Справедливо говорят, что ячейкой общества является семья. Примерно так же можно сказать и о Церкви. Ячейкой Церкви – является приходская община. Это люди, осознающие себя ответственными за материальное благополучие храма, за состояние воскресной школы, проведение различных церковных мероприятий и прочего. Но вот какими основными качествами должна обладать церковная община? Несколько слов по этому поводу отца Якова Кротова. 

Яков Кротов:

- Церковная община, но, конечно, и в более узком смысле церковь, в отчаянном кризисе, но реальная общинная жизнь есть, и есть ряд параметров, которые резко помогают общине не свалиться в псевдоцерковность. Ну, первыми названы в Священном Писании: «Блаженны нищие Духом». Блаженны те, кто на самофинансировании, переводя на современный русский язык. Нищета духом это независимость, это свобода от чужих денег, и это вовсе не обязательно своё богатство. Богатый тот, кому не нужно чужого - это даже не христианское изречение. Нищета духом - это когда я, вот ровно по одёжке протягиваю ножки. У меня хватает на золотую парчу, я эти деньги откладываю, отдаю нищему, которому не хватает на буханку, куплю ему шаурму, пусть пожуёт. Ну, зачем нам золотая парча, мы что, в Средние века живём, что мы этой парчой высвещаем, какую миссию исповедуем? Общность. Общность это, прежде всего, соединение несоединимого, поэтому церковная жизнь не только не может ставить своей задачей уровнять людей, она должна знать, что это опасно. Т.е. существуют материальные способы создания человеческой общности: подобрать людей схожих по характеру, подобрать людей одного социального положения и т.д. Так вот, в приходе должно быть максимальное разнообразие, иначе наша церковность остаётся непроверенной, остаётся неиспытанной. Я ужасно люблю, когда у нас в приходе очередной засланный из госбезопасности человек, ну то, что он засланный, это видно сразу, потому что денег  платят не много, и на работу люди соглашаются не большого актёрского мастерства, и изображает он вовсе не искусно. Но человек! А что, у меня не бывает таких состояний своеобразных, когда меня трудно назвать верующим, но я же всё равно остаюсь, там, священником и христианином. Но у него сейчас градус, там, на сетке, как говорят в лагере. А потом глядишь - и будет христианин, вот она где проверка общности! Ты и Иуду включи, если бы Иуда не повесился б, апостолы его приняли бы? Да, думаю, что да, а с чего бы нет, почему нет? Иди! Ну как раз без перчика нам пресновато. К счастью, в современном мире реальной церкви довольно много, но её, конечно, не надо искать там, где деньги, там, где власть, влияние политическое. В Америке церковь отделена от государства и довольно жёстко. Но если община диктует конгрессу начинать войну, как вот война в Заливе в Ираке - там цитаты из Священного Писания: «на аспида (насильство) наступишь…» - выгравировали на оптических прицелах поставщики для армии по инициативе баптистских конгрегаций. Всё это хуже, чем соединение с церковью. Всё-таки церковь - это соль земли, а не соляной столп. Но есть много в современном мире современных общин, у которых денег ровно от службы до службы, я думаю, что это более нормально. Мы сейчас проходим испытание, связанное с огнём, водой и медными трубами. Т.е., с одной стороны, отчаянная нищета среди большинства христиан в бывшем СССР, с другой стороны - возрождения элиты - она и раньше была, только пряталась за высокими заборами, а сейчас ей наплевать, и она демонстрирует своё богатство вовсю, и у неё тоже есть своё христианство - через это тоже надо пройти. И медные трубы, т.е. когда люди вроде бы и не богатые, но самоуверенные до такой степени, что лучше бы они были богатые. Значит, оказывается, что самомнение обязательно сопряжено с богатством, поэтому блаженны нищие духом, а не вообще нищие. Вот церковная общинность - проверка. Понятно, я не сторонник церковной демократии, я сторонник несменяемости. Т.е. я не сторонник того, чтобы священника - во епископы. Ну, избирать, конечно, наверное, нужно, но не переизбирать. Когда я вижу, как в Америке сейчас так отщёлкивают архиереев коррумпированных, мне всё-таки их жалко, потому что, понимаете, это как жена или муж. Ну, хорошо, ну запил, но это не повод разводиться, и женщина может уйти в запой, ну что, сразу - суши вёсла? Мне кажется, что вот эта пожизненность, вечность, она как раз фирменный знак Царства Небесного, вот - вечность рядышком. Поэтому помучайся ещё 50 лет, и это всё закончится. Зато, не знаю, достоинств… И психологи в таких случаях требуют рвать, бросать, не оказываться в положении зависимости от алкоголика, от тирана, или - я не знаю. Это мудро, но иногда мы можем потерпеть, не потому, что мы в зависимости от этого алкоголика или мерзавца, а потому, что мы в мире с Богом. Вот, чтобы наша зависимость от Бога, наша свобода в Боге была больше нашей зависимости от человека, и тогда, может быть, мы и с пьяницей поживём. Я знаю, что это очень тяжело, и я настаиваю, что лучше не пить - в этом случае наш долг перед баптистами - просто от получки до аванса, и дальше. Но вот церковь это всё-таки искусство взаимного терпения пока, поэтому не спешите. Лучше быть нищими, но здоровыми духом, нищета очень протрезвляет.

