Имеет ли моральное право голодающий украсть у своего ближнего кусок хлеба? Оно, вроде, и судить нам не дано право – сыт голодному – не товарищ. Но всё же вложено в нас Творцом, пусть даже в глубине души, чувство, что принцип: умри сегодня, чтобы я умер завтра – не человеческий, а звериный. Другое дело, иногда человек может оказаться даже хуже зверя, и тем не менее. Отец Яков Кротов несколько слов по этому поводу.

Яков Кротов:

- Тринадцатый век для европейского человечества – страшный век. Монгольское нашествие. А теперь спросим себя: а третий век для европейского человечества, это как? Когда германские племена мощной волной нахлынули, а теперь где эти германские племена? Англия, Германия, Франция, Испания, - значит, как  нахлынули, так и живут. Извините меня, вот я нахожусь в Волгоокском междуречье, сижу сейчас. Оно чьё? Какое название? Река-Москва – чье название? Финское. Да, тут все реки носят финские названия. Это чётко показывает, чья эта река была первоначально, - я что, теперь должен освободить место финнам? Да, они особо и  не просят, они бы рады, если бы мы им Карелию вернули, ну и то, в общем-то, не очень пузырятся. Тринадцатый век – страшный, действительно, орды прошли. Теперь спросим себя, что не ужели прав был Гумилев, все вот эти монгольские орды, эти молодые пассионарии, которые на старое европейское человечество накатились от молодости, вот лиха захотелось? А давайте-ка, спросим у себя про свою молодость – что, хулиганили просто от избытка сил? Да, нет. От дурного воспитания, вот и всё. Эйнштейн что делал от избытка сил? Ронял телефонные будки, разбивал витрины в магазинах, на дискотеке отплясывал? Ну, отплясывать он всё-таки, я думаю, отплясывал, но в основном он занимался тем, что ему интересно и нужно для жизни. Монголо-татарское нашествие, оно было нужно для жизни? Да. Значит для нас, европейцев, это катастрофа, но они нахлынули с голодухи. Нет народов старых и молодых. Гумелёв не прав, нету никакой особой пассионарности. Есть питание, если оно меньше двух тысяч калорий в день, человек начинает бунтовать и искать, где пожрать, и лошадь его начинает бунтовать. И тогда они сажают в кибитки своих несчастных жён и детей и едут, и в дороге мрут, как мухи, потому что человек не создан для таких переездов, и они, голодные, побеждают сытых от отчаяния, потому что им некуда отступать: сзади – смерть. Это пассионарность? Нет. Это горе. И война это всегда горе, которое выливается на другого. Это не защита справедливости, не восстановление миропорядка. Тринадцатый век, конечно, страшен, потому что монголы прошли до Венгрии, до Польши, и не Россия защитила Европу, не Украина, и никто не защитил. Просто эти несчастные голодные, в конце концов, увязли. Точно так же увязли и наши предки, славянские, когда они ломанулись на север. Так же увязли норманы, русы. Ну, это такой цикл – голод, победил сытого, наелся сам, и теперь тебя будет побеждать очередной голодный. И вот здесь мы проповедуем Евангелие. Ну как перефразировать: «Блаженны нищие духом»? Блаженны голодные, алчущие – они насытятся. Блажен тот, кто не будет рвать кусок у другого. Все заповеди блаженства построены по этому принципу. А кто рвёт, чтобы прокормит жену и умирающих детей, он что, преступник? Нет. Он для спасения их жизни вырвал этот кусок у русского, у печенега, у венгра. Он не виновен на человеческих весах. Но блаженство, оно заключается в том, чтобы не вырывать кусок хлеба. Вот не эта психология - «умри ты сегодня, а я и мои дети, тогда завтра умрём, давай сюда». Поэтому страшны заповеди блаженства, они ужасны, они таинственны, потому что они подразумевают возможность смерти. Так поэтому и сказано: «Не бойтесь убивающих тело, бойтесь того, что убивает душу»: жадность, эгоизм, и поставление своей жизни выше чужой жизни. Есть ответ, как всех примирить? Ну, так конечно есть! Надо работать, не воевать. Но этот ответ, мне кажется, без веры, без Бога, Который поднимает над повседневностью…, я приклоняюсь перед неверующими, которые часто лучше нас, ведь нам легче. Мы знаем смысл, но именно поэтому мы не должны рвать кусок, мы не должны воевать, мы должны уступать, иногда даже, ценой не собственной жизни, а жизнью наших близких. И вот здесь всякий затормозит. Ну затормозили, а Господь подталкивает и говорит: «Блаженны алчущие  - они насытятся», не сейчас – в Царстве Божьем, но смотри, как бы не променять спасение своей семьи здесь и сейчас, создание орды очередной на чужих костях, на Вечность - ты это готов поменять или нет?

