Разные люди нас окружают – веселые и смурные, щедрые и скупые, трудолюбивые и бездельники, умные и не совсем. Отчего это зависит – от воспитания, или генов? От созвездий, школы или улицы? Да и мысли разные, которые приходят к нам в голову – откуда они берутся – извне, или они всё-таки наши? Отвечает на этот вопрос отец Яков Кротов.

   Яков Кротов:

- Поиск Бога и сомнение, соответственно, в том, что этот поиск имеет смысл, обычно вторичен по отношению к поиску себя. В первую очередь, человек спрашивает себя: а я существую? Мои мысли – это мои мысли, или это результат социального взаимодействия, обстоятельств, воспитания? Особенно в России, где до сих пор популярен такой испитой марксизм, дурно понятая философия великих педагогов и психологов – Выгодского, Ильенкова и других. Да, они учили о том, что мысль, душа, культура, самосознание – это результат взаимодействия, но они вовсе не говорили о том, что взаимодействие – это все, что нужно для бытия человека. Если человека бросить в стадо волков, вырастит волчонок и даже хуже волчонка, но это не означает, что достаточно человеческого взаимодействия, здоровой советской семьи или здоровой капиталистической семьи, достаточно поместить человека в лицей и беседовать с ним о высоких материях, о Боге, чтобы он стал человеком. Это необходимое условие, но не достаточное.  Чтобы я был человеком, должно быть тело, но этого не достаточно, чтобы я был человеком. Тело, социальное влияние – это 90% меня, но они имеют 10%-е значение, то есть зависимость не прямая, а скорее интегральная. Оказывается, что 10% загадки от человека, личности, они непредсказуемы. Мои мысли, формы их выражения, пути, по которому они движутся, во многом определяются внешними обстоятельствами – воспитанием, социумом, биологией, но главное совершается из неоткуда. Тогда человек спрашивает себя: откуда я взялся? И этот же вопрос о Боге. Я вдруг понимаю, что может существовать Бог, как творец мира, что мир, когда я начинаю чувствовать, что он живой, и в этом смысле есть кто-то, кто его создал, он указывает на Бога, но это не интересный бог.  Бог как творец – это как человек - секретарь парторганизации - не интересно, как человек - предприниматель, человек - глава семьи. Бог интересен, как Тот, Кто не сводим к творцу, Бог, как маленькая точечка, которая приближается ко мне. Откуда? Зачем? Кто я? Я тоже оказывается точка, самое главное во мне это то, что ниоткуда, из ничего возникло. Так ведь и мир сотворен из ничего. Значит, каждый раз, чтобы быть человеком, надо себе сказать – главные мои мысли - они из ниоткуда, Бог тоже из ниоткуда – Он и есть это великое Ничто, из которого берется все. Мое подобие Богу в том, что я способен принять Ничто, и из него сделать все – любовь, мысль, творение – это из неоткуда взялось, это часть моего богоподобия. Это действительно чудо. Это чудо, которое указывает на Бога и человечность в человеке. Это чудо совершается далеко не часто, не по расписанию, его можно прозевать, можно замылить, можно банализировать, но зачем этим заниматься? Лучше каждый день начинать с благодарности за это чудо и говорить себе – Ничто во мне, дыра в Ничто, и вот из этого Ничто - да будет свет!

О Боге продолжает рассуждать профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов.

Осипов А.И.:

- Иоанн Кассиан Римлянин говорит: «Бог не может быть ни огорчен обидами, ни раздражен беззакониями людей». Отцы все решительно об этом пишут, и наша догматика прямо утверждает – Бог неизменен, Бог не меняется, Бог всегда постоянен в Своих свойствах. Теперь становиться понятным то, что говорится о Божьем наказании. Что значит, Бог наказывает? Это означает, что Промыслом Своим Бог устрояет так жизнь человеческую, когда человек переживает - и то еще Господь милует, помогает - переживает следствие своих грехов; и то еще Бог сдерживает, потому что, если б Бог не сдерживал, то наверное никто бы не смог вынести все те следствия наших согрешений, которые мы постоянно творим. Мы непрерывно сами себя раним, и именно здесь и проявляется Божья любовь, и здесь Он насколько возможно умиротворяет нас, укрощает следствия наших греховных дел, мыслей и желаний. Вот что такое наказание. Здесь нет юридизма, то есть нет процесса, который мы видим в социальной жизни, когда человек совершил преступление - он наказывается. Так думали все религии, так учила ветхозаветная религия. Апостол Иаков пишет прямо – «в искушении никто не говори «Бог меня искушает», потому что Бог не искушается злом, и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью». А преподобный Марк Подвижник произносит замечательные слова: «Вина (причина) всякого скорбного случая, встречающегося с нами, суть помыслы каждого из нас. Все злое и скорбное приключается нам за возношение наше». Вот где корень. Поэтому, преподобный и говорил – не хочешь скорбей, не греши. Все злое и скорбное приключается нам за возношение наше. Вот оказывается одна из самых злостных ран, которые особенно сильно влияют на наше существование, на нашу жизнь здесь, в этом мире.

