Сегодня все чаще в Православной Церкви поднимается проблема богослужебного языка. Есть сторонники современных переводов, есть противники. Логику последних вообще трудно воспринимать всерьёз, но и с оптимистически настроенными первыми не всё так ладно. Дословный формальный перевод зачастую далеко не приближает нас к содержанию богослужебных текстов, потому что категории, которыми мыслили древние, слишком отличаются от нынешних. Размышляет над этой проблемой отец Яков Кротов.

Яков Кротов:

- Проблема богослужебного языка и языка молитв. Часто эту проблему видят в том, чтобы перевести с одного языка на другой, чтобы я понимал, о чем идет речь. Но сперва мы должны спросить себя – а что такое понимание, возможно ли оно вообще? Так возникает философия. Философия спрашивает - возможно ли понимание? Откуда я знаю, что я могу что-то знать? И на этом философия заканчивается, она отвечает только на этот вопрос - откуда я знаю, что я не сплю, откуда я знаю, что это явь? И все многотомные сочинения Гегелей, Кантов и Фейербахов, они  об этом - о том, как я познаю, откуда я знаю, что то, что говорилось в древности, я могу перевести на современный язык? Простейший пример того, как перевод невозможен: в современной нашей литургии, довольно часто среди прошений ектеньи, прошения: об избавлении от гнева, об избавлении от труса, от избавлении от обид и так далее. Когда мы молимся об избавлении от гнева, современный человек думает, что ему это понятно, но на самом деле он ошибается. Под гневом имелось в виду – несчастье, гнев Божий, нами движимый. Бог разгневался на нас, и с нами случилась проказа, простуда, разорение, падение акций, банкиры прыгают из окон, кризис – вот он гнев Божий! О чем мы должны молится сегодня? Мы знаем, что гнев – это моя реакция на несчастье - произошла психологизация слова. Обида – это не то, что мне причинили (как в 18-том веке горожане посадские подавали воеводам список обид, чинимых им нерадивыми подельчими), но сегодня мы знаем, что обида, прежде всего, - это моя реакция на оскорбление, на какую-то обиду, и мы знаем, что может быть трус, но и не обязательно быть трусу в этой ситуации. Что такое по-славянски «трус»? Это землетрясение. А человек, который трусит, он боится землетрясения, он начинает дрожать – у-у-у, смотрите, что в Японии было! И показывали японцев - они немножко ворчат, конечно, на правительство (оно не делает всего, что может), но они не трусят, они спокойны. То есть, это такая православная какая-то реакция, что дай Бог нам так. И вот эта вот психологизация, она очень важна, она - позитивное явление. Не могу сказать, что она - результат христианства, хотя думаю, что результат. То есть Господь нас толкнул, и мы катимся, и вдруг у нас меняется точка зрения, и мы понимаем, что Господь пришел не спасти нас от несчастий, он пришел спасти нас от неправильной реакции на несчастье. Это только начало, это психология. Как психотерапевт, он не говорит: я сейчас сделаю так, что с вами не будет случаться увольнений, разорений, но я сделаю так, что вы обнаружите в себе ресурс. Случится увольнение, вас освободят от должности, но вы останетесь свободны, вы не станете рабом своего увольнения, вы потеряете деньги, но вы не потеряете способность зарабатывать деньги, вы не впадете в панику - у вас есть для этого ресурс. И Евангелие открывает нам то же самое: не обязательно иметь деньги для посещения психотерапевта, чтобы стать свободным человеком. И психотерапевт скажет, что он только дополнение к нашей-то свободе, и можно без психотерапевта. Значит, оказывается, что и обида, и гнев, они все же зарождаются в человеческом сердце. Все можно пережить – не просто пережить, сжав зубы, стеная внутри и не давая звуку вырваться. Поплачьте, Господь поплачет с нами. Ну, поплачьте, потом слезы высохнут – нельзя же плакать бесконечно! И мы поймем, что ресурс-то есть: мы выплакали слезы, и, оказалось, там, на дне океана слез, стоит сундук, а в сундуке – как там? «Молоток, тиски и клещи – вот какие это вещи». Это могут быть орудия казни, это может быть «арма кристи», то, чем прибивали Христа ко кресту, но это могут быть орудия освобождения – нашего творческого личного освобождения! Значит, гнев, обида, трус, уныние, ожесточение – это не то, что нам причиняют, это то, что мы себе причиняем – берем клещи и вытаскиваем. И мы свободны для настоящей христианской жизни - не для борьбы с грехом, а для настоящей жизни!

