Иван Андреевич Крылов не первым и не последним заметил, что беда всякий раз случается, когда «пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник». Ну, если я ничего не смыслю в квантовой физике, какого ляду мне лезть со своими рассуждениями о суперпозиции элементарных частиц. А вот в сфере Богословия почесать языком или книжоночку черкануть горазды многие – иногда и талантливые люди, но не смыслящие в сути поднимаемых ими проблем. Примеров множество – та же «Роза мира» Даниила Андреева, о которой несколько слов отца Якова Кротова.

Яков Кротов:  

О путях познания истины рассуждает профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Христианство говорит - не место, не земля, не пространство, а душа человеческая, вот где святыня. Душа человеческая освящает место, когда она там есть. И прибегать надо не к месту, опять же, а к человеку. Место само по себе не освятит человека. Надо же это понять! Место, самое большее, что может сделать? Самое большее - это может вызвать у человека особое стремление к молитве. Вы слышите? Если это место помогает молиться. Что вот здесь я вспомню, да, вот здесь был сам Христос. И вот это вот переживание невольно настраивает человека на определенные чувства - если хотите, на благодарность, на благоговение, на покаяние, - вот только что! Не место освящает человека, еще раз повторяю, а освящает - что - наша молитва, которой помогает это место.

В язычестве точно наоборот, точно наоборот. Вот этот камень сам по себе, он святой, и все. Вот эта икона - сама по себе. Простите, что я так говорю, но мы же, до чего дошли? До чего мы дошли? Мы уже обращаемся не к Богоматери в борьбе от пьянства, а к неупиваемой чаше, вы же знаете! И хвостом идут к неупиваемой чаше, вместо того, чтобы обратится к Богоматери. То есть уже икона становится предметом поклонения, а не Богоматерь. Кто это из вас обратится, например, к Владимирской иконе Божией Матери, и перед ней начнет молится – «Божья Матерь, помоги избавится от пьянства»? Кому ж это в голову придет, какому это православному? Мы разве Богоматери молимся? Неупиваемой чаше, а не Богоматери. Слышите? Христианство и язычество! Прям невольно уже возникает мысль – может быть нам написать какую-нибудь огромную икону «Прибавление ума», чтобы все двинулись туда, а потом уже по другим местам? Как легко подменить! В христианстве - и вдруг классическое язычество! Какая беда! И этого даже не понимаем. Каждая, если хотите, икона является чудотворной. В каком смысле? Как возникала чудотворная икона? Вот человек искренно, от всей души, перед какой-то простой иконой молился. Так молился! Бог видел его веру и искренность, и так далее, и происходило с ним чудо. Не потому, что икона эта является таковой, а потому, что та же Богоматерь или Спаситель, Святитель Николай откликаются на его молитву перед этой иконой. И мы тогда знаем, и с благоговением относимся к иконе, перед которой молился этот человек. Но нельзя же отожествлять и то, и другое. Какая все-таки тонкая вещь, разделяющая, отделяющая православие от язычества. Как легко мы сползаем в языческое отношение даже к тем святыням, которые действительно являются святынями. Мы начинаем их воспринимать сами по себе, если хотите, помимо того христианского понимания, которое должно присутствовать здесь. Вот неоязычество, оно нео – новое. Да оно также - древне-старое. Все новое – это хорошо забытое старое. И то, что мы видим сейчас, вот этот колоссальный наплыв этих колдунов, этих шаманов, этих лжедуховников, лжестарцев, которые Бог знает что советуют только! Это какие-то кошмары, так? Причина в чем? В том, что мы не обращаемся к наследию святых отцов. Мы пошли по пути именно языческому, доверию чудесам. И ищем, кого мы? Мы ищем чудес, ищем пророков, ищем предсказателей, ищем целителей. И нас совершенно не интересует искать того, кто бы указал мне, как мне правильно жить, чтобы  спастись. Это не интересует, нет. Мы же бессмертны, что нам думать о том, как спастись! Нам главное, как здесь устроится получше, как здесь исцелится, как здесь найти помощь в наших  скорбях – вот что нас интересует, а не вечная жизнь. Это кого - нас? Православных. Вы же верите в вечную жизнь? Ну, да, конечно, ну это еще когда-то будет, дай нам благо на земле. Вот оно – язычество, сползание туда. А что говорит Господь? «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, и