Человек красит место, или место человека? Голодный по глупости, или дурной оттого, что голодный? И связан ли цинизм с неверием в самого себя? Несколько слов по этому поводу отца Якова Кротова.

Яков Кротов:

- Кроме «Севастопольских рассказов» Толстого, которые изучают даже в школе, есть небольшая серия рассказов о Севастопольской войне у Николая Семёновича Лескова, знаменитого выходца из Орла и любителя Малороссийской, как тогда говорили, жизни. И он описывает Крымскую войну, как в некотором кабачке, полуразбомбленном англичанами, собрались геройские офицеры, и собрались геройские поставщики гнилой амуниции и промокшего пороха и т.д., сделавшие себе состояние на той войне, где другие теряли жизни. И откупщики пируют немножечко отдельно, господа офицеры - всегда веселятся отдельно, но какой-то откупщик так громко говорит, и один из офицеров повёлся, и начинает громко вслух рассуждать, что вот, пока мы здесь мы проливаем свою кровь геройски, другие крадут и наживаются на людском горе. Ну, все, как-то так, молчат. Непривычное поведение, потому что воспитанный человек так себя вести не будет, по представлениям того времени. Но откупщик оказался не робкого десятка, это и понятно - человек, который на той же передовой, всё-таки. И он подходит к офицеру и говорит очень приятно: меня зовут так-то, вот вы, Ваше благородие, я слышал, что Вы недовольны тем, какие мы, что… Да, - говорит офицер, краснея, потому что он понимает, что действительно вёл себя неприлично. Сегодня ни один житель Украины и России этого не поймут - почему неприлично, в чём неприличность. Да, - говорит, - я считаю, что откупщики - преступники и уголовники, нарушающие все законы и наживающиеся на человеческом горе - на войне. - Вы знаете, Ваше благородие, я не буду спорить, я Вам одно скажу: вот если бы Господь Бог и государь император так бы распорядились, что я был бы на Вашем месте, пошёл бы в офицеры, а вы бы оказались волей Господа Бога и Спасителя на моём месте, - я бы совершал подвиги, а Вы бы крали. В кабаке воцаряется гробовая тишина. И мы все, - пишет Лесков от имени повествователя, - подумали, а ведь он прав! Это яркий пример того, что противостоит вере. Вере противостоит не неверие. Вере противостоит агностицизм, или говоря простым языком, цинизм. Откупщик здесь проявил цинизм. В чём здесь неверие? В чём здесь нарушение самих основ христианской библейской веры? Он - абсолютно прав. Если говорить о внешности, он, действительно, прав. И многих людей рано или поздно поражает, словно ударом молнии, мысль о том, что, вот, на моём месте как мужа, мог бы быть другой мужик, вот мог бы быть мой бывший одноклассник, однокурсник, который мне - самый противный человек на свете, потому что он вздорный, глупый, алчный, надменный. И вот, он мог бы стать мужем моей жены, и ей было бы не хуже. Вот я стал начальником отдела, мог бы стать другой, которого я победил в честной схватке, а мог бы стать вот этот вот лопух, плохо соображающий, он был бы не худший начальник отдела. Это, действительно так. Это кажется ужасно обидно, но это учит нас смирению. Дела, которые мы делаем, может делать другой человек. И вера этого не отрицает. Но вера говорит нам то, что закрыто для цинизма. Она говорит нам: да, геройские подвиги ты бы совершал, но мной ты бы не был. Человек - не сумма дел. И когда цинизм с этим согласится, что он описывает только внешность, вера должна переходить в наступление, и вера наступает, говорит: главное ведь в другом, что на твоём месте ты можешь не красть. Я на твоём месте, наверное, крал бы, не устоял бы перед искушением, но вот ты, товарищ откупщик, ты на своём месте можешь не красть, ты лучше, чем ты о себе думаешь. Вот про меня цинически ты думаешь правильно, я слабый и грешный человек, а себя ты недооцениваешь. Вот здесь, я бы сказал так: не знаю, как в Америках - в Южной, Северной, не знаю, как в Европах, но в странах бывшего социалистического блока - социалистический, это означает общественный, это обозначает обобществление душ, - все одинаковы, все винтики. Начальство возьмёт нужный винтик и вывинтит. И это глубочайшее циническое состояние целого государства, целой империи, и именно цинизм сегодня и в Украине, и в России - наш главный враг. Потому что верующий и неверующий - все пока ещё отравлены вот этим вот ядом. Он породил социализм, и социализм продолжает его производить. И теперь уже социализма нет, собственность у каждого своя. А вот это вот неверие, что я могу быть святым, что я могу быть верующим, я могу быть, как в раю, вот оно продолжает существовать. Поэтому не боритесь с сексуальными меньшинствами, боритесь с циническим большинством внутри самого себя.

