Христианство и политика – тема бесконечная, собственно, так же, как и бесконечно можно говорить о христианстве и о политике по отдельности, не рассматривая никаких взаимосвязей между ними. И, тем не менее, несколько слов отца Якова Кротова по этому поводу откроют нашу нынешнюю телепрограмму.

Яков Кротов:

- Вопрос о христианстве и о политике, он, конечно, совершенно бесконечный. Ну, насколько наша политика бесконечная. Но мне бы хотелось сказать о некотором общем принципе - политика в этом смысле это, конечно, мелкий вопрос, но очень яркий. Чем христианин в политике отличается от не христианина в политике, - есть разница или нет? Вопрос о том, нужно ли христианину быть в политике, я это не рассматриваю, это вздорный, глупый вопрос, и обычно его ставят люди, христиане или не христиане, которые считают так: я в политике быть должен, а ты - пошёл прочь, болван, я за тебя всё сделаю, политика - не твоего ума дело, а моего ума дело. Если серьёзно, место христианина, хоть в политике, хоть в торговле, хоть в чём, чем оно отличается от места не христианина? Перспективой. Чем политик или великий бизнесмен отличается от не великого – дальнозоркостью, у него другая перспектива, поэтому он покупает другие акции, поэтому он осуществляет другие политические акции, потому что он дальше видит, он дальше просчитывает ходы. Что же здесь Евангелие нам помогает просчитать? Вот здесь мы сталкиваемся с двумя типами христиан. Один тип не считает вообще, или, точнее, так: он считает, что скоро конец света, поэтому вся политика должна сводиться к тому, чтобы упасть на колени, принести покаяние, всё раздать и ждать этого конца во всеоружии, т.е. безо всякого оружия. Ну, обычно это опять заканчивается тем, что человек, провозгласивший такие лозунги, всё подбирает под себя и заменяет Христа. Но есть и другой подход к Царству Божию - это сознание того, что Царство Божие приблизилось, как сказано в Евангелии. Это означает, что вечность, бесконечность из чего-то далёкого стала чем-то близким. Если обычный политик принимает решение из расчёта какой-то вот длины, на которой он полномочен принимать решение, то что - христианин? Знаменитый экономист 20-го века Джордж Хенкс славился тем, что не делал долгосрочных прогнозов. А когда его спрашивали, ну я понимаю, там два года, три, а вот, что бы вы подсказали о долгосрочной перспективе, он говорит: предсказываю – в долгосрочной перспективе мы все умрём. Ну, это совершенно то же, что говорил Амвросий Оптинский, когда его монахини, которых он опекал, и которые знали, что монастырь держится только на авторитете Амвросия, а так – съедят - вот они говорили: батюшка, батюшка, что будет? А он говорил – то и будет, что нас не будет, - серьёзно. Нас-то не будет, но это означает, что все мои враги, все мои противники, все мои конкуренты, они все будут со мной сидеть за одним столом в Царстве Небесном, не то, что я буду с праведниками за столом, а они будут в преисподней. А надо понимать, что моя тёща, мой сосед по лестничной клетке, - политика начинается на лестничной клетке, у нас это до сих пор не поняли, но это так. У нас даже, лестничная клетка так и называется лестничной клеткой, а какая же она клетка, это начало свободы, а не клетка, это клеть. Мы здесь должны начинать свободу, а не на избирательном участке, там уже финиш. Если я не могу договориться с соседом, то как мне можно поверить, кого надо избирать президентом? И поэтому в демократических странах основной акцент, вот, на лестничной клети, - и пусть это будет клеть, а не клетка. Человек, у которого ко мне ненависть и которого я ненавижу всеми фибрами души, - я христианин, но я могу ненавидеть, было бы враньё - утверждать, что это невозможно, но что делать по плоти? Где тогда моё христианство? По плоти ненавижу, а по уму Христову знаю, что всё равно это конечное состояние: моя ненависть - что-то, что сейчас закрывает глаза багровой пеленой, я не могу находиться рядом в храме с этим человеком, он вошёл - я выскочил. Я выскочил, но я понимаю, что это вздор, что через год это всё пройдёт, может быть, я сменю приход, может быть что угодно, но я Богу без этого человека не нужен. Мой Бог это Христос, Который сказал: возлюби врага. Он не сказал: немедленно возлюби врага, Он сказал просто: возлюби врага. Он даёт мне какое-то время, какое, я не знаю. Я так понимаю, что если я не возлюблю врага и не успею, Господь простит, Он не простит одного, Он не сможет это технически сделать, если я скажу, что я не намерен возлюбить врага, я его буду ненавидеть, тогда Он разведёт руками и скажет: извиняйте, но алгоритм вот такой. Значит, нам не дано знать времена и сроки, но цель нам дано знать. Ненавидь, мучайся, будь в депрессии, но не говори, что это навсегда, в этом смысл замечательного православного возгласа: и ныне и присно и вовеки веков, аминь. Потому что, вот о чём это?  Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, - мы не говорим, да здравствует Украина, и ныне и присно и во веки веков, аминь. Мы не говорим, да здравствует Россия, и ныне и присно и во веки веков, да погибнет моя тёща и ныне и присно и во веки веков. Вот, Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, - вот это вот - и ныне и присно и во веки веков, аминь. А всё остальное, все наши недоразумения, это - не ныне, не присно, и не во веки веков. Вот почаще себе это повторяйте, и тогда заработает органика вместо вот этой механики зубодробительной. Сейчас мы все, как комбайн - едем и молотим окружающих, но ничего и не растёт: оглядываешься, а там пустырь. Надо сказать всего лишь – это не навсегда, нам сразу станет неинтересно ненавидеть, а потому что человеку интересно только то, что навсегда. Искушение в том, чтобы решить, что это - навсегда наши враги. Китайцы - навсегда наши враги, арабы - навсегда наши враги, русские - навсегда наши враги. Не навсегда, не ныне и не присно и не навеки веков. Вот это - политика по-христиански, т.е. всё то, что не будучи христианином, я бы принял за бесконечность, я знаю, что это точно не бесконечность, - и я буду принимать совсем другие решения.