Валентина Кузнецова, переводчик-комментатор Священного Писания, рассказывает нам о жизни и трудах апостола Павла.

- Величайшее событие в жизни Павла – это встреча с живым Господом, - с этого все началось. Когда мы читаем его письма, его идеи, которые легли в основу всего нашего христианского богословия, это не умозрительные идеи, это не идеи, которые приходят, когда человек сидит у себя в кабинете и о чем-то размышляет, и думает: интересно, а наверное это так. Это все, что родилось у него в ту самую секунду, когда он увидел Господа в сиянии славы, и понял, что Тот, Кого он считал самозванцем, Тот, в чьей вине он был убежден - распятие – это форма повешения - крест – это виселица – есть Сын Божий. Повешенный на древе проклят Богом. Много людей отшатнулись от Христа, только потому, что они увидели и сказали: ну, все, вот наглядное доказательство. Что еще надо? Этот Человек проклят Богом! Павел, вероятно, в свою бытность до дамасской дороги, тоже был в этом абсолютно убежден. Но здесь у него произошел полный переворот – кого он считал самозванцем, опасным интриганом, разрушителем веры отцов, вдруг оказался в сиянии Божественной славы. Помните свет, который осветил Павла? Божественная слава – это не широта известности, слава – это с еврейского – сияние, которое, возможно, и ослепило Павла, но Бог, по милосердию, помещает это сияние в светоносное облако, которое позволяет нам видеть его в распускающихся из облака лучах. Например, на солнце невооруженными глазами мы смотреть не можем, но если светлое облачко чуть-чуть притемняет его, то мы видим сквозь него солнце. Павел понял, что этот Человек прославлен, сидит по правую сторону Бога. Правая рука Бога – это как бы соправитель Божий. В этот момент он понимает, что титул  Господь – господин, который  принадлежал только одному Единственному Богу, отныне Богом передан и Своему Соправителю – Сыну Божьему. Это не в результате каких-то размышлений, раздумий пришло к нему, а в то самое мгновение, в тот самый миг времени, когда Господь явился ему. И все богословие, как было уже сказано, на самом деле родилось из его личного опыта в то самое мгновение. Мы знаем из писем Павла, из Деяния апостолов, что Павлу дан был в этот момент Божественный дар, который он называет греческим словом «харис». Харис имеет много светских значений. На латыни это слово обозначает «грация», что в светском языке обозначает слово «харис» – что-то изящное, прелестное, прекрасное. Оно начинает употребляться и в религиозном языке, но совсем с другим значением. В Евангелии от Иоанна это слово употребляется два раза в прологе и обозначает «милость Бога». Павел делает слово «харис» центром своего богословия - это благодать. Сегодня, к сожалению люди перестали понимать что это такое – сегодня могут говорить: стяжать благодать, заработать и т.д. Павел на своем опыте знает – это прощение людей, не потому, что они заслужили прощение, не потому, что Бог вынужден их простить, - Бог, прощает грешников, не дожидаясь их раскаяния. Бог не ждал, пока Павел раскается. Бог прощает, как бы заранее, только потому, что Он добр, потому что Он любит даже грешников. Это великий дар и об этом говорит весь Новый Завет, все мы знаем авторов, но никто, кроме Павла, не говорит так часто, так постоянно о том, что ни один из нас, каким бы правильным он не был, заслужить спасение не может. Мы можем казаться праведными лишь в своих глазах, в глазах других людей, но перед великим Святым Богом вся наша святость превращается в нечто, не видимое глазом. Всегда это подарок, дар, не заслуженный и ничем не обусловленный – Бог может дать этот дар любому последнему грешнику, потому что Он волен давать свои дары. Павел говорит, что если человек работает и заслуживает чего-то – он получает зарплату, а если ему дается иногда даже вопреки - это дар. Павел это тоже испытал, потому что он был величайший грешник. Это не означает, что он где-то воровал или давал ложные свидетельские показания. Нет. Самое страшное - выступить против Бога, нарушить первую заповедь, и поэтому Павел - величайший грешник. Павел сам называет себя величайшим грешником – он пошел против Бога, он не понял, чего хочет Бог, решил сам за Бога, чего Он хочет, в чем состоит Божья воля. Благодать – это дар, не заслуженный и ничем не обусловленный. Дарят потому что хотят подарить, потому что любят.