О путях познания истины продолжает свои рассуждения профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Хочу вам сказать: мы грехи видим в себе - я думаю, что все, что-нибудь, да видят, - а одной страсти не видим: видим тщеславие, не видим гордости. А оказывается она и есть тот корень, из которого проистекает весь потрясающий в своем разнообразии букет грехов, страстей и всякого зла. Чтобы увидеть не только эту внешнюю сторону, как философы говорят, эмпирическую сторону человека, а увидеть ее глубину – или, как опять-таки, они говорят, онтологическую сторону человека, для этого нужно пройти определенный путь. Этот путь имеет, как внешнюю сторону, так и внутреннюю. Внешняя сторона, в чем состоит? Для того, чтобы человек увидел вот эту красоту человека, как такового, как творения Божия, которое превосходит все прочие творения, в том числе, и ангелов, и архангелов, и херувимов, и серафимов – таково учение отцов - всех превосходит человек по своему изначальному величию, которое задано в творении Бога. Возьмем человека, который находится в нейтральном состоянии, ничего не знающего. Первое, в чем он должен убедиться, понять смысл своей жизни. А смысл этот заключается фактически только в признании одного из двух положений: или есть Бог, вечная жизнь, душа – один смысл, нет Бога, нет души, нет вечности, - вечности, что значит – не где-то она, вечность, а для меня, для личности – если нет - другой смысл. Это первая ступень. Если он пройдет ее разумно – то есть, если он увидит, что аргументов за бытие Бога – множество, за небытие – ноль, и скажет: да, я верю, вера в Бога является истинной верой – ему придется подумать о другом. О, если бы только этого признания было достаточно! Он перед другим останавливается – мыслящий человек-то! Ну, хорошо, Бог есть, а религий-то много. А какая религия-то верная? Придется ему опять остановиться перед выбором – сознательным – где же истинная религия, где истинная вера? Представим себе, что он пришел и убедился, что это христианство. Ура! Ура? Но что вы! Вы думаете, это все? Увы, нет! Когда-то оно было единым – ну, первое столетие – а уж потом что началось! А сейчас-то, сколько христианских конфессий – православие, католицизм и протестантизм в своем бесчисленном разнообразии! И если я буду говорить: «Вот это», меня спросят: «А почему?» - «Ну, как, почему? Потому!» Оказывается, нужно верить не потому, что я родился в этой среде, не потому, что мне сказала бабушка, мамушка и еще кто-нибудь, - это вера детская, наивная, она недорого стоит. Россия до революции вся была православной, и вдруг, когда с трибун заявили, что никакого Бога нет, то множество людей заявило: да, я атеист. Вера, не подкрепленная убеждением, какими-то основаниями внешнего или внутреннего порядка, она не прочна, она очень легко разбивается в пух и прах, как волна о скалы. Итак, видите, оказывается, даже признав Христа, признав Евангелие, как книгу Божественного Откровения, человек еще остается перед огромной проблемой – где же оно, истинное христианство?

О Библии, как одном из главных источников Божественного Откровения, размышляет православный миссионер о.Виктор Веряскин.