Далее продолжит свои раздумья о любви и браке профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

А.И.Осипов:

- У Владимира Сергеевича Соловьёва, русского философа конца 19-го века, есть такие слова интересные, когда он говорит: «И ад, и земля, и небо с особым вниманием следят за человеком в ту роковую пору, когда в него вселяется эрос». Эрос, да, ведь он их ещё не знает, и вдруг начинаются эти потрясающие изменения в самом организме, в самой психике, в самом сознании человека. В него вселяется эрос. И вот оно - взгляд и ада, и земли, и неба - куда человек пойдёт. Двинется он, действительно, по роковому пути и погибнет, опустошится, так и называют тех, которые уходят в развращённость – опустошённый. Часто даже это отражается на их лицах, это видно - опустошенный человек, одно животное только глядит там, и уже больше ничего. Есть совесть у верующего, есть Бог, есть заповеди, есть понимание смысла жизни. Вот оказывается человек перед чем, это самый острый момент жизни, от которого затем у человека зависит фактически вся его последующая жизнь. Или он убьёт в себе это самое великое, святое, чистое и прекрасное, что в нём есть, или сохранит его до брака. И вот тогда, действительно, брак будет поистине тем счастьем, которое чувствовал, которое предполагал, которого хотел, и которого, наконец, достиг человек. Полнота, Чаша любви изливается друг на друга, наполняя друг друга. Вот оно - то великое благо. Как оно великолепно, это благо, описано в старых романах, почитайте только! Сколько замечательных историй, просто поразительных. Эти истории любви, этой романтической, чистой, бескорыстной, безо всякой грязи. Этому просто, когда читаешь, поражаешься, сколько красоты и величия и совершенства в этом! С другой стороны, что сейчас предлагается? Нечто иное - как попытка оскотинить человека. Хотят убедить молодежь, что он скотина, и больше ничего. В нём уже убивают в зародыше то самое святое, что есть в душе человеческой. Кто должен заниматься воспитанием в этой области? Первое и важнейшее правило, это человек чистый, ибо это та сторона души человеческой, которая самая интимная, самая нежная. И нарушив эту нежную ткань, мы можем нанести непоправимый вред всей будущности нашего ребёнка. Христианство говорит о браке как о союзе любви. Я вам скажу, что это тоже явление новое, ведь вы же знаете как было в истории, - просто отдавали и всё, родители, и не спрашивая даже, решали всё. Христианство утверждает, что брак это дело любви, - не эгоизма, не расчёта, не искания каких-то преимуществ и благ, а это дело любви. Как это важно - любви, если хотите, чистой и бескорыстной. Т.е. где именно была бы любовь, а не что-нибудь другое. Вот именно это условие, оно возможно - когда? Когда вот те, которые вступают в брак, сохранили себя. Нужно же понять простую вещь, тот, кто не сохраняет себя до брака, теряет это всё. И вы знаете, иногда это можно видеть. Вот у нас там, в Сергиевом Посаде, смотришь, свадьбы приезжают и идут, идут некоторые, и видно: они уже почти посторонние люди, уже давно друг друга знают, уже надоели друг другу, но пора вступать в брак. Беда какая! Нет этой священной минуты, нет этой священной радости, всё будни, серые будни, даже сама свадьба. Я хочу сказать об одной важной вещи: христианство утверждает брак, где бы он не совершался, в каком бы народе, в какой бы религии, в каком бы мировоззрении. Брак всегда есть брак. Я почему это говорю, потому что слишком часто можно встретить вот эту вот анти-, я бы сказал Евангельскую, просто антихристианскую идею о том, что тот, кто не венчался, тот состоит в блуде. Это можно слишком часто встретить, и это просто возмутительные вещи. Грех состоит не в этом для верующего человека, а в том, что если он верует, то почему же ты тогда не венчаешься? Т.е. в чём, - не в его нерадении, а в его маловерии - это да. Но брак есть всегда брак. Когда люди именно создают семью, а не сожительствуют, думают, что нужно просто обвенчаться и всё -верующий, неверующий, маловерующий. Неправда это. Нельзя думать, что если люди обвенчались, то теперь у них будет всё хорошо. Ничего подобного. Очень многие сейчас венчаются, к сожалению, не получая ничего. Почему? По очень простой причине. Таинство – это не магическое какое-то действо, таинство требует от человека не только веры, а требует от человека обещания жить по совести, по заповедям. Если нет этого обещания, тогда от таинство ровным счётом ничего не остаётся. Как писал Кирилл Иерусалимский – патриарх: если ты лицемеришь, т.е. если у тебя нет никакого обещания, люди крестят тебя, а Дух Святой крестить не будет. Слыхали когда-нибудь такое? Вы подумайте только, как мы часто - лишь бы окрестить, лишь бы обвенчать. Простите, а вера есть? А решимость жить по-христиански есть? Мера веры, мера решимости только соответственно привлекает и Божественную помощь, и Божественную благодать. Таинство, ещё раз повторяю, не магия, лишь бы сделать, поэтому очень многие, кажется, и обвенчавшись, или, к примеру, получив другие таинства, затем – ах, и что же такое случилось? Я так и ответил одной: а вы и не венчались. Как не венчались, мы в  Елоховском соборе венчались! Я говорю, да не венчались вы, вы обряд совершили красивый, и больше ничего. Веры почти нет никакой, и главное решимости жить правильно, честно, по совести, по-христиански. Если нет этой решимости, мы сами себя наказываем тогда. Не может Бог идти в те двери, которые закрыты. Христос говорит: вот Я стою и стучу, кто отворит, к тому и войду. Как открыть двери можно Богу, чем? Господи, я хочу жить по-христиански, обещаю, насколько это возможно, насколько это будет в моих силах, я постараюсь жить так. Степень нашей решимости, степень нашего обещания, это и будет обуславливать степень присутствия Бога и дарование Им благодати Божией, когда мы принимаем то или иное таинство, в частности, и таинство брака.

Несколько слов о.Виктора Веряскина о символике Книги Откровения, или Апокалипсиса.

В.Веряскин:

- Обращение Иоанна к семи церквям следует, как понимать? Если семёрка означает некоторую завершенность, совершенство и полноту, то обращение к семи церквам обозначает обращение ко всем церквам в завершенности и полноте. Ведь есть разные типы духовности, разные типы характеров, темпераментов, и это надо учитывать, и к разным людям обращаться по-разному. К плотским - одним способом, к духовным – другим способом, к душевным – третьим способом. Апостол Павел говорит: я с вами не мог говорить, как с духовными, вынужден, как с плотскими. Значит, у него был индивидуальный подход, у него была какая-то классификация людей. И в зависимости от классификации, методику отдельную применял, оказывается. А мы с вами не учитываем, мы идём к человеку и думаем, что он духовный, и обращаемся к нему, как к духовному, с духовной методикой, а он - плотской. А потом удивляемся - не понимает! Как Христос послал учеников в Капернаум, а они говорят: Учитель, нас вообще не стали слушать. А Он говорит: может, сами виноваты? Может, не в том духе пришли, может, не с той методикой приступили к научению. Вы чувствуете, серьёзный вопрос, на самом деле, поэтому важно знать типы духовности, типы духовной жизни и быть во всеоружии. К этому типу обращаться с этим методом, а к этому типу - с другим подходом. Мы же так и говорим: ну ты и тип, типичный случай. Это в нашей речи нормальное выражение. Так вот, синодальный тип - это очень интересный тип, это тип от Петра I до 17-го года, который и сегодня тянется. Какой это был тип? Старая Москва старообрядческая, столица была перенесена в Петербург, там был Синод учрежден, из Киева был забран какой-нибудь там Феофан Прокопович, сочинён духовный регламент. Заставили, например, священников доносить, выдавать тайну исповеди. Император, государственная церковь, император стоит на литургии, а императору стоять пять часов на литургии тяжко, литургию сократили до двух с половиной часов. Это последствия синодального периода. Древние распевы знаменные тягучие, неспешные, - люди жили в разное время в разных ритмах, - тоже убыстрили, тоже сократили, так и называется, «сокращённый киевский распев». Кто встречал указания в нотах, тот знает. Литургию быстренько отпели красиво - придворная капелла. Набрали певцов в Глухове, там, в Черниговской губернии, из Украины привезли в Петербург, и Сковорода там пел и т.д. Потому что, что такое синодальный период – это период проявления типа эстетической религиозности, религиозности обмирщенной. Я пойду в тот храм, где красивее поют, я пойду в тот храм, где красивее фрески и росписи, я пойду в тот храм, где священный синод управляет, а нет патриарха. Своя уже структура управления, всё изменилось. Синодальный тип религиозности. А второй тип – тип  типиконческий, уставщический, он говорит, а я не пойду в тот храм, где красиво, а поют четыре стихиры, а мне надо, чтоб по уставу - двенадцать вычитали. И он пойдёт в тот храм, где устав соблюдают строго, он формалист. Потому что дело не в двенадцати стихирах или в восьми, мы иногда забываем, что вообще-то это зависело даже технически от размеров храма. В это время совершалось каждение. И пока священник с дьяконом обойдут какой-нибудь