-----

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Ещё раз вам хочу сказать: вся суть любой религии, и христианства в частности, - это духовная жизнь. Это законы духовной жизни. Вы слышите? Всё прочее - это оболочка. Сами истины веры нужны, но, конечно, это каркас, он нужен, это верстовые столбы, но надо идти. А вот законы духовной жизни - как идти, каковы признаки этой духовной жизни, каковы признаки отступления от этого правильного пути, какие последствия проистекают из того или другого - это же в высшей степени важно! Вот, когда только соприкасается человек, начинает немножко читать литературу аскетическую, он входит в потрясающий, глубокий и бесконечный мир, в котором открывается действительно по истине богоподобие человека как такового. Что на языке общечеловеческом - безрелигиозном, если хотите, гуманистическом, называется человеком? Рассматривается как человек? Рассматривается как норма, как нормальный человек. Т.е. отвести нас сегодня к психиатру, то, наверное, всем скажут, да, вы нормальный человек, ну я так надеюсь. Вы нормальные люди, - ему в голову не придёт даже  задать себе вопрос: а откуда он это знает? Может быть, я весь такой завистливый, что жуть, а где там психиатру это узнать! Или страшно тщеславный, или лукавый невероятно, лицемер. Сколько вы знаете страстей, чисто духовного порядка, которые, конечно, не связаны с психикой, но совсем не прямо. Психика по нормам вполне может быть здоровой. А духовно я, может быть, абсолютно больной человек. Ужасно! А взять только гордыню, это какой мрак, это при вполне здоровой психике, а человек, как сатана буквально. Психиатрия не касается этих вещей, она касается оболочки, только самой поверхностной кожи, кожи человека. Психика – это поверхность, если хотите. Это только некий инструмент нашей человеческой жизнедеятельности, с помощью которого мы общаемся с внешним миром или переживаем себя как некое существо. Духовный же мир это совсем другое. Подлинные психологи это святые отцы, вот это, действительно, психологи. Их изображение духовной жизни - это потрясающая психология. Из светских людей, может быть, наиболее глубоко проник в психологию человека, пожалуй, Федор Михайлович Достоевский. Это, действительно, замечательный психолог, удивительный. Как глубоко он вскрывает душу человека! И когда многое читаешь у него, то видишь, какое удивительное созвучие у него в оценках человека, в понимании человека - с Евангелием. Созвучие, если хотите, созвучие со святыми отцами. Очень хорошо он знал Евангелие. Не только хорошо знал, он изучал его, если хотите, он напитывался, если хотите, им. Да и не только Евангелие, но и святых отцов. У него мы находим действительно христианскую психологию. Не учебники психологии, а живую психологию, изображение психики живого человека. Так вот, мирская психология, она рассматривает вот то состояние, в котором мы находимся, как нормальное, слышите? Мы с вами - нормальные люди. Я думаю, если бы здесь какой-нибудь святой был бы, он, я не знаю, что с ним бы было. Когда он сказал бы - это вы-то нормальные? Да вас не тронь ни с какой стороны, тут же с ума сойдёте, ни хвалить нельзя, ни ругать нельзя. Похвалил - с ума сошёл от восторга, поругали – от отчаяния. Это - здоровые люди? Боже мой, это какая насмешка над здоровостью, над здравостью, вы подумайте! Какая насмешка, ни с какой стороны не прикоснись к нам. Сел за стол - всё, я забыл о всех заботах, пока не объелся. Чего не коснись - любой стороны - не буду иллюстрировать, потому что вы, наверное, прекрасно понимаете, с любой стороны  больны насквозь. И вот эту болезнь, это болезненное состояние мирская антропология понимает как здравость, принимает как здоровое, подумайте только, вот до чего мы докатились! А христианство говорит, - увы, мы можем рассматривать человека, вот этого живого, живущего реального человека как человека, находящегося в состоянии глубокого падения. Т.е., что такое падение? Глубокой болезненности. Мы совсем не нормальны, а ненормальны. Глубоко больны, со всех сторон. А ведь то, что сказал Василий Великий, это замечательно, точно, - именно в понятии «первородное повреждение»  вскрывается и то, чем является грех, и то, что произошло с нами. Ведь вы знаете, когда говорим «первородный грех», то есть опасность, и, как вы знаете, она глубоко проникла в сознание очень многих христиан, что все виновны за этот грех, что мы все грешны, т.е. виновны. А Василий Великий говорит, - нет, не вина - это первородное повреждение. И мы это повреждение воспринимаем из рода в род.

