Германии и ждёт его Гретхен, какие-то дети, как мои, и вот я в него должен стрелять. Она же его тоже любит, дети его тоже любят. И нельзя это возражение отмести криком: «Фашист проклятый!» Волк в каждом человеке. Не убей – не убей Бога. И даже ударить нельзя по той же причине. Заповедь «не изменяй жене», между прочим, когда говорят заповедь «не убий», это вовсе не про убийство на войне, потому что там слово, которое означает бытовое убийство, как в английском есть убийство первой степени, второй степени. Это зерно, вот взято слово и брошено. Но из заповеди «не прелюбодействуй», не изменяй жене, вырастает заповедь: кто поглядел на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своём. Уже запрещено в зерне существование публичных домов. Хотя у древних евреев и многоженство было разрешено, и даже во времена Спасителя. У древних евреев сексуальные отношения между людьми, которые ещё не вступили в брак, как у многих народов, отнюдь не были предосудительны, не было какого-то культа девственности, вот так вот. Оно выросло из этого - из заповеди не убий своего ближнего соседа, выросла заповедь никого не убий, потому что, оказывается, что каждый ближний - для любви. И то же самое - заповедь о воровстве, о лжи, о зависти. Когда мы кому-то лжём, лжём любимому человеку, вы понимаете, ну, как в любви, ну, все мы знаем, все мы иногда сталкивались на своём опыте или на чужом: сидит кассирша, сидит чиновница, и разговаривает с нами, и на лице у неё скука, пренебрежение, и вдруг звонит телефон, она снимает трубку, и перед нами - Наташа Ростова на первом балу, и она говорит, потом она вешает трубку… С Богом так не возможно. Он говорит: Люся, я тебя люблю! Вот каждый, кого ты встретишь, это Я. Никого не ругай, - Меня не ругай, а значит никого не ругай. Не лги Мне, но не лги никому, потому что если ты кому-то солгала, ты, значит, и Мне можешь солгать. Не умей лгать вообще. Не умей изменять вообще, потому что повадился кувшин по воду ходить, сунула птичка коготок и т.д. И то же самое - последняя заповедь. Не пожелай, потому что, если ты научился изменять хотя бы взглядом, если ты считаешь, что осёл ближнего лучше твоего Бога, если ты Бога не хочешь, а хочешь государства ближнего, жену ближнего, iPad ближнего. Всё, значит ты Бога на самом деле не хочешь. И точно также эти десять заповедей можно проиграть в противоположном направлении, как гамму. Если ты кому-то завидуешь, то ты будешь и лгать, и изменять, и убивать ради того, чтобы получить жизнь другого и место другого, и личность другого. И ты будешь делать это дни напролёт без выходных, и ты не будешь почитать своих родителей, потому что ты ненавидишь своих родителей, они не дали тебе то, что есть у другого, другому повезло, у него мама с папой миллиардеры, а у меня всего лишь миллионеры, и ты будешь богохульствовать, ты будешь ругать Бога, и вспоминать Его напрасно, потому что у другого есть, а ты мне, Господи, не дал. И ты будешь себе творить идолов из этого осла, из собственности другого, и ты не будешь любить ни Бога, никого. Вот Десять Заповедей. Заповеди любви, заповеди мира, заповеди верности.