В.Веряскин:

- Может быть несколько разных подходов к восприятию Библии. И первый подход можно условно назвать образно-символическим. Вторая сторона называется доктринально-догматическая. У каждой почти конфессии есть своя вероисповедная доктрина, и, естественно, из-за этого возникают разные взгляды на Библию, и разные комментарии, разные толкования. Вот возьмем одну фразу. Ее приводит Клайв Льюис, знаменитый христианский писатель, многим из нас известный, в одном письме. Он говорит: давайте посмотрим на фразу апостола Павла – послание к Филиппийцам, 2 глава, 12 стих: «Со страхом и трепетом совершайте ваше спасение» - первая половина фразы. А вторая половина фразы: «потому что Бог Сам производит в вас и хотение, и действие по Своему благоволению». Если честно, то вообще-то нестыковочка в первой и во второй половине фразы. Потому что, если мы сами со страхом и трепетом должны совершать свое спасение, то мы в этом сами участвуем, в этом участвует наша свобода, наша воля, наш разум, и в этом есть какая-то наша ответственность. А если Бог Сам производит в нас и хотение спасаться, и действие по спасению, по Своему благоволению, не спрашивая нас, то у нас возникает противоречие, и возникают разные доктрины, разные вероучения, а отсюда – разные конфессии. Например, кальвинизм, исповедующий полное предопределение. Раз Бог Сам и хотение в нас порождает, и действие по спасению Сам порождает, то нам вообще нечего делать! Мы – или предопределены к спасению, и как бы ни жили и чего бы ни делали, Бог спасет, потому что Сам производит и хотение, и действие, и его результаты. И если ты предопределен, то, как бы ни жил и чего бы ни делал, ты все равно спасен – не беспокойся. А если ты не предопределен, то, как ты ни упирайся, ты все равно не спасешься. Два крайних вывода. Я нарочно заостряю, почти иронически и драматически, но вы, наверное, и сами сталкивались с такими взглядами. Это одна крайность. А вторая крайность носит название пелагианство. Был такой учитель и проповедник Пелагий, и он говорил: Бог – высшая Свобода - создал свободного человека, дал свободному человеку разум, возможность выбора, и через это наложил на него ответственность за свое спасение. Хочет человек – выберет спасение – спасется, не хочет – не выберет - и не спасется. Он сам свободно отвечает. И, крайне заостряя точку зрения пелагианства, говорим: так если я сам спасаюсь, зачем мне Бог? Если я сам могу спастись, то я могу спастись сам, без Божией помощи… Две крайности. Очень часто конфессиональные разделения и доктринальные различия, расколы и несогласия, отсутствие духа единства и союза мира, основаны на неспособности увидеть односторонность своих взглядов. И на способности впадать в односторонность. И поэтому апостол Павел говорит: «Я бы хотел, чтобы к пришествию Господню ваш дух и душа и тело в целости бы сохранились». Ключевое слово «целость» и «целостность». Духовная целостность имеет такое свойство, что видит и эту сторону, и эту сторону - две стороны символа - «simbolon», а «diabolon» - это имя дьявола, обозначает «разделяющий», «неспособный соединять». С греческого «diabolos» обозначает разделение, неспособность соединятся и неспособность видеть необходимость соединения, видеть только разделение. А  «simbolon» - соединение, а «diabolos» - разделение. Поэтому, вы знаете, дерзновенное свидетельство православия заключается в том, что это золотая середина между крайностями. И мы с вами через всю историю в духовной и светской жизни идем через это. У нас или «махновщина» и «гуляй поле» в светской жизни и в духовной, или тоталитарный режим - «ваше слово, товарищ Маузер». «Железной рукой загоним человечество в счастье». Или - не так понимаешь, как я, спасение – отлучу тебя от церкви. Вы понимаете, о чём я говорю? Поэтому очень важный вопрос - это способность к тринитарному мышлению. Поэтому доктрина Троицы, тринитарного мышления - это спасительная доктрина. Её в Библии на поверхности сразу не видно, слово «Троица» в Библии