это все приложится вам». Вы слышите? Главным первичным является именно искание Царства Божия и правды Его. Тогда и здесь Господь благоустроит наилучшим образом нашу земную жизнь. Когда же мы все перевертываем, и когда мы Бога делаем средством, а не целью, получается такая картина – переверните человека вверх ногами и подержите. Скажут: «Умер. А с чего бы это? Никто ему ничего не делал, не стрелял, не резал, а чё это он умер то?» Вот с чего – мы перевертываем все. Наше Евангелие другое. Какое? Вот какое. Вы говорите: ищите, прежде всего, что есть, что пить и вот что одеться, а Царство Божие приложится. Не мы ли пошли и идем по этому пути. Какому пути? Языческому. Ибо язычество - это что такое? Это не просто поклонение другим каким-то богам, вот это и есть боги, когда у нас первичными являются земные интересы, это и есть боги, которым мы поклоняемся. Здесь-то беда и наступает. Дай Бог, чтоб мы, православные, не оказались по подобию этих язычников, если хотите, которые нам готовы дать исцеление от всех болезней, какие только возможны. Любопытнейшая вещь, что, оказывается, можно быть вполне православным человеком, в каком смысле? Верить так, как, в общем, положено, ходить в церковь так, как это нужно, принимать таинство так, как это утверждает церковь, и в то же время при всем этом, кажется, полноценном православии, быть стопроцентным язычником. Вообще я не говорю о таких многих аномалиях, которые присутствуют у нас подчас. Там, как передать свечку - через левое плечо или через правое, или как, там, крестится, куда ставить - руку на какое место - и это очень строго, опять же, это очень важно, иначе крест будет недействительным, и так далее. Я даже не говорю о таких вещах, каково отношение к самим таинствам! То есть, когда мы приступаем ни к чему-либо, а к тому, через что мы приобщаемся, то есть, становимся лицом к лицу с Самим Богом. С каким же страхом Божиим, с каким благоговением, с какою верою мы должны подходить к этому! Но нет, вместо этого – формальное отношение. Результат печальный. Чего только не обещают, чего только не делают, и что только не творят с нашим человеком! Почему не знают православия, почему не знают святых отцов, не знают учений о Боге, о человеке, о духовной жизни, какого? Православного, святоотеческого! Слава Богу, что сейчас издается много литературы, и святоотеской в том числе - того же Игнатия Брянчанинова, того же Валаамского старца письма. Ну, простите, просто написано, как замечательно там все изъясняется, самая суть христианской жизни. Письма игумена Никона, и другие. Дай Бог, чтобы мы внимательно изучали их, и тогда мы сможем очень легко, сразу отличить ложь от истины.

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжает размышлять о предназначении человека на примере жизненного пути Иоанна Крестителя.

В.Веряскин:

- 9-тый признак фарисейской религиозности, который обличал Иоанн Креститель - это религия спасения делами. Вы знаете? Пусть никто не обижается. Я когда-то был во Львове и несколько дней жил у женщины - римокатолички. Хорошая женщина, все хорошо, но у нее была такая записная книжка, и у нее было такое понятие, четки были. Что если, например, там, 150 раз прочитать «Богородице, Дево радуйся…», то переводишь одну душу из чистилища в рай. Она читала со счетом: раз 150, и галочку ставила себе в записную книжку – одну душу перевела. Вторую прочитала 150 раз – вторую перевела. Друзья дорогие, ну, вы знаете, получается, что если она переведет 1000 человек, по своим молитвам из чистилища в рай, она будет думать, что она заслужила одобрение от Бога, праведность и, может быть, спасение.  И если спасение состояло только в делании количества каких-то дел, то Христу не надо было бы сходить на Землю, идти на крест, проливать искупительную кровь, приносить голгофскую жертву. К Римлянам 10 глава с первого стиха, там написано, что некоторые имеют ревность в служении, но не по разуму и не по рассуждению. И стараются сделать больше добрых дел, и думают, что добрые дела их спасут. Но если бы спасали добрые дела, искупительная жертва Христа не нужна бы была. Это очень серьезный вопрос, мы это не всегда понимаем. Христианство – это единственная религия искупления верой в Искупителя. А религия искупления делами – это религия самоспасения, это религия гордыни. Очень серьезный вопрос.