Далее профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов поделится с нами своими мыслями о личностном факторе в человеке.

А.И.Осипов:

- Одна из трудных тем - проблема личности. Трудных - по очень простой причине, что все простые понятия не имеют определения. Напоминаю ещё раз вам замечательные слова философа Платона, что простые вещи не имеют определения. Они не имеют определения только потому, что они являются простейшими, их можно только назвать, но их нельзя обозначить, их нельзя, лучше сказать, определить или выявить их содержание с помощью каких-то других понятий, более простых, потому что всегда мы можем назвать чем-то только то, что является сложным и, таким образом, это сложное можем определить с помощью тех простых понятий, которые входят в это сложное. Когда мы говорим о серо-буро-малиновом, мы можем сказать, что это серое, бурое и малиновое. Когда же вас спросят, что это такое - малиновое, то вы только разведёте руками и скажете: ну, нужно только увидеть, и больше ничего сказать не сможем. Так вот, когда мы касаемся вопроса личности, здесь очень много различных философских подходов к этому пониманию, и я бы сказал, что богословских тоже немало. Мне кажется, что самым главным, когда мы говорим о личности, мы должны подразумевать это как самосознание - т.е. как «я», самосознающее «я». Это самосознающее «я» всегда уникально, т.е. единственно, потому что каждое самосознающее «я» - оно единственное, другого такого «я» нет, другое «я» это будет другое единственное. Так вот личность, по-видимому, это всегда уникальное самосознание человека, вот. А проявляет уже себя это самосознание человека, если хотите, в совокупности отношений ко всему - и к самому человеку, и к окружающему миру, и даже к Богу. Вот мне представляется, посмотрев на все эти определения, что, может быть, это наиболее, как мне кажется, адекватное, что ли, отражающее то, что можем мы назвать личностью, именно как самосознание. Хотя в то же время мы иногда называем личностью, учитывая и особенности природы, не только как самосознание, но и особенности его характера, его других свойств, мы тоже говорим о личности, всё зависит от того, о чём мы говорим. Мне представляется, что когда мы обращаемся к понятию образа Божия, то ясно, что мы должны прежде всего пытаться говорить о том, что делает человека и о подобном конститутивно, не в смысле уподобления в духовном совершенстве, а конститутивно. Мне кажется, что одной из характеристик образа Божия в человеке есть его самосознание, но и этого не достаточно. Не просто самосознание, а еще его свобода, - Бог абсолютно свободен. Но о свободе мы с вами говорили, и я хочу ещё раз напомнить, какая это свобода - которая присуща полноценной личности, это вот та, о которой хорошо сказал Блаженный Августин, вы помните? Велика свобода быть способным не грешить, но величайшая свобода не быть способным грешить. Божественная свобода уже не способна грешить, люди, достигшие, так сказать, полноты совершенства, выражаясь нашим человеческим языком, были также не способны грешить, но не потому, что утратили свою свободу, а потому, что эта свобода стала действительно Богоподобной. О духе, который, как в частности находим у святых братьев Гречаниновых интересное определение духа, что это высшая часть души, это словесная часть души, т.е. умственная, умовая, это нравственная сила человека, нравственная составляющая. Ум обоюдоостр, он может быть и ко злу, и к добру. Говорят, дух это нравственная сила. В середине – сердце, ниже - сила словества, ниже его помещается сила ревности, ниже её, в низшей части сердца, помещается сила желания или боли. В животных эти две последние силы, т.е. ревности и желания или боли действуют очень грубо, как нисколько не связанные со словесностью, т.е. вот этой вот разумностью. В людях они действуют сообразно тому, насколько и каким образом развит дух их. Обратите внимание, что в Евангелии есть поразительные слова: из сердца исходит помышление. Обращали внимание, как странно, первая мысль, что за странность – не из головы, а из сердца исходит помышление, - какого рода только помышление, вот тут нужно опять разобраться. Дух, он находиться в сердце, сила желания - где? В сердце. И вот эти мысли, связанные, я бы сказал, с желанием, т.е. в этом смысле, со страстью, не обязательно - греховная страсть, это всё, что связано со страстью, с силою ревности и желания - это всё действительно исходит из сердца. Сердце, оказывается, является источником всех этих мыслей. Голова, если хотите, это не что иное, как компьютер - недаром его теперь уже смоделировали, этот наш компьютер, и в железку поместили, и работает, говорят, замечательно. С огромной скоростью проводит массу операций. Так вот, мысли исходят - а у нас, как правило, мысль связана с основаниями - из сердца, но есть очень много мыслей, когда мы занимаемся решением чисто технической задачи, сердце, так сказать, уже уходит на второй план. Где-то вначале, может быть, был источник, но если человек работает и больше ничего, никакого влечения у него здесь нет, он просто хлеб насущный добывает, здесь что у него работает? Логос, рацио, здесь - рацио, но эти, так сказать, идеи, они носят совсем другой характер, я бы сказал, технический характер, формальный характер, абстрактный характер. А Евангелие говорит, какие помышления, - и перечисляет один за другим грехи человеческие, - вот они-то, оказывается, исходят из сердца.