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Тот человек, который вот с такой верой обращается к Богу - не я, Господи, не моя да будет воля, а Твоя, Господи, да будет воля. Тот человек, который с полным убеждением, с полной верой, сможет обратиться к Богу с такой молитвой, вы знаете, тут уже я дерзновенно говорю, наверняка, на 99%, Бог сделает даже то, о чём мы и не думаем. Ибо Он Сам сказал: если бы у вас была вера хотя бы с зерно горчичное, ничтожное, то сказали бы горе этой - двинься и перейди в море, - и было бы так, по вашему слову. Мы все неверующие. Можно поздравить нас всех, да! Просим и не верим, просим, и не то просим, потому что Богу не верим. Какова молитва должна быть? Вот на что надо обратить внимание? Какая она должна быть? Опять об этом говорят святые отцы, слышите, - эксперты, специалисты, - она должна быть внимательной. Глубоко ошибается тот человек, который вычитывает 10-20, или 100, я не знаю чего, и псалтирей, и чего только - то-то-то-то… Спрашиваю, извините, а вы это какому Богу молитесь? Какому Богу? Наш Бог – лицо, личность, Он видит, как мы обращаемся к Нему. Языческий, да. К шаманам - да. Там не важно, читайте эти мантры, читайте заклинания и всё – больше прочтёте - всё вам. Наш Бог – это Бог Лицо. Обращаться к Нему можно только с полным вниманием, так как мы обращаемся к другому человеку, как мы обращаемся к начальствующему лицу – со вниманием. Душа молитвы – внимание. Там где нет внимания, там начинается, если хотите, оскорбление Бога, неужели это не понятно? Подойдите к начальнику, у которого вам надо что-то выпросить, и начните ему так тараторить, он вас тут же выгонит из кабинета, - это мы понимаем. Как только к Богу - никак не понимаем. Не количество молитв влияет на нашу душу, что пишет апостол Павел: «Лучше пять слов умом, нежели тьму (десять тысяч) языком». Неужели это не понятно? Не понятно. Не понятно! Завтра причащаетесь? А молитвы вычитал? Вычитал. А, ну всё хорошо. Вычитал! Всё, можно падать в обморок. Вычитал! Ай-ай-ай! До чего можно докатиться. В полном православии 100%-ном быть 100%-ным язычником! Правда, замечательно? Неужели мы тогда думаем получить какой-то результат, неужели мы думаем получить что-то от Бога! Говорит, - я молился-молился, и ничего. Конечно, когда ты молишься не Богу, а ветряной мельнице, что ж она тебе даст? Конечно, ничего. Правильная молитва - это молитва со вниманием, молитва с благоговением, молитва с покаянием. Почему приходится об этом говорить? Вот это, вот, простите, это слово я употреблю не очень хорошее, мне не нравится, вот это просто зараза какая-то, когда это главное, всё - трррр-тррррр-тррррр - это называется молитва? Всюду есть люди, находящиеся в прелести, всюду, где угодно. Кстати, это по-моему, сам Харлампий говорит, - и у нас, на Святой горе, есть люди в прелести, всюду есть. Страшная вещь, на что толкается человек, ищет сладости в молитве. Какая может быть правильная молитва, в которой не было бы даже и мысли от том, что – Господи, дай мне что-нибудь, какие-нибудь дарования! Мы допускаем такую мысль? Мы её под корень рубим! Почему? А вот, почему. Скажите, о чём молится человек, когда он тонет, и уже «буль-буль», и кричит о чём, о сладостях, да? Он думает, как бы там сладости получить, да? Все понимаем, конечно, нет. Вот святые отцы говорят о том, что должно быть источником нашей молитвы. Не сладость, не состояние, не желание дарований, не исцеление, - слышите? А – искание: Господи, помилуй! Откуда такая молитва может быть? Она может быть в том состоянии, когда человек действительно увидит, насколько он нищ, слаб, насколько у него ничего нет, что ни минута - то грязь, ничего доброго не может сделать. Правильная молитва, правильность приводит - к какому состоянию? К такому состоянию, которое с поразительной силой высказывается у всех великих святых отцов, великих - подчёркиваю. Пимен Великий, Великий Пимен говорил: верьте, братья, куда ввержен Сатана, туда я буду ввержен. Макарий Великий - утренняя молитва его, кто читает, тот знает: «Боже, отчисти мя грешного, яко николи же (никогда же) сотвори благое пред Тобою». Это Макарий Великий - такую молитву написал! Насколько мы выше их, и говорить нечего - уж мы это так не чувствуем! Я -николи же, никогда благое не сотворил перед Богом??? Да вы что! Я вчера нищему подал целый рубь! Вы слышите, оказывается, правильная молитва – какая? Которая исходит из сердца сокрушенного, «сокрушенного» - по-славянски «смиренного», ибо это сердце Бог не уничижит, т.е. примет.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Проповедь апостола Павла среди язычников была весьма успешной, христиан становилось всё больше и больше, Церковь росла, и это понемногу начинало раздражать язычников. Не в смысле того, что божеское почитание Христа как-то могло оскорбить поклонников Аполлона или Астарты – язычники в этом отношении были толерантны – богов у них было много, и одним меньше, одним больше – особого значения не имело. Они даже не прочь были и Христа включить в свой пантеон: подумаешь, стоят же статуи Морфея, Марса, Юноны, Геркулеса и множества прочих божеств – вон, Дионис и Афродита с фаллическим культом – давай и Христа там рядышком водрузим – между огромным фаллосом и статуей Бахуса – местечко там как раз свободное.