Алексей Ильич Осипов, профессор Московской Духовной академии, размышляет о строении человека.

А.И.Осипов:

- Вы, наверное, знаете, что античная, в частности, мысль, мысль философов тех же, ну, прежде всего, стоиков - греческих, римских, - она, как оценивала человека? Как смотрела на него? Конечно, выразить каким-то одним словом, это будет искажение, но если мы посмотрим на древнегреческую литературу, которая дошла до нас, то можно сказать, что преимущественный акцент в определении человека делался на его внешней стороне. Посмотрите, сколько там славы, прославления силе, скорости, ловкости, если хотите, хитрости. Помните, хитроумный Одиссей, помните, быстроногий Ахиллес, помните, эти восхваления Геракла? Там вот, какой-то, внешний подход к человеку, вот это внешнее определяло - не предопределяло, а определяло - всю основную мысль античности во взгляде на человека, внешнее. В этом смысле, если хотите, античная педагогика и античный взгляд на человека мало чем отличался вот от той точки зрения, когда человек рассматривается, как, своего рода, ну, животное, ну, конечно, сознательное животное. Конечно, нельзя сводить всю античную мысль к этому взгляду, ещё раз говорю. Были мудрецы, причём, мудрецы такие, мысли которых до сих пор представляют огромную ценность, которые смотрели иначе на человека, которые задумывались, которые, правда так и не нашли ответ: кто такой человек. Единственное, что они могли утверждать, и дошли до этого, что человек всё-таки состоит из души и тела. И что душа человека, она, эта душа, пребывает или, по крайней мере, пребывала в Логосе, в высшем разуме какого-то абсолютного духа. Мы видим, что те же стоики учили о предсуществовании душ. Говорили поэтому о некой красоте души и рассматривали тело, как своего рода тюрьму, в которую душа ниспадала за свои прегрешения. Но это была, представляете, чья мысль? Небольшой кучки, небольшого течения греческих мыслителей, философов, которые и здесь оказывались в тупике, поскольку не могли ответить на массу вопросов, проистекающих из этой точки зрения. А откуда всё начало бытия? Ну, а кто такой Логос? Как это понять, что души пребывают в этом Логосе? Или в Душе мира? Это были утверждения. Но здесь не было логического, если хотите, построения учения о человеке. Современный экзистенциализм говорит о некой заброшенности человека  в этот мир. Опять вот эта фраза кажется сильная. Кто забросил?  Как забросил? Откуда он? Особенно, если вы возьмете экзистенциализм атеистический. Он чем страдает? Чем он поражен? Каким духом? Духом какого-то потрясающего отчаяния, какого-то пессимизма, какой-то беспроглядной тьмы, из которой человек не может выйти. Кстати, надо полагать, и я думаю, что это верно, что экзистенциализм явился ничем иным, как, действительно, философским выражением того состояния духа, в котором пребывает современный человек. Именно вот этот пессимизм, отсутствие радости, отсутствие смысла. Кроме вот этого сиюминутного смысла, в котором и душа, и разум, помимо осознания даже, понимают, что это бессмыслица. Что за ценность, если она у меня через миг отнимется? Какой смысл в этой жизни, если её, окажется, не будет? Всё это восходит к атеизму, сами понимаете, и со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вот перед лицом такой вот ситуации, перед лицом того, как сейчас представляется человек, если хотите, философской мысли, социальной мысли, преимущественно Западными средствами информации. Западные точки зрения, которые сейчас имеют полную свободу жизни и в нашей стране, которые по существу атеистичны, безбожны, совершенно материалистичны, не имеют никакой вертикали, никакого обращения к Богу. Я обращаю, друзья мои, ваше внимание на это. Все мы сейчас живём в эпоху, когда всё понимание человека насквозь плоское. Вы слышите, плоское! Чем оно характеризуется? Развитием животного разума. Чем характеризуется животный разум? Возьмите любого зверька, ну, возьмите кошку, домашнюю, пойдите в лес, посмотрите на её поведение. Тут же начинается исследование окружающие среды, начинается бурная деятельность, причём, деятельность целенаправленная, очень, если хотите, разумная, в определённом смысле. Деятельность, какая? Приспособления к окружающей жизни. Вот этот животный разум подчас у человека бывает очень сильно развит. И сейчас более всего он культивирует, потому что он даёт возможность человеку приобретать всё вот это, то, что нужно для земли, и всё внимание обращено на это. Эта часть человеческого ума приобретает сейчас гипертрофированное развитие. Если хотите, все силы ума, которые должны быть направлены ещё и на другую сторону, все обращаются сюда, если хотите, аккумулятор подключается только к этой части. И здесь в этом плане часто люди достигают очень больших успехов - вот эти миллионеры, миллиардеры. Смотрите, из ничего они стали богатейшими людьми, причём нельзя сказать, что это - только мошенники. Другой - мошенник, а сделать ничего не может. Он мошенник, он с удовольствием смошенничал бы, но ничего не получается. Нет, тут именно сильное развитие, если хотите, именно способность, именно, если хотите, талант в плане животного разума, развития животного разума, его способностей. И, к сожалению, очень часто у таких людей полностью атрофируется развитие другой части человеческого разума, вот того, о котором говорит религия. Животный разум плоскостен, горизонтален. Религия же, которая обращается к другому разуму, к другой части, если хотите человеческого разума, она говорит о существовании в человеке разума, направленного к поиску смысла жизни, смысла всей этой деятельности, всего этого накопительства, если хотите, всех этих смыслов, всех этих земных благ. Он не удовлетворяется, этот разум, скажем, что эти блага для того, чтобы быть просто благом и всё. А дальше что? Он спрашивает: что дальше? Какой смысл, если я всё это оставлю? Я оставлю, и все оставят? Какой смысл в этом? Так вот, вы знаете, вот сейчас человечество стоит, находится в той точке своей жизни, я бы сказал, когда идёт особенно острая борьба вот этих двух направлений.

