Почему женщина не может быть священником или епископом в православной Церкви? По этому поводу размышляет отец Яков Кротов. 

Яков Кротов:

- Говорят: я не хожу в церковь, - многие мужчины так говорят, - потому что там одни женщины, я чувствую себя неловко. Многие женщины говорят: я не хожу в церковь, туда ходят одни женщины, но я знаю, что такое женщины, это опасно. Там, где мужчина чувствует себя неловко, там женщина чувствует себя опасно, и она - более права. И то, и другое высказывание свидетельствует о том, что мы продолжаем оставаться, в широком смысле этого слова, архаическим патриархальным обществом. Обществом, в котором женщина занимает совершено невозможное место: она является теневым мужчиной. В патриархальном обществе считается, что это общество, где правят мужчины. Это глубокое заблуждение, на этом вырос 20 лет назад Богородичный центр, который обличал женщин, за то, что они - реальные хозяева жизни, - это было абсолютно правильно для советской женщины. Хотя в советском обществе женщина была забита донельзя, - средняя зарплата была намного ниже, чем у мужчины. В верховном совете, и вообще в органах власти, их было крайне мало -  они были исключительно по процентной разнарядке. Но тем не менее, именно в таких обществах, как и в современном индийском, пакистанском, женщина - это реально теневой кабинет. Как цыганский барон, и вообще, как цыгане: они могут ходить в красных кумачовых рубашках, потрясать гитарами и поясами, но там реально в таборе правят женщины – это матриархат. Так и патриархальное общество: мужчины покупают себе почёт и уважение, деньги, право бить женщину, но реальные решения принимают эти самые забитые и униженные, и обобранные. Это всё зависимость рабовладельца и раба. Это ужасно. Вот та зависимость, которая описана в «Капитанской дочке». Гринёв и его дядька, - он не может без дядьки, дядька не может без барина. Крепостное право, как и всякое рабство, психологически часто выручало и ту, и другую сторону, так и в патриархальном обществе. Почему так тяжело в церкви - в не свободном обществе, в патриархальном? С одной стороны, там как бы правят мужики, т.е. священник в роли цыганского барона, но именно, что в роли. Это фикция, а в реальности правят женщины. Как говорил отец Михаил Ардов: что священник? Поставь ему чурбан, надень на него фелонь, и женщина будет из него делать своего кумира. Верно. Она будет слушать этого кумира? Нет. И трагедия заключается в том, что женщина в патриархальном обществе приходит в церковь, и она не слушает Бога, - что священник, - она Бога не слушает! Священник, мужчина, приходит в церковь, и он не слушает Бога, они - рабы своего господства и своего рабства. Все эти комплексы, обиды, которые у них копятся друг на друга, получают какую-то новую форму в церкви, и преодолеть это чрезвычайно трудно. В этом смысле для меня один из великих святых это Амвросий Оптинский, который поставил своей задачей вот это освобождение женщины от зависимости мужчин, - в этом смысл женского монастыря – обители, которую он создал, а вовсе не в том, чтобы вот, набожно молиться об урожае. Освободить женщин от мужской гиперопеки, от зависимости от мужчины, дать им нормально развиваться, узнать все нормальные человеческие соблазны. Ведь у раба-то другие соблазны - мелкие, пакостные, а у свободного человека – крупные, серьёзные. Так и мужчина в роли рабовладельца - он тоже не свободен. Поэтому в сегодняшней церкви обсуждать вопрос о том, может ли женщина быть священником, абсолютно бессмысленно, потому что, можно ли обсуждать вопрос о том, может ли труп руководить заводом? Он сперва должен воскреснуть. В том виде, в каком сегодня находится женщина, она не может быть священником, но честность, конечно, требует сказать, что и мужчина в том виде, в каком он сегодня есть в патриархальном обществе, не может быть священником, - и то, и другое недопустимо, потому что священник или священница, если ты несёшь в себе вирус власти, ты будешь псевдосвященник, ты будешь деспот, и тут не важно - в юбке или в фелони. Как из этого выйти? Это не бином Ньютона, не надо изобретать велосипед. Православие и христианство - они не только украинские и русские, они есть хоть во Франции, хоть в Испании, хоть в США, хоть в Боливии, вот и открывается ответ. Церковь не может освободить общество, и это не её миссия. Церковь освобождает личность. Но если в обществе будет уравновешено положение женщины с мужчиной,  если мужчина перестанет господствовать над женщиной, а женщина перестанет быть в положении подчинения, тогда и церковь оздоровится. Как? Я не знаю, потому что этот процесс очень медленный. Но вот уже сейчас на Западе большинство верующих во всех конфессиях, включая римо-католиков, это женщины. Богословы всех конфессий преимущественно женского пола. Почему? Не знаю, может, по той же причине, по которой обычно микросхему собирают женщины - больше дисциплинированности, сосредоточенности, и никто не жалуется. Я не уверен, что священник должен быть обязательно дисциплинированным, у меня православный взгляд в этом отношении, но я думаю, что в этом смысле, мы сперва освободим мужчину и женщину, потом решим эти вопросы. А сегодня, я даже не хочу защищать женщину в церкви от обид, от понуканий, потому что, ну, как защищать несвободного человека? Это не честно, его надо освободить. А защищать, что вот, ну, это хороший раб, не надо на него кричать, смотри, это твоя хорошая холопка, рабыня, хороший дядя Том, сделай ей хорошую хижину. Нет, это подло. Господь принёс освобождение. Еврейское общество Его эпохи не было сильно патриархальным, женщина обладала более широкими правами, чем в Средневековой Европе, а нам надо хотя бы до этого уровня подтягиваться. Но как это сделать, я не очень понимаю. Но я думаю, что освобождение раба начинается с нежелания быть рабовладельцем. Пока большинство мужчин не возражает, и не задумывается о  том, какую цену мы платим за то, что женщины нам гладят церковное облачение, стирают, пекут просфоры и т.д., цена - церковность - уходит.