Православный миссионер о.Виктор Веряскин продолжит свои размышления о символике Апокалипсиса.

В.Веряскин:

- Часто являются ангелы в видениях, мы их себе так изображаем: то дитяподобные, то женоподобные с крылышками, иногда даже с какими-нибудь арфами, которые сидят, вяло брякают по струнам… Но вот интересно, в Апокалипсисе написано: вышел сильный ангел, ну, не дитё, не ребёнок, ни женоподобный юноша с крыльями, а вот сильный ангел вышел. И что он сделал? Так подул, что мало не показалось всей планете, оказывается, - ну видно, что это не ребёнок.

Я вот помню, мы с владыкой чай пили, а он говорит, как вы думаете, ангелы больше нас знают, они, значит, видят нас насквозь, или у них есть какие-то ограничения? И я, читая Апокалипсис, потом вспомнил наш разговор, прочитал толкование Андрея Кесарийского на Апокалипсис, и он пишет, что как понять, что на челах тех, кто к Богу принадлежал, ставились знаки - печать, запечатления? Он говорит, да, потому, что тайные добродетели святых и подвижников неведомы даже ангелам, и поэтому без внешнего знака ангелы не способны проникнуть в мир жизни личности святого или подвижников, так Андрей Кесарийский пишет. А значит ангелы, как это не парадоксально звучит, тоже довольно ограниченные существа. Ну, не всё они знают, а кое-что им Бог открывает специально. В одном послании апостол пишет, что в это желают проникнуть даже ангелы, то, что вам открыто. Тоже интересный вопрос, оказывается. Поэтому, когда Бог даёт конкретные миссии или поручения ангелам, то Он даёт ему полномочия это сделать и даёт знания, которые необходимы для осуществления этой миссии. А без специального Божественного откровения и повеления, и ангелы не так мощны, как мы думаем, и не так всеведущи, как нам иногда кажется. Вот почему, когда ангел по поручению Божьему, Иоанну Богослову кое-что передал, то написано, что тот испытал страх, пал перед ним и поклонился - на землю прямо пал. А ангел говорит: встань, не кланяйся мне, я сослужитель тебе и братьям твоим, Богу поклонись. Т.е. настоящий ангел тоже проявляет кеносис, тоже проявляет самоумаление, оказывается. А мы иногда – люди - кичимся, самовозвышаемся, и в этом смысле не соблюдаем ни в целом Библию, ни Новый Завет, ни Апокалипсис, поэтому это тоже для нас всё поучительно. Ангел, по определению Григория Паламы в книге «Триада в защиту священно безмолвствующих», обозначает не природу, а функцию. Ангел обозначает не природу, а функцию служения, поэтому, ангел - вестник, его функция - передавать вести. Быть посланником, быть вестником и передавать весть - вот основная функция ангела. А по природе, некоторые говорят, это бесплотный дух, это то, это сё… Мы с вами читаем и поём псалом 103: «Творяй ангелы Своя духи, и служители Своя пламень огненный», - помните? Да, оказывается. Оказывается, человек может быть ангелом, природные стихии могут быть ангелом, куст, горящий и несгорающий, может быть ангелом. Написано в Священном Писании, что Бог говорил, ангел