Давайте продолжим наши с Вами размышления, так сказать, в координатах нравственно-этического пространства.

Остановились мы на той печальной истине, что все мы, люди 21-го века, разделяем мир на своих и чужих. Конечно, в разной степени. Не так грубо, как, скажем, дикари готтентоты или южноафриканские бушмены, которые на вопрос: «В чем счастье?», дадут известный ответ: «Счастье – это когда у меня всё хорошо, а хорошо – это когда я у своих врагов угоню много жен и много коров. А плохо – когда они у меня угонят моих жен и моих коров». Почему? Об этом мы уже - было дело – также когда-то размышляли.

Архив:

- Потому что для готтентота, как для практически любого человека нашего падшего мира, есть мир своих и мир чужих, только делится мир по границе племенной, этнической. И, строго говоря, то, что я угнал у врага коров, очень естественно. Чужих коров, пасти их, что ли? Их сперва нужно сделать своими… А потом уже пасти, потому что так корова будет на тебя работать. И с женами - то же.

И беда в том, что логика эта присуща не только готтентотам, а всем нам. Что хорошо для меня – это хорошо, а что для меня плохо – плохо и есть.

Логика эта универсальная, к сожалению, изуверская и страшная, и проявляет она себя непрерывно и многообразно. И поскольку никто из нас пока еще ангельского чина не обрел, всем нам приходится с этой логикой воевать внутри себя. Вся разница только в том, что христианам все-таки очевидно, что это - чуждая христианству логика. Но она есть.

Я неслучайно еще и еще раз подчеркиваю мысль о том, что самый глубокий корень зла заключается именно в разделении на своих и чужих. Потому что в остальном основной моральный кодекс наш с Вами мало отличается от дикарского. Вот, скажем, этический кодекс обитателей африканских джунглей, которых называют пигмеями. Что безусловно порицается в этом пигмейском обществе, которое живет, как принято говорить наукообразным языком, в каменной эре? Что у них нельзя – и все?

Категорически нельзя убивать. Нам это понятно. Нельзя жестоко обращаться с детьми. Согласны. Нельзя бессмысленно уничтожать животных, то есть без надобности, не для еды. Все верно. Безусловно, порицается неуважение к старшим. Как с этим не согласиться? Нельзя отказать в помощи раненым и заблудившимся (пигмеям, разумеется). Все правильно. Ну, в джунглях, надо думать, не так часто обнаруживается раненый или заблудившийся не-пигмей. Очень жестоко наказуются такие деяния, как порча пищи, загрязнение воды, колдовство, прелюбодеяние (в смысле, супружеская измена), трусость на охоте и на войне, побои, наносимые мужу или жене (жену тоже бить нельзя, между прочим, у пигмеев; мужа-то ладно, его вообще нигде нельзя). Богохульство, в смысле - неуважение к святыням – тоже наказуемо. Воровство. Рубка крупных деревьев. Поедание чьих бы то ни было яиц. В лесу гнездо нашли – не надо кушать яички. Видите ли… пигмеи – они кур не разводят, у них домашней птицы нет. Поэтому какой бы птицы яйца они не съели, это будет дикая птица, обитатель тех же джунглей. А это значит – семена жизни, на которые покушаться нельзя. Вот такая вот система этических ценностей. Я думаю, что мы легко под этим подо всем подпишемся. Рубка крупных деревьев – понятно. Мы-то с Вами еще можем себе позволить как-то искусственно контролировать состояние лесов, это вполне нормально. Если не хищнически губить, а расходовать лес рационально. Если привносить в это разумное положительное начало, то все в порядке. Но почему пигмеи против этого – понятно, может нарушиться среда обитания. Тут очень все прозрачно. А поскольку ни одному пигмею не снилось, что он может вырастить точно такой же баобаб, как тот, что растет неизвестно где, и которому больше лет, чем бабушке Матунде, то, соответственно, рубить его нельзя.

Но все это касается только своей территории, только своего племени.