трапезный храм Киево-Печерской или Троице-Сергиевой лавры, то нужно и двенадцать стихир спеть. А в маленьком приходском храме и за четыре стихиры уже и каждение совершилось и всё. И даже технически возникает вопрос: а какой смысл - технический или догматический - выпевание или прочитывание четырёх, восьми или двенадцати? Вот такие моменты, реальные моменты. И когда у человека техника и организация стоят на первом плане, а смысл и цель стоят на втором, оказывается, возникает тип – тип типиконщика, тип уставщика, тип формалиста. Они сегодня выражены, в том числе, и в старообрядчестве. Они говорят: мы же столетиями писали «Исус» через одно «и», а Никон добавил ещё одну буковку – Иисус, а написано по букве - что? Что ни одна черта, ни одна йота не должна исчезнуть из Закона Божьего, а она исчезла - по вашей вине. Значит, у вас нет благодати, и в итоге, вы не тот тип религиозности. Чувствуете? Вот так, поэтому обращение к семи церквам – это, в том числе, и обращение к семи типам религиозности и духовности, чтоб человек проверил себя, а к какому типу я отношусь. И каждому типу даны одобрения или порицания. Эфесской церкви напиши - что? Ты оставил свои прежние дела, ты оставил первую любовь, вспомни, откуда ниспал, твори прежние дела, покайся, если не покаешься, приду и сдвину твой светильник с места. Вот каждому типу духовности даётся предупреждение. А опять расшифровать, что такое первая любовь? Исторически это описано во второй книге Деяний апостолов, там написано: первые христиане Иерусалимской общины жили вместе, ничего никто не считал своим, они жили общиной - по латыни «комунио» - и отсюда слово «коммунизм». И оказывается, это была первая любовь. Из-за любви люди были искренне открыты друг другу, у них было равенство, община, всё общее. Недолго это длилось, оставили первую любовь. И по мере охлаждения любви, упразднился первобытный коммунизм, так назвал Карл Маркс. Он говорит: хотите узнать, какими были первые христиане? Идите, там, в третью секцию интернационала и посмотрите, что коммунисты думают, делают и как собираются, и вы, говорит, увидите. Парадокс! Мы иногда забываем, что, оказывается, все, что было и есть в нашей истории и культуре, могло пойти в плюс или в минус - к Богу или к дьяволу, поэтому в социализме была своя правда, в коммунизме была своя правда. Даже в прежнем образе жизни Советского Союза была своя справедливость, и была своя правда, но мы правду забыли, а неправду помним. А духовная целостность предполагает трезвую оценку и правды и неправды, и плюсов, и минусов, и всего остального, поэтому обращение к семи церквам - это обращение к семи типам духовности. Себя примерьте к каждому описанию, себя проклассифицируйте и сами себе скажите: у Бога ко мне такие-то претензии, как к этой церкви, как к этому виду духовности, что я ни холоден, ни горяч. Ты думаешь, что ты богат и разбогател, а на самом деле ты нищий, слепой и нагой, - купи у Меня глазную мазь, помажь глаза свои, открой глаза на подлинное своё состояние. Это ко мне, оказывается, обращено, не только к какой-то формальной исторической абстрактной церкви, это - конкретно ко мне, и тогда я способен жить по Апокалипсису, я способен его исполнять.