Проблема была в  христианах - они ни кланяться идолам не желали, ни лобызать этот самый священный фаллос, ни, тем более, совокупляться со всеми подряд в толпе на центральной городской площади по случаю языческого праздника. Когда их была небольшая горстка людей, на них просто не обращали внимание. Но таковых становилось всё больше и больше, и ревнители отеческой религии стали волноваться – мол, рушатся основы гражданского самосознания, стираются грани самоидентификации, дескать, славные отцы и деды наши были поклонниками Марса, Бахуса, Диониса и Афродиты, и дети наши пусть чтут родимые культы. А те, кто отвергает их – враги нации и государства.

Строгость нравов не последнюю роль играла против христиан. Ну вот, согласитесь, и сегодня немало нашлось бы народу, которые с удовольствием бы реанимировали то же празднество наших языческих предков-славян, скажем, Ивана Купала. Праздник, когда все имеют всех. Кому-то это противно, но для кого-то - несбыточная мечта. А тут мракобесы-христиане говорят, что нельзя спать с кем попало. Враги!..

Были и более простые причины, когда задевались шкурные интересы язычников, как, например, обстоятельства, спровоцировавшие бунт ремесленников в Эфесе летом 57 года. Ну, это Вы знаете – Лука апостол повествует об этом инциденте в своей книге Деяний апостольских.

Некто Димитрий, серебряных дел мастер, собрал своих товарищей на сходку и предостерёг их от опасности, которая исходила от проповеди некоего иудея, который уже «совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги». А ведь они, мастера, только и живут Артемидой, изготовляя для паломников сувениры в виде храма или богини. И если так будет продолжаться дальше, они останутся без заработка. 

Речь Димитрия подействовала на его слушателей, как огонь на солому. Ремесленники шумной толпой высыпали на улицу, выкрикивая традиционный эфесский лозунг: «Велика Артемида Эфесская!» К ним мгновенно присоединились толпы горожан, всегда готовых к бурным демонстрациям. Кто-то пытался найти Павла, но дома его не оказалось. Тогда схватили его сотоварищей, Гая и Аристарха, и потащили их силой в театр. Скамьи, рассчитанные на 20000 человек, сразу же заполнились: воцарился хаос. «Одни кричали одно, а другие другое, - пишет Лука, - ибо собрание было беспорядочное, и большая часть собравшихся не знала, зачем собрались». 

Услышав рёв толпы и узнав, что друзья подверглись опасности, Павел поспешил в театр, готовый отдать себя на самосуд черни. Однако по дороге его заметили члены городской управы, с которыми он был в дружбе, и уговорили не идти на верную смерть. Они обещали собственными мерами предотвратить мятеж и спасти Гая и Аристарха. 

В театре тем временем творилось нечто невообразимое. Иудейская община, боясь, что ярость язычников, как это не раз бывало, обрушится на неё, отправила некоего Александра заявить, что Павел и его единоверцы не имеют к ней никакого отношения. Поднявшись на трибуну, Александр сделал знак рукой, желая говорить, но едва узнали, что это еврей, все снова стали оглушительно скандировать: «Велика Артемида Эфесская!» Крик этот продолжался почти два часа, и, когда люди уже выдохлись, на помост вышел эфесский «секретарь», своего рода греческий мэр города, вопрошая, мол, чего орёте, все и так прекрасно знают, что Артемида - богиня эфесская. Далее он спокойно объяснил толпе, что на Артемиду и храм никто не посягал. А приведённые два человека не оскорбляли богиню и не совершали никакого кощунства. А если у чеканщиков есть жалоба на кого-нибудь, они должны подать её в суд законным порядком. Затем он перешел к прямой угрозе. Эфес - вольный город, но он подчиняется Риму. Если демонстрация не прекратится, говорил он, - «мы находимся в опасности - за происшедшее ныне быть обвинёнными в возмущении, так как нет никакой причины, которою мы могли бы оправдать такое сборище» (Деян. 19:40). 

Эта здравая речь утихомирила народ. Постепенно все стали расходиться по домам, покидая театр. Гая и Аристарха отпустили. 
А Павел понял, что из Эфеса нужно уходить немедленно.

Как видите, это уже пример экономических предпосылок для вражды язычников по отношению к христианам. Это, между прочим, так же особенность исторического момента, связанного с Павлом – христианство вошло в конфликт не только с иудейством, но и с язычеством. Причём, Церковь стала уже столь влиятельной, столь значительной, что уже стала представлять опасность, даже экономическую, для такого большого города, как Эфес, который жил паломниками.