Как можно у своих воровать, своих подвергать опасности, изменять собственной семье… Понятно, что это – нельзя, это плохо. А уж если увести буйволов у чужих – так какие проблемы, это же чужие. И тогда убийство – не убийство, воровство – не воровство… и прочее, и прочее. Объем и содержание начинают плыть, тут же, моментально. У одного и того же человека. Кажется, почти шизофреническая ситуация. Вот только что это был нежный отец, любящий муж, умелый охотник, попечитель небольшого сообщества, пользующийся уважением храбрый воин и т.д. И через некоторое время это уже кровожадный разбойник, который не щадит никого, у которого глаза налились кровью, который крушит без оглядки все подряд. А ларчик просто открывался: просто свои – это люди, а чужие – не пойми кто.

Не родился такой человек, который был бы в состоянии доказать, что чужой действительно хуже, чем свой, но как мудрый старик Льюис писал о лжепатриотах, что есть такие англичане, которые думают, что самые умные или самые доблестные мужчины – это обязательно англичане, самые воспитанные дамы – это англичанки, и т.д. И когда к ним обращаешь абстрактное суждение, мол, беда в том, что к каким-то чужим относятся не так, как к своим, и в этом корень таких зол, как национализм, шовинизм, колониализм и прочее, - что свое лучше, чем другое, чужое, - эти патриоты шумно соглашаются с одной оговоркой: да, это, конечно, так, но ведь применительно к Англии это имеет под собой основание! Или, что касается англичан, то ведь так оно и есть!

В общем, преодоление этого разделения, всех возможных искажений, очень просто выглядит, предельно просто. Что надо делать, чтобы этого не было, как это изменить? Очень просто: надо относиться к чужим так же, как к своим. Формула проста до безобразия. Препятствие к этому - тоже просто до безобразия. Какое? Опять же, столь иррациональное, сколь и очень сильное. Препятствие надежное и устойчивое: «Не хочу». Ну, это «не хочу» может принимать вид «не могу», «это невозможно», «это невозможно в наше время», «может быть, лет через сто»…

Что означает НЕ вести себя дурно? Не пить, не курить, не воровать, не убивать и т.д. Вообще никого не убивать? А почему не убить кого-то, кто мне не нравится?

Убивать, не убивать. Нас это вроде не касается. На самом деле касается. Потому что если ты не противишься беззаконию, если ты проходишь мимо него, значит, ты в нем участвуешь. Тогда и нечего сетовать на то, что мир кривой и косой. Вот если горизонт твоей жизни ограничивается исключительно тем, чтобы у себя во дворе посадить дерево, выстроить дом и воспитать своих детей, а от остальных - как-нибудь отстреляемся, - да, живи, но имей в виду, что ты сам подписываешься под тем, что жить будешь на пороховой бочке, или как в осажденном лагере. Нравится? – пожалуйста. Вот что значит такая логика. И ты окажешься точно таким же чужим, в конечном итоге, для кого-то, и он тебя раздавит. По той же логике: а кто ты такой, чтобы я тебя уважал? Да мне ты никто, но мне так лучше, мне так удобнее.

А уж оснований придумать можно сколько угодно. Вот, англичане имели право править миром в 19-м веке. Почему? Потому, что они англичане. А что это значит? Это значит, что это самые-самые-самые… и т.д. Или – Германия превыше всего. Почему? А потому, что Германия – превыше всего. А почему так решили? А потому, что у нас Лютер, Кант, Гегель и т.д. Русская Православная Церковь - самая Православная и т.д.

Впрочем, англичане этим уже переболели. Вот точно так же было бы интересно проследить, как в истории человечества та или иная культура с этим расставалась. Все-таки нам известны прецеденты, когда эта логика менялась. Скажем, англичане уходили из Индии, в Америке отменили рабство, в России в 19-м веке отменили крепостное право… и т.д. С течением времени число прецедентов, когда рабы отпускались на свободу и становились вольноотпущенниками, росло… Чем это, как правило, объясняется, как это происходит?