Далее продолжит нашу телепрограмму Алексей Ильич Осипов своими размышлениями о роли семьи в воспитании детей.

А.И.Осипов:

- Тут ещё роль семьи в становлении личности исключительна, её не могут подменить другие социальные институты. Действительно, сплошь и рядом мы видим сейчас тенденцию, когда родители отдают детей в школу, - и к педагогам претензии: вы почему мое чадо не воспитываете? Замечательно, конечно: вы почему не воспитываете? У педагога сидит 30 человек, и - вы почему не воспитываете, - мой мальчик курит и пьёт, - куда вы смотрите? Совершенно верно, роль семьи исключительна, если семья не сделает ничего в воспитании, то рассчитывать на социальный институт, на школу, какие-то клубы, общества – бесполезно. Там, скорее всего, произойдёт  обратное. Мы сейчас вступили в такую полосу жизни, когда семья остаётся фактически единственным оплотом возможного воспитания ребёнка. Улица прямо противостоит всему тому, что человек может получить в христианской семье. Школа, увы, вы знаете, во что превращается, во что превратилась, не говорю о всяких обществах. Единственно остаётся семья. Здесь задача родителей - выработать иммунитет у ребёнка против всех тех пакостей, с которыми он неминуемо столкнется. Ошибку допускают, как те родители, которые пытаются на время полностью оградить ребёнка от всего, а потом он сразу выскакивает и попадает под такой огонь, что потом и справиться не может. Такая же ошибка, когда родители говорят: «Ну, ничего, ему же надо привыкать». И, пожалуйста, ему даётся полная свобода, с кем угодно, там, общаться, чем угодно заниматься, не обращать внимания на товарищей, друзей, ничего - полная свобода. Такая же ошибка, я не знаю, даже, что хуже. Так что учтите, первое, как если лук натянуть и держать, долго не продержишь, а потом эта стрела вылетает убийственным образом. Постепенно требуется приучение, объяснение ребёнку, как и с чем он столкнется, постепенный выход его туда. Да и не возможно не выпустить туда, - в школе уже он соприкасается, надо постепенно приучать вырабатывать иммунитет против этого яда, которым наполнена атмосфера общественной жизни, - вот задача. Каким образом она может быть осуществлена, друзья мои, это вопрос, действительно, очень серьёзный, но скажу вам так, на первых порах, до какого-нибудь ещё старшего возраста, элементарного, я бы сказал, дошкольного возраста, первое и главнейшее - это поведение родителей. Самое главное дети копируют буквально, всё слышат и всё видят. Это глупые родители, которые говорят: он у меня ничего не видит, он ещё не понимает. Затем, буквально наоборот, вплоть до того, что он у меня такой умненький. Всё видит! Первый вот этот этап воспитания заключается в том, чтоб сами родители, своим примером, своим поведением, своими словами и прочим давали надлежащий образ того человека, которого они хотят воспитать. Затем, я вам скажу, особенно после переходного возраста, родители должны ребенку стать другом. Если до этого родители были – кто? Начальник,  родители – начальники вот до 15 лет, может быть, не знаю. Начальник, который, да, подчас требует слушаться, и приказать может, потом, учтите, после переходного возраста, приказы и прочее могут привести к взрыву, к революции, вы знаете, сколько детей убегает от родителей по этой причине! Задача родителей - стать другом, а не начальником. Дружбу завести для того, чтобы ребёнок проникся уважением к родителям, увидев в нём пример того, чего он, может, редко где видит. Если родители не станут друзьями детей, они не воспитают ребёнка. Не дай Бог, если создастся атмосфера конфликта. Легко сейчас создаётся. Она ещё легко создаётся за счёт этой ужасной пропаганды так называемой свободы. Вы знаете, например, в Америке, я говорил вам, по-моему, что сейчас даже пятилетний ребёнок может снять трубку, нажать кнопку, - всё сделано, приезжает полиция: «Меня папа оскорбил, меня мама ударила». Суд. Суд над родителями. Не сметь прикасаться к ребёнку. Тут же позвонит – и всё. Что делается! Представляете, ещё в этом-то возрасте, где ребёнка действительно надо наказать, поставить в угол и что-то сделать, действительно, что требуется. Что делается, ох, куда идут законы, скоро придут и к нам, не беспокойтесь, мы отставать не будем. Разрушение семейных связей… Вы знаете, сейчас примерно половина браков распадается. Это, конечно, трагедия. Чем обусловлена эта трагедия? Нашим потрясающим себялюбием, отсутствием знания элементарных начал христианской жизни. Нет терпения, нет великодушия по отношению к другому, мужа к жене, жены к мужу. Проистекает это из одной простой причины – мы не видим своих страстей. Повторяю вам, когда я вижу, что я болен, когда у меня болит рука, я не буду осуждать того, у кого болит нога. Трудно осудить другого человека в том, в чём я вижу себя повинным. Трудно. Мы не видим себя, не достигаем, я бы сказал так, первой ступени христианской жизни, первой и самой главной ступени христианской жизни, какова она? Видение греха своего. Видение того, что я грешный. И когда мы этого не видим, мы так легко соскакиваем на роль судьи, диктатора и палача, и это беда. Вот оказывается задача христианского воспитания - себя самого, прежде всего, тогда можем воспитывать и других. Невоспитанный не воспитает. Верно и то, что разрушение семьи самым трагическим образом действует на детей, это вещь абсолютно очевидная и не требующая комментариев.

Понтий Пилат, уступая разъяренной толпе иудеев, требовавших распять Иисуса Христа, на глазах у всех умыл свои руки со словами: «неповинен я в крови праведника сего…» Что это было – простым жестом или ритуалом? Отвечает на этот вопрос отец Виктор Веряскин.

В.Веряскин:

- Это мы и сегодня говорим: я умываю руки. Это вошло во фразеологизм, конечно. Действительно, во всех народах и культурах было понятие брезгливости по отношению к тем, кого они считали, например, низшего уровня развития, и когда они как бы загрязнялись через прикосновение к таким людям, то они нарушали свою ритуальную чистоту, сакральность, священность. У них было понятие кошерного и не кошерного. Как у мусульман - халяльного и не халяльного. Пельмени из баранины это халяльное, пельмени из свинины - это не халяльное для мусульманина, в Казани где-нибудь. Заходишь в магазин: вам халяльное или не халяльное, а мы даже и не понимаем, о чём разговор идёт. Кошерное - не кошерное. Так и тут. У нас есть везде, на всех уровнях жизни эти понятия. Например, в тюремном жаргоне есть понятие законтаченный - не законтаченный. Прикоснулся к кому-то, кто считается нечистым - сам  стал нечистым, очень интересный вопрос, а как стать снова чистым, после соприкосновения с не чистым? Надо совершать ритуальное омовение. Освящённой водой окропляли и омовение совершали. Вот это умывание рук, он так и сказал: я чист от крови Праведника сего. Не на мне Его кровь, я очищаю себя от той вины, которую, я чувствую, вы несёте, - вы сами Его осудили, вы сами виноваты, а я - умываю руки, не на мне кровь Праведника сего. Вы поняли, о чём идёт речь? Поэтому сегодня это приобрело другие оттенки смысла, вошло в пословицу: я устраняюсь от этого, я в этом не участвую, я в этом не виноват, я умываю руки, - поняли,  о чём идёт речь? Но на самом-то деле Достоевский сказал: «Каждый за всех во всём виноват». Потому что, как говорил Юлиус Фучик, самые страшные люди - это равнодушные, потому что с их молчаливого согласия творятся все подлости и мерзости на земле. Поэтому, когда мы говорим: я за это не ответственный, хотя это где-то на глазах происходило, то ты тоже в этом виноват, - ты не возвысил голос, ты не сказал против, ты промолчал, оказывается. Как писал Александр Галич: помолчи – попадёшь в первачи, и станешь первым человеком в этой партии, промолчи – попадёшь в палачи, потому что из-за твоего молчания, того человека, за которого ты не возвысил голос, казнят, и ты будешь его палачом. Каждый за всех и во всём виноват. И поэтому, когда мы говорим, я тоже виноват в том, что общество сегодня такое, в этом есть часть и моей вины, я беру за это часть ответственности на себя: за состояние группы, за состояние города, за состояние церкви, за состояние человечества, тогда мы расширяем наше сознание, с расширяем сердце, всех вмещаем в себя, всех любим или не любим, за всех отвечаем, а не только за себя. Тогда у нас появляется дополнительная мотивация в чём-то участвовать, что-то пытаться исправлять, оказывается, и в итоге - влиять.

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

Библия, как мы отмечали с Вами – это, как бы «ядро» Божественного Откровения - ядро в уже записанном виде известных нам текстов Ветхого и Нового Заветов.

Как Вы знаете, Священное Писание Ветхого Завета насчитывает 50 книг. Из них 39 так называемых канонических, и 11, по-православному выражаясь, неканонических, а выражаясь по-католически – второканонических. Хотя слово «второканонические» мне напоминает «осетрину второй свежести».

Слово «второканонические» предполагает, что есть канонические первого ранга, и второго ранга. Потому и отдает немного «второй свежестью». Ну, понятно, этот термин извинительный, потому что, когда православные говорят «неканонические», получается резче. Ведь, если буквально, «канонические» – это правильные, а неканонические – это то, что неправильно. Но при этом оговаривается: неканонические книги душеполезны. То есть это духовно полезные книги. В перечень книг неканонических, между прочим, попали и книги очень важные для начинающих христиан - книга Премудрости, в частности. И вот поэтому термин «неканонический» - он по-своему тоже проблематичный. А «второканонический» - это такой, в общем, ласковый термин, но который рождает у почитателей Булгакова не очень благочестивые ассоциации.

Ну, а в Новозаветном Священном Писании 27 книг. Книги, это, конечно, громко сказано, особенно если именовать книгами, скажем, такие произведения, как второе или третье послание Иоанна. Там книга – полстраницы объема. Хотя, правда, и в Ветхом Завете есть подобного объема книги. Пророка Авдия, например, или пророка Ионы – ненамного больше.

Но вот вопрос: а кто, спрашивается, объявил эти произведения каноническими или второканоническими… Кто определил, чему входить в состав канона Писания, а чему не входить?