О символика всадников Апокалипсиса продолжает рассуждать православный миссионер о.Виктор Веряскин.

В.Веряскин:

- И в следующей главе Иоанн Богослов говорит: мне было видение, было показано от ангела приказание такое: возьми в руки трость, и измерь город и храм. Тоже, как понимать эти слова. «Трость» это по-гречески «канон», оказывается, палка, аршин. Помните выражение: мерить на свой аршин? Есть идеалы, есть мера, и есть способ измерения. Конечно, поскольку в новом Иерусалиме на новой земле, под новым небом храма даже не будет - очень интересно, помните такие слова? Я увидел Иерусалим, сошедший с неба. И что? Я храма в нём не увидел, - написано, - потому что Бог был с людьми уже, люди - с Богом, и не нужно было никакого посредствующего звена или места для общения людей с Богом. Храма не было уже. Значит, что это уже означает? Это символ. Это образ. Апостол Павел пишет: разве вы не знаете, что вы - храм живущего в вас Духа. Измерьте сами себя на предмет соответствия Божественному идеалу и евангельским стандартам. Измерьте каждый сам себя. А я живу по Евангелию? А я живу по Заповедям? И естественно понятно, что тут надо измерять не физический рост человека, нужно измерять степень духовного роста, нужно измерять степень роста в благодати. А можем ли мы с вами честно сказать, что мы можем сами себе сказать: я – продвинутый. Куда ты продвинутый? Насколько? Какая у тебя система мер и измерений? По каким стандартам? А серьёзный вопрос, на самом-то деле. Вы помните, пришёл купец к Серафиму Саровскому, и говорит: деньги есть, зарабатываю, измерить можно, сколько зарабатываю, а счастья нет, и измерить не могу, сколько его нет, и сколько его не достает. А Серафим Саровский говорит: а вы на правильном пути, товарищ купец. Целью и смыслом христианской жизни является стяжательство, только у вас предмет стяжательства не тот. Надо стяжать благодатные энергии Святого Духа, а вы стяжаете и накапливаете деньги. Вам только стоит переменить предмет стяжательства и продолжать заниматься стяжательством, и всё будет нормально. А он дальше говорит самые главные вещи: а как я узнаю, сколько я уже стяжал? Опять же, измерять надо! Как же я узнаю, что я в Духе Святом? Как я узнаю, насколько я в Духе Святом, как я узнаю, сколько благодатной энергии во мне? Он говорит: есть признаки, поэтому ощущения иногда надо тонко различать, они могут подменить друг друга. Человек может чувствовать возбуждение, а оно - не духа, а от нервов, и подменяет одно другое. Человек может чувствовать разгорячение, а это разгорячение крови, а тоже - не горение духа. Чувствуете? Подмена очень опасна, а для этого надо как раз иметь стандарт, иметь образец, и иметь критерии различения. Некоторые скажут: я могу поделиться опытом, ко мне ангел приходил, и я слышал такой призыв: а ну, измерь соседа! Настоящий ангел скажет: прежде всего, себя измерь, а не соседа, но признаки есть. Он учит тебя самоотверженности, отсутствию эгоизма, преодолению своего плотского я, оказывается. Тринадцатая глава, первые стихи: Вдруг вылезает из моря зверь. Да! Зверюга, из моря. Зверь противоположен агнцу. Агнец – это милосердное, смиренное, невинное животное. Агнец, как мы говорим, иногда своему мужу: не строй из себя агнца невинного, ты десятку вытащил из-под подушки и на пиво потратил? Мы прекрасно понимаем подсознательно, что эти символы обозначают. Но противоположное агнцу - что? Зверь. Он указывает на звериный характер, на жестокость и т.