Иногда мы с вами можем услышать прямо противоположные идеи: а, с этим со всем очень легко справиться! Надо просто с завтрашнего дня начать вести себя так, как будто все люди братья. И людям, которые уже давно живут по этой логике – ну, их поколение и их родители, а что было с их дедушками и бабушками, их мало трогает, - им трудно объяснить, что не все тут так просто, что это требует усилий, это не то, что само собой разумеется. Поэтому когда какие-нибудь сердобольные и цивилизованные датчане или шведы разводят руками и говорят: «Как можно допускать такое насилие (или еще что)», их очень сложно отослать ко временам, скажем, 17-го века, когда их предки очень лихо мутузили друг друга на предмет того, чья вера правильней, - знаменитая Тридцатилетняя война в Европе, которая опустошила весь германоязычный мир, и долго после этого в себя приходили. Или когда современные американцы говорят: «Ну какая расовая проблема, надо иметь в виду банальную вещь, что все расы равны», - можно спросить, как насчет их бабушек и дедушек, которые в 60-х годах устраивали демонстрации, не давая пройти в школу совместного обучения темнокожим детям, даже в сопровождении агентов ФБР (а агент ФБР для законопослушного американца – это фигура неприкосновенная, полулегендарная).

Скажут: «Ну, это история…». Это не история, это вечно действующая универсалия. Многоликая универсалия, проявляющаяся в нескончаемом многообразии.

-----

Представлять Всевышнего Творца Вселенной в виде седобородого старичка, витающего в облаках, в высшей степени наивно. Но а как Его представлять? Наподобие гравитационного поля? А как это самое поле представлять?

Господь нам помог в этой неразрешимой задаче. Трансцендентный Бог, не переставая быть вездесущим и всё наполняющим, соединился с человеческой природой в Иисусе Христе. И люди, глядя на человека Иисуса Христа, обрели возможность проникать и в Его Божественность. О.Яков Кротов несколько слов по этому поводу.  

Я.Кротов:

- Откуда мы знаем о Христе? У нас есть четыре Евангелия, - на самом деле их даже намного больше, по крайней мере, одно - евангелие Фомы, так называемое, потому что предположительно автор – апостол Фома, - написано достаточно рано. Все другие евангелия, например, популярное сегодня в России Тибетское евангелие, это подделка 19-го века. Есть вариации на евангельские рассказы 4-го века, 16-го… Это уже, конечно, не источник. Четыре же Евангелия и евангелие Фомы написаны буквально теми, кто был современниками Спасителя – может быть, моложе намного, ну, конец 1-го века. То есть это ученики-свидетели, это достаточно надежный источник. Для античности это достаточно аутентичные ранние тексты. У большинства героев 1-го столетия таких биографов нету, - чтобы сразу четыре человека написали биографию. Это неплохо. Есть послания апостола Павла. Из них у многих только написано, что это Павел, но язык другой, интонации другие. Некоторые послания апостола Павла безусловно написаны в середине 1-го столетия, раньше Евангелий. Означает ли это, что мы не можем знать о Христе по этим текстам, если они не газетные, если нету фотографий, странички в Интернете, от современников и т.д. и т.п. Да, конечно, нет. Потому что - а о себе мы читаем из газет? О друзьях наших мы узнаем из газет? Вам справку нужно, что у вас нет судимости, или вы это и так знаете? На самом деле, очень многие важные вещи в истории передаются вообще из уст в уста. И в этом смысле христианство, извините, передовая религия, прервало эту традицию. Это действительно религия более книжная, чем любая другая. Это религия, которая к тому же с огромным вниманием относится к своим историческим записям, очень критично. Историю церкви создали церковные люди в 16-м веке, и подделки средневековые разных церковных документов разоблачали не атеисты – атеисты были заняты созданием большевистских подделок. Верующие люди - Римские Папы разоблачали папские фальшивки 1-го тысячелетия. Так что у церкви в этом смысле, с точки зрения неверующего историка, репутация неплохая. И в сущности, история церкви похожа, извините, на историю болезни. Она написана, конечно, человеком, который пытается вылечить, который ищет здоровье – евангелисты, апостол Павел – зачем они пишут, потому что им дорог Христос? Нет! Они пишут, потому что они – врачи, они описывают болезнь. Евангелия, как и Ветхий Завет, кстати, они не Бога описывают. Мы вновь и вновь думаем, что откровение Божие – это описание Бога. Да нет, откровение Бога - это о том, как Бог лечит людей, по-русски это довольно тяжеловатый термин  - калька с греческого – Домостроительство Божие – экономика. Вот Бог строит дом, в котором можно жить: это спасение от мороза, от нападения хищных зверей, в общем – от внешней среды. Эта история болезни, написанная внимательными врачами. О Христе там тоже говорится, но в той степени, в какой это нужно для выздоровления. И не должно, мне кажется, смущать, что первый, кто пишет, это апостол Павел, а потом написаны Евангелия. В истории древнерусской литературы, литературы Киевской Руси - то же сплошь и рядом. Сперва «Повесть временных лет», разные ее части, а потом пишут, скажем, житие князя Владимира. Ну и что! Надо смотреть на чем основано это житие, и если в основе подлинные материалы, нет причин относиться к нему с недоверием. И, в конце концов, если перед нами выбор, верить детским тетрадкам человека, где он в подростковом дневнике пишет что-то о себе, или верить воспоминаниям о себе, которые он написал в старости? Конечно, прошло 50 лет, память многое искажает, и, тем не менее, старик мог забыть многие факты, но он видит смысл своего детства, своего отрочества, видит лучше, чем когда был младенцем. Поэтому, не надо смущаться тем, когда и кем написаны Евангелия, их могло бы вообще не быть, - ведь у Авраама не было таких биографов, как у Спасителя Иисуса. Не надо думать, что какие-то злокозненные господа, бары, церковники подделали Евангелия и исказили их – я вас уверяю, это легенды «желтой» прессы. Это не надо даже быть верующим, чтобы отрицать мнение тех, кто считает, что Евангелия – поздние книги. Главная нота, с которой мы берем Евангелие в руки - история моей болезни. Это не биография Христа, это история того, что я – больной, - анамнез, описание болезни и - медицинские назначения. Вот что такое Евангелие. И тогда многое становится на свои места, противоречия исторические и евангельские перестают смущать, - они есть, их очень много в любых четырех биографиях одного человека – кроме биографии Иосифа Виссарионовича Сталина – вот там противоречий не было – то, что противоречило, было расстреляно. Я не гарантирую, что если вы так возьмете в руки Евангелие, у вас появится вера, благодать, и вы раскроете себя для Бога. Но, по крайней мере, вы станете объективнее – и по отношению к Богу, Который здоров и хочет здоровья нам, и по отношению к себе.      