отсутствует. Присутствуют указания на триединство - Отец, Сын, Дух Святой - на их взаимоотношения, - термина «Троица» в самой Библии нет. И поэтому, когда свидетели Иеговы нас встречают на улице и говорят: как с Троицей -  языческим изобретением и неистинной доктриной? А мы иногда не способны правильно ответить, что понятие триединства это спасительное понятие, имеющее основание в Библии. Поэтому Библия – это фундамент. А как на этом фундаменте строить стены, а как на этом фундаменте поставить крышу. К Библии, оказывается, голова нужна, к Библии ,оказывается, сердце нужно к Библии ,оказывается, воля нужна, чтобы заставить себя жить по Библии и делать усилия. А сдуру можно и из Библии такие выводы сделать (прости Господи). Вы знаете, что по букве читают Библию очень многие и говорят – «да, я читал! Есть (говорит) такие скопцы, которые от чрева матери такими родились, а есть такие, которые сами себя кастрировали, ради достижения Царствия Божьего». И возникает «Секта Скопцов» существует по сегодняшний день. Библия – это фундамент, а что мы строить будем на фундаменте, и из чего. Апостол Павел в первом послании к Коринфянам пишет «Будете строить из сена, из соломы, из дерева или из драгоценных камней. День господень придет и покажет чего настроили из какого материала, и дело многих может сгореть.» Не так и не из того настроили ,хотя  и на библейском фундаменте. Ну, впрочем, сам может и спасётся, как головёшка,  выхваченная из костра из огня (напомним содержания этих смыслов). Поэтому ,внимание: первый подход к Библии – символико-образный, он имеет свои трудности и свои пути преодоления, второй – доктринально-догматический, он имеет свои трудности, свои особенности и свои пути преодоления через целосность мышления через тринитарность мышления через способность находить нечто третье. Но хочу привести хотя бы пример один вы помните что двоичное деление это фарисейское мышление. Фарисеи часто пдходили к Иисусу Христу и говорили - «Учитель, у нас тут нестыковочка. Мы как-то затрудняемся, и как-то вот разрываемся, нас не хватает на все! С одной стороны ты говоришь – «люби людей, учись любить отдавай все силы на любовь», а с другой стороны  говоришь – «выращивай тмин и овес и плати с него десятину». Я (говорит) кинулся выращивать тмин и овес – на любовь не осталось ни времени, ни сил, ни денег. Кинул на любовь все силы – уже некогда овёс выращивать и высчитывать из него десятину. Так я, что мне разорваться? (как в том анекдоте – красивые в эту сторону, а умные в эту, а я умный и красивый, мне, что разорваться что ли?). » Мы смеёмся с вами, а на самом деле друзья дорогие, это трагично, потому что фарисеи не видели третьего, они не видели Троицы, они не видели три единства. И Христос не сказал «Да наплюйте вы на этот овёс, любовь важнее, давайте все силы на любовь. С овсом,  как ни будь потом разберемся. » Или он не сказал – « Куда вам до любви вы до неё ещё не доросли, вначале с овсом разберитесь. С малого начинайте – шаг по шагу? «Step by step» и дойдёте до любви через овес или через десятину. » Он так не сказал вы помните, что он им сказал. Ключевая фраза – а надо было то делать и этого не оставлять. Очень серьезный ключевой вопрос. Вопрос в третьем оказывается, вопрос в синтезе, а то мы видим только противоречия, мнимые или действительные, мы видим  тезис и антитезис, а где синтез, а где  целостность духовная. И вы знаете, это вечная тема, это не двадцать первый век. Буквально в 1-вом во 2-ром веке возникли две школы в христианском богословии - Александрийская и Антиохийская. Александрийская - склонялась больше якобы к духовно-аллегорическому толкованию, а антиохийская больше к буквальному. Но буквы тоже иногда убивают. И нужно опять что? Единство того и другого – буквы, текста, филологическая выверенность, лингвистическая честность оказывается, научность в подходе к букве Библии, к тексту Библии, но одновременно и духовная чуткость, совестливость, развитость разума, оказывается, потому что это тоже дух.