Церковь, конечно. Но Церковь с большой буквы ничего не определяет. У Церкви с большой буквы такого рупора, который выдает дефиниции, нету. Потому что Церковь с большой буквы – это абсолютно духовная реальность. Это просто жизнь со Христом народа Божия, и отсюда никаких конечных определений прийти не могло, безусловно. Определяет такие вещи, конечно, церковь с маленькой буквы. То есть люди специально собирались, и неоднократно, достаточно долго живя до этого с разными канонами Священного Писания, как, наконец, решили, что Писание закрывается на Апокалипсисе, и дальше уже к нему ничего ни добавлять нельзя, ни убавлять ничего оттуда. Вот и всё.

Имеем ли мы в таком случае право сказать, что этот выбор абсолютно бесспорен? Нет, конечно. Однако мы верим, что всё, что происходит в Церкви, особенно в таких важных вопросах, происходит не без Промысла Божьего, который руководит людьми, даже подчас отнюдь не достойными. Поэтому, в конечном результате так вышло, что канон Библии получился такой вот, как бы уравновешенный, и когда пытаются со стороны добавить какую-то книгу – что-то из апокрифов, например – ничего не вписывается, торчит гвоздем, так сказать. Или, наоборот, когда с каноном Священного Писания попытались обращаться слишком вольно – мы уже говорили с Вами, как Мартин Лютер решился убрать из Библии ту книгу, которую всегда Церковь признавала своей, а именно Послание ап. Иакова. Ну, Вы помните, там фраза есть такая, ненавистная Лютеру: «вера без дел мертва». В этом изречении Лютер видел безусловную помеху своему важнейшему тезису о том, что спасение человека совершается только через веру. А полемика, как Вы знаете, в то время была вокруг вот этих двух измерений церковной жизни – вера и дела. И вот Мартин, пользуясь тем, что он был человеком весьма сведущим в Писании и при этом приятельствовал с Мелангтоном, который был просто непревзойденным знатоком текста Писания, - решил, что это можно изъять. И элементарно сразу получился перекос в церковной жизни. Так что можно сколь угодно нам с Вами рассуждать, скажем, о проблематичности присутствия второго и третьего Послания Иоанна в каноне Священного Писания, о проблемности Послания Иуды… Говорить об этом можно, есть исторические и логические основания сомневаться в том, что, скажем, Послания 2-е и 3-е Иоанна действительно принадлежат апостолу Иоанну. Но все-таки, очень важен тот факт, что Церковь это признала своим, и это апробировано двухтысячелетней традицией, пусть и с какими-то несоответствиями, в отличие, скажем, от Послания апостола Павла к Римлянам, в подлинности которого никто и никогда не сомневался. Поэтому вольности тут допускать нельзя: это всегда чревато.

При всем при том мы знаем, что святитель Иоанн Златоуст числил в Священном Писании Нового Завета 22 книги. В то время, как его куда более старший современник святитель Афанасий Александрийский – уже все те 27, которые и мы с Вами знаем как Писание Нового Завета. Ну и что из того, спрашивается, что они не были друг с другом в полном согласии? Неужели следует, что кто-то из них из-за этого менее святой? Нет, конечно. Но нам с Вами лучше не ссылаться на то, что, дескать, святитель Иоанн Златоуст не признавал 2-е и 3-е Послание Иоанна или Послание Иуды – дескать, тогда и я могу какую-то книгу Библии признавать, а какую-то не признавать? Во-первых, не по Сеньке шапка – ты не Иоанн Златоуст. А во-вторых, Иоанн Златоуст жил до акта рецепции Церковью канона, до акта окончательно сформулированного канона. Поэтому святителю Иоанну это было позволительно. А со стороны любого из нас это будет чрезвычайно серьезная претензия на то, что, дескать, я настолько духовен и глубок, что в состоянии категорически рассудить, принадлежит это Церкви или нет. И возьму так росчерком моего пера и изыму из издания, которое у меня дома есть, эти книги, чтобы они мне не мешали… И можете себе представить, какие последствия меня ожидают… ну, не надо быть пророком, чтобы сказать, что плохие, быть может, даже очень.

Ну и на этом, давайте, остановимся с Вами до следующего четверга. А пока я прощаюсь с Вами и желаю всего доброго.