О путях познания истины размышляет профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Вот, оказывается, когда Бог может войти в нашу душу – только тогда, когда мы действительно смиримся. В противном случае, пока я не смирился, - Бог хочет помочь, - отойди от меня, Господи, я сам! Вот почему «сердце сокрушенно и смиренно…», то есть когда человек убеждается, что он сам не может, - Господи, помоги мне! Бог тогда может войти в душу человеческую. Пока этого нет, Бог не может войти, вы слышите, Бог не может насильно войти в душу человеческую. Помните, как в Апокалипсисе написано: «Вот Я стою при дверях и стучу». И стучу!.. Христос стоит и стучит, «… и если откроет кто Мне, тогда Я войду». И тогда, как там сказано, мы вечерять, то есть пировать будем. Вот, оказывается, когда Бог может войти в нашу душу, - когда мы больны, когда мы не можем справиться со своими страстишками, и когда действительно скажем: Господи, помоги! Вот, моя душа открыта, помоги мне, Господи! Тогда только Он может войти и начать исцеление души человеческой. Это процесс не моментальный, постепенный, но реальный. И все, кто становился на этот путь, все получали великую милость Божию. Действительно, посмотрите что происходит с человеком по мере исцеления, как его лицо просветляется, как он уже начинает радоваться, когда кончаются боли – какая радость! Вы слышите – исцеление – это радость! Так и здесь, когда человек исцеляется от страстей, он действительно становится блаженным, он действительно становится радостным, он действительно приобретает мир души. Вот, оказывается, какое благо дается человеку, в котором начинается процесс исцеления – Сам Бог соединяется с душой такого человека! И для человека это бывает великое, величайшее благо. Недаром в церкви мы слышим очень часто такие слова, как «радуйся»! Серафим Саровский, помните, как всем говорил: Радуйся! Он не мог не говорить этого, поскольку его душа была охвачена именно этой радостью. Вот к чему призывает христианство. Я сказал только о самом начале, при каком условии может начаться процесс исцеления, процесс познания христианства, познания Христа, познания Бога. Он может быть только у того человека, кто все-таки встанет на путь решения жить по евангельским заповедям, бороться со своими страстями, понуждать себя к молитве и другому доброму делу. Молиться правильно нужно, не ища никаких состояний, наслаждений, благодати и т.д. Нужно помнить, что «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит», - только к такому человеку приходит Бог и помогает ему.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