д. Поэтому это антитезис. Христу – антихрист. Агнцу – зверь. Поэтому зверь, когда выходит он, показывает что опять? Жестокость. И поэтому здесь написано, что это тоже тоталитарное государство, это империя с её имперскими замашками. Зверь. Вот вы обратили внимание, на гербах государств языческих империй: волки, медведи, ястребы, коршуны. И орудия их – то мечи, то вилы, то что-нибудь ещё. Символы государственной мощи, оказывается. Чувствуете? Вопрос в том, что это символы, и здесь символы. И символы требуют чего? Трактовки, понимания истинного и подлинного смысла. Скажу ещё об интересном символе. Открылись небеса, и я увидел видение, жена появилась на небе, облечённая в солнце, под ногами у неё луна, а над головой у неё двенадцать звёзд, она родила ребёнка, он был взят у неё и восхищен к Богу, а дракон хотел напасть на эту жену. Вот видения опять. Как трактуются? Что обозначает жена? По первой трактовке, жена обозначает Еву, потому что в книге Бытия, третья глава пятнадцатый стих написано, помните: Вражду я положу между семенем жены и семенем змея, он будет пытаться ужалить тебя в пяту, а ты поразишь его в голову. Есть варианты перевода этого. Богословы называют этот отрывок первоевангелием всей Библии - книга Бытия третья глава пятнадцатый стих. И поэтому Ева - это та самая жена, от которой (семя жены) - человечество, а внутри человечества и израильский народ, и двенадцать колен, оказывается, потом и Христос, Который вышел из этого народа, родившись от Девы Марии. Символы многозначны, полисемантичны, многоуровневые. Есть частые богословские мнения, и поэтому в бесплодные споры и дискуссии вступать нежелательно, - пишет апостол Павел, - это не даёт назидания, а даёт только ссоры. Есть закон логики, называется закон достаточного основания. На каком основании вы считаете, что эта женщина изображает то-то и то-то, подведите основание, как написано у апостола Иакова: «Хочешь ли Ты знать не основательный человек, что вера без дел мертва, а без основания она ещё и неистинна». Поэтому надо всегда своё мнение основывать на каком-то основании, очень серьёзный вопрос. А поскольку принцип экзегетики такой: Священное Писание само толкует себя. Блаженный Августин сказал это в 4 веке: Новый Завет в Ветхом скрывается, а Ветхий - в Новом раскрывается, они взаимосвязаны. И поэтому наше с вами токование Апокалипсиса опирается на толкование символов Ветхого Завета, которые знали и употребляли писатели Апокалипсиса и его читатели.

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

Сегодня, давайте, приступим с Вами непосредственно к истории догматического учения Церкви, то есть того, как Церковь выражала Откровение свое в истории, и, соответственно, того, чем мы располагаем сейчас, чтобы в этом разбираться.

