Есть вопросы, которые с каждым годом люди задают всё реже и реже, и, тем не менее, среди них есть довольно важные. Ну, вот, например - как себя вести в семье верующему, когда твоя жена неверующая, и наоборот? Насколько это плохо или хорошо, когда члены семьи имеют разные убеждения? Несколько слов по этому поводу отца Якова Кротова.

Яков Кротов:

- Насколько опасно, если муж верующий, а жена неверующая? В своё время, будучи неофитом, новообращённым христианином, и будучи влюблённым, нет, уже любящим, не влюблённым, я обратился с этим вопросом к отцу Александру Меню. Он что-то пробурчал, я не помню, что он сказал, но он посмотрел - это был взгляд, как говорила моя мама: мне бы ваши заботы. В католическом богословии, в каноническом праве, даже есть такое понятие - «привилегия апостола Павла». Значит, влюбился в неверующую девушку, ну бери ты её. Ты муж неверующий, жена неверующая, но ты и обратился ко Христу, ты не бросай жену. Но апостол Павел был всё-таки близок к логике Талмуда, и он, отрицая обрезание, отрицая диетические предписания, что касается нечистоты еды, он всё-таки был склонен противопоставлять многочисленным искушениям христианина, живущего среди язычников, определённую сектовидную замкнутость. Т.е. по возможности старайся брать жену верующую, но это означает отрицание любви. Апостол Павел, видимо, был вдовец, и в этом смысле о любви у него было всё-таки довольно своеобразное представление. Ну, как говорила одна пушкинская героиня: «Ах, Таня, в наши годы, мы не слыхали про любовь». Мы про это слыхали, любовь это не выдумка злокозненных бизнесменов Уолл-стрита, придуманная, чтобы побольше продать обручальных колец. Любовь - это то, на чём стоит творение, это то, чем человек схож одновременно с животными и с Богом, это наша пуповина, и наша миссия в мире именно такая.  Любовь разлита во всём мире, но там она немая, там она слепая. Любовь сосредоточена в Боге, там она беззвучна, это совсем не то, что немая. Там она всевидящая, это совсем не то, что слепая. И функции человека, вот я думаю, это быть средоточием, посредником, даже не посредником, а связующим звеном между Богом и остальным творением. Мы должны говорить о любви, мы должны видеть любовь. Т.е. мы одновременно глаза и уста и Создателя, и животного мира, и природного биологического, и органического мира, и инфузория туфелька только через нас любит и может говорить о любви. Тогда где же здесь место браку? А вот есть некоторая тайна брачной любви. Тайна брачной любви в том, что здесь сталкиваются две несовместимых вещи. Любовь отличается прежде всего принудительностью: «Любовь нечаянно нагрянет». Дело не в том, что её не ждёшь, иногда её ждёшь. Но дело в том, что она практически никогда не соответствует человеческим, моим представлениям о любви, и поэтому она - всегда сюрприз. В любви, в отличие от влюблённости, жёсткое: ты знаешь, что это не твой выбор, ты попался в мышеловку, ну что делать, всё - любовь зла… это одно. Вторая черта любви - это избирательность, ты не можешь любить двоих - все разговоры на эту тему являются мошенничеством. Иногда простительным, любое мошенничество простительно, но всё-таки это самообман, или, что ещё хуже, это обман. Невозможно любить двоих. Можно любить миллиарды людей, но любовь в каждом случае будет уникальная. Брачная любовь, она не может быть обращена на двоих, поэтому невозможна ревность. Внимание! Поэтому ревность невозможна! Потому что думать, что от тебя можно скрыть, что тебя разлюбили, думать, что тебя можно любить и ещё кого-то можно любить - это самообман. И ты не можешь. Тогда какое значение имеет совместное вероисповедание? Никакого. Если любовь - продукт не социальных условий, не контрактов, не деловых отношений, не близости по возрасту или ещё чему-то. Она - не продукт, она то, что производит продукт. Полюбите - станете похожими. Полюбите - преодолеете разницу в возрасте, разницу в образовании. Те, кто любят, преодолевают, извините меня, такую маленькую разницу, как гендерная, потому что нет большей разницы, чем между мужчиной и женщиной - так преодолеваем – ничего, успешно! Не надо ставить телегу впереди лошади. Мы не для того любим друг друга, чтобы быть хорошими христианами. Мы ищем веру, мы ищем истину, чтобы любить друг друга. И самый надёжный путь к вере, самый надёжный путь к Богу тогда, когда у нас ослабевает любовь, и мы от отчаяния начинаем оглядывать себя и весь мир, что произошло такое, что я теряю стержень, куда это делось, я же умру без этого! Как устроен мир? В чём я ошибся, когда думал, что это будет вечная любовь? Неужели её вообще не бывает? Что, и вечности нет вообще? Она есть. И поэтому надо понимать, что сейчас вот мы, верующие, обвенчались - всё, а на следующий день я проснусь – неверующий. Это же дело Духа Божия поддерживать во мне веру, это не моё решение: я буду веровать. Бог оставит меня, а я буду веровать. Нет, конечно. Вера, если есть, это уже признак того, что Дух Божий во мне. Но у апостола Павла другое представление о вере и другое представление о любви, довольно архаичное. Для него любовь и вера это два объективных предмета, две данности, которые можно изобразить в виде женщины, скажем, в виде символа. А для нас это во многом состояние сердца, духа. Я думаю, что это представление возникло с христианством, и оно более нормальное. Ну, как понятие обиды. Когда-то в древности, десять веков назад, когда переводили литургию, обида означала объективный поступок. Мне причинили обиду, нанесли обиду. А сегодня обида, это, прежде всего, моя реакция на несчастье. Какое представление важнее? Современное, потому что Господь нам открывает, что нет ничего в мире обидного. Есть неспособность полюбить всё и простить всё. Не обижайся, Я же на тебя не обижаюсь, - говорит нам Создатель. И мы не должны обижаться на мир.