По выражению известного присловья – труд создал человека из обезьяны для того, чтобы, в конце концов, превратить его в лошадь. Какая-то отдалённая аналогия происходила и в церковном сознании.

Первый век бытия Церкви можно охарактеризовать, как единство в духе и любви, при почти полном отсутствии какой-либо структурности, иерархичности.

Второй век – это, как мы говорили с Вами - рост Евхаристического сознания. Церковные общины стали осознавать себя, в первую очередь, как собрания Евхаристические. Плюс, начинает уделяться больше внимания вероучению. Второй и третий века – это время апологетов – христианство надо было защищать на философско-богословском уровне.   

А с четвёртого столетия начинаются соборы – и Вселенские, и Поместные. Помимо продолжающегося формирования истин вероучения за счёт принятия архиважных догматов, накапливаются правила-каноны, и постепенно в Церкви начинает перевешивать сознание каноническое. Церковь мыслится уже не столько россыпью самостоятельных евхаристических общин, сколь как организация, действующая в рамках установленной соборами дисциплины.

Конечно, Евхаристию никто не отменял – она по-прежнему остаётся первейшей в жизни христиан, но сдвигается акцент в направлении законничества. Вот решили отцы очередного собора то-то и то-то, провозгласили, дескать, «изволися Духу Святому и нам» - например, впредь не мыться в бане с иудеями - и всё тут. Не паришься с ними, значит, христианин настоящий, а коль бултыхаешься с иноверцем в том же бассейне, значит – аки язычник и мытарь. Или запретили рукополагать во епископы из монашествующих, а кто-то дерзнул ослушаться и возвёл в сан епископский какого-нибудь там, скажем, Антония Великого – всё – анафема. А потом, наоборот – женатый епископат запретили. Так вот, если ты хочешь быть членом Церкви, все эти каноны ты должен свято соблюдать. В противном случае – отлучён от Церкви.

К слову говоря, и это очень важно – какие бы ни происходили перекосы или перемещения акцентов, Евхаристия в любом случае остаётся краеугольным камнем. Тот же акцент на соблюдении церковных правил - Таинство Завета не умаляет. Церковь и Евхаристическое собрание продолжают быть тождественными и на то время, и даже до сего дня. Что значит, отлучить от Церкви? Лишить святого Причастия. А если отлучается всякакая-либо местная община, - то же самое - с ней прекращается Евхаристическое общение - никто из её посетителей не Причастится за литургией, совершаемой крамольным собранием, и не допустит никого из тех к Причастию в своих законопослушных общинах. Ещё раз повторимся – Церковь – это собрание верующих, совершающих Евхаристию, а Евхиристичекое собрание – это Церковь. Отлучить от Церкви, значит, отлучить от участия в Евхаристии, а недопущение к Причастию означает отлучение от Церкви.

Евхаристия сохраняет своё центральное значение по день нынешний. Меняются акценты – вон сейчас новый фейк – юрисдикционный. Уже не важно, что ты христианин, не имеет значение твоё правоверие и православие, не важно твоё щепетильнейшее соблюдение всех до одного канонов Церкви. Не подчиняешься московскому патриарху – значит, раскольник. Но и при этой абсурднейшей идеологии, значение Евхаристии, благодарение Богу, не падает. Выражается межцерковная размолвка, как Вы знаете, в первую очередь, в разрыве общения Евхаристического.

Остановимся, давайте, на этом, и если даст Бог, продолжим наши богословско-исторические размышления в следующий раз. Всего доброго.