говорил, где? В купине неопалимой, в горящем кусте, чувствуете? Поэтому ангел - это функция служения передачи Божественной вести. А природа может быть разная - природа огня, природа ветра. К тебе пришла соседка, ты в глазок заглянула, и думаешь: опять припёрлась, наверное, хочет занять денег. Ну, стучит, звонит, что делать? Открыла. Зачем пришла? Она говорит, пришла поделиться радостью. Ты думаешь, что это она начинает издалека - пришла поделится радостью, а сама денег попросит. А апостол Павел пишет: не забывайте гостеприимство. Потому что некоторые, сами того не замечая, оказали гостеприимство ангелам. Она по природе – соседка, а по функции - ангел, весть принесла. Прочитала что-то в Библии, сердце затронуло, она пришла поделится с тобой, рассказала что-то, весть принесла - не соседка, а ангел, оказывается. Шутки шутками, но, друзья дорогие, ангел – это функция. А по природе ангелы могут принимать разные формы воплощения, это зависит даже от культуры, от уровня развития цивилизации. Некоторые даже думают вплоть до того, что на тарелках инопланетяне - тоже ангелы, только по форме соответствующие современному техническому уровню развития. Я не буду спорить с такой точкой зрения, но, на самом деле, мы с вами не учитываем всего - мы с вами зафиксировали, догматизировали одну из форм проявления ангелов в какой-то цивилизации, в какое-то время, - к ней прицепились, на ней зациклились, и думаем, что других ангелов не бывает. Бывают другие ангелы, даже в виде этой соседки, видите. Поэтому, давайте, пошире на эти вещи смотреть.

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

Продолжая наш с Вами разговор о Церковном Предании, нужно сказать несколько слов ещё об одной стороне соотношений преданий с маленькой буквы этого слова и Предания с большой, в которой проявляется единство церковной истории. Поскольку Церковь всегда должна уметь опознавать, что своё, а что не своё, что может быть воцерковлено, а что - не может, что может принадлежать Богу, а что - ну никак не может. Здесь принципиально важно, чтобы Церковь внутренне умела собирать то, что в её проделанном пути достойно того, чтобы быть сохранённым, культивированным, а что надо списывать с корабля истории, так сказать.

Это тоже непросто. Можно, например, сколько угодно говорить, что крестовые походы продемонстрировали нам жестокость и варварство европейских рыцарей. Но, с другой стороны, крестовые походы появились на какой-то такой реальной, вполне духовной почве. Люди, которые шли неведомо куда, вообще не представляя, далеко это или близко, насколько далеко, что их там ждёт и так далее, они были чем-то вдохновлены. Это было принципиально – вот этот момент вдохновения. И если это принципиально, значит, этот момент вдохновения, наверное, всё-таки Церковь может записать себе в актив – как какое-то принятие к исполнению, то, в чём открылась воля Бога. Другое дело, что исполнение далеко не во всём было подобающим. Но что-то в этом было.