О том, что собою представляет человек, рассуждает профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- Науке не известно, наука не знает закона о превращении неживой материи в живую, нет такого закона. Материя – атомы, молекулы, не могли организоваться в живую, нет никаких прецедентов, не дают ничего ископаемые останки в этом отношении. Нет сейчас на лицо ни одного, как говорится, не только факта, но даже чего-нибудь похожего на то, чтобы неживая материя могла организоваться в живую клетку. Вот один из известных, например, ученых, канадский профессор Рьюс, сам агностик, говоря об идее естественного возникновения человеческого разума путём эволюции, писал следующее. «Однако, и об этом можно заявить твёрдо, - сам он биолог, - биологическая теория и экспериментальная практика решительно свидетельствует против этого. В современной теоретической биологии нет ничего такого, что позволяло бы допустить неотвратимую неизбежность возникновения разума». Говорит о разуме, как о том, что делает человека человеком. Решительно совершенно заявляет. Нет никаких оснований научных, учтите, нет никаких научных оснований, чтобы говорить, что вот - человеческий разум - видите, как он мог произойти! Вот вам схема уже известная, оправданная жизнью! Нет! Вот он возник и всё! Как он возник? - Никто ничего не может сказать. Вы знаете, когда Дарвин создал свою теорию эволюции, то он получил письмо от своего друга, который в общем-то во многом разделял его взгляды, фамилия его Уоллис. В письме был такой вопрос к Дарвину, очень краткий: «Зачем обезьяне ум философа? Вопрос был краткий, но вы понимаете, что стоит за этим. Ведь основная идея Дарвина, была какая? Что эволюция была обусловлена большей приспособляемостью вида к окружающей среде. Таким образом, вид приобретал новые свойства и становился новым видом. Т.е. более низшие виды менее приспособлены, высшие виды - более приспособлены к окружающей жизни. Уоллис задал ему вопрос: «А зачем обезьяне ум философа?» Т.е. что философия даёт? Какую большую приспособляемость даёт? На самом деле, не большую, а отнимает эту приспособляемость. Если мы посмотрим на этих философов, на многих, то мы скажем: Господи, над ними только смеяться можно, самые неприспособленные в мире люди! Самые неприспособленные - это учёные, философы. Недаром прямо анекдоты рассказывают. Ну, вот рассказывали в университете: как философ приходит на курс, у него один ботинок чёрный, другой рыжий. Ему говорят: Леонид Петрович, ну посмотрите… Он: ах, извините, пожалуйста! Он живёт в университете, после перерыва -  наоборот ботинки. Он говорит: вы знаете, я пришёл, а там тоже разные ботинки. Конечно, это анекдот, я так всё-таки думаю, но вопрос Уоллиса совершенно справедлив. Обезьяна абсолютно приспособлена к окружающей жизни, ум философа ей ничего не даёт, и ничего не даст. Я сказал «обезьяна», на самом деле, какой бы вид мы не взяли, вид животного, растения, что поражает больше всего? Стопроцентная приспособленность его к окружающей жизни, стопроцентная, не требующая никаких усовершенствований, никаких. Второй пункт, на который стоит обратить внимание. Речь идёт всё-таки о каком-то случайном сцеплении атомов, молекул, которые, в конечном счёте, образуют живую клетку. Насчёт этого скажу вам: вероятность возникновения жизни из случайного сцепления молекул невероятна, просто невероятна. Я вам цитирую американских учёных, поскольку, я ссылаюсь тут на книги, изданные в частности там, по словам учёного Кастлера, он говорит, что вероятность возникновения жизни из случайного сцепления молекул равна, по некоторым расчётам, 10 в минус 255 степени. Это единица, делённая на единицу с 255 нулями, т.е. нулевая. Из чего вытекает фактическая невозможность появления жизни. Предположение о том, что живая структура могла бы возникнуть в одном акте вследствие случайного соединения молекул, следует отвергнуть. Известный американский биолог Бен Хобринг приводит такое сравнение: «Вероятность того, что клетка (живая клетка) возникнет самопроизвольно, по меньшей мере, - вы слышите, - по меньшей мере, равна вероятности того, что какая-нибудь обезьяна четыреста раз напечатает полный текст Библии без единой ошибки». Даже, если бы он сказал, лучшая машинистка в мире четыреста раз напечатает текст Библии без единой ошибки, и это было бы невероятно, а тут - какая-нибудь обезьяна! Вот какова вероятность. Т.е. она просто невероятна. Ну и, действительно, надо сказать ещё об одном моменте, что само понятие жизни до настоящего времени не поддаётся научному анализу. Очень надеялись, что жизнь можно отожествить с каким-то набором - правильным количественным набором молекул, там, аминокислот, других вещей. Что стоит только вот их найти и соединить все эти молекулы надлежащим образом, и это соединение даст жизнь, - всё разваливается! Что жизнь это не определённое сцепление молекул, уже теперь является несомненным научным фактом. Тогда возникает вопрос: а что же тогда - жизнь? Что, тогда она есть? На этот вопрос не могут ответить. Это что-то такое таинственное, выходящее за границы чистой биологии, вот что любопытно. Загадка того, что есть жизнь, приобретает вообще неразрешимый характер, когда мы говорим о самосознании человека, о личности человека. Здесь всё, здесь точка, мертвая пропасть, и наука ничего не может сказать совершенно.