О соборности Церкви и общества размышляет православный миссионер отец Виктор Веряскин.

Виктор Веряскин:

- Один из моих любимых религиозных философов - Владимир Соловьев создал идею всеединства, школу всеединства в религиозной философии. Второй представитель данной школы - Лев Платонович Карсавин написал интересную работу -  «Симфоническая личность». Очень интересный вопрос. Мы считаем себя личностями, но если разобраться, мы часто - особи, организмы. На уровне плоти и крови мы где-то живем, и некоторые даже думают, а есть ли у нас что-то, кроме павловских рефлексов или бехтеревских сухожильных рефлексов? И некоторые считают, что нет ничего. Некоторые считают, что любви нет, а есть феромоны – унюхали друг друга и дружат два организма. Нам смешно, но на уровне плоти и крови – это не соборность, когда мы даже собираемся в одну семью, или по каким-то другим причинам – это просто дружба двух организмов. Феофан Затворник в «Аскетике» писал, что даже когда испытываешь теплоту внутри себя, проверь – она кровяная или сердечная, или духовная. Мы говорим о теплоте отношений. Теплота отношений может быть на уровне теплоты крови, у нас животные так и называются - теплокровные, а другие – хладнокровные, и ведут себя соответственно. Он же говорит, что когда ты теплоту испытал, то надо проверить – она животная, кровяная, она венами только обусловлена, или теплотой духа. «Теплотой Духа Твоего согрей меня», - обращался Серафим Саровский к Господу в беседе с купцом Мотовиловым. Поднимаясь над этим уровнем, мы переходим на уровень души, индивида и индивидуальности, но это еще не личность – это преодоление уровня организма и особи. Организм движется потребностями – мы   2-3 часа на литургии  побыли, и организм требует перекусить «кого-нибудь» или еще что-нибудь, а мы ж говорим, что лекция интересная, я, индивидуальность, останусь на эту лекцию и не умру, если еще пару часов посижу, послушаю что-то интересное. Организм, подавив свою потребность, поставил ее под контроль своему интересу, он возвысился до второго уровня состояния души -  индивидуальности - она движется интересами, а не только потребностями. Возвысился, но еще не личность - личность движется высшими ценностями и идеалами. Митрополит Антоний Сурожский вспоминает о своих отроческих годах, лет 14-ти.  Летом, по приезде из белоэмигрантского лагеря, встречает его отец и говорит: «Что-то я тебя долго не видел, ты изменился. Что с тобой случилось? Не произошло ли там чего-то в этом лагере за летнее время?» На что юноша бодро и смело отвечает: «Что со мной могло произойти? Руки, ноги целы, голова на месте. Какой был, такой и остался».  Отец: «Нет, руки и ноги - это же не самое главное, если б ты утратил что-то из них, я б так не забеспокоился – а не утратил ли ты свою честь или достоинство свое? Это было бы страшнее утраты ноги или руки». Аристократы духа, то есть люди, которых мы считаем дворянами, они были носителями такой вот высокой культуры личности. Утрата ноги или руки – это было меньшей болью и трагедией, чем утрата чести и достоинства, поэтому и говорили: «Береги честь смолоду». Личность – это тот человек, который подчинил контролю духа свои потребности, подчинил контролю интересы свои - высшим ценностям и идеалам все это подчинил, и иерархически упорядочил их сам в себе, собрав и выстроив это все в себе. Тем самым, мы образовываем в себе идею соборности, и, по словам Льва Карсавина, выстраиваем симфоническую личность. Симфоническая личность, что это? Если нас соотнести с музыкой, каждый себя считает отдельной нотой – я звучу, а вы все замолчите! Хомяков, на просьбу провести аналогию слова «соборность» с хором, говорит: отдельная партия – не звучит. Аккорда – нет, музыки – нет, симфонии – нет, полифонии – нет.  Слово «партия» в переводе с латинского означает «часть», а не целое. Теноровая партия – это не весь хор, и сопрановая партия - не весь хор, и альтовая, и басовая – это части. Также и в политике, какая бы партия не была - или «Батьківщина», или «Наша Україна», или региональная партия – это части, а не целое. Говоря о соборности как о целостности, требуется преодоление в себе частичности, поместности. Преодоление всего эгоистического в себе и раскрытие для большей полноты и для принятия в себя другой точки зрения, другой ноты, другого ритма и такта, тогда возникнет и симфония, и полифония, и симфоническая личность, и общество, и государство. Эта идея универсальная, потому что она не только церковная, она проецируется на светскую культуру, на жизнь общества и государства, потом и все способно гармонизировать. Следовательно, если б мы в серьез воспринимали б эту идею, идею целостности как кафоличности и соборности, то у нас, возможно, было б больше успехов во взаимоотношениях между конфессиями, и во взаимоотношении между культурными группами - языковыми и этническими - внутри общества и государства, и между партиями политическими. Парадокс – мы считаем себя христианской страной. По вероучению вроде бы правильно все расписано, в учебнике догматики все правильно изложено, а в жизни и практике - такой отрыв от идеала, от того, что должно быть, и что есть на самом деле, - что мы правые в вере и правые в жизни. Соборность – это не столько данность и реальность, сколько заданность, это задание нами еще не осуществленное, а значит, надо изо всех сил стараться себя проанализировать и проверить – во мне самом осуществилась эта соборность, симфоничность, если у меня внутри какафония звучит, а не гармония – какая ж я тогда симфоническая личность?