Один индус Сундрахсил 100 лет назад принял христианство. Индусы все удивились и говорили: «А чего ты нашел в христианстве, чего бы не было в индуизме? У нас есть и учения великолепные, у нас есть боги - 3333 бога в индуизме, что тебе не хватало, ты еще 3334-го сюда записал, Христа. Что ты нашел в христианстве, чего не было в индуизме?» А он говорит – «Я нашел Искупителя моих грехов». В индуизме было учение о карме, о причинах и следствиях, о наработках и отработках. Сам заработал себе карму – сам и отработаешь. Рассчитаешься с Богом – будете квиты - и спасешься. Это религия спасения делами. Христианство – это религия спасения верой в искупителя чужих грехов. Его делом, а не твоими делами. И это ключевой момент фарисейской религии – это религия спасения делами. Никто не говорит, что не надо делать добрых дел. Только нужна другая мотивация. Ты не делаешь добрые дела, чтобы спастись, а ты делаешь добрые дела, потому что ты уже спасен искупительной жертвой Иисуса Христа, и хочешь хоть чем-то отблагодарить Христа за уже полученное спасение, и поэтому из благодарности творишь добрые дела. Другое внутреннее состояние, другая мотивация, другая цель, другое обоснование, и, в итоге, другая религия – религия искупления, а не религия самоспасения. Как видите, фарисейство опасно в своем корне, в своей сердцевине.

Ну что, 10-й пункт и последний. Фарисейская религиозность, которую обличал Иоанн Креститель – это религия внешней формы, невзирая на внутреннее состояние человека. Вы же понимаете, что не случайно рассказывают притчу о мытаре и фарисее. Церковь за год несколько раз напоминает о фарисействе и о фарисеях, потому что знает, что это опасно, но мы привыкли, мы не все слышим. Фарисей приходил и говорил в храме: «Господи, я благодарю Тебя, что я не такой, как этот человек, мне удается работать нормально, у меня зарплата приличная, я десятину со своей зарплаты регулярно отчисляю, я трижды в день успеваю молиться, я дважды в неделю успеваю попостится. А этот мытарь, он же ничего не успевает, он работу не нашел, десятину не отчисляет, молиться не успевает. Слава Тебе, что я не такой, как этот человек». А когда мы приходим в храм и говорим: «Я в Киевском патриархате, я патриот, я молюсь українською мовою. Слава Тебе, Господи, что я не в Московском патриархате». Или приходит человек в храм Московского патриархата и говорит: «Слава Тебе, Господи, что я не в Киевском патриархате, что я в благодати и в каноничности, а не так, как они». И не замечают, что это - и та и другая молитва - фарисея, а не молитва мытаря. А мытарь - не фарисей, он в любой храм зашел - Киевского патриархата, Московского патриархата. Он говорит: «Господи, и там я не достоин стоять, и здесь я не достоин стоять. Будь милостив ко мне грешному, Господи». Очень серьезный вопрос! Вот это отличие фарисейской религиозности и истинной религиозности – христианской. Я хотел только одного сегодня себе и вам, чтоб мы вспомнили об опасности фарисейства, почему это было частью служения Иоанна Крестителя. И чтоб мы думали, чем заниматься на праздник Ивана Купала. Или искать папоротник, или искать клады, или прыгать через костры, или думать о том -  а ни фарисей ли я, не обличит ли меня Иоанн Креститель своей проповедью, своей жизнью и своим примером?

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы.