Или, скажем, если мы возьмём раскол 17-века в России. Раскол сам по себе, как мы хорошо знаем, - зло. Но вот духовная реальность, которая за ним стоит и с одной, и с другой стороны, - она же требует какого-то серьёзного анализа. Ведь возникло всё это не от хорошей жизни и не из голого протеста. Люди принимали мученическую смерть… С одной стороны, вызывает неприятие позиция старообрядцев. Но что-то, безусловно, вызывает совершенно естественное уважение.  Вот в этом опыте раскольников было то, чего никак не обнаружишь в действиях тогдашней патриархии. Но в таком случае мы должны в опыте старообрядцев что-то признать своим тоже. Не раскол сам, а дух, в котором пребывая, эти люди могли бескомпромиссно отстаивать чистоту нравов, неповреждённость и прочее.

Или, скажем, опыт новомучеников и исповедников нашего времени – пока Церковь не сделала его своим достоянием, то есть он реально не включён в предание. Про него все помнят, слыхали, некоторые новомученики канонизированы, составлены жития этих страдальцев, которые ценой жизни сохранили верность Христу, многие из нас прекрасно понимают, что это был беспрецедентный опыт в 20-м веке, с беспрецедентным числом жертв. Но при всём при том Церковь не переживает это сейчас как факт своей истории - почти совсем. Некоторые епископы, особенно Московского патриархата, ностальгируют по советской власти, лобызаются с нынешними лидерами коммунистов – наследниками партии, ответственной за чудовищные преступления перед человечеством. Посему непонятно, какой смысл был в этом во всём, если это практически не отражается в жизни современной Церкви? Ну, ни у кого не повернётся язык сказать, что в том, как живёт сейчас Православная Церковь, хоть как-то виден дух исповедничества 20-го века.

А это говорит о том, что чутья к единству Предания – нет. Вот такой практически-догматический вывод. И это очень важно, принципиально важно. Такое, например, понятие, как общность судьбы для всей Церкви и для каждой её малой части – это тоже вопрос внутреннего духовного единства. А людям ведь очень непросто воспринимать себя не просто частно практикующими христианами в такое-то конкретное время, в таком-то городе, со своей какой-то светской жизнью, а частью вот этого вселенского потока жизни, единого потока жизни Церкви. Я не думаю, что у многих из нас есть такое явственное сознание того, что мы – это Церковь времён второго – третьего века, но проявляющаяся сейчас, в 21-м веке, каким-то особым образом. Или что мы есть не кто иные, как часть Вселенской Церкви. Нет, мы в первую очередь – люди со своей частной судьбой, обретающиеся в определённых обстоятельствах, как-то сводящие концы с концами в этой жизни, незаметно стареющие… И при том при всём ещё и христиане. Или да, можно начать с того, что мы христиане, и при всём при том – вот всё остальное. Но скорее, вот такой баланс нашего христианства и нехристианства. Это то, что нами воспринимается ярче всего и естественнее всего. А то, что, скажем, судьба Церкви в каком-то смысле в наших руках, что вопрос будущего Церкви вообще и следующего поколения, произведённого нами в частности, стоит перед нами, и решать его нам, - это такие дебри, что сюда, кажется, человеческое сознание не спешит забредать: там заблудиться можно, глядишь, рехнёшься ещё. Чувствовать себя дитятей всех эпох, гражданином Вселенной и частью мистической Вселенской Церкви – это слишком большой духовный труд и слишком высокий пилотаж, чтобы на это так легко человек современный соглашался.

Но при всём при том, от этого никуда не деться. Потому что, если это единство распадается, если христианин становится единицей, которая предоставлена сама себе, если он не вовлёчен в эту общность судьбы в разной степени, то тогда тем самым ставится под сомнением его собственное христианство, его живая причастность апостолам и Христу.

На этом вот, давайте, и остановимся на сегодня, и если даст Бог, продолжим наши богословствования в следующий раз. Всего доброго.