-----

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои рассуждения о жизненном пути христианина на примере замечательного человека - отца Павла Адельгейма.

В.Веряскин:

- Премудрый Соломон ещё в Ветхом Завете пишет: «Души праведных в руке Божьей, и мучение не коснётся их. В глазах неразумных они казались умершими, и исход их считался погибелью, и отшествие их от нас казалось уничтожением, но они прибывают в мире. Ибо, хотя они в глазах людей и  наказываются, но надежда их полна бессмертия, и не много наказанные, они будут много облагодетельствованы, потому что Бог испытал их, проверил, и нашёл их достойными Его. Он испытал их, как золото в горниле, и принял их, как жертву всесовершенную. Во время воздаяния им они воссияют, как искры, бегущие по стеблю. Они будут судить племена и владычествовать над народами, и над ними будет Господь царствовать во веки. Надеющиеся на Него познают истину, и верные в любви пребудут у Него. Ибо благодать и милость со Святыми Его, и промышление об избранных Его». Это третья глава книги Премудрости Соломона. А в Новом Завете мы с вами читаем наставление апостола в Послании к евреям, 13 глава, 7 стих: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их». Апостол Пётр в послании пишет: «Подобно призвавшему вас святому, старайтесь и вы быть святыми». И это, естественно, требует от нас уточнения понятия святости. Знаменитый богослов православной церкви отец Павел Флоренский называет святость не моральной категорией, а категорией онтологической. Что это значит? Это требует пояснения - очень многие люди считают, что человек, праведно живущий, живущий по заповедям, живущий морально, нравственно, он и есть святой. И вдруг отец Павел Флоренский возражает такой трактовке и говорит: тогда это нравственное понятие, святость, это понятие нравственно-психологическое. Он говорит, - я не согласен. Он считает, что понятие святости требует уточнения, как раз в сторону его онтологического статуса. Вот это требует разъяснений, что это за сложная терминология, что такое онтология? Философия разделяется на три основные раздела: гносеология - теория познания, при каких условиях мы способны и достойны познавать истину объективно, а не только субъективно, какими критериями её проверять, об этом говорит часть философских наук – гносеология. Другая часть философских наук – метафизика. Мы видим с вами физические явления, стены, вещества, предметы, объекты какие-то - это физические предметы, но Библия говорит, всё видимое произошло из невидимого, и после этой физики, видимой нами, есть метафизика. Истоки, начала, принципы, идеи - откуда исходит всё, что мы сегодня видим, физические предметы? Какая-то лавка, скамейка, подсвечник, когда-то кем-то были задуманы, это была задумка, идея, мысль, а потом она была воплощена в материю, в вещество, объективирована, опредмечена, оказывается. Поэтому Библия и утверждает: всё видимое произошло из невидимого. И вот наука метафизика говорит о том, как происходит видимое из невидимого, из каких первоначал и принципов. И третья наука философская называется онтология. Я призову вас немножко сосредоточиться и напрячься, и уяснить этот смысл. В Библии Бог именуется не только святым, Ему пытаются дать не только определение, характеристику, но и имя. И вы помните, в Ветхом Завете некоторые спрашивают, - как имя Тебе? Бог тебя послал? А какой Бог? Потому что тогда считали, что богов много. И иногда Он говорил, - что толку, что Я скажу тебе Моё имя, оно чудно, и ты не очень даже его поймёшь, может быть, до конца. Но всё-таки настаивали, и Бог однажды сказал: Я – есть Сущий. По-еврейски - Иегова или Яхве, а по-гречески это написано на каждой иконе Иисуса Христа - Оонтос. Видите, там три окончания креста, и в каждом окончании по буковке О-О-Н. И некоторые думают, что это ООН или ЮНЕСКО, а, оказывается, это аббревиатура - первые буквы греческих слов - Оонтос – онтологический. Онтологический - это значит бытействующий, выражающий сущность бытия, самое существенное в бытии. И дающий бытие – существование. Это очень важный вопрос, потому что самый главный вопрос , - откуда всё происходит, откуда исток, откуда само бытие, откуда источник существования? И вот Бог говорит, - от Меня. От этого самого Божественного уровня. Поэтому, онтологический статус означает статус бытейственный, реально существующий. Другое дело, что на видимом плане существующий или на невидимом? Это на самом деле очень важный вопрос, потому что многие считают, что реальные предметы, вот они ощутимы, видимы, осязаемы, реально существуют. Но тем не менее, наряду с реальными предметами существуют идеальные понятия и предметы. Например, идеальная прямая, или, говорят, абсолютная прямая. Её в действительности якобы не существует. Все реальные прямые, они немножко кривые. И когда мы хотим измерить степень кривизны реальной прямой, мы её применяем к идеальной прямой, абстрактной прямой, абсолютной прямой, которой нет в действительности. В этом парадокс нашего познания, нашей вот этой гносеологии, потому что критерием определения является то, что не существует в реальной действительности. Оно невидимо. Это интересная мысль, парадоксальная, так вот Бог – святой, потому что Он - над миром, прежде мира, выше мира, и отличается от мира, лежащего во зле. Поэтому слово «святой» ещё в Ветхом Завете имело значение «отделённый». Очень серьёзный вопрос.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Павел и Варнава, значит, на подходе к Иерусалиму. Из Антиохи держат они свой путь – трудный вопрос надо им решить относительно язычников, принимающих христианское Крещение – так уж необходимо им обрезываться и следовать иным иудейским традициям? Последнее, на самом деле может оказаться серьёзным препятствием на пути ко Христу для тех же греков и римлян. Нам, к слову говоря, это легко представить. Вообразите себе, Вы настроились ребёночка своего окрестить, приходите в храм, а Вам говорят – идите сначала в синагогу, сделайте обрезание, пусть Вас там подучат жить по 613-ти иудейским правилам, а уж потом приходите – добро пожаловать! Абсурд, но таково было глубокое убеждение христиан из иудеев, которые были в авторитете и, в общем, главенствовали – Иерусалим тогда был центром христианства. И вот в эту столицу к этим ортодоксам на переговоры и вынуждены были следовать Павел с Варнавой.