Как мы уже говорили с Вами, первый грех, затронувший Церковь первого поколения христиан – это несправедливое распределение продовольствия – об этом повествует нам книга Деяний апостольских – палестинские иудеи стали обделять эллинских вдов. Тем, которые служили в армии или были в заключении, понятно: земляк – дело святое. Даже в контексте нашего славянского менталитета, которому, в общем и целом, чужда подобная психология, в противоположность той же семитской. Дело в том, что иудейский мир и, в частности, палестинский, в громадной степени представлял собою некий союз, или некое сообщество землячеств. И даже в Иерусалиме - городе, привлекавшем к себе иудеев из разных стран, говоривших на разных языках, городская жизнь также была построена по принципу землячеств. Что сие значит?

Мы уже немного говорили о синагогальном и ученическом устройстве иудейского общества. Напомним, что почти во всех случаях взрослый иудей знал свою синагогу – своё место собрания, где он научался закону и его исполнял.

Как мы отмечали с Вами, существовало минимальное необходимое число взрослых верующих мужчин, которые могли составлять молитвенное собрание - в синагоге, в частности. Синагоги могли быть квартальными, если это большой город, а если это в маленьком селении, тогда могла быть просто местная синагога. И вот для Иерусалима, да и вообще для больших городов, было характерно именно земляческое устройство синагог. У нас в Херсоне это выглядело бы примерно так: наш Сретенский собор - для местных, уроженцев Херсона, храм царицы Александры - только для выходцев из Западной Украины, в Свято-Духовском собирались бы только россияне, в Греко-Софиевском – греки, в Свято-Николаевском - только армяне, во Всехсвятской - только евреи, ну и т.д.

Кошмар, с одной стороны. Но в подобном общественном устройстве были и положительные черты. Землячество – это какие-то дополнительные узы родства, так сказать. Земляк земляку, как правило, быстрее придёт на помощь, чем иноземец. Были даже некоторые социальные гарантии. В частности, вы помните, какое место занимает в Законе помощь бедным, помощь сиротам и вдовам. В традиционном еврейском обществе тех времён община заботилась о сиротах, о вдовах и так далее. По Закону местная община брала на себя ответственность за бедных, за погребение неимущих и так далее. Кто знаком с традиционным иудейским бытом (которого ни в Украине, ни в России практически нет), тот знает, что бывало - бедняки даже еду не готовили сами – их кормили. В этом смысле объясняется не только религиозная, но и социальная устойчивость иудейских общин и в античности, и в Средневековье, в какой-то степени, и в наше время – там, где они сохранились.

Таким образом, устройство иудейского мира было синагогально-земляческим, так сказать. Плюс к этому ещё - и ученическим, потому что среди иудеев было много разных школ. Школ – в смысле направлений в истолковании Закона. Любой израильтянин мог принадлежать к той или иной школе, тому или иному духовному движению, и это очень многое определяло. Скажем, чрезвычайно много значило сказать, что апостол Павел был учеником рабби Гамалиила, фарисея.

Даже в нашей славянской психологии это есть - ведь нам далеко небезразлично, когда мы вдруг встречаем своего однокашника. Но нас, ведь, с ним  ничего не объединяет, кроме ностальгии. А вот для соучеников того или иного известного еврейского законоучителя – это очень много – общее мировоззрение, во-первых, стиль жизни и пр.

Посему, делились иудеи на своих и чужих по самым разным признакам – и землячеству, и синагогальной принадлежности, и ученичеству. И этот же принцип общественных взаимоотношений – хотим мы этого или не хотим – он автоматически переносился и на взаимоотношения внутри Церкви. Христианская идея всеобщего равенства всех перед всеми не могла слишком быстро перекроить психологию, веками коренившуюся в сознании иудеев того времени, да и не только того. Поэтому особо нечего удивляться, что в первое же десятилетие существования Церкви Христовой, ещё при живых апостолах, распределение довольства было несправедливым: своим - побольше, а чужакам-эллинистам – поменьше.  

На этом, давайте, и остановимся с Вами до следующей телевизионной встречи. Всего доброго. До побачення.