О символике Апокалипсиса продолжает разговор православный миссионер о. Виктор Веряскин.

В.Веряскин:

- «Подошёл один из семи ангелов, имеющий семь чаш, и, говоря со мною, сказал, подойди, я покажу тебе суд». Показали суд, над кем? Над великой блудницей. Она уселась на зверя, из толкования Александра Меня «Читаем вместе Апокалипсис», это государство. Кто сидит на шее государства? Не только одни чиновники, многие сидят на этом звере, болтают ногами, и ждут, когда льготы добавят. Я намеренно утрирую, я надеюсь, вы меня понимаете, потому что, с одной стороны, это ирония, а с другой стороны, это трагедия и драма, потому что мы не понимаем адекватно ни жизни, ни Священного Писания, которое учит нас об этой жизни. Мы не понимаем должным образом, адекватно. Мы вроде делаем вид, что понимаем, а посмотришь на нашу жизнь, ну что это за понимание! Поэтому сегодня у нас возникает вопрос, вот интересно, мы же в церкви песнопения такие поём и слушаем: «Се жених грядет в полунощи, и блажен раб, его же обрящет бдяще». Да? «Недостоин, его же обрящет унывающе. Блюди убо, душе моя, да не сном отяготися, да не смерти предана будеши». Т.е. образная система продолжает звучать, работать, но мы же, как говорится: смотрим в книгу, а видим…, в лучшем случае, букву. Слушаем песнопения, вроде, красиво поют, а о чём поют, всё ещё не поняли, оказывается. А поют про жениха и про тебя, невесту, и про возможно будущие встречи. Ну, а мы поём тоже. Помните, да:

На Муромской дорожке стояли три сосны.