Прибыв в город, посланцы решили действовать осторожно, соблюдая предельную дипломатичность. Вначале они встретились с наиболее здравомыслящими и влиятельными братьями во Христе. К счастью, в Иерусалим в это время приехали Петр и ИоаннЗеведеев. В беседе также приняли участие апостол Иоанн и Иаков Праведный. 

Павел рассказал им об успешной проповеди среди язычников,  о чудесных явлениях Благодати в Сирии и Галатийской провинции, о том, как они с Варнавой приводили к вере во Христа иноплеменников. (Галл.2,2).

Рассказ тарсянина произвел сильное впечатление. Однако частной беседой даже с такими столпами веры, как апостол Пётр, вопрос не решался. Конечно, понимание ими проблемы дорогого стоило. Но Иерусалимская Церковь на 99% состояла из ярых поборников традиции. Кто хочет войти в Церковь Нового Завета, твердили они, обязан сначала принять знак первого Завета - Моисеева. Они, в частности, потребовали этого и от Тита. 
Павел сопротивлялся всеми силами. Позднее в Послании к Галатам апостол писал, что они с Варнавой «ни на час не уступили и не покорились» этим «вкравшимся лжебратьям», как он с горечью называл своих бывших сотоварищей по фарисейству, «приходившим подсмотреть за нашею свободою, - писал Павел, - которую мы имеем во Христе Иисусе» (Гал 2: 4-5). Всегда готовый идти навстречу в том, что считал второстепенным, апостол в данном случае проявил непреклонность. 