Ну, надо сказать, что Церковь сразу же в лице своих апостолов приступила к выражению Божественного Откровения, которым, собственно, она жила, и которым она была создана. Апостольские послания есть на самом деле не что иное, как в разных вариантах сжатое изложение тех или иных сторон того, что Бог открыл во Христе, т.е. эти священные строки и есть начало догматического богословия.

Тут, правда, надо иметь в виду, что это, конечно, особый стиль богословствования, который мы практически утратили. Это стиль, такой вот, ветхозаветной поэтики, стиль скорее пророческого вещания, нежели форма систематического изложения. Это вещание может иметь даже выстроенную последовательность, но, тем не менее, всё-таки это всегда будет некий душевный порыв.

Практически никогда у апостолов мы не будем наблюдать стремление изложить христианское учение в форме системы. Изложение в систематической форме это, вообще, надо сказать, не стиль иудеев и их наследников – христиан. Это стиль греческого культурного мира – систематика, всестороннее осмысление, вот такая структурная выстроенность. Та форма изложения церковного учения, которой мы располагаем сегодня, и которая сложилась в ходе церковной истории, практически целиком обязана своим происхождением именно греческому стилю мышления, греческому стилю изложения учения. Поэтому мы с Вами преимущественное внимание будем уделять именно той истории, которая начинается со времени проникновения христианства в эллинистический мир.

Когда это случилось? Достаточно рано. Мы с Вами знаем, что христиане из язычников появились в апостольское время, при жизни апостола Павла, собственно, под воздействием его проповеди. Со временем христианство в языческом мире набирало силу, приобретало влияние. Происходили, конечно, столкновения, иногда яростные, - ну, ярость обычно вызывалась у язычников - столкновения разного характера. Это было и политическое насилие, преследование, но это было и столкновение культурно-мировоззренческого свойства, которое далеко не всегда должно было выражаться в агрессии и противостоянии. То есть речь идет вот о чем. Христианство стало вызывать не только враждебную реакцию, но и, наряду с этим, естественный интерес. Но даже когда это была враждебная реакция, то и она тоже нередко выражалась в стремлении как-то опровергнуть христианство как мировоззрение. Не просто задавить идеологического конкурента, политического противника, выкорчевать «заразу», которая угрожает единству и целостности империи, - но именно желание опровергнуть, показать несостоятельность христианства. Ну, собственно, понятно: для того, чтобы оправдать преследования, надо подвести под это идеологическую базу. Иначе самому скоро перестанет быть понятно, а чем, собственно, христиане тебе помешали.

Посему со второй половины 2-го века по Р.Х. начинается рост, как антихристианской литературы, так и развитие особого жанра церковной письменности, так называемой, апологии.

Чем нам, собственно, интересна апологетика христиан? Тем, что в рамках стремления защитить христианство от несправедливых нападок и обвинений, провести опровержение опровержений, - в рамках всего этого мы обнаруживаем и первые попытки связанно, систематически изложить суть христианского вероучения, и тем самым показать, что христиане не могут себя вести так скверно, как о них пишут, христиане не могут преследовать тех целей, в которых их нередко обвиняют, потому что смысл христианской веры, смысл христианского Откровения – тот-то и тот-то. Естественно, эти попытки систематического изложения осуществляются на языке своей эпохи и на языке той культуры, в которой обретаются сами апологеты. Мало того, они в абсолютном своём большинстве тоже принадлежат этой культуре. Это в основном или греки, или грекоязычные христиане, получившие греческое культурное воспитание. А это, в свою очередь, предполагает, что они привыкли мыслить, рассуждать определенным образом: что для них изложение должно быть обязательно в систематическом виде, по определенным правилам логики, которым они научились в рамках греческой философской традиции. Ну, или если - редкий случай - латинской апологетики, - тогда там на первое место выходит уже не философия, а латинская риторика, то есть искусство убеждать словами.

Ну и вот наше с Вами знакомство с памятниками ранне-христианской апологетической письменности поможет наблюсти самое начало формирования основ христианского догматического богословия, что должно быть небезынтересно определённой категории наших телезрителей – преподавателям высших учебных заведений и духовных школ, духовенству, историкам и просто интересующимся богословием.

Как обычно, на сложные темы мы будем говорить понемногу, минут по пяти, дабы не утомлять рядового слушателя. Ну и, соответственно, сегодня на этом уже остановимся, а продолжим наше богословие, если даст Бог, в следующий раз. Всего доброго.