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

О Священном Предании наш с Вами разговор.

Мы уже отмечали, что в отличии от Писания, т.е. в первую очередь, Библии, Предание - это опыт Богопознания, опыт человечества в поисках Бога. В самых разных формах. Это и творения святых отцов. Это и чинопоследования Богослужений, молитв. Это и церковная культура – пение, музыка, церковная поэзия, литература, иконография. Конечно, всё это в лучших проявлениях, когда, например, музыкальное произведение действительно вдохновенно, когда икона подлинно возвышает человека, настраивает его на более тонкие ощущения. Т.е., конечно, всё это человеческое, но то, что может приблизить нас к Богу.

Еще раз подчеркнём, Предание - это опыт движения человека к Богу, опыт Богопознания. Опыт, переданный многими поколениями. А Откровение - это, наоборот, движение Бога к человеку. Это то, что мы узнаем не в результате собственных усилий, а как Божий подарок.

И Церковь, как мы знаем, ценит Предание, хотя бы потому, что именует себя Церковью апостольской. Другими словами, мы призваны осуществлять живую связь со всеми поколениями верующих, начиная со времен апостольских.

Вообще Предание, единство Предания – это то, чем особенно дорожит православие, и с гордостью называет себя Церковью Предания, с особенной гордостью подчеркивая то, что в неизменности сохраняет тот церковный порядок, который восходит ко временам апостольским. Ну, на самом деле, это далеко не всегда так, как нам хорошо известно. Но такой преимущественный акцент на Предании – это действительно характерная черта православия. Именно поэтому православие очень подозрительно всегда воспринимает перемены. И действительно, чрезвычайно важно, чтобы эти перемены были внутренне согласованы с первоисточником. Но проблема в том, что в эмпирических крайностях это выражается в фундаментализме, в нежелании вообще что бы то ни было менять и куда бы то ни было двигаться - это уже, конечно, не верность Преданию, которое пишется с большой буквы, а верность преданиям с маленькой буквы. Хотя, справедливости ради надо сказать, что и то предание, которое с маленькой буквы, тоже нельзя воспринимать, как что-то несущественное, как то, от чего можно в любой момент отказаться. Предания с маленькой буквы, о которых мы уже говорили с Вами – это то, в чем присутствует вот то, Святое Предание. Проблема только в том, что в преданиях с маленькой буквы этого слова присутствует далеко не только Святое Предание, но и всякие этнокультурные элементы, которые связаны просто с определенной эпохой, географией… И вот эта привязка ко времени и к культуре – это как раз то, что составляет временный компонент преданий. То, от чего действительно можно отказываться, то, что можно пересматривать. А для того, чтобы понимать, что надо сохранить, а что несущественно или просто отжило свой век, - для этого надо хорошо внутренне, т.е духовно, различать, что действительно принадлежит Церкви с большой буквы, и что поэтому всегда должно в ее жизни проявляться, - и что только вот такая, подходящая для дня сегодняшнего оболочка. Именно дня сегодняшнего. Это тоже вопрос тонкий, творческий - вплоть до мелочей, который так сходу не решается, но процесс апробации чего-то нового взамен устаревшего, его рецепции,  должен бы протекать постоянно. В сегодняшнем православии, особенно постсоветского пространства, к сожалению, этого почти нет. Но разговор это отдельный.

Остановимся, давайте, сегодня на этом, а продолжим, если даст Бог, в следующий четверг. Всего доброго.