Чтобы дело не зашло в тупик, пришлось созвать общий совет старейшин Иерусалимской церкви. Вероятно, число собравшихся было невелико, вместились они в одном доме. Именно вот это собрание и вошло в историю под именем «Апостольского собора». 

Началось собрание с острой полемики. Лука упоминает о нем вскользь, говоря лишь о «долгом рассуждении» (Деян. 15: 7), но мы уже знаем, какие доводы должны были приводить оппоненты антиохийцев, и что опровергнуть их было непросто: за ними стояла буква Библии.

Вообще-то нас не должно удивлять, что первый серьезный кризис в Церкви возник в связи с обрядами. Людям легче отказаться от убеждений, чем от обычаев: это психологическая закономерность. Сохранять ритуалы проще, чем верность духу. Так, русские старообрядцы предпочитали идти на костры и в застенки, лишь бы удержать двоеперстие. А в памяти Израильтян ещё свежи были воспоминания о мучениках маккавейской эпохи. 

По прошествии многих столетий кажется, что спор, разделивший Церковь, мог бы быть предотвращен, если бы Христос точно определил место Закона в Своём учении. Но, вспомнив, что Он проповедовал исключительно среди иудеев, для которых Тора была аксиомой, мы поймём, почему Он не мог высказываться до конца. Сначала Господь говорил о том, что пришел «восполнить» Закон, затем определил новое отношение к мести и клятве, запретной пище и разводу и, наконец, указал на две главные заповеди в Торе. Всё это уже содержало предпосылку для пересмотра Моисеева Закона. А дальнейшее переосмысление Ветхого Завета в свете Нового Христос предоставил ученикам, которым обещал содействие Святого Духа. И вот, на Иерусалимском собрании 49 г. со всей очевидностью и была явлена эта небесная помощь. 

Действительно произошло чудо, когда слово взял Симон-бар-Иона, чья приверженность традиции ни у кого не вызывала сомнений. Ожидали, что первый среди апостолов поддержит ортодоксов, но вместо этого Петр высказался в пользу свободной практики антиохийцев. Он напомнил, как сам крестил в Кесарии необрезанных, и Дух Божий почил на них в его присутствии. Это доказывало, что воля Господня - принимать в Церковь и тех, кто не соблюдает иудейских обрядов. Согласие с Кифой выразил и апостол Иоанн. Затем Павел повторил - уже для всех собравшихся - свой рассказ о миссии, и старейшины невольно умолкли, слушая его. 

На этом собрание вроде как могло и завершиться. Но проблема была не только в нетерпимости ортодоксов, которую вроде как удалось со скрипом преодолеть. Гораздо тяжелее было решить практический вопрос. Как же тогда христианам из евреев общаться с христианами из язычников. Им тогда и за один стол на трапезу не сесть. Ведь иудейские правила, которые регламентировали каждый шаг, прежде всего, обособляли еврея от окружающего мира. Например, употреблять мясо, не выпустив из него кровь, было для иудеев столь же нечестиво, как, скажем, для христиан последующих поколений есть скоромное в Великую Пятницу. Это очень непростой вопрос, предполагавший много споров и мнений.

В конце концов, св. Иаков предложил компромиссный вариант: еврейские христиане останутся при отеческих устоях, а прочих ограничить минимальными правилами. 

- Полагаю, - сказал, поднявшись, Иаков, - не затруднять обращающихся к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от осквернения идолами, от блуда, удавленины и крови (Деян. 15: 19-20).

Это был, в сущности, вполне традиционный выход из положения. Подобные упрощенные заповеди назывались Ноевыми, и издавна считалось, что, соблюдая их, уверовавший иноплеменник может быть спасен. 

Так вот, с Божьей помощью, эти, казалось, неразрешимые вопросы были как-то улажены, и теперь Павлу с Варнавой можно было возвращаться к своим братьям и сёстрам - христианам из язычников - с лёгкостью на душе.