Прощался со мной милый до будущей весны.

Он клялся и Божился одну меня любить…

Однажды мне приснился кошмарный страшный сон:

Мой миленький женился, нарушил клятву он…

Ну, возьми хоть мирскую песню, хоть церковную - неверность. Вот эта блудница, вот эта невеста, вот этот жених, неверность жениха невесте, неверность невесты жениху, вот это символическая образная система. Вы знаете определение Бога? Мы Бога часто определяем идиотски, пусть меня простит составитель катехизиса, там написано: Бог это Дух, такой, сякой, там, вечный, всеблагий, вседовольный, всеблаженный, и шестнадцать определений. А в Библии Бог определяется интересно: Верный в обетованиях. Интересное определение Бога в Библии. Кто такой Бог? Характеристика Бога? Какая Его характерная черта? Верный. Верный в обетованиях - пообещал, то сделает это, оказывается, а нас мусульмане называют как? Неверные. Бей неверных, совершай джихад. Мы думаем, за что это, интересно знать. Бог у нас верный в обетованиях, а мы не верные. О. Иоанн Мейендорф дал определение кто такие православные: это те, которые правы в своей вере и не правы в своей жизни. «И в богатстве, и в нищете, и в здоровье, и в болезни, обещаю тебе быть верной, и только смерть разлучит нас»… И так шестой раз. Мы - верные? Мы неверные, мы блудники и блудницы. Мы думаем, Апокалипсис это книжка непонятная. Да кто вам сказал, что она непонятная? Если мы только поймём её язык образов этой системы, она говорит о том же, о чём говорит Евангелие, о чём проповедовал Христос в нагорной проповеди, о необходимости верности, оказывается. Мы любим про Деву Марию читать, петь, а вы знаете, что было у её родителей? Вроде живут нормально, вроде чисто живут, вроде справедливо живут, а детей нету, помните, да?  И не только у неё. У многих Ветхозаветных праведников так было, а значит, вывод: правильность - ещё не гарантия успеха богатства, женитьбы, замужества. Праведная невеста, так и можешь остаться ни с чем, хоть и праведная. Тоже интересный вопрос. А что делать, кроме того, что праведная? Умная ещё должна быть. Да, написано у подвижников, говорят: cвят, но не искусен. Про некоторых подвижников говорили: чистый человек, чистого характера - свят, но не искусен, не мудр, оказывается. А что же это значит? А Анна, мать Девы Марии, мудрость проявила, она к Богу обратилась, а не в брачное бюро, она Богу говорит: Господи, если Тебе угодно, если это в Твоей воле, если это в Твоих планах, если это Твоим целям не противоречит, я бы хотела послужить приведению в мир человека, который Тебе послужит, Твою волю в этом мире проведёт, исполнит, другим поможет Спасение обрести и т.д. Он говорит: ну, если ты всерьёз так обещаешь? Она говорит: обещаю. - Тогда по обету у тебя будет дитя, и если обет свой выполнишь, если посвятишь его Мне на служение, то будет вот так и так, и так. Так вот это называется зачать ребёнка по обету. У нас в Лавре Киево-Печерской есть храм Аннозачатьевский. Зачатие это святыня, особенно, когда делается это по обету. А у нас с вами зачатие происходит иногда не по обету, а по залёту. Мы об этом песни поём: «Жениха хотела, вот и залетела…» Смейся, паяц, над разбитою любовью... Это ж Апокалипсис! Потому что, на самом деле, где чистота, где верность, где исполнение обетов, где постоянство? Богу, себе, друг другу, оказывается, вот это и есть блуд, это и есть блудодеяние.

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

Остановились мы с Вами в прошлый раз на том, что одна из самых известных попыток соединить истины библейского Откровения с греческой философской мыслью принадлежит Филону Александрийскому, жившему во времена апостолов. Задача не из лёгких, как мы говорили с Вами, ведь греки видели окружающий мир совсем иначе, чем иудеи, и свою задачу в этом мире видели тоже радикально по-другому, самый интерес к миру был тоже несколько иной, не вполне такой же, как у евреев. И, тем не менее, в силу того, что история греческой мысли являет иногда поистине подвиги взыскания истины, Филон не остался равнодушным к греческому философскому наследию. Он выработал такую, странную, на первый взгляд, концепцию, в рамках которой попытался примирить Ветхозаветного Трансцендентного Бога (христианином он не был) с Первоначалом греческой философии.