-----

И последняя, церковно-историческая часть нашей телепрограммы. Сегодня давайте уже начинать разговор о первом апостольском периоде - от рождения Церкви, то есть от Вознесения Господня или Пятидесятницы в 29-м или 30-м году, и до, примерно, 35-го - до убиения Стефана и связанного с этим общего гонения на христиан, когда вся Церковь состояла практически исключительно из палестинских или галилейских иудеев.

Трудность нашей задачи заключается в том, что из источников у нас есть только первые пять глав книги Деяний. Остальная, большая часть книги Деяний апостольских посвящена служению ап. Павла, а не первым годам первоапостольской общины. Это одно. И вторая проблема - в написании книги Деяний Лука ставил перед собою не описание церковной истории, как таковой, а начертание духовного пути христианства в целом. Особенно это касается начала его книги, где Лука действует, скорее, не хронологически, а характеристически. То есть он дает не хронологическое описание, а, скорее, просто характеристику первых дней, месяцев и лет христианской общины. Но, несмотря на то, что эти первые главы Деяний апостольских не представляют собой историю в прямом смысле этого слова, они нам многое дают. Особенно, если им, так сказать, задавать правильные вопросы.

Ну вот, первый вопрос – каков был состав иерусалимской общины, кто в неё входил? Галилеяне. Их было большинство в первоначальной Церкви. Они пришли за Иисусом в Иерусалим. Помните, что сказано в 7-м стихе 2-й главы Деяний о Пятидесятнице: «Изумлялись все и дивились, говоря: вот, все эти говорящие, разве они не из Галилеи?» Поэтому вполне логичным будет думать, что от Вознесения и до проповеди Петра на Пятидесятницу, после которой крестилось около трех тысяч человек, большинство из уверовавших были таки галилеяне.

В пользу такого мнения свидетельствуют некоторые не христианские памятники письменности. Дело в том, что и в иудейской, и в римской традиции было даже презрительным название христиан – «галилеяне». И это прозвище держалось очень и очень долго – по меньшей мере, до начала 360-х годов, когда император Юлиан, который был сначала крещен, но затем ушел в язычество, называл христиан галилеянами – понятно, в презрительном тоне.

Конечно, не только галилеяне представляли первохристианскую общину. Например, Иуда был из Иудеи, а также Иосиф и Никодим. Это, конечно, незначительное меньшинство, но было. Также вот дружественное Иисусу семейство в Вифании – Лазарь, Марфа и Мария. Могли быть и в Иерусалиме ученики не из числа 12-ти. И всё же, абсолютное большинство учеников Христовых изначально были все-таки из Галилеи.

Следующий вопрос – сколько учеников Христовых было до Пятидесятницы? 15-й стих 1-й главы Деяний гласит: «В те дни Петр, став посреди учеников, сказал (было же собрание человек около ста двадцати)». Это перед избранием Матфия. Вот, пожалуйста, указано конкретное число - 120 человек. Это количество людей, безусловно, колебалось, но порядок учеников Христовых после Вознесения, видимо был таков. Конечно же, ими общее число верующих не исчерпывалось. Потому что из 1-го Послания апостола Павла к Коринфянам,  из 15 главы 6-го стиха, мы читаем: «…явился Иисус Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, одномоментно, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые уже и почили». То есть – пятьсот. Видимо, это было даже до Вознесения. Оснований считать, что это было после Вознесения, мы не имеем. Так что порядок нам более-менее понятен.

Теперь, что еще важно? Где была иерусалимская община? Никаких сведений о существовании групп последователей Христовых вне Иерусалима мы не знаем. Хотя была гипотеза в 20-м веке, что, кроме Иерусалима, был еще какой-то центр учеников Христовых в Галилее. Внутреннюю логику эта гипотеза, конечно, имеет, но оснований в каких-либо источниках не имеет.

Итак, что мы получаем. Скорее всего, ученики Христовы были в основном в Иерусалиме, их число было около пятисот, то есть несколько сотен и больше, и в большинстве своем они были галилейского происхождения.

Вот на этих первичных - скромных, но достоверных данных, давайте, сегодня и остановимся с Вами и, если даст Бог, продолжим наш церковно-исторический разговор в следующий четверг. Всего доброго.