-----

И последняя, богословская часть нашей телепрограммы.

Итак, Бог открывает Себя людям, потому что Он любит нас. Причем, здесь вряд ли можно устанавливать жесткую причинно-следственную связь, построить силлогизм, мол: Бог открывает Себя потому, что Он любит, потому, что если бы Он не открывал Себя, Он бы не был любящим Богом. Дело в том, что мы не представляем себе, что такое полнота любви…

На нашем человеческом языке любовь, во-первых, слово затасканное. Плюс многоуровневое. И здесь, конечно, от самых поверхностных, самых примитивных значений слова «любовь» мы отказываемся. Мы, понятно, не говорим о любви Божьей, как о нашей любви к жареной картошке. Или как о своей привязанности к тому или иному образу жизни, или времени года, мол, лето люблю, а зиму не люблю, хотя и говорим это искренне, безо всякой задней мысли. Но к Господу Богу такая любовь не имеет прямого отношения. Даже о любви мужчины к женщине и обратно мы тоже говорим не совсем в том же смысле, хотя это уже ближе, чем к картошке, потому что здесь может речь идти о каком-то исключительно внутреннем тяготении, которое в жизни случается далеко не всегда, как нам с Вами хорошо известно. Но даже возвышенная любовь между людьми – это далеко не то же самое, что Любовь Божественная.

Посему в сухом остатке у нас остается - что? Вот любовь в том смысле, в каком об этом говорит Иоанн Богослов. «Бог есть Любовь». Эту Любовь нельзя объяснить, Её нельзя разложить, построить смысловую структуру.

Нельзя, но, тем не менее, нужно - выхода другого нет. Иоанн говорит нам то, что мы хоть как-то можем понять. Понять, вероятно, как свою возвышенную мечту, как некое тяготение. Потому что, на самом деле, кроме той Любви нам больше ничего и не нужно в этой жизни – другое дело - люди часто этого не осознают.

Если представить себе, на минуту зафиксировать и подумать: вот если бы каждый из нас был уверен, действительно уверен, и не на основании того, что ему каждый день приходят письма из небесной канцелярии, со штемпелем, что, мол, горячо любимый, помню тебя всегда. Твой Бог… Это, конечно, приятно, но Вы понимаете, что такие удостоверения мало чего стоят. К слову сказать, наверное, подобное признание сразу бы обесценилось, если бы во всех почтовых ящиках оказались бы аналогичные письма. Но вот если была бы какая-то внутренняя убежденность в том, что ты, каков ты есть, - ты абсолютно, бесконечно дорог. Я думаю, тут не составит большого труда всем нам согласиться с тем, что в этом случае, в общем, всё равно как кустарно, эмпирически обставлена моя жизнь. Вот если Ты дорог, то всё остальное действительно приложится, как сказано в Евангелии. Приложится – значит, оно как-то утрясется, сделается. Ну, вот как еще это сказать? Бог его знает, наверное, никак.

Когда у тех или иных богословов, вроде святителя Григория Назианзина, помимо философского, еще и поэтический дар обретался, он слагал о Любви Божией гимны. Потому что – ну а как еще об этом говорить, кроме как поэтически? Ну, разве еще так, как мы с Вами пытаемся сложить некий такой гимн Любви Божией языком православного богословия на странице нашей телепрограммы, которая уже подошла к концу, и мне остается проститься с Вами до следующего четверга и пожелать всего доброго.