Что провозглашает, в первую очередь, библейское Откровение? Что есть, существует Бог - Творец мира, Личность. У греческих философов ничего подобного нет. Но греки отлично умели прослеживать путь от этой вот эмпирической, или, как сказал бы любой библейский человек, тварной реальности, - именно эмпирической, которая имеет начало и конец, она возникает и исчезает, у нее есть границы, она иногда вообще предстает как река, в которую нельзя войти дважды, как огонь, который то воспламеняется, то затухает, - это образы Гераклита, - вот за этой реальностью греки умели разглядеть некий мир устойчивый, в котором и покоится основание всего того многообразия, которое нас окружает. Плюс к тому, греки умели отлично ориентироваться в закономерностях мира сего, мира тварного, в то время, как в Ветхозаветной традиции не было таких систематических воззрений на мир, на природу и человека. Ну, и Филону, как пытливому мыслителю, захотелось присоединить достижения греков к библейскому Откровению, встроить их туда, сделать так, чтобы Единый Бог Творец, с одной стороны, и мир, с другой, оказались бы связаны единой цепочкой.

Для этого Филон использовал одно из ключевых философских представлений того времени, непосредственно позаимствовав его именно у стоиков. А дело в том, что центре философской системы стоиков как раз находится представление о Логосе, как едином всепроникающем Начале мира, Которое сообщает миру порядок, гармонию, благо, которое всеяно во всё, что существует в этом мире. То есть что бы то ни было может существовать только благодаря тому, что есть в нем семя этого Логоса, в нём прорастающее. Поэтому существование абсолютно чего угодно возможно, только укоренившись в Логосе. Филон, таким образом, решил усвоить этому Логосу функцию посредника между Богом и миром, поставив между Богом и миром сущность, которая, с одной стороны, сообщает миру разумность, порядок, красоту, ну, а с другой стороны, производна от Бога-Творца. Логос Филон называет образом Бога, Его тенью, Его первым рождением и даже вторым Богом.

То есть мотив Филона получается какой-то странный, на первый взгляд: он хочет единства мира с Богом, которое не может найти в традиционной религии Ветхого Завета. И это, в общем, скорее, справедливо. Потому что Ветхий Завет хорош как преддверие Нового Завета, но он не самодостаточен. И Филон, наверное, принадлежал к тому кругу мыслителей, которые хотели бы реального, творческого единства с Богом. А в рамках именно той, сформировавшейся к тому времени традиции, в которой он жил, подобная цель уже мало кем ставилась. Ну, приблизительно, как сейчас в Церкви, редко услышишь о том, что Церковь – это преддверие Царства Божия, да и Сама Церковь мало чем похожа на Божье Царство. Так и Филону в свое время было, наверное, в какой-то степени трудно верить в Бога, Который выглядит всё отвлеченнее и отвлеченнее. Он хотел единства, хотел найти то, как это единство осуществляется, как оно работает. И если мы посмотрим на определения Филона – второй Бог, первое рождение, мысль Бога о мире, совокупность Божественных идей, - это всё прозвища его Логоса, им позаимствованные. И эпитеты эти, усваиваемые Логосу, говорят о том, что, с точки зрения Филона, он есть некое недостающее в библейской картине мира звено.

В общем, попытка эта была своеобразной и весьма дерзновенной. Но неоконченной, потому что никакой особой систематики Филону, кажется, сформулировать не удалось. И, тем не менее, для нас с Вами в этом очень важен опыт усмотрения в греческой философии средства, которое позволяет, во-первых, передать Божественное Откровение. Во-вторых, для Филона это было еще и подспорьем в том, чтобы навести мосты между культурами. В-третьих, было признано, что греческая философия может быть исканием истины, и что греческая мысль - это не пустые хитросплетения.

Остановимся, давайте, сегодня на этом и, если даст Бог, продолжим наши богословствования в следующий четверг.